Наш талантливый ребенок
Здесь этот разговор начинается
Продолжение и завершение темы.
Разве мы не хотим, чтобы мы могли нашими детьми гордиться? - это было последней фразой предыдущего поста.
Но разве сможем мы гордиться пусть сверхталантливым, но истеричным или склонным к саморазрушению чадом, которого любой щелчок по носу сбивает с ног? Мы можем только сострадать ему и бесконечно переживать за него.
Да, в таком случае наша жизнь именно в страдание и превращается. И в постоянный страх за то, что если что-то «пойдет не так», наше сокровище «удара не переживет».
Вот они «три Н» - Наши проекции Наших качеств на Наших детей. Именно отсюда и начинается кропотливая работа некоторых родителей по планомерному и методичному деланию своего талантливого ребенка нежизнеспособным человеком, разрушающим все, к чему он прикоснется.
Разрушающим, дабы устоять.
Они и так ранимы, они и так сверхчувствительны, они и так «в группе риска» со своим дарованием перед этим миром и людьми. И этот означает, что, чем более ярко выражен в нашем ребенке талант, тем более правильным мне кажется наращивать внутри него дополнительные опоры в другую, противоположную таланту, сторону.
«Ничего он научится побеждать и так, пусть только учится, пусть добивается, тут нужно всего себя положить, победы он сможет добиться, и я сделаю для этого все!» - вот что можно услышать в противовес.
Но, во-первых, любое «я», которое искренне собирается «сделать все», - не вечно.
Во-вторых, если мы и имеем право «положить» кого-то за идею, то только самих себя.
И в-третьих, да, может он всего добиться, может победить. Но наполнит ли его победа? Не сорвет ли ему «крышу»? Сделает ли счастливым?
Я убеждена в том, что счастливым себя более или менее длительно может чувствовать только гармоничный человек, развитый всесторонне и без надрыва, и под «всесторонностью» тут я подразумеваю не энциклопедические знания, а именно категории человечности.
К огромному сожалению, гармоничность и состоятельность сейчас во многих умах разнесена. Ценности поставлены на разные чаши весов. Этот факт едва ли не чудовищен.
А если нас это не устраивает, я бы подошла к проблеме так:
В ребенке с ярко выраженным стремлением к физической борьбе я бы формировала понятия чести, милосердия, железного соблюдения правил в борьбе, а не самоценности выигрыша. Обобщенно, эти качества можно было бы назвать антижестокостью. Как бы ни пахнуло на нас сейчас прошлым веком, это было бы не «выиграть любой ценой», а «бороться честно, и пусть победит сильнейший».
- Важна не награда, важно умение. На любого сильно найдется сильнейший. Я вот смотрю на тебя и знаю, что если ты вдруг увидишь несправедливость, то сможешь вступиться за обиженного. Это главное для меня.
Тут можно услышать возражения, дескать, конечно, он вступится, тут его и прирежут, нет уж, лучше ринг и медали.
Ничего на это возразить я не сумею. Очевидно, что мы говорим на разных языках.
И дальше:
В ребенке творческом, будь то музыка или живопись, упор я бы делала на именно ценности самой музыки, живописи, как преобразования красоты мира руками человеческими, и ставила бы во главу угла процесс творчества, показывая его необъятность.
- Как же мне хорошо на душе, когда я вижу тебя с инструментом в руках!
И, конечно, не стоит, пробегая мимо играющего на инструменте ребенка, кинуть ему: «ты фальшивишь!» Куда полезней для его души, а, в конечном счете, и для музыки тоже, увидеть мечтательное выражение нашего лица, заметить паузу в нашем беге: мы остановились, чтобы его послушать, чтобы полюбоваться на него за игрой…Пусть он встретит ваш задумчивый взгляд. Покачайте медленно головой. Скажите: «Я так люблю тебя…Я сейчас любуюсь тобой!»
- Знаешь, ты когда стоишь у мольберта, у тебя такое лицо… Как будто ты - волшебник, ведь ты сейчас творишь что-то, чего раньше никогда не было…
И, конечно же, не стоит, походя, бросить замечание об измазанной одежде или запачканном носе. Лучше спросить что-то совсем непонятное, но к процессу творчества подходящее, попав тем самым с ребенком в унисон. Потому что ничего более непонятного, чем феномен творчества, по большому счету нет…
- Ты стоишь, рисуешь… Ты чувствуешь пол под ногами? Ну, ты чувствуешь, что ты стоишь на земле?
