Человек, которому хотелось, чтобы последний царь был умный, а Ленин умер от сифилиса
Человек, которому хотелось, чтобы последний царь был умён, а Ленин умер от сифилиса.
Если бы сейчас начали писать новую биографию Брежнева с учетом всего, что стало о нем известно, то название ей подошло бы именно такое. Вообще, работать с биографическими материалами людей, родившихся в первой трети 20 века, грустно, но совсем не так грустно, как это было бы применительно к предыдущим и последующим поколениям. Для тех, кто родился в последней трети 19 века, приятие большевизма или благоприятствование ему было преступным. Для тех, кто родился в конце 1930-х и далее, хорошее или терпимое отношение к Октябрьской революции, Ленину-Сталину, сов. государственной религии, ее охране, соответствующим рогаткам, соответствующим мерам во внешней и внутренней политики - было бы постыдным (или простительным в зависимости от их культурного ценза и осведомленности). Но вот большинству родившихся в первую треть 20 века ставить в вину приятие большевизма и советской гос.религии было бы столь же бессмысленно, как ставить в вину испанскому алькальду 16 века то, что он искренне полагает, что на испанской земле не может быть терпима ни одна религия, кроме католической, что инквизиция необходима, а еретиков необходимо уничтожать. Если такой алькальд судит по справедливости и закону, считает необходимым разбираться с каждым по его личной вине, не пустошить людей излишними налогами, а за ересь карать действительных, всерьез уличенных в ней еретиков, а не абы кого за кривое слово о римском папе - то с него взятки гладки. Если он дошел и до того, что не всякий тот человек еретик, кого инквизиция признала еретиком, ибо она часто черт-те что творит - то это уже не взятки гладки, а пятерка с плюсом.
Если он еще и дошел до того, что еретик - это только тот, кто сознательно противопоставляет себя Церкви и католической доктрине как ее враг, а не всякий, кто выдумал, что-де Господь и ангелы самозародились в мировой стихии - то перед таким алькальдом уже следует снимать шляпу.
Если он еще и думает, что инастоящих еретиков (не агитаторов против короны по еретическим соображениям, а просто настоящих еретиков) следовало бы не казнить, а разве что в тюрьму сажать, потому что казнить за такое - это безобразный перебор, - то вдвойне.
Если он еще и думает, что даже и агитаторов-против-короны-по-еретическим соображениям, если они только не прибегают к оружию и не поднимают людей на бунты, а ограничиваются памфлетами и шушуканьем, не надо жечь, а разве что в тюрьму сажать - то втройне.
Если он еще и думает, что их даже и в тюрьму сажать не стоило бы, потому что само же государство своими крайне нехристианскими (по мнению нашего алькальда) поступками, возведенными им, государством, в закон - непосильными налогами, чрезмерными карами за ересь и прочими скверными делами - берет на душу большой грех и само толкает людей на враждебность и на то, чтобы они сбивались с доброго пути в еретики, так что не государству их теперь за это карать, - то тут не знаешь что и сказать. (Этого рода коммунистом был большой друг Брежнева Динмухамед Кунаев, - оставаясь верующим в коммунизм и почитателем Коммунистической партии до конца жизни, он считал практически все преступные дела Советской власти - и коллективизацию, и террор, и т.д. - а также и репрессии в адрес диссидентов - делами скверными, противоречащими истинной сути строительства социализма и коммунизма. Это не мешало ему оставаться верным и делу самого строительства, и КПСС, точно так же, как православный священник, жестоко осуждая как отвратные и нехристианские такие-то мероприятия священного синода и его обер-прокурора, при этом может сохранять полную лояльность и христианской доктрине, и Православной церкви. Сам Леонид Ильич был на этой стадии очень недолго, около 1930 года. В середине 1931 он разуверился, в отличие от Кунаева, и в Коммунистической партии как единственном - и тем самым оправданном в целом - моторе строительства счастливого нового мира. Люди вроде Кунаева исходили из того, что партия является чем-то вроде единственно-спасающей Церкви, несмотря на попутные преступления своих членов и руководства, которые тем самым просто изменяют сути и высоте того учения, которому служат; хоть бы они даже провозглашали эти преступления делами, дозволенными или правыми в рамках коммунистического мировоззрения и строительства, они тут тяжко грешат против них; но существование и владычество Партии от этого не делается неоправданным. Точно так же для Икса - сторонника христианского самодержавия легитимная самодержавная монархия не делается преступной от того, что по его же, Икса, мнению данный богопомазанный монарх творит преступления, пользуясь своим самодержавием, т.е. злоупотребляя им и изменяя его предназначению. Брежнев с 1931 к партии так уже не относился . К концу 1930-х - или, возможно, позже - он разуверился в самом идеале строительства коммунизма).
