Буква писания (начало) Буква писания (продолжение) В зале поднялась весёлая суматоха: принцесса с аристократической непосредственностью принялась снимать платье при всех. Наконец, после долгих криков и увещеваний кочевницы переоделись. Зеркало показало, что прекрасней всех Зейфия. Они снова поменялись платьями и…
- Госпожа, я прошу вашей руки.
Султан стоял перед кочевницами - красный, дрожащий. Впервые в речах его исчезла раздражающая манерность.
- Вы так верны традициям своего племени, - сказал он прерывающимся голосом, - вы честны, скромны, безупречны…
- Папа, нет! - ахнула принцесса.
- Да, доча. Я люблю её.
Зейфия протолкалась к Сарье:
- Выбрось куда-нибудь, - сунула зеркало, - пока мама о нём не вспомнила. Сейчас оно называет самой прекрасной тебя.
Затем Зейфия решительно двинулась к Гатте:
- Я хочу стать паладином вашего ордена. Я всё о вас поняла.
- Всё?
- Да, - она хлопнула в ладоши. - Джинн! Мешок денег. - И повернулась к командору: - Назначьте меня главнокомандующей в Аль-Хазифе. Что угодно, лишь бы подальше от мамы. Я не стану говорить наёмникам напыщенных речей, потому что они наёмники. Они наёмники, а я - это я. Я выдам им монеты, и пускай сами разложат их орлами вверх. Если не дураки.
Зейфия и Гатта смотрели друг другу в глаза, едва не соприкасаясь носами. Они ворчали и чуть покачивались из стороны в сторону. Наконец Гатта одобрительно кивнул:
- Ты поняла суть. Отныне ты - паладин.
- Но… - человек в чёрном развёл руками. - Аль-Хазиф мой!
Зейфия зачерпнула из серебряного таза воды и принялась умываться.
Когда просители разошлись, Сарья подошла к секретарю. Голова всё ещё кружилась.
- Куда отправился командор? - спросила она.
- Играть в шахматы с господином инквизитором. Возможно, тебя тоже ждут.
Сарья вновь ощутила тревогу. Опасность притаилась рядом, словно кошка за оставленным для просушки зонтом.
- Командор часто играет в шахматы?
- Нет. Исключительный случай.
- Можно я загляну в Святую Книжонку? - попросила она.
Секретарь поклонился:
- Если храмовый зверь разрешит.
Хвост в ковчежце дёрнулся. Сарья осторожно подняла кота и вытащила из-под него книгу. В происходящем явно был смысл. В смысл этот как-то укладывались принцесса, с трогательным бесстыдством гладящая командора, боевой танец Гатты и Зейфии и даже серебряный тазик для умывания.
- Скажите, - поинтересовалась она напоследок, - а какой обет командор дал, отправляясь завоёвывать Лилай?
Секретарь сказал.
Сарья, не поверив, переспросила. И, не дослушав, бросилась вон из зала - искать Реквитуса.
Потому что жизнь инквизитора повисла на волоске.
Лилайская жара диктует свои законы. Ночная прохлада пряталась в орденском дворике под треснувшим мраморным куполом и галереями, оплетёнными лианами киви, чтобы пережить очередной пылающий день. Именно здесь Реквитус и Гатта встретились за шахматным столиком поговорить о делах Санктум Оффишии.
- Твой орден болен, - без обиняков объявил Май. - Не знаю, что происходит, но это сумасшествие. Ты потакаешь колдунам, фокусникам и шарлатанам. Твои паладины кощунствуют на каждом шагу!
Из зарослей рододендронов выбежала мышь. Следом прыгнул храмовый зверь, прижимая лапой дрожащий мышиный хвостик. Гатта передвинул ладью.
- Нет, Май, - сказал он. - Это мир вокруг болен. Нам удалось покорить Лилай. И удержать его.
- Ценой сделки с дьяволом? Ты стал далёк от бога, сен Ретикстаф.
Гатта улыбнулся и прикрыл глаза.
- Знаешь, - сказал он, - все наши мысли, поступки и чувства имеют измерение. В монастыре нас учили, что господь вездесущ. Это значит, что он присутствует и во мне, в моих мыслях и поступках. И в чувствах также. Нельзя сказать "эта мысль далека от господа": ведь если есть дистанция, значит, у бога существуют границы, и он не вездесущ. Так кто из нас еретик?.. Май, раз господь присутствует во всём, значит, позволено всё! Мне жаль атеистов, путающихся в сетях бессмысленной морали, которую они сами себе навязали.
Мышь пискнула, вырываясь из-под лапы, но зверь прыгнул следом. Ленивым движением Гатта достал из-за спинки кресла взведённый арбалет.
- Отправляясь в Лилай, паладины клялись сражаться за веру, как львы и тигры. Обещали быть стойкими, подобно камню. Но никто не вспомнил истинную букву писания.
- "Будьте во всём подобны зверю храмовому…" - севшим голосом процитировал инквизитор. - Но в отрывке говорится лишь о ловле еретиков, которую Спаситель уподобил мышиной охоте!
- Спаситель ничего не знал о кошках. Вот в чём беда: у него не было других домашних животных, кроме ослов. А кошки и ослы - это большая разница. Кошки, например, играют с едой. Тебе шах, Май. Твой ход.
Инквизитор застыл. Мысли его превратились в желе. Арбалет смотрел в переносицу, словно чудовищный в своей неопровержимости богословский аргумент. Панквизитор что-то говорил о подобных случаях. Что-то о Сарье и мече света.
Мече.
Увы, меч света, висящий на поясе Реквитуса, был столь же бесполезен, как если бы находился на луне.
Над головой зашелестели лозы киви. Близоруко щурясь, Сарья Глатисворт перегнулась через перила.
- Сен Гатта! - весело крикнула она, отыскивая глазами магистра. - Смотрите, что у меня есть!
Волшебное зеркало блеснуло у неё в руках. Пылающее пятно скользнуло по каменным плитам, на мгновение ослепив инквизитора, и заплясало, призывно дрожа.
Злобно заурчав, магистр отбросил арбалет и прыгнул следом за солнечным зайчиком.
Обратно Сарья и сен Реквитус возвращались на корабле. Пустыня обоим надоела до чёртиков.
- Что будет дальше? - спросила девушка, требовательно глядя на инквизитора. - Ну… с сеном Ретикстафом?
Май сложил газету.
- Ничего, - с сожалением ответил он. - Гатта, конечно, паршивец и сукин кот, - да простит меня господь за подобное кощунство, - но его аргументация безупречна. А что думаешь ты сама? Я слышал, у тебя есть мистические силы. Что они говорят в отношении Гатты?
Сарья задумалась. Свет и добро, справедливость и мщение… Десятки колдунов, убитых её руками, чудовища двуногие и многоногие - в этом всегда было так мало её самой. Впервые она столкнулась с ситуацией, в которой не было однозначного решения.
В которой решать пришлось ей самой.
- Ну-у, - протянула она. - Я могу сказать только одно: Гатта существует. И он - великолепен.