И встретить непонимающий, а может быть, изумленный взгляд.
- Понимаешь, ты как будто немного не на полу. Это удивительно! Когда человек рисует, когда он пишет картину, даже пусть только эскиз, набросок, он, наверное, по-другому чувствует мир! И сам не замечает этого, может быть… Я иногда думаю. Когда мир закончится, все перестанет быть. А пока мы живы, невидимый художник все пишет свою картину…
Не думайте, что ребенку нужны только наши понятные слова и наши логичные речи. Это совсем не так! Лучшим подтверждением того, что все окружающее имеет какой-то смысл, для него может оказаться такая вот восторженная наша бессмыслица. Потому что, до тех пор пока мы крепко не встали на ноги, мы… Да, мы не совсем стоим на полу, на земле. Впрочем, не мы. Дети наши.
И дальше.
В ребенке-поэте я постаралась бы заложить мысли о том, что именно человек хочет сказать людям, и в данном случае особенно озаботилась бы именно категориями ответственности за сказанное слово. …Помните, сколько стихотворных строчек начинается с «я»? Как часто за умельцами подбирать рифмы мы можем видеть ту или иную форму нарциссизма, творящего от собственной пустоты…
Ребенок рифмует, и вот, мы уже бросились поднимать его на стол для прочтения строчек перед гостями. Ему больше не надо строить себя. Достаточно продолжать рифмовать.
И вот он рифмует, пока растет. А подрастает и выясняется, что никому его стихи не нужны.
Я бы отдельно порассуждала о разносных энергиях стихотворчества, только, боюсь, это совсем не относится к теме семьи.
А с рифмующим детенышем я бы говорила совсем о другом, перенаправляя цели, расширяя кругозор. Но прежде всего, я бы читала ему стихи великих. По мере доступности их содержания. И, не менее важно, переводила бы интерес к его собственной персоне на интерес к окружающей жизни и людям в ней.
- А ты бы согласился написать стихи и отставить их так, словно они не твои? Чтобы никто не знал, кто их автор?
- Тут вот конкурс объявили за призы. А давай напишем стихи и оставим их в подарок? Чтобы не за приз, а за радость? Давай?
Для того, чтобы стихосложение не взялось править моим ребенком, я бы, возможно, дала ему эквивалент проявления ритмов - хотя бы какое-то время посвятила обучению классическим танцам или умению слушать классическую музыку для расширения как его восприятия, если ребенок совсем не тянется к танцу. Потому что первое, что мне кажется должен сделать родитель творческого ребенка, это позаботиться о его наполнении. О равновесном и гармоничном развитии личности его. В доступном для него языке.
И дальше.
Если к таланту нашего ребенка относятся невиданные щедрость и доброта, я бы учила его играть в шахматы, просчитывать ходы с тем, чтобы дать человеку возможность понимать, как именно нужно помогать людям, чтобы не развращать и не отягощать их своей помощью. Чтобы, позволяя своему таланту исходить из себя, не разрушать окружающее и себя, а творить добро. И мы видим, что тут у нас тоже отдельная и серьезная тема, которую я, в принципе, обсудить готова, если желающие найдутся.
Сверхчувствительного ребенка, который вполне может вырасти потом в человека с необъяснимыми с точки зрения физического мира качествами видения и восприятия, я бы настойчиво закаляла. В бережной форме я бы знакомила его с тем, от чего горе-родители стараются своих детей уберечь: с жестокостью, с увечьями, с раздорами и методами борьбы с этим злом (со всем этим набором дети непременно столкнутся в компьютерном мире, только вот способов борьбы со злом им этот мир не преподаст). При этом планомерно и тщательно продумывала бы способ подачи информации, чтобы вектор победы, а как раз тут она уместна как никогда, всегда был ведущим и определяющим. Именно сверхчувствительного ребенка я бы от внешнего мира не закрывала бы, наоборот, аккуратно и поступательно обнажая и предъявляя его возможные горести, показывала тут же методы борьбы с ними.
Как пример, могу привести возможность посещения таких музеев, как Преодоление на Тверской в Москве. Я приводила бы туда своего сверхчувствительного ребенка много раз, с информацией знакомила бы капельно и наблюдала бы за тем, как она, прорастая, моего ребенка укрепляет.