А если наш алькальд, кроме всего сказанного, и вовсе дошел до того, что догматическая религия, не отделенная от государства - дело само по себе скверное, и испанская государственная религия ложна, и вся испанская государственная идеология поддержания благочиния есть смесь лжи и зла, но только поделать с этим нечего (кроме смягчений и послаблений по мере возможностей во всех сферах), потому что попросту упразднить ее и заменить на нечто стоящее не получится без смуты и крушения всей страны, крови и разрухи - вот в такую ловушку загнала себя Испания - то тут такому алькальду и вовсе надо ставить памятник.
Леонид Ильич не то к 1940-му, не то к 1960-му был именно таким алькальдом - прошедшим все описанные выше стадии. Чему врассыпную приведу разные примеры.
В 1970-х брат Брежнева, Яков, спросил его, верит ли он в коммунизм. Как потом рассказывал Яков, Брежнев в ответ только и сказал: "Ты это о чем, Яша? Какой, ..., коммунизм? Царя убили, церкви повзрывали, нужно же было народу за какую-то идею зацепиться..."
Вилли Брандту Брежнев при первой же встрече рассказывал - с одобрением, от своего лица, как выражение своей позиции - антисоветские анекдоты. Первым из них был следующий:
- Приезжает агитатор рассказывать колхозникам про великие достижения Коммунистической партии по части благосостояния народа. - Вот, говорит, товарищи, вы теперь все едите досыта, у всех есть крыша над головой, и одежды хватает, и деньги есть новые ботинки каждый год покупать! - Тут ему бабушка-старушка из угла отвечает (по воспоминанию Брандта, тут Брежнев перешел на фальцет) - " Ох, и правда! Прямо как при царизме!"
(известен и другой вариант пересказа этого анекдота самим Брандтом, согласно этому варианту Леонид Ильич рассказал его Брандту как анекдот о самом себе. "Я помню, - сказал об этом в одном интервью Брандт, - как он [Брежнев] мне однажды рассказал байку о своем визите в колхоз - что он обратился к собранию колхозников в зале, говоря о достижениях, которые будут осуществлены в результате текущей пятилетки - молоко каждому ребенку каждый день, мясо каждому каждое воскресенье, достаточно денег, чтобы каждый мог покупать себе в год по паре сапог, а каждая женщина могпа бы купить ткани по крайней мере на два новые платья в год. Тогда, сказал он мне, одна старушка из задней части зала спросила: "Товарищ генеральный секретарь, можно вопрос?" Он ответил: "Да, пожалуйста". - И она говорит: "Я правильно поняла - вы пытались нас убедить, что скоро все будет почти так же хорошо, как при царе?!" "
Рассказывал Брежнев тогда Брандту и политические анекдоты о себе самом. Судя по другому воспоминанию Брандта, один из этих анекдотов был такой: вот он, Брежнев, предстанет после смерти на том свете перед Николаем Вторым, и тот его спросит:
-Ну что, Леня, как там у нас дела? Армия сильная, в мире нас боятся?
- Да, Коль, мы пол-Европы завоевали и еще дальше продвигаемся.
- Вот и хорошо. А как внутри страны власть, Лёнь, крепко всех держит?
- Крепко, Коль, не хуже чем при царях.
- А водка опять хорошая, как при мне, 38 градусов?
- Нет, Коль, теперь и все 40!
- Слушай, Лень, и стоило из-за двух градусов делать революцию?!"
(Брандт пересказывал этот анекдот в 70-х, не называя источника, но анекдотов он не собирал, подавляющее большинство русских политических анекдотов, какие знал вообще, слышал как раз от Брежнева; по воспоминаниям Брандта, Брежнев ему рассказывал антисоветские анекдоты с участием себя самого; в числе распространенных антисоветских анекдотов приведенный не значится, а сравнение с царем и упоминание его в позитивном ключе нетипичны для антисоветского анекдота, но постоянны именно для Брежнева. Так что, скорее всего, этот анекдот ему Брежнев и рассказал).
