Родительская ревность
В продолжение темы.
Начало
Обсуждение(продолжение)
Тема ревности разведенных родителей настолько широка, что даже главные ее аспекты впихнуть в один пост не удается. Остается множество неучтенных нюансов, это наши эмоции, это бесконечное количество вариантов ситуаций и наших реакций на них. Поэтому, как мне кажется, важно не пытаться все эти ситуации рассмотреть, что, в общем, и невозможно. Стоит, я думаю, ухватить главные нити поведения, которое нашим детям зла не принесет, и не выпускать этих нитей, если в нашей судьбе развод случился.
Сегодня я подумала, что будет неплохо показать на своем примере, что переживает ребенок, когда все его родственники конфликтуют.
Мои родители развелись, когда мне было два года, и этого времени я не помню. Мои воспоминания возникают на уровне лет четырех и становятся более или менее устойчивыми только с семи лет.
Сразу хочу сказать, что оба моих родителя находились под сильным давлением своих семей. И, будучи незрелыми оба, не умели этому сопротивляться.
В истории их развода не было ни ревности, ни измен, ревность возникла позже, как некий крючок, которым можно было зацепить бывшего партнера. В самом браке существовал некий мезальянс, неравенство родов, которое с одной стороны подчеркивалось, с другой не прощалось. А поскольку взаимные чувства между моими родителями существовали, более того, сохранялись еще долго после их развода, то, естественно, что каждый из них пытался доступными ему методами доказать мне, что «виноват не он». Бабушки принимали в этом процессе самое горячее участие.
И что же происходило с ребенком.
- Что ты сидишь у телефона? - спрашивала бабушка.
- Папа сказал, что он позвонит.
- Нечего сидеть и нечего ждать, потому что он тебе не позвонит. Мало ли что он сказал!
Тут мы видим слом авторитета отца и информацию о ненадежности его обещания, которое легко транслируется ребенком и на остальных взрослых.
И это делает ревность.
- Что за манеры? Кто тебя этому научил? - спрашивал папа за обедом при встрече.
- Ты не умеешь себя вести. Влияние твоих родственников просто написано у тебя на лбу, - сообщал он.
Тут можно безошибочно опознать авторитетную информацию о дурном воспитании ребенка родными с материнской стороны, которое, безусловно, внешним манерам, принятым в семье отца не соответствовали. Кроме того, эти три коротких фразы сообщают ребенку о его собственной «профнепригодности», о его несамоценности (тебя научили, и ты именно таков, т.е. ты, отображая, никем не являешься), о неведомом клейме, который ребенок на себе несет, а значит, это видно всем. И, что немаловажно, об отсутствии у отца как стремления внести перемены в эту печальную картину, так и о неспособности это делать, потому что роль самого критика не оговаривается и альтернативы невоспитанности не предлагаются. Таким образом, тремя фразами ребенок отправляется в тупик: он дурен, и ничего поделать с этим нельзя.
И это делает ревность.
- И что тебе говорил папенька про меня? - интересовалась мама.
- Ничего не говорил, - отвечала я, но это было неправдой, а повторять сказанного папой маме я не хотела, потому что ничего хорошего сказано не было.
- Конечно, расскажешь ты мне! Ты после своего папочки вообще со мной не разговариваешь! - это не было негодованием, скорее снова отмашкой: не хочешь и не надо.
И тут мы видим недоверие матери к ребенку, любопытство к отцу, которое она перед ребенком демонстрирует, и которое, в свою очередь, может родить в ребенке цепную реакцию неосознанных эмоций. Конечно, маленький ребенок не в состоянии назвать эти эмоции словами. Но мы с вами вполне могли бы подумать так:
- она чего-то от него хочет?
- она его в чем-то подозревает?
- она сделала что-то дурное и боится, что он об этом узнает?
И дальше в таком же роде. На ребенка же это все ложится тяжким грузом непонимания происходящего и своей неуместности в этой реальности, где ничто не объяснено, тем более что никто не взаимодействует с ним.
И это делает ревность.
О следующем эпизоде я писала в своем романе «День девятый». Папа отдыхает на курорте и пишет дочке письмо, в котором с восторгом делится тем, как приятно проводит время и объедается клубникой. Бабушка с маминой стороны читает это письмо вслух и комментирует тут же:
- Сам есть клубнику, а ребенку ни ягодки не прислал, сволочь такая.
Я хорошо воспроизвожу сейчас этот момент и помню отчетливо, что ни сном, ни духом тогда клубники не хотела. Полное смешение чувств, которое во мне, невзирая на «закалку», тут же произошло, я помню, как, впрочем, и множество других эпизодов, более чем прекрасно.