Ребенка с уникальной памятью я вообще не стала бы ориентировать на что-то специальное, а постаралась бы максимально ровней его воспитывать и образовывать, чтобы не дать человеку «улететь» в запоминания бесполезной информации, которую некуда приложить. Я бы старалась показать ему весь посильный спектр приложений человеческих способностей и давала бы возможность созреть для собственного выбора пути. К сожалению, некоторые родители, играя в своего ребенка как в игрушку, тратят его силы и время на ненужные запоминания, чтобы потом с гордостью продемонстрировать это родственникам и друзьям. Всем нам хорошо бы было подумать чуть глубже, чем удовольствие от этих милых встреч.
И дальше.
Ребенка, склонного погружаться в вычисления, тяготеющего к точным наукам, я отвлекала бы на нужды гуманитарные, делая акценты на человеческих чувствах и их проявлениях. Помните, как принято говорить о программистах? Они-де не способны к созданию семейной жизни. Но не ради именно семейной жизни, сколь ценной она бы мне ни представлялась, я бы стала отвлекать такого ребенка от погружения в схемы. А ради наполнения его жизни разными и порой взаимоисключающими интересами, привлекая его внимание и включая его в реальную жизнь.
Я убеждена, что такой подход даже не отсрочил бы состоятельности любого из подобных детей, а если и отсрочил бы, то ненадолго. Но дал бы нам богатую и устойчивую личность, как способное к плодоношению дерево с крепким стволом. А не как тонкоствольное изогнутое деревце, не способное ни напитать полноценно свои плоды, ни выжить под их весом.
Конечно, пока наш ребенок растет и занимается разными вещами, я бы стремилась к тому, чтобы, начиная обучаться чему-то одному, ребенок это завершал. Я делала бы это исключительно из стремления научить ребенка доводить начатое до конца, но не надрывая его непосильным грузом задач и наших проблем, которые, в общем, никакого отношения к самому ребенку не имеют. В наших силах, уняв свое честолюбие, несколько ослабить вожжи и дать возможность ребенку получать удовольствие от процесса обучения, не сгибая его мерками социума, которые мы сами взяли за ориентир.
Дать возможность созреть в равновесии и гармонии - это может быть ключевыми словами сегодняшней темы. Воспитать достоинство и научить проигрывать. Развить дополнительные возможности самореализации. И выбрать для себя осознанно, что же для нас в воспитании нашего потомства главное на этой земле.
Продолжениеи развитие темы в следующем посте
Продолжение и завершение темы.
Разве мы не хотим, чтобы мы могли нашими детьми гордиться? - это было последней фразой предыдущего поста.
Но разве сможем мы гордиться пусть сверхталантливым, но истеричным или склонным к саморазрушению чадом, которого любой щелчок по носу сбивает с ног? Мы можем только сострадать ему и бесконечно переживать за него.
Да, в таком случае наша жизнь именно в страдание и превращается. И в постоянный страх за то, что если что-то «пойдет не так», наше сокровище «удара не переживет».
Вот они «три Н» - Наши проекции Наших качеств на Наших детей. Именно отсюда и начинается кропотливая работа некоторых родителей по планомерному и методичному деланию своего талантливого ребенка нежизнеспособным человеком, разрушающим все, к чему он прикоснется.
Разрушающим, дабы устоять.
Они и так ранимы, они и так сверхчувствительны, они и так «в группе риска» со своим дарованием перед этим миром и людьми. И этот означает, что, чем более ярко выражен в нашем ребенке талант, тем более правильным мне кажется наращивать внутри него дополнительные опоры в другую, противоположную таланту, сторону.
«Ничего он научится побеждать и так, пусть только учится, пусть добивается, тут нужно всего себя положить, победы он сможет добиться, и я сделаю для этого все!» - вот что можно услышать в противовес.
Но, во-первых, любое «я», которое искренне собирается «сделать все», - не вечно.
Во-вторых, если мы и имеем право «положить» кого-то за идею, то только самих себя.
И в-третьих, да, может он всего добиться, может победить. Но наполнит ли его победа? Не сорвет ли ему «крышу»? Сделает ли счастливым?
Я убеждена в том, что счастливым себя более или менее длительно может чувствовать только гармоничный человек, развитый всесторонне и без надрыва, и под «всесторонностью» тут я подразумеваю не энциклопедические знания, а именно категории человечности.
К огромному сожалению, гармоничность и состоятельность сейчас во многих умах разнесена. Ценности поставлены на разные чаши весов. Этот факт едва ли не чудовищен.
