Фальсификация... 5. Окончание.
Фальсификация... 5. Окончание.
Перед тем, как изложить, наконец, мое объяснение разбираемой ситуации, необходимо указать еще на два важных обстоятельства.
1. В русской эмиграции еврейский вопрос и место русского еврейства / русских евреев как в том, что уже произошло, так и в том, что будет происходить при освобождении России от большевизма (которое эмиграция мыслила до второй половины 30-х гг вполне вероятным), обсуждался широко и остро. При этом и в воздухе висели, и неоднократно высказывались, в частности следующие тезисы:
а. евреи России участвовали в антибольшевистских движениях в относительно меньшей (и существенно меньшей) мере, чем христиане / русские;
б. евреи России оказали большевикам активную поддержку и приняли участие в большевистском движении в относительно большей (и существенно большей) мере, чем христиане / русские;
в. национальная еврейская общественность - «политическое еврейство» - не желала поддерживать антибольшевистские движения и призывать евреев к участию в них и поддержке их, сосредоточившись на защите интересов и безопасности собственно евреев в их тылу и относясь к ним, в общем, оппозиционно.
г. к этому прибавлялись широко распространенные утверждения о том, что если евреи в целом, как и вся страна, понесли на круг от большевиков куда больше ущерба, чем приобрели выгод, то большевистская политика была такова, что ущерба евреи несли от нее относительно меньше, чем христиане / русские, а выгод от нее получили относительно больше, чем христиане / русские (хотя баланс ущерба и выгод, принесенных большевиками, и для тех и для других выходил сильно в сторону ущерба).
Я нарочно не касаюсь заявлений о мировом еврейском или жидомасонском заговоре, о сотнях евреев, присланных прямиком из Америки американским еврейством в Петроград, чтобы они составили там верхушку большевистской администрации (что, мол, и произошло), и т. п. Подобные мнения были распространены на крайнем правом фланге российской эмиграции, в среде людей, не очень далеко ушедших от кн. Жевахова, который как-то, по собственному убеждению, наблюдал воочию самого Сатану, в виде неизвестного науке зверя двигавшегося в непосредственной близости него. Я говорю именно о суждениях, основанных на вполне рационально полученных впечатлениях от событий 1917-1920 гг.
Под влиянием этих впечатлений и офомляющих их суждений, изложенных выше, в отношениях разных слоев русской эмигрантской общественности к групповой репутации евреев и участию евреев (и особенно «политических евреев») в русском экономическом, культурном и государственном строительстве произошли существенные сдвиги. Около 1900 г. либеральная, левоцентристская и левая русская общественность была, в общем, юдофильской. Речь вовсе не идет просто о требовании равноправия. При самом истовом восприятии принципа гражданского равноправия евреев и лозунгов защиты их от какой-либо дискриминации или возбуждения антиеврейских чувств, созерцание, например, еврея-офицера может вызывать самые разные реакции, например, такие:
(I) «Вот представитель угнетенной ранее царизмом этноконфессиональной группы, перед которой мы, Россия, по случаю этого угнетения в большом долгу; как хорошо, что теперь люди из этой этноконфессиональной группы могут беспрепятственно становиться офицерами; сердце радуется всякий раз, как видишь такое изживание вековой несправедливости, и как хорошо, что таких случае много»;
или: (II) «Вот человек, которому принципы гражданского равноправия, подлежащие твердому соблюдению, дали возможность стать офицером нашего государства, и который с большой вероятностью окажется очередным «революционным прапорщиком», каких мы навидались. Чем меньше таких офицеров, тем лучше».
Оба мнения вполне сочетаются с твердыми соблюдением гражданского равноправия и защите прав любого гражданина от дискриминации, враждебности, продиктованной ethnic hatred'ом и др. И, как показывают все источники, под впечатлением от событий 1917-1920 маятник настроений либеральной и даже более левой русской общественности достаточно заметно двинулся в направлении от позиции, характеризуемой пассажем (I) к позиции, характеризуемой пассажем (II). В случае свержения большевистского режима в России эта перемена не могла бы не влиять на то место, которое оказалось бы занято евреями в жизни постбольшевистской России.
