Ребенок ворует
Однажды я зашла в комнату и увидела, как один из моих сыновей роется в моей сумочке. Заметив меня, он быстро засунул в нее кошелек, который явно пытался открыть, глаза его забегали, руки он убрал за спину... Но это длилось не больше полминуты. Я вышла и прикрыла за собой дверь.
Вспомнила себя маленькую. Однажды я натаскала пятачков из кармана пальто маминой подруги. Мы с соседской девочкой играли в коридоре коммуналки, именно там было мое "место", там "жили" мои куклы, а у кукол была больница и школа. Пальто нашей гостьи я задела случайно, пятачки брякнули, я сунула руку в чужой карман и обнаружила, что пятаков этих множество. Мы с соседской девочкой решили, что вполне можно забрать половину. И забрали.
Наши куклы теперь ходили еще и в магазин, приносили мамам молоко и хлеб. А потом, когда мы наигрались, сунули пятаки куда-то, не особенно заботясь об их судьбе. Было нам тогда лет шесть-семь.
Кража вскрылась быстро, пятаков тогда мы натаскали рубля на полтора - по тем временам это были деньги. Мамы не оказалось, а бабушка взяла меня за руку и повела к маминой подруге.
Мы шли молча. Я волоклась за бабушкой, словно я - сумка на кривых колесах, да и она относилась ко мне именно так - меня не замечала, тащила за собой, шла и улыбалась.
В подъезде дома маминой подруги я остановилась и уперлась как осел. Бабушка не смогла заставить меня пойти и признаться. Тогда она оставила меня в подъезде и ушла одна. А я осталась стоять.
Время тянулось бесконечно долго. Кажется, уже стемнело. Входили и выходили какие-то люди, а я все стояла, сначала плакала, потом плакать перестала, потом плакала снова. Когда бабушка наконец появилась, я скрыла слезы и чувствовала в тот момент только одно: ненавижу! Это слово я повторяла себе, когда бабушка меня волокла обратно - так же молча, так же безлико, и я снова была сумкой на кривых колесах. А не проштрафившимся ребенком, испуганным, пристыженным, потерянным, но и оскорбленным и разгневанным несправедливостью.
Бабушка, конечно, преподала мне урок. Я не получила никакой поддержки, меня лишили чувства принадлежности, меня бросили, почти забыли. Меня игнорировали, мне отказали в праве быть. С благодарностью к бабушке, которая частенько учила меня тому, как делать не следует, я вспомнила эту историю, закрыв дверь...
Мне понадобилась пара минут, прежде чем я вернулась. Сын сидел за столом спиной ко мне, делал вид, что читал. Я подошла к нему, обняла, села рядом. Рассказала эту историю. Сказала о том, как мне было ужасно плохо и стыдно тогда. Как одиноко, страшно мне было. Промолчала только, что в тот день во мне не осталось ничего, кроме нелюбви... Этого ему знать не следовало.
Еще я ему сказала, что очень его люблю. Он он чудесный. Что с детьми порой такое бывает. И что он обязательно поймет, как гадко потом на душе, если что-то подобное совершишь, и больше такого он делать, конечно, не станет. И, знаете что? Он в самом деле все понял и больше так делать не стал. Это его мама в своем далеком детстве еще пару раз пробовала...
Когда мы обсуждали тему детского воровства на занятии "родительский Мастер-класс", я спросила у слушателей, помнят ли они за собой такие грешки - в далеком своем детстве. Заулыбались и кивнули все. Кроме одной женщины, которая ответила, что помнит себя с двух лет и подобного не делала никогда.
Я подумала тогда: может, лучше соврать, если настанет такой момент, когда ее ребенок подрастет? Потому что на меня маленькую ничто не действовало более ощутимо, чем слова: "Это ничего. Это бывает. Со мной тоже однажды так было. Я как раз тогда понял, что самое главное в наших делах не сами дела, а то, что остается у нас в душе после них"...