А если нас это не устраивает, я бы подошла к проблеме так:
В ребенке с ярко выраженным стремлением к физической борьбе я бы формировала понятия чести, милосердия, железного соблюдения правил в борьбе, а не самоценности выигрыша. Обобщенно, эти качества можно было бы назвать антижестокостью. Как бы ни пахнуло на нас сейчас прошлым веком, это было бы не «выиграть любой ценой», а «бороться честно, и пусть победит сильнейший».
- Важна не награда, важно умение. На любого сильно найдется сильнейший. Я вот смотрю на тебя и знаю, что если ты вдруг увидишь несправедливость, то сможешь вступиться за обиженного. Это главное для меня.
Тут можно услышать возражения, дескать, конечно, он вступится, тут его и прирежут, нет уж, лучше ринг и медали.
Ничего на это возразить я не сумею. Очевидно, что мы говорим на разных языках.
И дальше:
В ребенке творческом, будь то музыка или живопись, упор я бы делала на именно ценности самой музыки, живописи, как преобразования красоты мира руками человеческими, и ставила бы во главу угла процесс творчества, показывая его необъятность.
- Как же мне хорошо на душе, когда я вижу тебя с инструментом в руках!
И, конечно, не стоит, пробегая мимо играющего на инструменте ребенка, кинуть ему: «ты фальшивишь!» Куда полезней для его души, а, в конечном счете, и для музыки тоже, увидеть мечтательное выражение нашего лица, заметить паузу в нашем беге: мы остановились, чтобы его послушать, чтобы полюбоваться на него за игрой…Пусть он встретит ваш задумчивый взгляд. Покачайте медленно головой. Скажите: «Я так люблю тебя…Я сейчас любуюсь тобой!»
- Знаешь, ты когда стоишь у мольберта, у тебя такое лицо… Как будто ты - волшебник, ведь ты сейчас творишь что-то, чего раньше никогда не было…
И, конечно же, не стоит, походя, бросить замечание об измазанной одежде или запачканном носе. Лучше спросить что-то совсем непонятное, но к процессу творчества подходящее, попав тем самым с ребенком в унисон. Потому что ничего более непонятного, чем феномен творчества, по большому счету нет…
- Ты стоишь, рисуешь… Ты чувствуешь пол под ногами? Ну, ты чувствуешь, что ты стоишь на земле?
И встретить непонимающий, а может быть, изумленный взгляд.
- Понимаешь, ты как будто немного не на полу. Это удивительно! Когда человек рисует, когда он пишет картину, даже пусть только эскиз, набросок, он, наверное, по-другому чувствует мир! И сам не замечает этого, может быть… Я иногда думаю. Когда мир закончится, все перестанет быть. А пока мы живы, невидимый художник все пишет свою картину…
Не думайте, что ребенку нужны только наши понятные слова и наши логичные речи. Это совсем не так! Лучшим подтверждением того, что все окружающее имеет какой-то смысл, для него может оказаться такая вот восторженная наша бессмыслица. Потому что, до тех пор пока мы крепко не встали на ноги, мы… Да, мы не совсем стоим на полу, на земле. Впрочем, не мы. Дети наши.
И дальше.
В ребенке-поэте я постаралась бы заложить мысли о том, что именно человек хочет сказать людям, и в данном случае особенно озаботилась бы именно категориями ответственности за сказанное слово. …Помните, сколько стихотворных строчек начинается с «я»? Как часто за умельцами подбирать рифмы мы можем видеть ту или иную форму нарциссизма, творящего от собственной пустоты…
Ребенок рифмует, и вот, мы уже бросились поднимать его на стол для прочтения строчек перед гостями. Ему больше не надо строить себя. Достаточно продолжать рифмовать.
И вот он рифмует, пока растет. А подрастает и выясняется, что никому его стихи не нужны.
Я бы отдельно порассуждала о разносных энергиях стихотворчества, только, боюсь, это совсем не относится к теме семьи.
А с рифмующим детенышем я бы говорила совсем о другом, перенаправляя цели, расширяя кругозор. Но прежде всего, я бы читала ему стихи великих. По мере доступности их содержания. И, не менее важно, переводила бы интерес к его собственной персоне на интерес к окружающей жизни и людям в ней.
- А ты бы согласился написать стихи и отставить их так, словно они не твои? Чтобы никто не знал, кто их автор?
- Тут вот конкурс объявили за призы. А давай напишем стихи и оставим их в подарок? Чтобы не за приз, а за радость? Давай?