Обсуждаемая нами группа еврейских общественных деятелей в Берлине не могла оставаться равнодушной к подобной перемене и к ухудшению групповой репутации евреев в глазах именно той среды (русской либеральной и левой общественности), которая до недавнего времени была благожелательна к евреям, союзничала с «политическим еврейством» и готова была приветствовать расширение участия евреев в различных сферах жизни страны - тем более, что именно эта среда в случае падения большевистской власти могла, как ожидалось, стать одной из направляющих сил в развитии новой России (и тем более, что все остальные, то есть более правые, чем указанная общественность, силы, заведомо предпочитали бы, чтобы евреи оказывали как можно меньше влияния на жизнь России; бессмысленно было бы и пытаться добиться перемены их отношения к этому вопросу).
Противодействие описанному выше ухудшению групповой репутации российского еврейства в глазах либерально-демократической русской общественности и полемика по этому вопросу с общественностью более правой осуществлялись в различных выступлениях еврейских общественных деятелей еще в самом 1919 году, и последние стремились опровергнуть тогда именно те суждения (а-г), которые я перечислил выше. Но в 1919 году способы такого опровержения были следующими: доказывалось (кем-то - заведомо искренне, кем-то, несомненно, нет; в источниках я встречал явные образцы обоих подходов к делу), что евреи терпят от большевиков как раз БОЛЬШЕ, чем христиане / русские (и вообще больше всех), а участвуют в большевизме как раз В МЕНЬШЕЙ СТЕПЕНИ, чем христиане / русские (при этом делались заявления в том духе, что со стороны евреев в большевизме участвует лишь горстка отщепенцев, отрекшаяся одновременно от самого своего еврейства, русские же участвуют в большевизме и поддерживают его массово и без отрыва от своей этнической среды). Яркие примеры таких заявлений я буду еще помещать в своем ЖЖ. Я встретил в попавшихся мне источниках 1918 года единичную попытку показать даже, что и в БОРЬБЕ с большевиками евреи делают то, что не по силам или не по смелости русским / христианам, однако такие попытки никакого распространения не имели.
В 20-х гг. отстаивать групповую репутацию евреев в глазах русской общественности _по этой_ линии было бы безнадежно, и вышеперечисленные утверждения сменились другими: указывалось, что в относительно большей вовлеченности евреев в большевизм, чем в антибольшевизм, а также в том, что евреи оказали антибольшевистским движениям относительно меньше поддержки, чем христиане, виноваты _сами антибольшевистские движения, ибо своим антисемитизмом и попускаемыми ими насилиями над евреями они сами парализовывали потенциальную поддержку, которую им могло бы оказать еврейство, сами, насколько это от них зависело, отталкивали евреев от себя к красным (которые и с антисемитизмом активно боролись, и погромы-де нещадно пресекали), и объективно играли тем самым в руку последним.
Но именно эту линию и проводят Штиф - Шехтман и Ко, а аудиторией их и была прежде всего либерально-демократическая русская общественность в эмиграции, см. выше!
В самой еврейской среде тому толку национальной еврейской общественности, к которому принадлежали Штиф - Шехтман и Ко, также приходилось вести борьбу против другой группы еврейской общественности - малой, но активной группы еврееских общественно-политических деятелей, стоявших и во время Гражданской войны, и после нее на позиции прочной поддержки Добровольческой армии (Бикерман, Пасманник и др.). Эта группа обрушивалась на толк, к которому принадлежали наши авторы, с самыми резкими обвинениями, и агитировала против нее именно в еврейской среде. Ожесточенность антагонизма между ними была такова, что Бикерман публично, в печати именовал Штифа, Шехтмана и пр. «нашими национал-социалистами», то есть приравнивал их к Гитлеру и его людям (обыгрывая то, что его противники были и сионистами, т.е. националистами, и социалистами разом). Обвинения, которые предъявляли «Бикерман и Ко» «Штифу и ко» заключались прежде всего в том, что «Штиф и Ко», будучи национальными общественными деятелями, вместо того, чтоб сплачивать евреев вокруг дела Добровольческой армии и всеми силами агитировать за поддержку ее антибольшевистской борьбы, устранились от такой поддержки, лишь шипели Добрармии в спину, возводили на нее несправедливые обвинения, в том числе перед лицом Европы, и тем самым играли объективно в руку красных, страшно подведя и предав тем самым своих, так сказать, «доверителей», собставенный народ - еврейскую массу, на которую в результате опустился большевистский молот.