Что сообщено этой реакцией ребенку? Как минимум, что, если родитель получает удовольствие, но с ребенком им не делится, то он - сволочь. А отсюда снова цепная реакция неосознанных догадок:
- значит, они ничего не должны себе позволять, если этого нет у меня?
- значит, если сами съели, а мне не дали, то они плохие?
- значит, если ты съел что-то вкусное, говорить об этом нельзя?
- значит, радостью вообще поделиться нельзя?
Мощная цепочка следствий, одно другого хуже. Для нервной системы и даже психики, для формирования ценностей и ориентиров, для жизни будущей личности в социуме. Впрочем, в ту пору таких слов в обращении не было.
И это делает ревность.
- Покажи, что он тебе купил? - спрашивает бабушка, когда счастливый ребенок вернулся после прогулки с папой. - Вот это? Ну, понятно! - всем видом она демонстрирует пренебрежение. - Зачем только это тебе нужно? Просто деньги на ветер, безделушки такие покупать. Лучше бы дал деньгами, тут, на что тебя кормить, неизвестно.
И мы видим ледяной ведро воды, вылитое на радость ребенка, обесценивание как выбора папы, так и вкуса самого ребенка, который неосмотрительно радовался ерунде (конечно, ребенок понятия не имеет ни о каком вкусе, даже если о нем слышит). Кроме того, в душу ребенка неведомым образом просачивается, что его кормить трудно, а значит, он - помеха, что ни бабушка, ни папа не могут его просто и радостно содержать. А дальше и вовсе плохо:
- значит, папа жадный, если не дает денег?
- получается, папа обманщик, если сказал, что игрушка хорошая?
- или все-таки обманщица бабушка?
- а может быть, они врут все?
И это делает ревность.
- Езжай, езжай, интересно, чем они тебя там накормят? - провожает бабушка со стороны мамы к бабушке со стороны папы ребенка.- Ты что попало там не ешь, смотри, что дают. А то потом будешь мучиться животом. Да ты в прошлый раз голодная пришла!
Какие же «лампочки» мигают в это время в мозгу ребенка?
- папина мама хорошего не даст?
- Там, у второй бабушки, опасно?
- Может быть, они жадные?
И это делает ревность.
- Сядь ровно, деточка, не шмыгай носом, - говорит вторая бабушка. - Ну, какие тебе книги читали? Тебя водили в концерт? Расскажи, что ты за это время нового узнала?
Ничего нового, решительно ничего. Ребенок опускает нос все ниже, сорваться со стула и поскакать галопом у «официальных» родственников не смеет, ест, давясь, вкуснейшую индюшиную котлету, приготовленную к его приходу, и мечтает поскорее уйти домой. Этот ребенок уже усвоил, насколько он ничтожен. Но дома, по крайней мере, об этом часто не напоминают.
Это тоже делает ревность.
Мы могли бы поговорить об отсутствии элементарной культуры, что безусловно, имело место среди родни моей мамы, но, увы, причина не в этом, потому что «вторая сторона» в культурой в общепринятом понимании этого слова вовсе не обделена. Проанализировав, мы вынуждены признать, что не уровень культуры производит эти страшные вещи с детьми, а именно родительская и родственная ревность, борьба за первенство.
И вот в том пример:
- Скажи, - спрашивает отец, сажая дочку на колени, - к маме дяди приходят?
- Не знаю, - ребенку совсем не об этом хочется говорить с долгожданным папой.
- Как это не знаешь? Приходят дяди или нет, не знаешь? Не лги мне! - и отец ребенка с колен снимает, поворачивает к себе лицом. - Расскажи мне правду. Какие дяди? А когда они приходят, бабушка где?
Тут тупик. Причем, независимо оттого, приходят «дяди» или нет. Потому что, если не приходят, как это было со мной, то что говорить - непонятно, ведь ни одному моему слову никто все равно не верит. А если приходят, то как же об этом сказать?
О чем думает ребенок?
- если дяди приходят, что это значит?
- если дяди приходят, мама что, плохая?
- если вдруг придет дядя, то он плохой?
- если папа не может спросить об этом маму, значит, мама врет?
- если дяди приходят, то что?
Да, и это делает ревность.
Еще того хуже.
Папа приходит, чтобы искупать дочку, она сама его об этом попросила, уже не зная, на что зазвать. Папа дочку моет в ванной, наполненной водой, бабушка бдительно стоит рядом. Лицо ее кривится, и от взгляда ребенка это не ускользает, остается в памяти еще одним неизвестным из уравнения под названием «жизнь».
