Чудовище (нянины записки). Часть 1
- Она у меня девочка чуткая, ранимая, - сказала ее мать. - К тому же совсем взрослая, уже семь лет. Вам будет несложно с ней сидеть.
“Чуткая” сидела на полу и внимательно, исподлобья, меня разглядывала. Я подмигнула. Она фыркнула, высокомерно вскинув голову, но заулыбалась, тут же спохватилась, и спохватившись, сбросила улыбку и скользнула по мне настороженным глазом. Но увидев, что я все поняла, и мгновенно оценив ситуацию, приняла единственно правильное решение - стеснительно заулыбалась, как и положено чутким, ранимым девочкам.
У нее были мелкие, с синеватым отливом зубы, красивые губы и короткий, широкий, резко задранный нос. Если бы я могла себе это позволить, я бы ушла не раздумывая. Ладно, это всего лишь на четыре месяца. Выдержу.
Я улыбнулась.
- Как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
- Иришей, - сказала мать.
- Ириной, - поправила “чуткая”.
- Да, - сказала мать, - она не любит, когда ее называют Ирой.
- Договорились. Завтра зайду за тобой.
Разумеется, никакой Ириной звать ее я совершенно не собиралась.
- До свиданья, - сказала она.
На ее бледном, болезненном личике лучезарно сияли огромные, глубоко запавшие глаза такого ровного, переливчатого оттенка, словно давно и надолго адаптировались к никому не видимой тьме.
* * *
Возле школьного крыльца - родители. Стоят, поминутно заглядывая в дверь. Звонок давно прозвенел, из раздевалки выбегают дети - пошвыряв портфели в руки счастливых родителей, они с воплем мчатся на школьный двор. В раскрытую дверь наблюдаю за Иришей - она явно не торопится.
На крыльцо выходит учительница. Она молодая, поэтому старается выглядеть старше. С солидным видом начала что-то объяснять, родители судорожно схватились за авторучки.
Вот и Ириша. Выходит, скользит по мне равнодушным, невидящим взглядом. Сквозь плотную родительскую массу она уверенно протискивается в центр, вплотную к учительнице, и, закинув лицо, не отрываясь, смотрит на нее.
- По чтению задание. Сказка по трех медведей.
- А я читала, - громко объявляет Ириша. Учительница едва заметно морщится.
- И по письму. Пусть побольше рисуют петельки.
Ириша дергает учительницу за рукав:
- А я умею.
Учительница поджимает губы.
- И на урок труда надо купить пластилин.
- А у меня есть, - говорит Ириша и на всякий случай снова дергает учительницу за рукав.
Я невозмутимо записываю задания. С независимым видом Ириша ждет, что же еще скажет учительница.
- На этом все, - говорит учительница.
- До свиданья, - говорит Ириша.
Учительница разворачивается в сторону двери.
- Людмила Борисовна, - спокойно и громко зовет Ириша.
С невероятно спокойным выражением лица учительница поворачивается к ней. Невинное детское лицо сияет ей навстречу.
Кошка мурлычет за дверью. Открываю дверь. Ириша хватает кошку и изо всех сил прижимает ее к себе. Кошка с вытаращенными глазами замирает в объятьях. Ей явно неудобно. Очень, очень неудобно - и, кажется, Ириша это прекрасно понимает. Кошка нервически дергается. Ириша не двигается и только сильней сжимает кошку в объятиях.
- Оставь кошку в покое.
Она резко стискивает кошачьи бока, а потом брезгливо швыряет кошку как можно дальше.
- Наташа, представляете, я подружилась с Дианой! Никак от себя этого не ожидала! - ее брови театрально ползут вверх. Мои брови тоже ползут вверх: я еще ни разу не слышала, чтобы семилетние дети выражались таким исключительно литературным языком. Хорошо это или плохо?
- Что же в этом удивительного?
- Да что вы, Наташа! Мы с ней только и делали, что дрались, и вдруг подружились. Поверить себе не могу!
Огромные серые глаза. Бледное личико. Синяки под глазами. Кожа под нижними веками так натянута, что собирается в резкую складку.
- Ира, обедать!
Это наш первый обед.