Я привожу им множество примеров разных дел, после которых грустно или весело, сердито или смешно, свободно или страшно. И учу выбирать.
Вспомнила себя маленькую. Однажды я натаскала пятачков из кармана пальто маминой подруги. Мы с соседской девочкой играли в коридоре коммуналки, именно там было мое "место", там "жили" мои куклы, а у кукол была больница и школа. Пальто нашей гостьи я задела случайно, пятачки брякнули, я сунула руку в чужой карман и обнаружила, что пятаков этих множество. Мы с соседской девочкой решили, что вполне можно забрать половину. И забрали.
Наши куклы теперь ходили еще и в магазин, приносили мамам молоко и хлеб. А потом, когда мы наигрались, сунули пятаки куда-то, не особенно заботясь об их судьбе. Было нам тогда лет шесть-семь.
Кража вскрылась быстро, пятаков тогда мы натаскали рубля на полтора - по тем временам это были деньги. Мамы не оказалось, а бабушка взяла меня за руку и повела к маминой подруге.
Мы шли молча. Я волоклась за бабушкой, словно я - сумка на кривых колесах, да и она относилась ко мне именно так - меня не замечала, тащила за собой, шла и улыбалась.
В подъезде дома маминой подруги я остановилась и уперлась как осел. Бабушка не смогла заставить меня пойти и признаться. Тогда она оставила меня в подъезде и ушла одна. А я осталась стоять.
Время тянулось бесконечно долго. Кажется, уже стемнело. Входили и выходили какие-то люди, а я все стояла, сначала плакала, потом плакать перестала, потом плакала снова. Когда бабушка наконец появилась, я скрыла слезы и чувствовала в тот момент только одно: ненавижу! Это слово я повторяла себе, когда бабушка меня волокла обратно - так же молча, так же безлико, и я снова была сумкой на кривых колесах. А не проштрафившимся ребенком, испуганным, пристыженным, потерянным, но и оскорбленным и разгневанным несправедливостью.
Бабушка, конечно, преподала мне урок. Я не получила никакой поддержки, меня лишили чувства принадлежности, меня бросили, почти забыли. Меня игнорировали, мне отказали в праве быть. С благодарностью к бабушке, которая частенько учила меня тому, как делать не следует, я вспомнила эту историю, закрыв дверь...
Мне понадобилась пара минут, прежде чем я вернулась. Сын сидел за столом спиной ко мне, делал вид, что читал. Я подошла к нему, обняла, села рядом. Рассказала эту историю. Сказала о том, как мне было ужасно плохо и стыдно тогда. Как одиноко, страшно мне было. Промолчала только, что в тот день во мне не осталось ничего, кроме нелюбви... Этого ему знать не следовало.
Еще я ему сказала, что очень его люблю. Он он чудесный. Что с детьми порой такое бывает. И что он обязательно поймет, как гадко потом на душе, если что-то подобное совершишь, и больше такого он делать, конечно, не станет. И, знаете что? Он в самом деле все понял и больше так делать не стал. Это его мама в своем далеком детстве еще пару раз пробовала...
Когда мы обсуждали тему детского воровства на занятии "родительский Мастер-класс", я спросила у слушателей, помнят ли они за собой такие грешки - в далеком своем детстве. Заулыбались и кивнули все. Кроме одной женщины, которая ответила, что помнит себя с двух лет и подобного не делала никогда.
Я подумала тогда: может, лучше соврать, если настанет такой момент, когда ее ребенок подрастет? Потому что на меня маленькую ничто не действовало более ощутимо, чем слова: "Это ничего. Это бывает. Со мной тоже однажды так было. Я как раз тогда понял, что самое главное в наших делах не сами дела, а то, что остается у нас в душе после них"...
Я привожу им множество примеров разных дел, после которых грустно или весело, сердито или смешно, свободно или страшно. И учу выбирать.