Хотя группа «продобровольческих» еврейских деятелей пользовалась в еврейской среде куда меньшим влиянием, чем их противники, оставить ее пропаганду без противодействия эти противники также не могли, тем более, что пропаганда эта велась не только на идиш и в еврейских изданиях, но и в специальных статьях и сборниках для русской общественности за рубежом. А это уже шло непосредственно против попыток «Штифа и Ко» доказать свое перед лицом той же русской общественности! Поэтому «Штиф и Ко» должны были как-то отбивать обвинения со стороны группы Бикермана - Пасманника как перед лицом русской среды, так и перед лицом среды еврейской. И действительно: в обсуждаемом труде Шехтмана по добровольческим погромам редакция не удержалась от того, чтобы в предпосланном этому труду предисловии от себя СПЕЦИАЛЬНО не назвать Бикермана и не осудить его самым резким образом (Шехтман. Указ. соч. С. 27 сл.). Этот момент для нас весьма важен, так как прямо доказывает то, что при составлении этого труда наши авторы сознательно имели в виду полемику с «Бикерманом и Ко», дискредитацию из позиции и опровержение их обвинений в свой адрес.
А всего этого достичь, опять-таки, можно было бы только одним: доказывать (или показывать), что Добровольческая армия САМА по своей вине создала для «политических евреев» полную невозможность звать свой народ к поддержке дела Добрармии, и сама отталкивала, насколько могла, симпатии евреев от белых к красным.
Таким образом, доказывать, что движение ВСЮР было антисемитским и для евреев гибельным, а красный режим - нет, «Штифу и Ко» приходилось вовсе не для-ради улучшения большевистской репутации (о самих по себе большевиках они нимало не заботились), а для своего собственного оправдания перед лицом еврейской и русской эмигрантской среды от нападок «Бикермана и Ко», а также для возможного улучшения еврейской групповой репутации в глазах своих традиционных (до недавнего времени) союзников - либеральной и левой русской интеллигенции. Именно этим задачам и служит попытка доказать, что белые громили ВДЕСЯТЕРО хуже красных, а для доказательства этого и потребовались прослеженные мной фальсификации. Они объясняются отнюдь не тем, что в сердцах «Штифа и Ко» стучал пепел сгоревших при погроме в Фастове; они объясняются целями политической пропаганды и политической борьбы «Штифа и ко» в свою пользу и в пользу русского еврейства, как они ее пониимали.
В самом 1919 эти люди старались не столько о защите рядовых евреев от погромов, сколько о том, как бы "просунуть ногу в дверь" и добиться от командования добровольцев зацепок и гарантий в отношении места и влияния еврейства в будущей белой России. В победе белых они не сомневались, и все их оппонирование белым, отказ в поддержке их перед Западом и преувеличенные жалобы на них, адресованные тому же Западу, вызывалось соображениями следующего рода: "они все равно победят, и надо заранее как можно больше успеть у них выторговать, используя все средства нажима". Действительные и вполне потрясающие бедствия, переживаемые евреями, в том числе от преступлений чинов ВСЮР служили для этих людей прежде всего инструментом и рычагом такого нажима - о чем говорит вся их тактика использования и преувеличения этих бедствий и характер их требований к добровольческой власти (как я уже писал, то, чего они у нее просили, не спасло бы от погромов ни одного лишнего человека, но вот определенные политические дивиденды организованным еврейским общественно-политическим группам принесло бы). Точно так же вели себя, к примеру, кубанские самостийники, подгрызавшие добровольцев с тыла в полной уверенности, что победить-то те победят все равно, и надо урвать как можно больше заранее, так как после победы, естественно, новые владыки несклонны будут давать новые льготы и поощрения.
Когда ВСЮР к крайнему потрясению описывемой группы еврейских общественных деятелей, потерпели поражение, и эти деятели должны были срочно спасать свою шкуру от большевиков, убегая из Киева в Одессу под прикрытием белых войск, - для них оставались только две возможности: посыпать себе голову пеплом и покаяться за свою политическую линию перед собственным народом и перед Россией в целом, либо _оправдывать_ задним числом тот факт, что они в пору смертельного кризиса сварились и качали права с единственнной силой, которая защищала их "подопечных" - еврейство - от большевиков с их военным коммунизмом. Оправдывать это можно было только тем, что евреям с добровольцами просто невозможно было якобы вести дела из-за принципиального антисемитизма всего Добровольческого движения и попускаемых его руководством погромов. Отсюда и все вышеперечисленные мифы. Точно по той же логике, кстати, вели себя в эмиграции самостийники, Воронович из "зеленых" и пр.