Тот же Брандт и его люди вспоминали, что при следующей их встрече Брежнев в Москве сказал Брандту как бы от себя: "Знаете, что бы сказал Маркс, если бы он был жив сегодня? - Пролетарии всех стран, простите меня!"
Эта история разнеслась от Брандта по Германии и Восточной Европе. Венгерский коммунистический чиновник, говоря о ней, сказал, что он был глубоко потрясен: "Это все равно что Папа стал бы издеваться над догматом о непорочном зачатии. Воистину, это был бы конец той Церкви, какую мы знаем!"
Cам Брандт рассказал при первой встрече Брежневу другой антикоммунистический анекдот: "В чем разница между социализмом и капитализмом? Капитализм - это эксплуатация человека человеком, а социализм - наоборот!" Как вспоминал Брандт, Брежневу этот анекдот понравился, что в свете сказанного выше неудивительно. Эгон Бар, сопровождавший Брандта на встречах с Брежневым, вспоминает о том же самом: "Брежнева, как бы странно это для кого-то сегодня ни прозвучало, я с самого начала воспринимал как некую фигуру Ренессанса. Он, как говорят немцы, любил вино, женщин и песни... Но вместе с тем, безусловно, был широко мыслящим человеком и в нашем присутствии не чурался порой рассказывать и политические анекдоты, причем довольно острые, критикующие саму тогдашнюю советскую систему".
О том, что Брежнев любил антисоветские анекдоты, шепотком передавали поэтому в МИДЕ довольно широко, так что об этом даже пишет наш дипломат-перебежчик Арк. Шевченко. Войнович, наслушавшийся на Западе историй об этих встречах Брандта с Брежневым, с неудовольствием вспоминает: "Канцлера Западной Германии Вилли Брандта он в свое время умилил тем, что рассказывал антисоветские анекдоты, героем которых был он сам, и анекдоты, за которые рядовые люди вполне могли схлопотать и срок". Срок за политические анекдоты при Брежневе схлопотать было никак нельзя, ну да кто Войновичу считает. Известен случай похлеще: как Брежнев не допустил ареста человека за антисоветские анекдоты при Сталине! Генерал Бобков, ведавший в КГБ преследованиями диссидентов, сообщает: " Рассказывают о таком факте. Еще в его [Брежнева] бытность секретарем обкома партии к нему пришли согласовывать вопрос об аресте какого-то человека за распространение антисоветских анекдотов. Брежнев потребовал выяснить, что это были за анекдоты и каким образом «антисоветчик» распространял их. Оказалось, один анекдот он рассказал в очереди за молоком, а второй - во время скандала в булочной, где продавали несвежий хлеб. - Арестовывать его не за что, - объявил Брежнев, - бороться надо не с теми, кто рассказывает анекдоты, а с теми, кто поставляет несвежий хлеб и создает очереди за молоком!"
Известно, что Никсону Брежнев тоже рассказывал подобные анекдоты; в мемуарах Никсона, кстати, всплывает знаменитая байка о том, как-де мать Брежнева посмотрела его дачу и сказала: "Отлично все, только, Лёнь, ты не боишься, что опять большевики придут?" Достаточно вероятно, что Никсону этот анекдот сам Брежнев и изложил. Всего интереснее, что мать и отец Брежнева действительно были антибольшевистски настроены: известно, что они были (и до смерти оставались) очень верующими людьми, и когда Брежнев в юности вел в деревне безбожную пропаганду (М. Тимощенко откопал в архивах в выступлении Брежнева воспоминание: «Вот я в 1923 году работал на селе. С чего мы начинали? Работало нас двое: я и Ваня Брежнев. Мы достали две брошюры. Одна - «Существует ли Бог» и другая про деву Марию. И мы доказывали, что Бога нет… тарарам был на селе. Пришли домой, родители были религиозные. Спрашивают, что ты там проповедовал, богохульник? А мы не боялись и работали. А всего нас было четыре человека на все село комсомольцев»; да и не только на деревне он ее вел - он младшего брата Якова настойчиво и успешно отучил от веры; к сожалению, никак не разыщу в своем архиве, где именно об этом написано), у родителей с ним из-за этого были сильные столкновения. Но люди таких убеждений никак не могли хорошо относиться к воинствующе безбожной и подвергшей церковь репрессиям большевистской власти. По рассказу Байгушева - впрочем, достаточно часто завирающегося, но