Тürkie vs. Kurdistan - Ne Mutlu

Feb 13, 2008 21:20


Диарбакыр - фотографии

Самолет выныривает из облаков уже перед Диярбакыром - открывая кирпично-красную землю. Рисунок дорог и полей тут похож на паутинки, расходящиеся от деревень. Я знаю, что это очень древняя земля - на пределе воспоминаний, доступных человечеству. Здесь сменяли друг друга цивилизации, вспыхивали и гасли государства, расцветали и рушились империи. Нам известно, что пять тысяч лет назад здесь жили хатты и хурриты - народы, близкие к чеченцам и дагестанцам. Об их государствах и культурах мы почти ничего не знаем. Хатты смешались с пришедшими с запада индо-европейцами и создали хеттскую цивилизацию, занимавшую почти всю территорию Турции. Тем временем с юга в Междуречье пришли шумеры, народ неизвестного происхождения, давший начало шумеро-аккадской цивилизации. Они изобрели письменность, колесо и еще много полезного. За тысячу лет шумеры растворились в семитах, воспринявших их культуру и создавших Ассирийскую Империю. Именно здесь она граничила с империей хеттов. Позже рядом, на Армянском Нагорье, возникло хурритское государство Урарту, а чуть южнее - арийское царство Мидия. Тут, на плывущих внизу красных землях, бесчисленные цари этих народов тысячелетиями разоряли друг друга, вырезая население, стирая с земли города. К середине первого тысячелетия до нашей эры потомки хеттов, Ассирия, Вавилон и Урарту сожрали друг друга - и исчезли под плащом Александра Македонского. Затем пришла Персия, потом Рим, превратившийся в Византию, мелькнула Великая Армения, потом Арабский Халифат, турки-сельджуки, монголы - и вот, недавно, семьсот лет назад, Османская Империя.



К чему я все это? Имеет ли оно отношение к нашим вопросам? Мне кажется, имеет какое-то. Если посмотреть на все сверху, увидеть человеческую историю со стороны, что такое курдская проблема? Лишь маленькая закорюка на этом длинном свитке. Ничего здесь не поменялось за пять тысяч лет - те люди были точно такими же, их государства считали себя венцом истории, они порабощали друг друга и устраивали восстания. Собственно, это те же самые люди: курды - потомки хурритов, перешедшие на мидийский язык. Конечно, нам кажется, что история движется, все меняется. Но это оптическая иллюзия: то же самое сознание живет на этой земле, в этих деревнях, пропуская сквозь себя новые поколения. Это те же самые люди - просто они много раз все забыли.

NE MUTLU
В аэропорту нас встречает Фети, отец нашего друга, пожилой учитель, и везет к себе в школу. Каждое утро все дети в Турции строятся на линейку и хором кричат: "Не мутлу тюркюм диене!" ("Какое счастье называться турком!") - и курдские дети, естественно, тоже. Мы хотим это снять.
Диярбакыр - типичный ближневосточный город: серый, грязный, квадратный, обшарпанный. И ни одного турецкого флага. Только над проспектом большая надпись "NE MUTLU TÜRKÜM DİYENE!" - старые проржавевшие буквы, вроде нашего "СЛАВА КПСС!"

Наше появление на школьном дворе вызывает такой ажиотаж, словно приехал цирк. Дети несносны - лезут в камеру, кривляются, орут "Вот из ё нэйм!" - но при виде директора, как мальки, бросаются врассыпную. Директор настоящий: грузный, суровый, усатый мужик. Приглашает в кабинет, поит чаем, вежливо рассказывает о школе - но снимать не разрешает. Фотографировать какие-либо госучреждения в Турции "ясак", запрещено. А "ясак" здесь - это "ясак", никакими уговорами его не прошибешь, это не Россия-матушка. Государство тут военное, шутить не умеет, по-человечески не понимает, его очень боятся. "Хершей ясак" (все запрещено), - тихо и зло говорит Фети, - Фашизм".



Но английского он не знает, поэтому посоветоваться мы не можем. Куда-то идем - в старом центре много мужчин в курдской одежде: голифе с длинной, до колен, ширинкой, пиджак, четки и небесно-синий платок на смуглой башке - очень стильно. На самом деле это микс из одежды курдских и турецких крестьян - собственно-курдский национальный костюм был запрещен и вымер. Просто по тому, как двигаются эти люди, мы чувствуем, что нет, это все-таки что-то другое, не Турция. Это древний, сказочный Ближний Восток. Когда я фотографирую группу мужиков в платках, ко мне подходит продавец бубликов - очень худой, с выпученными глазами - и одобрительно говорит: "Курды - хорошие люди, верующие. Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед - Пророк Его..."
Вскоре, на улице, к нам подруливает паренек и заговаривает на неплохом английском. Он студент, иногда подрабатывает переводчиком у западных журналистов. Я радуюсь, говорю, что мы как раз ищем, кого бы нанять. Никаких сомнений у меня нет, хотя что-то неуловимо-скользкое есть в его облике - но Фети явно напрягается. Мы уходим, обменявшись телефонами.

Впрочем, как выясняется, идем мы к переводчику - учителю английского. Камран - нескладный тридцатилетний очкарик с ироничной улыбкой. С первого взгляда мы с ним понимаем, что мы одного поля ягоды и проникаемся взаимной симпатией. Фети тащит нас в обшарпаный офис какой-то маленькой курдской партии, где серьезные усатые мужики агитируют нас за мирное и демократическое разрешение курдской проблемы. "Они хотят почеркнуть, - переводит Камран, - что их партия находится в нелегальных отношениях с Социалистической Партией Курдистана, а не с ПКК." Я ничего не понимаю.
- Ну, все нынешние курдские партии - это новые названия старых, запрещенных. И они хотят, чтобы вы понимали, какой именно. К ПКК они никогда не имели отношения.
- А кто имеет?
- ДТП, конечно. Вы что, не в курсе? Конечно, этого нельзя говорить, но все знают, что ДТП - это легальная форма ПКК."