Для того, чтобы стихосложение не взялось править моим ребенком, я бы, возможно, дала ему эквивалент проявления ритмов - хотя бы какое-то время посвятила обучению классическим танцам или умению слушать классическую музыку для расширения как его восприятия, если ребенок совсем не тянется к танцу. Потому что первое, что мне кажется должен сделать родитель творческого ребенка, это позаботиться о его наполнении. О равновесном и гармоничном развитии личности его. В доступном для него языке.
И дальше.
Если к таланту нашего ребенка относятся невиданные щедрость и доброта, я бы учила его играть в шахматы, просчитывать ходы с тем, чтобы дать человеку возможность понимать, как именно нужно помогать людям, чтобы не развращать и не отягощать их своей помощью. Чтобы, позволяя своему таланту исходить из себя, не разрушать окружающее и себя, а творить добро. И мы видим, что тут у нас тоже отдельная и серьезная тема, которую я, в принципе, обсудить готова, если желающие найдутся.
Сверхчувствительного ребенка, который вполне может вырасти потом в человека с необъяснимыми с точки зрения физического мира качествами видения и восприятия, я бы настойчиво закаляла. В бережной форме я бы знакомила его с тем, от чего горе-родители стараются своих детей уберечь: с жестокостью, с увечьями, с раздорами и методами борьбы с этим злом (со всем этим набором дети непременно столкнутся в компьютерном мире, только вот способов борьбы со злом им этот мир не преподаст). При этом планомерно и тщательно продумывала бы способ подачи информации, чтобы вектор победы, а как раз тут она уместна как никогда, всегда был ведущим и определяющим. Именно сверхчувствительного ребенка я бы от внешнего мира не закрывала бы, наоборот, аккуратно и поступательно обнажая и предъявляя его возможные горести, показывала тут же методы борьбы с ними.
Как пример, могу привести возможность посещения таких музеев, как Преодоление на Тверской в Москве. Я приводила бы туда своего сверхчувствительного ребенка много раз, с информацией знакомила бы капельно и наблюдала бы за тем, как она, прорастая, моего ребенка укрепляет.
Ребенка с уникальной памятью я вообще не стала бы ориентировать на что-то специальное, а постаралась бы максимально ровней его воспитывать и образовывать, чтобы не дать человеку «улететь» в запоминания бесполезной информации, которую некуда приложить. Я бы старалась показать ему весь посильный спектр приложений человеческих способностей и давала бы возможность созреть для собственного выбора пути. К сожалению, некоторые родители, играя в своего ребенка как в игрушку, тратят его силы и время на ненужные запоминания, чтобы потом с гордостью продемонстрировать это родственникам и друзьям. Всем нам хорошо бы было подумать чуть глубже, чем удовольствие от этих милых встреч.
И дальше.
Ребенка, склонного погружаться в вычисления, тяготеющего к точным наукам, я отвлекала бы на нужды гуманитарные, делая акценты на человеческих чувствах и их проявлениях. Помните, как принято говорить о программистах? Они-де не способны к созданию семейной жизни. Но не ради именно семейной жизни, сколь ценной она бы мне ни представлялась, я бы стала отвлекать такого ребенка от погружения в схемы. А ради наполнения его жизни разными и порой взаимоисключающими интересами, привлекая его внимание и включая его в реальную жизнь.
Я убеждена, что такой подход даже не отсрочил бы состоятельности любого из подобных детей, а если и отсрочил бы, то ненадолго. Но дал бы нам богатую и устойчивую личность, как способное к плодоношению дерево с крепким стволом. А не как тонкоствольное изогнутое деревце, не способное ни напитать полноценно свои плоды, ни выжить под их весом.
Конечно, пока наш ребенок растет и занимается разными вещами, я бы стремилась к тому, чтобы, начиная обучаться чему-то одному, ребенок это завершал. Я делала бы это исключительно из стремления научить ребенка доводить начатое до конца, но не надрывая его непосильным грузом задач и наших проблем, которые, в общем, никакого отношения к самому ребенку не имеют. В наших силах, уняв свое честолюбие, несколько ослабить вожжи и дать возможность ребенку получать удовольствие от процесса обучения, не сгибая его мерками социума, которые мы сами взяли за ориентир.
Дать возможность созреть в равновесии и гармонии - это может быть ключевыми словами сегодняшней темы. Воспитать достоинство и научить проигрывать. Развить дополнительные возможности самореализации. И выбрать для себя осознанно, что же для нас в воспитании нашего потомства главное на этой земле.
Продолжениеи развитие темы в следующем посте