Наши комментарии. Ребенок ругается матом
«Пацан увидел и кричит, мужчина знает и молчит» - одна из разновидностей известной поговорки, подходящей к сегодняшней теме.
Я заглянула в комментарии, как и обещала. И решила подробнее рассказать о том, как боролась с детской руганью. Не руганью между собой, детская агрессия и «междоусобные войны» - снова тема отдельная. А с использованием грубых выражений. В том числе, нецензурных.
Отрывок из комментария:
«дети, в пылу чувств, могут… при родителях достаточно грязно выругаться на брата. Детям от 8 до 12 лет»
Отвечая, я предположила, что тему эту стоит развить и рассмотреть отдельно. Потому что, в той или иной степени, через это проходят все дети. Или почти все. Мои замечательные - во всех смыслах - потомки, во всяком случае, исключения тут не составили.
Сразу хочу сказать, что кому-то мой метод может показаться недопустимым. Причем, одним по этическим соображениям, а кто-то, возможно, был бы рад сделать так же, но язык не повернется. И все это я понимаю. Но мой язык поворачивался, я же при этом чувствовала себя совершенно спокойно. Я думала и продолжаю думать, что порой для того, чтобы некоторые поступки детей не перешли в тенденцию, нужно прибегнуть к чему-то «шоковому», к чему-то, чего дети совершенно от нас не ждут, что, тем не менее, окажет эффект прививки и защитит их от развития "болезни".
В какой-то момент жизни, очень часто, кстати, именно в возрасте лет восьми-десяти, дети открывают для себя мат, и в большинстве своем вместе с этим - новую сторону жизни, прежде скрытую от них. Тут снова нужно оговориться, что мы не имеем в виду трудные семьи, где обиходная лексика повседневности ругательные слова включает. Это как раз касается благополучных семей, времени, когда дети начинают ходить в школу, больше времени проводят среди ровесников, которые и просвещают их в этом плане.
Если дурное слово произносит ребенок от трех до пяти лет, в чьей семье подобные слова исключены, то, скорее всего, он услышал его где-то «в песочнице» и повторил бездумно. Самым неправильным мне кажется в этом случае «подлить масла в огонь», а именно среагировать немедленно и всем своим видом показать, что данное выражение недопустимо. Мне кажется куда более правильным сделать вид, что ничего не произошло, то есть, вообще не проявить внимания, а ребенка отвлечь. Если случай повторится снова, можно сказать что-то, похожее на «мы не говорим таких слов», энергии, тем не менее, не добавляя, сохраняя доброжелательное спокойствие. Конечно, в случае повторения, нужно поинтересоваться у воспитателей в детском саду, откуда ветер дует. К сожалению, если рядом с нашим ребенком пасется такой маленький «ругатель», мы мало на что можем повлиять. Разве что по-прежнему мягко и с любовью просить дитятку не повторять дурных слов. Можно поморщиться и сказать, что это слово пахнет горшком. Но сделать это между делом, не присаживаясь на корточки, не глядя ребенку в глаза. Просто обозначить некую незначительную глупость.
Все же, к нашему счастью, в три-пять лет такие происшествия случаются не часто.
Шести-семилетний ребенок вполне может повторять такие слова, не особенно озадачиваясь их смыслом, но уже чувствуя их запретность. Пакостные стишки имеют свойство «выучиваться сами» в соответствии с принципом сорняков, которые растут себе и в уходе с поливом не нуждаются. Но чаще все же, узнавая подобные слова, дети уже смутно представляют, что это, по крайней мере, что-то неприличное. И что если эти слова употреблять, то можно произвести некий эффект, превышающий обычный. То есть, не особенно понимая, скорее чуя, о чем идет речь, ребенок в этом возрасте уже именно «ругается», и с ним уже можно поговорить.
Тут мы пока можем обойтись «без экстрима». Порой бывает достаточно доверительной беседы, в которой можно сказать ребенку, что такими словами говорят нехорошие люди, и что если они услышат знакомое слово, то могут подумать, что наши Петя-Маша-Вася подходят им для плохих дел.