Садится за стол. Ковыряет ложкой в супе:
- Сто лет ничего не ела!
Она притворно вздыхает и слегка презрительно взирает на меня через стол - ждет, когда я начну читать ей мораль. Все няни читают морали. Все няни обязаны проявлять повышенный интерес к аппетиту ребенка.
- Подумайте, Наташа, я сто лет ничего не ела! - Она делает паузу, а потом невыразительно добавляет: - И еще двести не буду.
- Ешь, - говорю я.
Она безмятежно возит ложкой.
- Наташа, как вы думаете...
- Ешь, - говорю я.
Серые глаза безмятежно упираются в пространство.
- Но я хотела спросить...
- Ешь.
Я смотрю на нее равнодушным, невыразительным взглядом. Она осекается. Ее огромные глаза задумчиво помаргивают на бледном лице.
Детская площадка заполнена до предела. Но горка свободна. Ириша разбегается по склону горы, пытаясь забраться наверх, но ровно на середине пути ее ноги начинают скользить.
- Наташа, - жалобно хнычет она, - помогите, я не могу забраться на горку!
Я сижу на скамейке и молча смотрю на упирающуюся из последних сил Ирку. Я не могу ей помочь, мои руки, изуродованные артритом, слишком слабы.
- Наташа! - хнычет она.
Я отрицательно качаю головой.
Она кряхтит, ноги соскальзывают, она растягивается по горке.
- Наташа! - Ее глаза умоляюще останавливаются на мне.
- Давай, Ира, давай, попробуй встать по-другому, - подбадриваю я.
- Так? - она неуклюже елозит ногами.
- Нет, - я качаю головой.
- Так? - она приподнимается и снова падает, шапка сваливается с ее головы.
- Да нет же, - говорю я.
Надо же, какая неспортивная девочка. Я почти поднимаюсь со скамейки, я почти уже встала, чтобы подойти и помочь ей наконец одолеть эту горку; я уже почти совсем сделала это, как вдруг из-под разлетевшихся на две стороны Иркиных волос замечаю ее довольный (слишком, слишком довольный!) взгляд - она не успела его скрыть, и он выскочил из-под волос - снисходительный, насмешливый взгляд торжествующего обманщика.
Вечером приезжает бабушка: элегантная, ухоженная, с театральным бархатным голосом, вся сплошь - хорошие манеры, которые видно за версту.
Ириша окидывает меня взглядом примерной девочки.
- До свиданья, Наташа!
Хорошие манеры встревожено приходят в движение:
- Вы позволяете ей так себя называть?!
Театрально развожу руками:
- Что делать, европейский стиль.
Хорошие манеры колеблются: они не уверены, что современный европейский стиль - это то, что нужно, и совсем не уверены, что какая-то там няня может иметь об этом достаточное представление.
* * *
Первоклашки выскакивают из дверей, в руках у каждого - лист с еще не подсохшей краской. Кидаются к утомленным ожиданием родителям: “А мы рисовали бабочек! Мама, тебе нравится моя бабочка?” - “Нравится, нравится, пойдем”.
Вот и Ириша. В руках пусто. Портфель застегнут. На лице - покой и полная независимость. Интересно, где же ее бабочка?
- Что делали?
Равнодушное пожатие плеч:
- Рисовали.
- Что рисовали?
- Да так, бабочек.
- Покажи.
- Не хочу.
Поддеваю на крючок:
- Не смогла, наверно?
Утомленно вздыхает, лезет в портфель, достает мятый лист, сует мне под нос:
- А это что? Не смогла, да? Вот она, бабочка. Видите?
Разглядываю бабочку: крылья маленькие, противно-круглые, как консервные крышки, темно-коричневые. Краски она явно не пожалела - навалила бабочке на крылья по самое некуда, а сверху на это самое темно-коричневое кое-где равнодушно капнуто темно-зеленым. Да, с такими крыльями далеко не улетишь. Ну и бабочка.
- Да разве это бабочка? Это жук какой-то навозный.
Раздраженно вырывает лист.
- Это бабочка!
Злобно сует лист в портфель.