Мы быстро понимаем, что Камран - более ценный собеседник, чем усатые активисты, и зовем его обедать. В Турции принято обедать в городе - повсюду полно дешевых, абсолютно одинаковых столовок, именуемых "локанта". Мы заказываем себе каких-то бобов и начинаем расспрашивать про курдский вопрос.



"Ребята, говорите тише, пожалуйста. Вы знаете, здесь не принято громко обсуждать такие вещи, любой из этих людей может быть агентом..." Мы испуганно разглядываем жующих мужиков.
"Я не очень люблю политику. Мой папа - долбанутый революционер, коммунист, для него, кроме политики, ничего не существовало. Семья, деньги - все ерунда. Он хотел изменить мир, но остался ни с чем. Теперь купил на мои деньги огород и выращивает абрикосы. Папа привил мне стойкое отвращение к политике, но я постараюсь ответить на ваши вопросы. Курдская проблема, мне кажется, коренится в основах турецкого государства. При Османской Империи национальных проблем почти не было. Все народы были подданными султана - мусульмане, христиане, евреи. Люди вообще не идентифицировали себя по национальности: они были мусульманами, жителями своей деревни и подданными султана. Но в начале ХХ века Турцию, как и весь мир, захлестнули новые идеи: национализма, коммунизма, пантюркизма. Началась Первая Мировая, империя развалилась, со всех сторон наседали враги - англичане, греки, русские; армянские боевики были готовы отобрать свои земли. Это была низшая точка нашего падения. И тут появился Ататюрк, он выиграл войну, спас страну от краха - и начал строить новое, национальное государство. Национализм был свежим словом, но он многое выражал. "Каждый турок рожден солдатом!", "Какое счастье называть себя турком!" - это было озвучивание глубоких национальных архетипов. Турки ведь, правда, нация завоевателей. Раньше символом этих чувств было величие султана, Ататюрк же перевел их в идею, помог каждому прочувствовать эту галиматью. Люди ощутили объединяющий смысл - и на этом подъеме Ататюрк стал создавать новую Турцию. Его реформы по большей части касались внешних вещей: он запретил традиционную одежду и приказал чиновникам носить шляпы (делать их в Турции никто не умел - миллионы шляп закупались в СССР). Он отменил арабский алфавит, заменив его латиницей, реформировал язык, вычистив французские слова и заменив узбекскими (в результате я не могу читать дореволюционные книжки без словаря). Он установил жесткий контроль над религией, превратил имамов в госслужащих, перевел богослужение на турецкий. (Это, правда, был уже перебор: новый азан никто не принял, и в 60-х пришлось вернуть арабский. Но муллы по-прежнему подчинены государству, пятничную проповедь им присылают из Анкары. Поэтому, кстати, когда говорят, что в Турции секуляризм, это чепуха.)



Всем этим Ататюрк конструировал образ новой турецкой нации. Была только одна проблема: в Турции жило много наций. Правда армян и ассирийцев в 15 году вырезали - при активном участии курдов, кстати. Но остались греки - их пришлось выгнать, а всех мусульман - арабов, курдов, грузин-лазов, черкесов, абхазов, адыгов, цыган - записали турками. Видимо, Ататюрк действительно полагал, что различия несущественны. Может, так оно и было, пока турки не стали строить национальное государство. Но одна национальная идея порождает другую. Если тебе с пеленок вдалбливают, "какое счастье называться турком", а ты не турок - то невольно станешь националистом. Я вырос в Конии и не задумывался о том, что я курд, пока мне не объяснили, что такой нации не существует, курды - это одичавшие горные турки, которые забыли турецкий, и что курдский язык состоит из шестиста слов - двести взяты из турецкого, двести из арабского и двести из персидского. Это очень распространенное мнение. После этого я точно знал, что я курд.
В турецком государстве с самого начала была заложена бомба. Может быть, в другой стране, ее бы быстро нашли, но у нас не принято признаваться в проблемах. В проблемной ситуации турок до последнего будет делать вид, что все в порядке, заметать мусор под ковер. Теперь под ковром гора мусора, всем видно, Турция очень страдает и обижается. Поэтому, кстати, туркам так трудно признать геноцид армян: нам очень важно знать, что мы правы, мы очень хорошие, мы великая нация - на этом же весь общественный строй основан.



Понимаете, признать существование Курдистана туркам так же сложно, как современникам Галилея поверить, что Земля круглая. Это смена всего мировоззрения. Турецкое государство зиждется на национализме, а в нем может быть только одна правда. Курдистан для них - крах собственной идентификации, раздвоение личности. Посягать на такие вещи опасно. Знаете, у нас был президент, Тургут Озал. Он собирался признать армянский геноцид и решать курдскую проблему - но в апреле 1993 года внезапно умер от инфаркта. Оджалан заявил, что за два дня до этого у них были переговоры, и в день смерти Озал собирался объявить о них по телевизору. Вон, глядите (в телике опять показывают Барзани). Знаете, как они его зовут: "так называемый президент так называемого Иракского Курдистана". Говорю вам, курдов не существует.»

Дальше
Previous post Next post
Up