Тут надо немного «поиграть», чтобы, с одной стороны, ребенка не напугать, но с другой стороны обозначить опасность.
- Конечно, я или папа придем и тебе поможем, чтобы к тебе не приставал плохой человек, но лучше, говоря такие слова, его не звать специально. Ничего плохого не случится, но лучше все же не говорить слов, на которые приходят не очень хорошие люди. …Помнишь, мы шли, а на улице лежал мертвый голубь ( что-нибудь, да лежало на вашем пути хоть однажды)? И на нем сидели мухи… Вот так и эти люди, как мухи, слетаются туда, где звучат плохие слова. Поэтому в нашем доме мы таких слов не произносим. У нас же всегда чисто и красиво, правда?
Так мы закончим наш разговор - на положительной эмоции, проведем его доброжелательно, выкажем поддержку, уверим в помощи. И в то же время обозначим некую схожесть тех, о ком говорим, с неприятной картиной, которую видели однажды.
Тут к месту сказать, что не надо закрывать глаз ребенку, отворачивать его, если у нас на буквальной дороге вдруг возникает мертвая птица или кошка, которую сбило машиной. Конечно, нужно сказать о том, как это печально, что такое случается. Но не «обходить». Потому что из всего, что встречается нам на пути, мы можем извлечь материал для примеров. Потому что, не обходя таких картин, мы в мягкой форме готовим нашего ребенка к встрече с тем, с чем он потом, несомненно, в жизни столкнется. Нам надо помочь нашему ребенку понять то, что без примеров ему убедительным не покажется. Все, что встречается нам на пути, в воспитании ребенка мы можем повернуть на службу себе!
Но если наш ребенок старше. Если ему уже восемь, девять, десять и дальше (не слишком дальше, там уже надо решать вопрос иначе). То тут отделаться примером с убитой птицей нам не удастся.
Тут, если ребенка остановить сразу, едва он дурное слово произнес, мы увидим хитрые глаза, «специальное» выражение лица, убегающий взгляд. Досаду, смущение и сердитость «в одном флаконе». Наш ребенок уже понимает, чего касаются нецензурные слова или выражения. Он уже о чем-то догадывается, ему уже хочется быть «крутым». Кроме того, в подавляющем большинстве случаев, ребенок чувствует даже некоторое преимущество перед родителями. Как в том анекдоте, который вы наверняка помните:
«- Саш, давай расскажем бабушке, откуда дети берутся?
- Да ну! Пусть лучше дурой помрет».
Это может показаться невозможным, тем не менее, мы имеем дело с проверенным фактом: для наших детей не очевидно, что мы в этом вопросе просвещены. Так же, как это ни покажется кому-то парадоксальным, не очевидна для них наша осведомленность в вопросах секса, и тут снова отдельная тема для разговора. В этой неочевидности я многократно убеждалась.
Это может показаться спорным, но по моим наблюдениям, для наших, уже немного подросших, но еще не взрослых детей нецензурные слова и выражения практически сразу возводятся в ранг некоего «идола». И лучшего способа этого идола свергнуть, как развенчать миф его запретности и трудной доступности для взрослых, я не знаю.
И вот тут как раз и начинается та самая «шоковая терапия», с упоминания о которой я этот пост начинала.
Напомню, что это подходит для детей от восьми до двенадцати-тринадцати лет. Конечно, наши дети развиваются не одинаково, и родителям, для которых мой опыт окажется приемлемым, нужно самим определить, не рано ли вести себя так и не опоздали ли они.
Застав кого-то из детей, а мои мальчики, как и мои девочки, все проходили через подобное, через некоторое время я призывала ребенка к себе. На разговор.
Делала я это, как обычно, заручившись сначала вниманием ребенка и его расположением. Я заранее «включала лампочки», невидимые софиты, освещающие невидимую сцену, у меня всегда навстречу ребенку горели глаза. Дальше разговор шел приблизительно так:
- Я уверена, ты хорошо знаешь, что означает слово, которое ты сегодня произнес, - доброжелательно и несколько заговорщицки, тем несколько сбивая ребенка с толку, начинала я. - Но на всякий случай хочу уточнить. Только ты меня прости, я понимаю, тебе неприятно будет это от меня слышать. Ты сказал… - и тут я произношу то самое слово - ясно, членораздельно, артикулируя, подчеркивая тоном и видом. И это тот случай, когда я смотрю ребенку в глаза, потому что сознательно намерена его «засмущать».
