"Потому что я с севера, что ли..."
В край моего детства грустно возвращаться. И всё-таки, время от времени меня тянет туда.
К горам и облакам всех возможных оттенков синего и серого.
В умирающий городок, у которого две половинки, северная и южная - два полюса компаса, а между ними магнитной стрелкой, прямо через лес и поля, проложены трамвайные пути. Редкий, одинокий голубой трамвай из давнего детства: двадцати копеек в кулачке хватало на увлекательное путешествие с "севера" на "юг" и обратно и на стаканчик мороженого. :)
Ещё - на кладбище, где за одной оградкой лежат обе мои бабушки, тамбовская крестьянка и польская дворянка, а над ними - лиственная свежесть осин и рвущая душу лакримоза канюка.
И на простор предгорий, к прохладе горной речки, которую узнаешь по камушкам, как давнюю знакомую по родинке на щеке.
Вооон у той гряды камней, застыв в крохотном, согретом солнцем кармане-«лимане», притаились почти невидимыми чёрточками хариусовы детки.
К той, напоминающей вулкан, вершине.
.
И к собору на высоком берегу. Уже и не верится даже, что когда-то на него без ужаса нельзя было взглянуть, но ужас этот завораживал: казалось, вот-вот рухнет надломленная колокольня, и зиял зловещим цветком взорванный изнутри большой купол.
А теперь в эти купола глядятся голубые небесные просветы, и пронзает неласковое северное небо этот шпиль.
К горам и облакам всех возможных оттенков синего и серого.
В умирающий городок, у которого две половинки, северная и южная - два полюса компаса, а между ними магнитной стрелкой, прямо через лес и поля, проложены трамвайные пути. Редкий, одинокий голубой трамвай из давнего детства: двадцати копеек в кулачке хватало на увлекательное путешествие с "севера" на "юг" и обратно и на стаканчик мороженого. :)
Ещё - на кладбище, где за одной оградкой лежат обе мои бабушки, тамбовская крестьянка и польская дворянка, а над ними - лиственная свежесть осин и рвущая душу лакримоза канюка.
И на простор предгорий, к прохладе горной речки, которую узнаешь по камушкам, как давнюю знакомую по родинке на щеке.
Вооон у той гряды камней, застыв в крохотном, согретом солнцем кармане-«лимане», притаились почти невидимыми чёрточками хариусовы детки.
К той, напоминающей вулкан, вершине.
.
И к собору на высоком берегу. Уже и не верится даже, что когда-то на него без ужаса нельзя было взглянуть, но ужас этот завораживал: казалось, вот-вот рухнет надломленная колокольня, и зиял зловещим цветком взорванный изнутри большой купол.
А теперь в эти купола глядятся голубые небесные просветы, и пронзает неласковое северное небо этот шпиль.