Ложка бултыхается в супе. Немигающие глаза блуждают в пространстве.
- Знаете, Наташа, каким я вижу свое будущее? Где-нибудь заграницей, вечером, сижу с друзьями в кафе...
Бледное личико мечтательно колышется над тарелкой.
- Наташа, вы бы хотели выйти замуж за принца?
- Лучше за банкира, - говорю я.
- Почему?
- Потому что банкиры богатые.
Она задумчиво отправляет в рот ложку супа. Удивительно, но в свои семь лет она даже не спрашивает, кто такие банкиры.
- Нет, - говорит она, - банкиры служат принцам, значит, это принцы богатые.
- Нет, - говорю я, - все принцы богаты настолько, насколько им позволяют банкиры.
Ее немигающие глаза останавливаются.
- Почему?
- Потому что принцы ничего не понимают в деньгах.
Она задумывается.
- Зато они красивые, - не очень убедительно говорит она.
Я небрежно пожимаю плечами.
- Ну хорошо, - соглашается она наконец. - Я выйду замуж за банкира. Только пусть он будет красивым.
После обеда - прогулка. Вызываю лифт. На третьем этаже лифт останавливается; входят три женщины. Ириша поворачивается ко мне и спокойно объявляет на весь лифт:
- Не понимаю, зачем вызывать лифт на третьем этаже.
Женщины вздрагивают.
- Не понимаю, - объявляет Ириша. - Это же так глупо.
* * *
На полу - любимые игрушки: тигры, пумы, драконы. А еще она любит рисовать львов - она их рисует, вырезает и складывает в коробку. Львы маленькие, красные, с красными маленькими крыльями. Они похожи на цветные канцелярские скрепки - в общем-то, она совсем не умеет рисовать, и все-таки крошечные летающие львы приводят меня в восторг. Мне даже становится жаль, что в своем собственном детстве я не додумалась до таких вот маленьких летающих хищников.
- Тебе так нравятся львы?
Она с сомнением смотрит на меня, потом все-таки кивает. Подбрасывает летающих львов вверх. Еще подбрасывает. Сгребает львов в кучу и небрежно запихивает в коробку.
- Знаете, Наташа, мои любимые животные - акулы.
- Почему?
Ее лицо приобретает авторитетное выражение.
- Ну, во-первых, это красивые животные, а во-вторых... - она внезапно умолкает. - Наташа, а вам нравятся змеи?
- Нравятся. Так что там про акул? - говорю я.
Она задумчиво молчит. А потом встает и выходит из комнаты.
На полке - кассета: “Секреты идеальной фигуры”. Мамино. На подоконнике - книжка: “Секреты настоящих мужчин”. Снова мамино. У мамы идеальная фигура и новый муж - молодой и военный. Впрочем, мама вполне симпатичная.
Входит.
- Наташа, хотите, я покажу вам свои фотографии?
Роется на полке, вытаскивает альбом.
- Вот. Это я маленькая... А это я у бабушки... Это на море... Это папа.
Папа не настоящий - тот самый, второй муж ее матери.
- Где?
- Вот, видите? В центре.
- А это кто?
- Это мамина подруга.
Мамина подруга стоит по левую руку “папы”, мама - по правую. Все улыбаются. Стоящий в центре “папа” обнимает маму и ее подругу за талию. Левая “папина” рука небрежно возлежит на подругиной талии - чуть выше, чем надо бы.
Прогулка на свежем воздухе. Ириша сходу атакует горку. Залезает, садится на верхней площадке. Две девочки уже съехали вниз, по ступенькам взбегают наверх. Ириша сидит на верхней площадке, перекрывая доступ к склону, ее не обойти - и она это знает. Девочки стоят за ее спиной: они терпеливо ждут, когда же Ириша съедет наконец с горки. Но Ириша не едет. Наконец одна из них не выдерживает:
- Девочка, ну катись!
Ириша молчит. Сидит, ничего не слышит. Даже не оборачивается.
- Девочка! Ну катись же!
Ириша сидит.
Терпение стоящих за ее спиной заканчивается:
- Девочка! Щас как дам тебе! - одна из девиц замахивается. В ответ - молчание. Как сидела, так и сидит. Неужели не боится? Девица теряется.