- Ты сказал слово … - тут следует повтор. - И мы знаем с тобой, что оно означает… - без официоза и терминов, а выбирая только простые слова, я рассказываю, в общем, известное, т.е. - что же это такое. В ситуации, если мне вдруг кажется, что ребенок может чего-то не знать, у меня под рукой оказывается припасенная энциклопедия для детей. - Смотри, это вот что. Это есть у всех… (мужчин? Женщин? Людей?) И когда мы с папой (бабушкой, тетей, друзьями) говорим об этом, а нам иногда приходится говорить… Например, потому что люди болеют… Мы говорим так:
Я произношу некое слово- цензурный заменитель и возвращаюсь к теме.
- А тот дядька, которого мы видели с тобой в подъезде ( у ларька, на остановке, в милицейской машине, в канаве - обращайте внимание ваших детей на то, мимо чего вы вместе проходите или проезжаете! Все, что встречается нам в жизни, может сослужить нам добрую службу!), вот он как раз скажет…
И я снова членораздельно произношу ТО слово.
Если нашему ребенку лет восемь-девять, то, мне кажется, если речь идет о слове из трех букв, например, не стоит говорить «мужской половой член», это ребенка отодвинет от вас, казенные термины имеют такое свойство, а сказать простое и доступное слово «пиписька». Если же ребенок старше, можно произнести слово «член», но без уточнения пола и свойства. Можно еще уважительно и с серьезным лицом кивнуть. Сделать жест руками, развернув их ладонями вверх, словно подчеркивая: «вот ведь как!» То есть, исключить усмешку неловкости, ведь наши дети не привыкли, чтобы мы говорили с ними так. А жесты - отвлекающая терапия на фоне «шоковой», которую мы проводим.
- Нормальные люди, те, с которыми мы привыкли общаться, скажут (так-то), а те, о которых мы сейчас вспомнили, вот они-то как раз скажут - и повторите это еще раз.
Для закрепления материала можно еще разобрать и другое какое-то слово. Призвав при этом свою фантазию, не забывая об игре и о том, что глаза наши должны светиться навстречу ребенку. Нам надо постараться получать удовольствие от нашего спектакля, от нашей «драматической» роли. Предчувствуя аплодисменты.
Итак, мы закончили нашу игру словами и перестали испытывать на прочность меру изумления нашей подросшей детки.
Уверяю, к этому моменту ваш ребенок отчетливо почувствует, что с него достаточно. Если мы начнем наш разговор доверительно, если выдержим свою роль человека, знающего, о чем он говорит, у ребенка не возникнет импульса сбежать и прекратить разговор, он дослушает нас до конца.
«Кумир поверженный все бог», - о нет, с поэтом я тут не согласна. Потому что кумиры развенчиваются легко и очень часто бесповоротно. Возможно, наш ребенок еще козырнет когда-то подобным словом, общаясь с друзьями, но при нас он этого делать больше не станет. Он твердо усвоит, что тут, с родителями, это поведение «не работает», но не только это станет очевидным ему. То, что наша детка поймет в это день, можно объединить под флагом с надписью «родители в курсе, их этим не возьмешь».
Что и требовалось доказать.
Конечно, пример сегодняшнего поста к «педагогичным» отнести нельзя. Однако, я уверена, что он допустим и является «наименьшим злом» в сравнении с другими вариантами «прививок» или стойких интоксикаций, которые наши дети от общества получают.
Пройдя вместе со мной такой «ликбез», мои сыновья и мои дочери получали стойкую прививку от матершины, мои друзья, не находя в себе задору так поговорить со своими детьми, просили меня об этом, и резльтаты мы имели устойчивые. И сейчас, будучи взрослыми, все бывшие дети с брезгливостью относятся к подобным словам. Впрочем, никого не осуждают, понимая, что если кого-то за это ругали, ничего не объясняя, а ограничиваясь обычным «так нельзя» или «это плохо», то «прививка» могла получиться с обратным знаком.