Перед тем, как изложить, наконец, мое объяснение разбираемой ситуации, необходимо указать еще на два важных обстоятельства.
1. В русской эмиграции еврейский вопрос и место русского еврейства / русских евреев как в том, что уже произошло, так и в том, что будет происходить при освобождении России от большевизма (которое эмиграция мыслила до второй половины 30-х гг вполне вероятным), обсуждался широко и остро. При этом и в воздухе висели, и неоднократно высказывались, в частности следующие тезисы:
а. евреи России участвовали в антибольшевистских движениях в относительно меньшей (и существенно меньшей) мере, чем христиане / русские;
б. евреи России оказали большевикам активную поддержку и приняли участие в большевистском движении в относительно большей (и существенно большей) мере, чем христиане / русские;
в. национальная еврейская общественность - «политическое еврейство» - не желала поддерживать антибольшевистские движения и призывать евреев к участию в них и поддержке их, сосредоточившись на защите интересов и безопасности собственно евреев в их тылу и относясь к ним, в общем, оппозиционно.
г. к этому прибавлялись широко распространенные утверждения о том, что если евреи в целом, как и вся страна, понесли на круг от большевиков куда больше ущерба, чем приобрели выгод, то большевистская политика была такова, что ущерба евреи несли от нее относительно меньше, чем христиане / русские, а выгод от нее получили относительно больше, чем христиане / русские (хотя баланс ущерба и выгод, принесенных большевиками, и для тех и для других выходил сильно в сторону ущерба).
Я нарочно не касаюсь заявлений о мировом еврейском или жидомасонском заговоре, о сотнях евреев, присланных прямиком из Америки американским еврейством в Петроград, чтобы они составили там верхушку большевистской администрации (что, мол, и произошло), и т. п. Подобные мнения были распространены на крайнем правом фланге российской эмиграции, в среде людей, не очень далеко ушедших от кн. Жевахова, который как-то, по собственному убеждению, наблюдал воочию самого Сатану, в виде неизвестного науке зверя двигавшегося в непосредственной близости него. Я говорю именно о суждениях, основанных на вполне рационально полученных впечатлениях от событий 1917-1920 гг.
Под влиянием этих впечатлений и офомляющих их суждений, изложенных выше, в отношениях разных слоев русской эмигрантской общественности к групповой репутации евреев и участию евреев (и особенно «политических евреев») в русском экономическом, культурном и государственном строительстве произошли существенные сдвиги. Около 1900 г. либеральная, левоцентристская и левая русская общественность была, в общем, юдофильской. Речь вовсе не идет просто о требовании равноправия. При самом истовом восприятии принципа гражданского равноправия евреев и лозунгов защиты их от какой-либо дискриминации или возбуждения антиеврейских чувств, созерцание, например, еврея-офицера может вызывать самые разные реакции, например, такие:
(I) «Вот представитель угнетенной ранее царизмом этноконфессиональной группы, перед которой мы, Россия, по случаю этого угнетения в большом долгу; как хорошо, что теперь люди из этой этноконфессиональной группы могут беспрепятственно становиться офицерами; сердце радуется всякий раз, как видишь такое изживание вековой несправедливости, и как хорошо, что таких случае много»;
или: (II) «Вот человек, которому принципы гражданского равноправия, подлежащие твердому соблюдению, дали возможность стать офицером нашего государства, и который с большой вероятностью окажется очередным «революционным прапорщиком», каких мы навидались. Чем меньше таких офицеров, тем лучше».
Оба мнения вполне сочетаются с твердыми соблюдением гражданского равноправия и защите прав любого гражданина от дискриминации, враждебности, продиктованной ethnic hatred'ом и др. И, как показывают все источники, под впечатлением от событий 1917-1920 маятник настроений либеральной и даже более левой русской общественности достаточно заметно двинулся в направлении от позиции, характеризуемой пассажем (I) к позиции, характеризуемой пассажем (II). В случае свержения большевистского режима в России эта перемена не могла бы не влиять на то место, которое оказалось бы занято евреями в жизни постбольшевистской России.