- Ну де-евочка, ну кати-ись!.. - ноет за Иркиной спиной девица.
Да толкни ж ты ее, мысленно подзуживаю ее. Нет. Не толкнет. Слишком странная девочка - сидит на горке, спиной, совершенно не боясь, что ее ударят.
Подходит мамаша. Начинает совестить Ирку. Надо уступать, педагогически зудит мамаша, это общая горка, все имеют право на ней кататься. Ириша с удовольствием слушает. Еще бы! Ведь пока мамаша зудит, у Ириши есть полное право сидеть на горке, загораживая проход.
* * *
- Наташа, посмотрите, какой у меня толстый портфель! Знаете почему? Потому что там лежит моя книжка.
- А зачем тебе в школе книжка?
Брови недовольно сводятся к переносице. Ей не нравится мой вопрос.
- Ну… я читаю на переменах.
- Зачем? Разве тебе не хочется побегать с друзьями?
- У меня нет друзей. - Спохватывается: - Вы же знаете, Наташа, что в первом классе дети не всегда успевают найти себе друга.
- А что другие девочки делают на переменах?
Пожимает плечами:
- Бегают.
- Разве ты не хочешь к ним присоединиться?
Молчание. И скромный благовоспитанный ответ:
- Мне кажется, я им помешаю, они ведь меня не звали.
Пауза.
- Наташа, а вам нравится со мной сидеть?
- Да так, нормально. А тебе со мной?
Кивает:
- Нравится.
Вечером приходит мама.
- Мама, а девочки в классе меня любят!
Мама натянуто улыбается, ей не нравится, что я слышу эту фразу. Она обнимает Иришу:
- Ну вот, малыш, а ты боялась.
Теперь уже Ириша натянуто улыбается.
* * *
Уверенно расталкивает родителей, протискивается в центр, дергает учительницу за рукав: “ А я знаю!.. А я уже сделала!.. А у меня уже есть!..” Учительница из последних сил стискивает зубы и старается говорить без пауз. Нет-нет, это не мое дело. Я просто сижу с этой девочкой.
Она ябеда. Каждый день звонит матери:
- Мама, я сегодня опять... Мама, ну прости меня, ну поверь мне последний раз…
Мама верит.
Детская площадка гудит. Ириша направляется к горке. На горке девочка. Лет четырех, не больше, - хохочет, кубарем катится вниз. Ириша медленно обходит горку. Останавливается, смотрит на девочку.
Девочка вскарабкивается на горку и с визгом скатывается. Ириша обходит горку. Еще раз. Смотрит, как девочка скатывается вниз и хохочет. И вдруг, подхватив ее смех и как-то неестественно, нелепо задорно взвизгнув, кидается на горку - делает вид, что участвует в совместной игре. Всё - села. Лицо в небо, руки в боки: чтоб и мышь не проскочила. Понятно. Повторяем старый трюк.
Девочка взбирается на горку. Ириша сидит.
Девочка упирается ей прямо в спину. Ириша сидит.
И вдруг... Девочка хохочет, обхватывает Иришу и с азартом, с визгом переваливается через нее. Она скатывается с горки, вскакивает, бежит, забирается на горку и снова с тем же азартом и визгом переваливается через обалдевшую Иришу.
От восторга я буквально подпрыгиваю на скамейке. Надо же, как гениально решила проблему -превратила препятствие в удовольствие, попытку отнять - в подарок судьбы, подлый умысел - в веселый замысел. Ай да девочка! Два - ноль в нашу пользу!
Все еще сидящая на горке Ириша приходит в себя. Она встает и поспешно покидает горку.
Бродит по площадке, подходит ко мне, садится на скамейку.
Девочка на горке оглядывается на Иришу.
- Иди играть! - зовет она. Ириша не слышит. Глаза в небо, сидит, болтает ногами.
- Девочка, иди играть!
Нет. Сидит, болтает ногами. Чертит ногой по песку. Встает, идет к освободившимся качелям. Возвращается.
- Глупая девочка, - говорит она мне.
- Почему?