Я заглянула в комментарии, как и обещала. И решила подробнее рассказать о том, как боролась с детской руганью. Не руганью между собой, детская агрессия и «междоусобные войны» - снова тема отдельная. А с использованием грубых выражений. В том числе, нецензурных.
Отрывок из комментария:
«дети, в пылу чувств, могут… при родителях достаточно грязно выругаться на брата. Детям от 8 до 12 лет»
Отвечая, я предположила, что тему эту стоит развить и рассмотреть отдельно. Потому что, в той или иной степени, через это проходят все дети. Или почти все. Мои замечательные - во всех смыслах - потомки, во всяком случае, исключения тут не составили.
Сразу хочу сказать, что кому-то мой метод может показаться недопустимым. Причем, одним по этическим соображениям, а кто-то, возможно, был бы рад сделать так же, но язык не повернется. И все это я понимаю. Но мой язык поворачивался, я же при этом чувствовала себя совершенно спокойно. Я думала и продолжаю думать, что порой для того, чтобы некоторые поступки детей не перешли в тенденцию, нужно прибегнуть к чему-то «шоковому», к чему-то, чего дети совершенно от нас не ждут, что, тем не менее, окажет эффект прививки и защитит их от развития "болезни".
В какой-то момент жизни, очень часто, кстати, именно в возрасте лет восьми-десяти, дети открывают для себя мат, и в большинстве своем вместе с этим - новую сторону жизни, прежде скрытую от них. Тут снова нужно оговориться, что мы не имеем в виду трудные семьи, где обиходная лексика повседневности ругательные слова включает. Это как раз касается благополучных семей, времени, когда дети начинают ходить в школу, больше времени проводят среди ровесников, которые и просвещают их в этом плане.
Если дурное слово произносит ребенок от трех до пяти лет, в чьей семье подобные слова исключены, то, скорее всего, он услышал его где-то «в песочнице» и повторил бездумно. Самым неправильным мне кажется в этом случае «подлить масла в огонь», а именно среагировать немедленно и всем своим видом показать, что данное выражение недопустимо. Мне кажется куда более правильным сделать вид, что ничего не произошло, то есть, вообще не проявить внимания, а ребенка отвлечь. Если случай повторится снова, можно сказать что-то, похожее на «мы не говорим таких слов», энергии, тем не менее, не добавляя, сохраняя доброжелательное спокойствие. Конечно, в случае повторения, нужно поинтересоваться у воспитателей в детском саду, откуда ветер дует. К сожалению, если рядом с нашим ребенком пасется такой маленький «ругатель», мы мало на что можем повлиять. Разве что по-прежнему мягко и с любовью просить дитятку не повторять дурных слов. Можно поморщиться и сказать, что это слово пахнет горшком. Но сделать это между делом, не присаживаясь на корточки, не глядя ребенку в глаза. Просто обозначить некую незначительную глупость.
Все же, к нашему счастью, в три-пять лет такие происшествия случаются не часто.
Шести-семилетний ребенок вполне может повторять такие слова, не особенно озадачиваясь их смыслом, но уже чувствуя их запретность. Пакостные стишки имеют свойство «выучиваться сами» в соответствии с принципом сорняков, которые растут себе и в уходе с поливом не нуждаются. Но чаще все же, узнавая подобные слова, дети уже смутно представляют, что это, по крайней мере, что-то неприличное. И что если эти слова употреблять, то можно произвести некий эффект, превышающий обычный. То есть, не особенно понимая, скорее чуя, о чем идет речь, ребенок в этом возрасте уже именно «ругается», и с ним уже можно поговорить.
Тут мы пока можем обойтись «без экстрима». Порой бывает достаточно доверительной беседы, в которой можно сказать ребенку, что такими словами говорят нехорошие люди, и что если они услышат знакомое слово, то могут подумать, что наши Петя-Маша-Вася подходят им для плохих дел.
Тут надо немного «поиграть», чтобы, с одной стороны, ребенка не напугать, но с другой стороны обозначить опасность.