тут, похоже, достоверного - мать Брежнева и на старости лет, в том числе в разговорах с сыном, именовала правящих коммунистов "погаными" и говорила: "сколько ж ты будешь среди этих поганых мучиться". (NB. В юности Брежнев был антицерковником и воинствующим атеистом, в старости в разговоре с Картером употребил фразу "Бог нам не простит, если мы потерпим неудачу [с продолжением политики разрядки и разоружения]" и ценил некоторые элементы традиционных обрядов просто как часть русских национальных обычаев [ел кусочек пасхи и яйца на Пасху, был кумом Щелокова на крещении его сына, послал как-то брата поставить свечки за родителей; согласно легенде, как-то перекрестился, пояснив окружающим - "народный обычай" а вот история, аналогичная по духу реплике в адрес Картера - жена его вспоминала, что еще при Хрущеве Брежнев хотел реставрировать Преображенский собор в Днепропетровске /что и осуществил по приходе к власти/: "Его Хрущев спрашивал: зачем тебе это надо? А Леонид Ильич отвечал: грехи замаливать. Так они чуть не подрались из-за этого"], хотя оставался вполне неверующим, не разделяющим никакой религиозной доктрины, - что лишний раз видно из свидетельства его дочери Галины, которая сама в церковь как раз ходила: "Папа с церковью никогда не боролся. Мама молилась, и он ее никогда не осуждал" - из самого построения фразы ясно, что сам Брежнев к религии так и относился отстраненно и веры своей жены не разделял. По отношению к верующим, церкви и сектам он считал необходимым сделать большие смягчения сравнительно со временами Сталина и Хрущева - и сделал - но его отношение к религии как доктрине тут ни при чем). Известно также, что мать Брежнева в самом деле считала и ту невеликую роскошь, с которой жил ее сын как генсек, чрезмерной и стеснялась ее. Так что анекдот про мать Брежнева, дачу и большевиков отвечает реальному отношению его матери и к даче, и к большевикам, и к разговорам с сыном.
2 be cont.
Если бы сейчас начали писать новую биографию Брежнева с учетом всего, что стало о нем известно, то название ей подошло бы именно такое. Вообще, работать с биографическими материалами людей, родившихся в первой трети 20 века, грустно, но совсем не так грустно, как это было бы применительно к предыдущим и последующим поколениям. Для тех, кто родился в последней трети 19 века, приятие большевизма или благоприятствование ему было преступным. Для тех, кто родился в конце 1930-х и далее, хорошее или терпимое отношение к Октябрьской революции, Ленину-Сталину, сов. государственной религии, ее охране, соответствующим рогаткам, соответствующим мерам во внешней и внутренней политики - было бы постыдным (или простительным в зависимости от их культурного ценза и осведомленности). Но вот большинству родившихся в первую треть 20 века ставить в вину приятие большевизма и советской гос.религии было бы столь же бессмысленно, как ставить в вину испанскому алькальду 16 века то, что он искренне полагает, что на испанской земле не может быть терпима ни одна религия, кроме католической, что инквизиция необходима, а еретиков необходимо уничтожать. Если такой алькальд судит по справедливости и закону, считает необходимым разбираться с каждым по его личной вине, не пустошить людей излишними налогами, а за ересь карать действительных, всерьез уличенных в ней еретиков, а не абы кого за кривое слово о римском папе - то с него взятки гладки. Если он дошел и до того, что не всякий тот человек еретик, кого инквизиция признала еретиком, ибо она часто черт-те что творит - то это уже не взятки гладки, а пятерка с плюсом.
Если он еще и дошел до того, что еретик - это только тот, кто сознательно противопоставляет себя Церкви и католической доктрине как ее враг, а не всякий, кто выдумал, что-де Господь и ангелы самозародились в мировой стихии - то перед таким алькальдом уже следует снимать шляпу.
Если он еще и думает, что инастоящих еретиков (не агитаторов против короны по еретическим соображениям, а просто настоящих еретиков) следовало бы не казнить, а разве что в тюрьму сажать, потому что казнить за такое - это безобразный перебор, - то вдвойне.