Обсуждаемая нами группа еврейских общественных деятелей в Берлине не могла оставаться равнодушной к подобной перемене и к ухудшению групповой репутации евреев в глазах именно той среды (русской либеральной и левой общественности), которая до недавнего времени была благожелательна к евреям, союзничала с «политическим еврейством» и готова была приветствовать расширение участия евреев в различных сферах жизни страны - тем более, что именно эта среда в случае падения большевистской власти могла, как ожидалось, стать одной из направляющих сил в развитии новой России (и тем более, что все остальные, то есть более правые, чем указанная общественность, силы, заведомо предпочитали бы, чтобы евреи оказывали как можно меньше влияния на жизнь России; бессмысленно было бы и пытаться добиться перемены их отношения к этому вопросу).
Противодействие описанному выше ухудшению групповой репутации российского еврейства в глазах либерально-демократической русской общественности и полемика по этому вопросу с общественностью более правой осуществлялись в различных выступлениях еврейских общественных деятелей еще в самом 1919 году, и последние стремились опровергнуть тогда именно те суждения (а-г), которые я перечислил выше. Но в 1919 году способы такого опровержения были следующими: доказывалось (кем-то - заведомо искренне, кем-то, несомненно, нет; в источниках я встречал явные образцы обоих подходов к делу), что евреи терпят от большевиков как раз БОЛЬШЕ, чем христиане / русские (и вообще больше всех), а участвуют в большевизме как раз В МЕНЬШЕЙ СТЕПЕНИ, чем христиане / русские (при этом делались заявления в том духе, что со стороны евреев в большевизме участвует лишь горстка отщепенцев, отрекшаяся одновременно от самого своего еврейства, русские же участвуют в большевизме и поддерживают его массово и без отрыва от своей этнической среды). Яркие примеры таких заявлений я буду еще помещать в своем ЖЖ. Я встретил в попавшихся мне источниках 1918 года единичную попытку показать даже, что и в БОРЬБЕ с большевиками евреи делают то, что не по силам или не по смелости русским / христианам, однако такие попытки никакого распространения не имели.
В 20-х гг. отстаивать групповую репутацию евреев в глазах русской общественности _по этой_ линии было бы безнадежно, и вышеперечисленные утверждения сменились другими: указывалось, что в относительно большей вовлеченности евреев в большевизм, чем в антибольшевизм, а также в том, что евреи оказали антибольшевистским движениям относительно меньше поддержки, чем христиане, виноваты _сами антибольшевистские движения, ибо своим антисемитизмом и попускаемыми ими насилиями над евреями они сами парализовывали потенциальную поддержку, которую им могло бы оказать еврейство, сами, насколько это от них зависело, отталкивали евреев от себя к красным (которые и с антисемитизмом активно боролись, и погромы-де нещадно пресекали), и объективно играли тем самым в руку последним.
Но именно эту линию и проводят Штиф - Шехтман и Ко, а аудиторией их и была прежде всего либерально-демократическая русская общественность в эмиграции, см. выше!
В самой еврейской среде тому толку национальной еврейской общественности, к которому принадлежали Штиф - Шехтман и Ко, также приходилось вести борьбу против другой группы еврейской общественности - малой, но активной группы еврееских общественно-политических деятелей, стоявших и во время Гражданской войны, и после нее на позиции прочной поддержки Добровольческой армии (Бикерман, Пасманник и др.). Эта группа обрушивалась на толк, к которому принадлежали наши авторы, с самыми резкими обвинениями, и агитировала против нее именно в еврейской среде. Ожесточенность антагонизма между ними была такова, что Бикерман публично, в печати именовал Штифа, Шехтмана и пр. «нашими национал-социалистами», то есть приравнивал их к Гитлеру и его людям (обыгрывая то, что его противники были и сионистами, т.е. националистами, и социалистами разом). Обвинения, которые предъявляли «Бикерман и Ко» «Штифу и ко» заключались прежде всего в том, что «Штиф и Ко», будучи национальными общественными деятелями, вместо того, чтоб сплачивать евреев вокруг дела Добровольческой армии и всеми силами агитировать за поддержку ее антибольшевистской борьбы, устранились от такой поддержки, лишь шипели Добрармии в спину, возводили на нее несправедливые обвинения, в том числе перед лицом Европы, и тем самым играли объективно в руку красных, страшно подведя и предав тем самым своих, так сказать, «доверителей», собставенный народ - еврейскую массу, на которую в результате опустился большевистский молот.