- Конечно, я или папа придем и тебе поможем, чтобы к тебе не приставал плохой человек, но лучше, говоря такие слова, его не звать специально. Ничего плохого не случится, но лучше все же не говорить слов, на которые приходят не очень хорошие люди. …Помнишь, мы шли, а на улице лежал мертвый голубь ( что-нибудь, да лежало на вашем пути хоть однажды)? И на нем сидели мухи… Вот так и эти люди, как мухи, слетаются туда, где звучат плохие слова. Поэтому в нашем доме мы таких слов не произносим. У нас же всегда чисто и красиво, правда?
Так мы закончим наш разговор - на положительной эмоции, проведем его доброжелательно, выкажем поддержку, уверим в помощи. И в то же время обозначим некую схожесть тех, о ком говорим, с неприятной картиной, которую видели однажды.
Тут к месту сказать, что не надо закрывать глаз ребенку, отворачивать его, если у нас на буквальной дороге вдруг возникает мертвая птица или кошка, которую сбило машиной. Конечно, нужно сказать о том, как это печально, что такое случается. Но не «обходить». Потому что из всего, что встречается нам на пути, мы можем извлечь материал для примеров. Потому что, не обходя таких картин, мы в мягкой форме готовим нашего ребенка к встрече с тем, с чем он потом, несомненно, в жизни столкнется. Нам надо помочь нашему ребенку понять то, что без примеров ему убедительным не покажется. Все, что встречается нам на пути, в воспитании ребенка мы можем повернуть на службу себе!
Но если наш ребенок старше. Если ему уже восемь, девять, десять и дальше (не слишком дальше, там уже надо решать вопрос иначе). То тут отделаться примером с убитой птицей нам не удастся.
Тут, если ребенка остановить сразу, едва он дурное слово произнес, мы увидим хитрые глаза, «специальное» выражение лица, убегающий взгляд. Досаду, смущение и сердитость «в одном флаконе». Наш ребенок уже понимает, чего касаются нецензурные слова или выражения. Он уже о чем-то догадывается, ему уже хочется быть «крутым». Кроме того, в подавляющем большинстве случаев, ребенок чувствует даже некоторое преимущество перед родителями. Как в том анекдоте, который вы наверняка помните:
«- Саш, давай расскажем бабушке, откуда дети берутся?
- Да ну! Пусть лучше дурой помрет».
Это может показаться невозможным, тем не менее, мы имеем дело с проверенным фактом: для наших детей не очевидно, что мы в этом вопросе просвещены. Так же, как это ни покажется кому-то парадоксальным, не очевидна для них наша осведомленность в вопросах секса, и тут снова отдельная тема для разговора. В этой неочевидности я многократно убеждалась.
Это может показаться спорным, но по моим наблюдениям, для наших, уже немного подросших, но еще не взрослых детей нецензурные слова и выражения практически сразу возводятся в ранг некоего «идола». И лучшего способа этого идола свергнуть, как развенчать миф его запретности и трудной доступности для взрослых, я не знаю.
И вот тут как раз и начинается та самая «шоковая терапия», с упоминания о которой я этот пост начинала.
Напомню, что это подходит для детей от восьми до двенадцати-тринадцати лет. Конечно, наши дети развиваются не одинаково, и родителям, для которых мой опыт окажется приемлемым, нужно самим определить, не рано ли вести себя так и не опоздали ли они.
Застав кого-то из детей, а мои мальчики, как и мои девочки, все проходили через подобное, через некоторое время я призывала ребенка к себе. На разговор.
Делала я это, как обычно, заручившись сначала вниманием ребенка и его расположением. Я заранее «включала лампочки», невидимые софиты, освещающие невидимую сцену, у меня всегда навстречу ребенку горели глаза. Дальше разговор шел приблизительно так:
- Я уверена, ты хорошо знаешь, что означает слово, которое ты сегодня произнес, - доброжелательно и несколько заговорщицки, тем несколько сбивая ребенка с толку, начинала я. - Но на всякий случай хочу уточнить. Только ты меня прости, я понимаю, тебе неприятно будет это от меня слышать. Ты сказал… - и тут я произношу то самое слово - ясно, членораздельно, артикулируя, подчеркивая тоном и видом. И это тот случай, когда я смотрю ребенку в глаза, потому что сознательно намерена его «засмущать».