Если он еще и думает, что даже и агитаторов-против-короны-по-еретическим соображениям, если они только не прибегают к оружию и не поднимают людей на бунты, а ограничиваются памфлетами и шушуканьем, не надо жечь, а разве что в тюрьму сажать - то втройне.
Если он еще и думает, что их даже и в тюрьму сажать не стоило бы, потому что само же государство своими крайне нехристианскими (по мнению нашего алькальда) поступками, возведенными им, государством, в закон - непосильными налогами, чрезмерными карами за ересь и прочими скверными делами - берет на душу большой грех и само толкает людей на враждебность и на то, чтобы они сбивались с доброго пути в еретики, так что не государству их теперь за это карать, - то тут не знаешь что и сказать. (Этого рода коммунистом был большой друг Брежнева Динмухамед Кунаев, - оставаясь верующим в коммунизм и почитателем Коммунистической партии до конца жизни, он считал практически все преступные дела Советской власти - и коллективизацию, и террор, и т.д. - а также и репрессии в адрес диссидентов - делами скверными, противоречащими истинной сути строительства социализма и коммунизма. Это не мешало ему оставаться верным и делу самого строительства, и КПСС, точно так же, как православный священник, жестоко осуждая как отвратные и нехристианские такие-то мероприятия священного синода и его обер-прокурора, при этом может сохранять полную лояльность и христианской доктрине, и Православной церкви. Сам Леонид Ильич был на этой стадии очень недолго, около 1930 года. В середине 1931 он разуверился, в отличие от Кунаева, и в Коммунистической партии как единственном - и тем самым оправданном в целом - моторе строительства счастливого нового мира. Люди вроде Кунаева исходили из того, что партия является чем-то вроде единственно-спасающей Церкви, несмотря на попутные преступления своих членов и руководства, которые тем самым просто изменяют сути и высоте того учения, которому служат; хоть бы они даже провозглашали эти преступления делами, дозволенными или правыми в рамках коммунистического мировоззрения и строительства, они тут тяжко грешат против них; но существование и владычество Партии от этого не делается неоправданным. Точно так же для Икса - сторонника христианского самодержавия легитимная самодержавная монархия не делается преступной от того, что по его же, Икса, мнению данный богопомазанный монарх творит преступления, пользуясь своим самодержавием, т.е. злоупотребляя им и изменяя его предназначению. Брежнев с 1931 к партии так уже не относился . К концу 1930-х - или, возможно, позже - он разуверился в самом идеале строительства коммунизма).
А если наш алькальд, кроме всего сказанного, и вовсе дошел до того, что догматическая религия, не отделенная от государства - дело само по себе скверное, и испанская государственная религия ложна, и вся испанская государственная идеология поддержания благочиния есть смесь лжи и зла, но только поделать с этим нечего (кроме смягчений и послаблений по мере возможностей во всех сферах), потому что попросту упразднить ее и заменить на нечто стоящее не получится без смуты и крушения всей страны, крови и разрухи - вот в такую ловушку загнала себя Испания - то тут такому алькальду и вовсе надо ставить памятник.
Леонид Ильич не то к 1940-му, не то к 1960-му был именно таким алькальдом - прошедшим все описанные выше стадии. Чему врассыпную приведу разные примеры.
В 1970-х брат Брежнева, Яков, спросил его, верит ли он в коммунизм. Как потом рассказывал Яков, Брежнев в ответ только и сказал: "Ты это о чем, Яша? Какой, ..., коммунизм? Царя убили, церкви повзрывали, нужно же было народу за какую-то идею зацепиться..."
Вилли Брандту Брежнев при первой же встрече рассказывал - с одобрением, от своего лица, как выражение своей позиции - антисоветские анекдоты. Первым из них был следующий:
- Приезжает агитатор рассказывать колхозникам про великие достижения Коммунистической партии по части благосостояния народа. - Вот, говорит, товарищи, вы теперь все едите досыта, у всех есть крыша над головой, и одежды хватает, и деньги есть новые ботинки каждый год покупать! - Тут ему бабушка-старушка из угла отвечает (по воспоминанию Брандта, тут Брежнев перешел на фальцет) - " Ох, и правда! Прямо как при царизме!"
