Пастернак и Катаев как народные заступники-1
Пастернак и Катаев как народные заступники-1
Однажды в 1937 Катаев сказал чете Мандельштамов, что он и его брат Петров называют Мандельштама в разговорах с молодыми как замечательного поэта. Надежда Мандельштам в своих воспоминаниях без тени сомнения утверждает, что это вранье, в отличие от других вещей, рассказанных им Катаевым: «Это была истинная правда, за исключением того, что братья Катаевы решались упоминать его имя в разговорах с посторонними». И можно было бы подумать, что Надежда Мандельштам прониклась у себя в Воронеже талантами ясновидящей, так что точно знала, кто в то время решался упоминать О.Э. в разговорах с посторонними, а кто нет, - но тут на помощь приходит погубивший ее мужа секретарь СП Ставский:
в том самом письме Ежову, где Ставский доносит ему на Мандельштама и просит Ежова арестовать и изъять Мандельштама из общества (по этому доносу О.Э. и был отправлен в лагерь), Ставский доносит разом и на Катаева, с недовольством сообщая, что тот выступал в защиту и поддержку Мандельштама, - автора похабных клеветнических стихов про Сталина - и выступал «остро». Таким образом, в действительности Катаев не только не стеснялся упоминать имя Мандельштама в разговорах с современниками, но и выступал за смягчение его участи перед руководством.Ясновидящая из Надежды Мандельштам была никакая.
О Борисе Пастернаке, наряду с выдуманной историей о том, как он якобы отказался подписывать обращение писателей к начальству с просьбой беспощадно покарать выродков-вредителей-изменников (ничего подобного не было, оба соответствующих обращения он именно что подписал, хотя от первого попробовал было уклониться), ходит истинная история о том, как по мольбе Ахматовой он в 1935 году написал Сталину, прося его пощадить и освободить только что арестованных Пунина и Льва Гумилева. Менее известно, что Пастернак при этом сказал: "Сколько бы кто другой ни просил, я бы не сделал, а тут уж...» (Анатолий Найман, «Рассказы об Анне Ахматовой») - и этими словами действительно вполне верно охарактеризовал свою стратегию в этом вопросе.
Ин дело прохиндей Валентин Петрович
: этот заступался за опальных и репрессированных и помогал им довольно часто, и даже не приговаривал при этом, на какой вес золота таковую его услугу надо расценить, и какое превеликое исключение для данного человека он оной услугой делает*. Даже случайно, навскидку собранные обрывочные известия сообщают об участии Катаева в хлопотах о Мандельштаме, Эрдмане, Стениче и Заболоцком. Чему последуют пункты.
*Правда, он и Сталину не писал - его обращения адресовались функционерам на один-два ранга ниже. Но он и не был вторым по ранжиру прозаиком страны Советов, а Пастернак был вторым по советскому ранжиру поэтом в государстве: Бухарин на Первом Съезде Писателей (1934) призвал официально назвать Пастернака первым поэтом Советского Союза и революции, а Сталин резолюцией о Маяковском передвинул его с первого места на второе. Кстати, в частной записке 11.02. 1956 Пастернак вспоминал: "Именно в 36 году, когда начались эти страшные процессы (вместо прекращения поры жестокости, как мне в 35 году казалось), все сломилось во мне, и единение с временем перешло в сопротивление ему, которого я не скрывал". (Пастернак Е.Б. [его сын]. Борис Пастернак. Биография). От КОГО он этого не скрывал, загадка, чтО ему было скрывать - еще большая загадка, поскольку мы отлично помним, что он совершенно искренне писал о сталинском высшем гуманизме и величии покойного еще и в 1953. Вот падением и казнью Н.И. Бухарина, который его на Первом Съезде столь возвеличил, Пастернак действительно был потрясен: о Бухарине он был самого высокого мнения, тот ему активно покровительствовал, и именно преследования Бухарина были тем моментом начала «страшного», которое Пастернак имел в виду в высказывании 1956-го. Бухарин в самый раз подходил для его любви: ярый сторонник красного террора (напечатал даже, что расстрелы при этом терроре являются одним из методов выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи), и военного коммунизма (ну это пока Ильич в 1921 фронт не переменил, - куда Ильич, туда и он), автор фразы «мы царевен за ненадобностью немного расстреляли»… Самый подходящий объект для пастернаковской влюбленности.