- Ты сказал слово … - тут следует повтор. - И мы знаем с тобой, что оно означает… - без официоза и терминов, а выбирая только простые слова, я рассказываю, в общем, известное, т.е. - что же это такое. В ситуации, если мне вдруг кажется, что ребенок может чего-то не знать, у меня под рукой оказывается припасенная энциклопедия для детей. - Смотри, это вот что. Это есть у всех… (мужчин? Женщин? Людей?) И когда мы с папой (бабушкой, тетей, друзьями) говорим об этом, а нам иногда приходится говорить… Например, потому что люди болеют… Мы говорим так:
Я произношу некое слово- цензурный заменитель и возвращаюсь к теме.
- А тот дядька, которого мы видели с тобой в подъезде ( у ларька, на остановке, в милицейской машине, в канаве - обращайте внимание ваших детей на то, мимо чего вы вместе проходите или проезжаете! Все, что встречается нам в жизни, может сослужить нам добрую службу!), вот он как раз скажет…
И я снова членораздельно произношу ТО слово.
Если нашему ребенку лет восемь-девять, то, мне кажется, если речь идет о слове из трех букв, например, не стоит говорить «мужской половой член», это ребенка отодвинет от вас, казенные термины имеют такое свойство, а сказать простое и доступное слово «пиписька». Если же ребенок старше, можно произнести слово «член», но без уточнения пола и свойства. Можно еще уважительно и с серьезным лицом кивнуть. Сделать жест руками, развернув их ладонями вверх, словно подчеркивая: «вот ведь как!» То есть, исключить усмешку неловкости, ведь наши дети не привыкли, чтобы мы говорили с ними так. А жесты - отвлекающая терапия на фоне «шоковой», которую мы проводим.
- Нормальные люди, те, с которыми мы привыкли общаться, скажут (так-то), а те, о которых мы сейчас вспомнили, вот они-то как раз скажут - и повторите это еще раз.
Для закрепления материала можно еще разобрать и другое какое-то слово. Призвав при этом свою фантазию, не забывая об игре и о том, что глаза наши должны светиться навстречу ребенку. Нам надо постараться получать удовольствие от нашего спектакля, от нашей «драматической» роли. Предчувствуя аплодисменты.
Итак, мы закончили нашу игру словами и перестали испытывать на прочность меру изумления нашей подросшей детки.
Уверяю, к этому моменту ваш ребенок отчетливо почувствует, что с него достаточно. Если мы начнем наш разговор доверительно, если выдержим свою роль человека, знающего, о чем он говорит, у ребенка не возникнет импульса сбежать и прекратить разговор, он дослушает нас до конца.
«Кумир поверженный все бог», - о нет, с поэтом я тут не согласна. Потому что кумиры развенчиваются легко и очень часто бесповоротно. Возможно, наш ребенок еще козырнет когда-то подобным словом, общаясь с друзьями, но при нас он этого делать больше не станет. Он твердо усвоит, что тут, с родителями, это поведение «не работает», но не только это станет очевидным ему. То, что наша детка поймет в это день, можно объединить под флагом с надписью «родители в курсе, их этим не возьмешь».
Что и требовалось доказать.
Конечно, пример сегодняшнего поста к «педагогичным» отнести нельзя. Однако, я уверена, что он допустим и является «наименьшим злом» в сравнении с другими вариантами «прививок» или стойких интоксикаций, которые наши дети от общества получают.
Пройдя вместе со мной такой «ликбез», мои сыновья и мои дочери получали стойкую прививку от матершины, мои друзья, не находя в себе задору так поговорить со своими детьми, просили меня об этом, и резльтаты мы имели устойчивые. И сейчас, будучи взрослыми, все бывшие дети с брезгливостью относятся к подобным словам. Впрочем, никого не осуждают, понимая, что если кого-то за это ругали, ничего не объясняя, а ограничиваясь обычным «так нельзя» или «это плохо», то «прививка» могла получиться с обратным знаком.