(известен и другой вариант пересказа этого анекдота самим Брандтом, согласно этому варианту Леонид Ильич рассказал его Брандту как анекдот о самом себе. "Я помню, - сказал об этом в одном интервью Брандт, - как он [Брежнев] мне однажды рассказал байку о своем визите в колхоз - что он обратился к собранию колхозников в зале, говоря о достижениях, которые будут осуществлены в результате текущей пятилетки - молоко каждому ребенку каждый день, мясо каждому каждое воскресенье, достаточно денег, чтобы каждый мог покупать себе в год по паре сапог, а каждая женщина могпа бы купить ткани по крайней мере на два новые платья в год. Тогда, сказал он мне, одна старушка из задней части зала спросила: "Товарищ генеральный секретарь, можно вопрос?" Он ответил: "Да, пожалуйста". - И она говорит: "Я правильно поняла - вы пытались нас убедить, что скоро все будет почти так же хорошо, как при царе?!" "
Рассказывал Брежнев тогда Брандту и политические анекдоты о себе самом. Судя по другому воспоминанию Брандта, один из этих анекдотов был такой: вот он, Брежнев, предстанет после смерти на том свете перед Николаем Вторым, и тот его спросит:
-Ну что, Леня, как там у нас дела? Армия сильная, в мире нас боятся?
- Да, Коль, мы пол-Европы завоевали и еще дальше продвигаемся.
- Вот и хорошо. А как внутри страны власть, Лёнь, крепко всех держит?
- Крепко, Коль, не хуже чем при царях.
- А водка опять хорошая, как при мне, 38 градусов?
- Нет, Коль, теперь и все 40!
- Слушай, Лень, и стоило из-за двух градусов делать революцию?!"
(Брандт пересказывал этот анекдот в 70-х, не называя источника, но анекдотов он не собирал, подавляющее большинство русских политических анекдотов, какие знал вообще, слышал как раз от Брежнева; по воспоминаниям Брандта, Брежнев ему рассказывал антисоветские анекдоты с участием себя самого; в числе распространенных антисоветских анекдотов приведенный не значится, а сравнение с царем и упоминание его в позитивном ключе нетипичны для антисоветского анекдота, но постоянны именно для Брежнева. Так что, скорее всего, этот анекдот ему Брежнев и рассказал).
Тот же Брандт и его люди вспоминали, что при следующей их встрече Брежнев в Москве сказал Брандту как бы от себя: "Знаете, что бы сказал Маркс, если бы он был жив сегодня? - Пролетарии всех стран, простите меня!"
Эта история разнеслась от Брандта по Германии и Восточной Европе. Венгерский коммунистический чиновник, говоря о ней, сказал, что он был глубоко потрясен: "Это все равно что Папа стал бы издеваться над догматом о непорочном зачатии. Воистину, это был бы конец той Церкви, какую мы знаем!"
Cам Брандт рассказал при первой встрече Брежневу другой антикоммунистический анекдот: "В чем разница между социализмом и капитализмом? Капитализм - это эксплуатация человека человеком, а социализм - наоборот!" Как вспоминал Брандт, Брежневу этот анекдот понравился, что в свете сказанного выше неудивительно. Эгон Бар, сопровождавший Брандта на встречах с Брежневым, вспоминает о том же самом: "Брежнева, как бы странно это для кого-то сегодня ни прозвучало, я с самого начала воспринимал как некую фигуру Ренессанса. Он, как говорят немцы, любил вино, женщин и песни... Но вместе с тем, безусловно, был широко мыслящим человеком и в нашем присутствии не чурался порой рассказывать и политические анекдоты, причем довольно острые, критикующие саму тогдашнюю советскую систему".