- Ну-ка, - бабушка осуществляет излюбленный прием, также поворачивает девочку лицом к себе после того, как папа ушел. - Ну-ка, говори. Он тебе ТУДА пальцем лазил?
Что происходит с ребенком?
Полная деморализация. Ребенок еще не умеет понимать, о чем идет речь. Но генной памятью он чувствует, что тут затронуто что-то ужасное, невероятное, недопустимое. Эту страшную непримиримость бабушки, которая его растит, и отца, еще словами не названа. Но нет вокруг такого ребенка никаких опор, нет под ним мостов, нет в руках перил. У этого ребенка нет ничего, с чем бы он мог безопасно продолжать жить.
- Твоя мама никогда меня не любила.
- Твой отец никогда меня не ценил.
- Твоя бабушка превращает тебя в чудовище ( папина сторона).
- Твоя бабушка ни слова в простоте не скажет! (мамина сторона)
- Мы разошлись из-за нее!
- Мы разошлись из-за него!
И ладно бы только это, но…
- Ты когда родилась, никому была не нужна! - реплика от обеих бабушек. По поводу горького сожаления о судьбе их внучки.
- Твоя мама так плакала, когда ты родилась!
- Они мальчика хотели, а не тебя.
А что происходит с ребенком? Вот тут как раз все просто. Он был не нужен. Он и сейчас не нужен никому. У ребенка твердое убеждение в том, что он не нужен. Настолько твердое, что его не может поколебать робкое:
- Но папа же радовался, когда ты родилась…
И никогда никто не сможет доказать этому ребенку, если не дано ему будет это понять самому, что эти чудовищные фразы есть ни что иное, чем попытка бабушки отбить себе статус собственника: «Ты не была им нужна, но зато ты нужна мне МНЕ!!!!»
Нет, это все не работает. Никакие побудительные мотивы, никакие аргументы, никакие самые веские доводы не смогут загладить рубцов, даже если раны, нанесенные родными, которые не умеют ни на минуту настроиться на ребенка, у него заживут.
То, что я рассказала сегодня, только небольшая часть долгой истории на эту тему из того, с чем мне пришлось столкнуться в личной жизни, и ничтожно малая из суммарного опыта людей, за которыми я наблюдала. Конечно, выписанное в столбик, это может показаться чем-то, выходящим из ряда вон. Но уверяю вас: это далеко не самое страшное из того, что творят взрослые, не умея справиться с собой в борьбе за первенство и со своей ревностью в неравной игре, где ребенок оказывается как между молотом и наковальней.
Продолжение скоро.
Начало
Обсуждение(продолжение)
Тема ревности разведенных родителей настолько широка, что даже главные ее аспекты впихнуть в один пост не удается. Остается множество неучтенных нюансов, это наши эмоции, это бесконечное количество вариантов ситуаций и наших реакций на них. Поэтому, как мне кажется, важно не пытаться все эти ситуации рассмотреть, что, в общем, и невозможно. Стоит, я думаю, ухватить главные нити поведения, которое нашим детям зла не принесет, и не выпускать этих нитей, если в нашей судьбе развод случился.
Сегодня я подумала, что будет неплохо показать на своем примере, что переживает ребенок, когда все его родственники конфликтуют.
Мои родители развелись, когда мне было два года, и этого времени я не помню. Мои воспоминания возникают на уровне лет четырех и становятся более или менее устойчивыми только с семи лет.
Сразу хочу сказать, что оба моих родителя находились под сильным давлением своих семей. И, будучи незрелыми оба, не умели этому сопротивляться.
В истории их развода не было ни ревности, ни измен, ревность возникла позже, как некий крючок, которым можно было зацепить бывшего партнера. В самом браке существовал некий мезальянс, неравенство родов, которое с одной стороны подчеркивалось, с другой не прощалось. А поскольку взаимные чувства между моими родителями существовали, более того, сохранялись еще долго после их развода, то, естественно, что каждый из них пытался доступными ему методами доказать мне, что «виноват не он». Бабушки принимали в этом процессе самое горячее участие.
И что же происходило с ребенком.
- Что ты сидишь у телефона? - спрашивала бабушка.
- Папа сказал, что он позвонит.
- Нечего сидеть и нечего ждать, потому что он тебе не позвонит. Мало ли что он сказал!
Тут мы видим слом авторитета отца и информацию о ненадежности его обещания, которое легко транслируется ребенком и на остальных взрослых.
И это делает ревность.
- Что за манеры? Кто тебя этому научил? - спрашивал папа за обедом при встрече.
- Ты не умеешь себя вести. Влияние твоих родственников просто написано у тебя на лбу, - сообщал он.