- Зовет меня играть. - Ее рот презрительно выгибается. - А может, я не хочу.
- Нет, - говорю я, - это не глупая девочка, это добрая, жизнерадостная девочка, которая просто не смогла догадаться, что ты приготовила ей гадость.
- Какую гадость? - ее лицо почти невинно.
- Не прикидывайся, - говорю я. - Я прекрасно вижу, с какой целью ты восседаешь на горке.
Несколько секунд она раздумывает, стоит ли ей попытаться разубедить меня, но на всякий случай не решается: а вдруг я замечу что-то еще?
Рейтузы, шапка и шарф валяются на кровати.
- Ириша, возьми вещи и убери в шкаф.
Беру грязные рейтузы и перебрасываю их на край кровати.
Ее глаза сужаются.
- Наташа, вы зачем это сделали?
Спокойно, спокойно, говорю я себе.
- Переодевайся и убери вещи в шкаф.
Принимает королевский вид:
- А теперь возьмите и положите их назад.
Пауза.
Беру рейтузы и швыряю их на пол.
* * *
Кошка приветственно мурчит, задирает хвост, не спеша разворачивается. Ириша с любопытством смотрит на кошку, а потом медленно тянет дверь на себя - так медленно, что кошка не чувствует подвоха. И я тоже. Мне все еще кажется, что она так медленно закрывает дверь потому, что закрывает ее в такт неспеша движущейся от двери кошки. Дверь захлопывается, прищемив кошку. Кошка дико вопит. Я тоже. Ириша испуганно открывает дверь, выпуская кошку, а потом опасливо поднимает на меня глаза. На кошку она больше не обращает никакого внимания.
- Ты что, ненормальная? - я задыхаюсь от ненависти.
- Я не хотела, - миролюбиво оправдывается она.
- А по-моему, очень даже хотела.
Ириша мгновенно переходит в наступление:
- Она сама виновата. Она должна была почувствовать опасность. Кошки умеют чувствовать опасность. Это плохая кошка.
Она воинственно вскидывает глаза.
Обед проходит в молчании. После обеда она молча уходит в свою комнату. Тишина.
- Наташа, идите сюда.
Она сидит на диване, смотрит на уснувшую там же, на диване, кошку.
- Плохая кошка. - Косой взгляд в мою сторону. - Очень плохая. Лучше завести рыбок.
- Да, - говорю я ядовито, - с рыбками тоже можно очень интересно играть.
- Как?
На моем лице фальшивое изумление:
- Ты не знаешь, как можно играть с рыбками? У меня был один знакомый мальчик, так вот он умел играть с рыбками. Ты ведь знаешь, что рыбки живут в воде? - Она заинтересованно кивает. - Да, - продолжаю я, - рыбки живут в воде. Они совсем не могут жить без воды. Без воды они начинают задыхаться. Ты ведь знаешь об этом?
Она хмурится:
- Ну дальше, дальше!
- Так вот. Без воды рыбки начинают задыхаться. И мой знакомый мальчик придумал такую игру: он вынимал рыбку из воды и держал ее на ладони, а рыбка начинала задыхаться, она ведь совсем не может жить без воды, а мальчик держал ее на ладони и смотрел, как она задыхается.
Я затаенно жду реакции. На ее лице изумление - изумление, медленно переходящее в гнев.
- Никто не смеет так играть с рыбками! - говорит она.
Огромный камень сваливается с моей души:
- Ну, слава богу, что тебе это не нравится! - говорю я.
Она удивленно смотрит на меня, ее глаза растерянно смаргивают.
- Никто не смеет так играть с моими с рыбками! - говорит Ириша.
Вечером приходит мать.
У Ириши страдальческое лицо:
- Мама, я сегодня кошке лапу придавила дверью. Я так испугалась. Вдруг у нее что-то с лапкой теперь?
- Ну, ничего, ничего, - говорит мать. - Все нормально у нее с лапкой, не переживай, малыш.
Ириша ласково улыбается.
- А Наташа сказала, что я нарочно.
Она одаривает меня светлым, невинным взглядом.
Теперь осталось только рассказать маме, в какие игры с рыбками я научила ее играть.
Продолжение...