О том, что Брежнев любил антисоветские анекдоты, шепотком передавали поэтому в МИДЕ довольно широко, так что об этом даже пишет наш дипломат-перебежчик Арк. Шевченко. Войнович, наслушавшийся на Западе историй об этих встречах Брандта с Брежневым, с неудовольствием вспоминает: "Канцлера Западной Германии Вилли Брандта он в свое время умилил тем, что рассказывал антисоветские анекдоты, героем которых был он сам, и анекдоты, за которые рядовые люди вполне могли схлопотать и срок". Срок за политические анекдоты при Брежневе схлопотать было никак нельзя, ну да кто Войновичу считает. Известен случай похлеще: как Брежнев не допустил ареста человека за антисоветские анекдоты при Сталине! Генерал Бобков, ведавший в КГБ преследованиями диссидентов, сообщает: " Рассказывают о таком факте. Еще в его [Брежнева] бытность секретарем обкома партии к нему пришли согласовывать вопрос об аресте какого-то человека за распространение антисоветских анекдотов. Брежнев потребовал выяснить, что это были за анекдоты и каким образом «антисоветчик» распространял их. Оказалось, один анекдот он рассказал в очереди за молоком, а второй - во время скандала в булочной, где продавали несвежий хлеб. - Арестовывать его не за что, - объявил Брежнев, - бороться надо не с теми, кто рассказывает анекдоты, а с теми, кто поставляет несвежий хлеб и создает очереди за молоком!"
Известно, что Никсону Брежнев тоже рассказывал подобные анекдоты; в мемуарах Никсона, кстати, всплывает знаменитая байка о том, как-де мать Брежнева посмотрела его дачу и сказала: "Отлично все, только, Лёнь, ты не боишься, что опять большевики придут?" Достаточно вероятно, что Никсону этот анекдот сам Брежнев и изложил. Всего интереснее, что мать и отец Брежнева действительно были антибольшевистски настроены: известно, что они были (и до смерти оставались) очень верующими людьми, и когда Брежнев в юности вел в деревне безбожную пропаганду (М. Тимощенко откопал в архивах в выступлении Брежнева воспоминание: «Вот я в 1923 году работал на селе. С чего мы начинали? Работало нас двое: я и Ваня Брежнев. Мы достали две брошюры. Одна - «Существует ли Бог» и другая про деву Марию. И мы доказывали, что Бога нет… тарарам был на селе. Пришли домой, родители были религиозные. Спрашивают, что ты там проповедовал, богохульник? А мы не боялись и работали. А всего нас было четыре человека на все село комсомольцев»; да и не только на деревне он ее вел - он младшего брата Якова настойчиво и успешно отучил от веры; к сожалению, никак не разыщу в своем архиве, где именно об этом написано), у родителей с ним из-за этого были сильные столкновения. Но люди таких убеждений никак не могли хорошо относиться к воинствующе безбожной и подвергшей церковь репрессиям большевистской власти. По рассказу Байгушева - впрочем, достаточно часто завирающегося, но тут, похоже, достоверного - мать Брежнева и на старости лет, в том числе в разговорах с сыном, именовала правящих коммунистов "погаными" и говорила: "сколько ж ты будешь среди этих поганых мучиться". (NB. В юности Брежнев был антицерковником и воинствующим атеистом, в старости в разговоре с Картером употребил фразу "Бог нам не простит, если мы потерпим неудачу [с продолжением политики разрядки и разоружения]" и ценил некоторые элементы традиционных обрядов просто как часть русских национальных обычаев [ел кусочек пасхи и яйца на Пасху, был кумом Щелокова на крещении его сына, послал как-то брата поставить свечки за родителей; согласно легенде, как-то перекрестился, пояснив окружающим - "народный обычай" а вот история, аналогичная по духу реплике в адрес Картера - жена его вспоминала, что еще при Хрущеве Брежнев хотел реставрировать Преображенский собор в Днепропетровске /что и осуществил по приходе к власти/: "Его Хрущев спрашивал: зачем тебе это надо? А Леонид Ильич отвечал: грехи замаливать. Так они чуть не подрались из-за этого"], хотя оставался вполне неверующим, не разделяющим никакой религиозной доктрины, - что лишний раз видно из свидетельства его дочери Галины, которая сама в церковь как раз ходила: "Папа с церковью никогда не боролся. Мама молилась, и он ее никогда не осуждал" - из самого построения фразы ясно, что сам Брежнев к религии так и относился отстраненно и веры своей жены не разделял. По отношению к верующим, церкви и сектам он считал необходимым сделать большие смягчения сравнительно со временами Сталина и Хрущева - и сделал - но его отношение к религии как доктрине тут ни при чем). Известно также, что мать Брежнева в самом деле считала и ту невеликую роскошь, с которой жил ее сын как генсек, чрезмерной и стеснялась ее. Так что анекдот про мать Брежнева, дачу и большевиков отвечает реальному отношению его матери и к даче, и к большевикам, и к разговорам с сыном.
2 be cont.