Хотя группа «продобровольческих» еврейских деятелей пользовалась в еврейской среде куда меньшим влиянием, чем их противники, оставить ее пропаганду без противодействия эти противники также не могли, тем более, что пропаганда эта велась не только на идиш и в еврейских изданиях, но и в специальных статьях и сборниках для русской общественности за рубежом. А это уже шло непосредственно против попыток «Штифа и Ко» доказать свое перед лицом той же русской общественности! Поэтому «Штиф и Ко» должны были как-то отбивать обвинения со стороны группы Бикермана - Пасманника как перед лицом русской среды, так и перед лицом среды еврейской. И действительно: в обсуждаемом труде Шехтмана по добровольческим погромам редакция не удержалась от того, чтобы в предпосланном этому труду предисловии от себя СПЕЦИАЛЬНО не назвать Бикермана и не осудить его самым резким образом (Шехтман. Указ. соч. С. 27 сл.). Этот момент для нас весьма важен, так как прямо доказывает то, что при составлении этого труда наши авторы сознательно имели в виду полемику с «Бикерманом и Ко», дискредитацию из позиции и опровержение их обвинений в свой адрес.
А всего этого достичь, опять-таки, можно было бы только одним: доказывать (или показывать), что Добровольческая армия САМА по своей вине создала для «политических евреев» полную невозможность звать свой народ к поддержке дела Добрармии, и сама отталкивала, насколько могла, симпатии евреев от белых к красным.
Таким образом, доказывать, что движение ВСЮР было антисемитским и для евреев гибельным, а красный режим - нет, «Штифу и Ко» приходилось вовсе не для-ради улучшения большевистской репутации (о самих по себе большевиках они нимало не заботились), а для своего собственного оправдания перед лицом еврейской и русской эмигрантской среды от нападок «Бикермана и Ко», а также для возможного улучшения еврейской групповой репутации в глазах своих традиционных (до недавнего времени) союзников - либеральной и левой русской интеллигенции. Именно этим задачам и служит попытка доказать, что белые громили ВДЕСЯТЕРО хуже красных, а для доказательства этого и потребовались прослеженные мной фальсификации. Они объясняются отнюдь не тем, что в сердцах «Штифа и Ко» стучал пепел сгоревших при погроме в Фастове; они объясняются целями политической пропаганды и политической борьбы «Штифа и ко» в свою пользу и в пользу русского еврейства, как они ее пониимали.
В самом 1919 эти люди старались не столько о защите рядовых евреев от погромов, сколько о том, как бы "просунуть ногу в дверь" и добиться от командования добровольцев зацепок и гарантий в отношении места и влияния еврейства в будущей белой России. В победе белых они не сомневались, и все их оппонирование белым, отказ в поддержке их перед Западом и преувеличенные жалобы на них, адресованные тому же Западу, вызывалось соображениями следующего рода: "они все равно победят, и надо заранее как можно больше успеть у них выторговать, используя все средства нажима". Действительные и вполне потрясающие бедствия, переживаемые евреями, в том числе от преступлений чинов ВСЮР служили для этих людей прежде всего инструментом и рычагом такого нажима - о чем говорит вся их тактика использования и преувеличения этих бедствий и характер их требований к добровольческой власти (как я уже писал, то, чего они у нее просили, не спасло бы от погромов ни одного лишнего человека, но вот определенные политические дивиденды организованным еврейским общественно-политическим группам принесло бы). Точно так же вели себя, к примеру, кубанские самостийники, подгрызавшие добровольцев с тыла в полной уверенности, что победить-то те победят все равно, и надо урвать как можно больше заранее, так как после победы, естественно, новые владыки несклонны будут давать новые льготы и поощрения.
Когда ВСЮР к крайнему потрясению описывемой группы еврейских общественных деятелей, потерпели поражение, и эти деятели должны были срочно спасать свою шкуру от большевиков, убегая из Киева в Одессу под прикрытием белых войск, - для них оставались только две возможности: посыпать себе голову пеплом и покаяться за свою политическую линию перед собственным народом и перед Россией в целом, либо _оправдывать_ задним числом тот факт, что они в пору смертельного кризиса сварились и качали права с единственнной силой, которая защищала их "подопечных" - еврейство - от большевиков с их военным коммунизмом. Оправдывать это можно было только тем, что евреям с добровольцами просто невозможно было якобы вести дела из-за принципиального антисемитизма всего Добровольческого движения и попускаемых его руководством погромов. Отсюда и все вышеперечисленные мифы. Точно по той же логике, кстати, вели себя в эмиграции самостийники, Воронович из "зеленых" и пр.