Тут можно безошибочно опознать авторитетную информацию о дурном воспитании ребенка родными с материнской стороны, которое, безусловно, внешним манерам, принятым в семье отца не соответствовали. Кроме того, эти три коротких фразы сообщают ребенку о его собственной «профнепригодности», о его несамоценности (тебя научили, и ты именно таков, т.е. ты, отображая, никем не являешься), о неведомом клейме, который ребенок на себе несет, а значит, это видно всем. И, что немаловажно, об отсутствии у отца как стремления внести перемены в эту печальную картину, так и о неспособности это делать, потому что роль самого критика не оговаривается и альтернативы невоспитанности не предлагаются. Таким образом, тремя фразами ребенок отправляется в тупик: он дурен, и ничего поделать с этим нельзя.
И это делает ревность.
- И что тебе говорил папенька про меня? - интересовалась мама.
- Ничего не говорил, - отвечала я, но это было неправдой, а повторять сказанного папой маме я не хотела, потому что ничего хорошего сказано не было.
- Конечно, расскажешь ты мне! Ты после своего папочки вообще со мной не разговариваешь! - это не было негодованием, скорее снова отмашкой: не хочешь и не надо.
И тут мы видим недоверие матери к ребенку, любопытство к отцу, которое она перед ребенком демонстрирует, и которое, в свою очередь, может родить в ребенке цепную реакцию неосознанных эмоций. Конечно, маленький ребенок не в состоянии назвать эти эмоции словами. Но мы с вами вполне могли бы подумать так:
- она чего-то от него хочет?
- она его в чем-то подозревает?
- она сделала что-то дурное и боится, что он об этом узнает?
И дальше в таком же роде. На ребенка же это все ложится тяжким грузом непонимания происходящего и своей неуместности в этой реальности, где ничто не объяснено, тем более что никто не взаимодействует с ним.
И это делает ревность.
О следующем эпизоде я писала в своем романе «День девятый». Папа отдыхает на курорте и пишет дочке письмо, в котором с восторгом делится тем, как приятно проводит время и объедается клубникой. Бабушка с маминой стороны читает это письмо вслух и комментирует тут же:
- Сам есть клубнику, а ребенку ни ягодки не прислал, сволочь такая.
Я хорошо воспроизвожу сейчас этот момент и помню отчетливо, что ни сном, ни духом тогда клубники не хотела. Полное смешение чувств, которое во мне, невзирая на «закалку», тут же произошло, я помню, как, впрочем, и множество других эпизодов, более чем прекрасно.
Что сообщено этой реакцией ребенку? Как минимум, что, если родитель получает удовольствие, но с ребенком им не делится, то он - сволочь. А отсюда снова цепная реакция неосознанных догадок:
- значит, они ничего не должны себе позволять, если этого нет у меня?
- значит, если сами съели, а мне не дали, то они плохие?
- значит, если ты съел что-то вкусное, говорить об этом нельзя?
- значит, радостью вообще поделиться нельзя?
Мощная цепочка следствий, одно другого хуже. Для нервной системы и даже психики, для формирования ценностей и ориентиров, для жизни будущей личности в социуме. Впрочем, в ту пору таких слов в обращении не было.
И это делает ревность.
- Покажи, что он тебе купил? - спрашивает бабушка, когда счастливый ребенок вернулся после прогулки с папой. - Вот это? Ну, понятно! - всем видом она демонстрирует пренебрежение. - Зачем только это тебе нужно? Просто деньги на ветер, безделушки такие покупать. Лучше бы дал деньгами, тут, на что тебя кормить, неизвестно.
И мы видим ледяной ведро воды, вылитое на радость ребенка, обесценивание как выбора папы, так и вкуса самого ребенка, который неосмотрительно радовался ерунде (конечно, ребенок понятия не имеет ни о каком вкусе, даже если о нем слышит). Кроме того, в душу ребенка неведомым образом просачивается, что его кормить трудно, а значит, он - помеха, что ни бабушка, ни папа не могут его просто и радостно содержать. А дальше и вовсе плохо:
- значит, папа жадный, если не дает денег?
- получается, папа обманщик, если сказал, что игрушка хорошая?
- или все-таки обманщица бабушка?
- а может быть, они врут все?
И это делает ревность.
- Езжай, езжай, интересно, чем они тебя там накормят? - провожает бабушка со стороны мамы к бабушке со стороны папы ребенка.- Ты что попало там не ешь, смотри, что дают. А то потом будешь мучиться животом. Да ты в прошлый раз голодная пришла!
Какие же «лампочки» мигают в это время в мозгу ребенка?
- папина мама хорошего не даст?
- Там, у второй бабушки, опасно?
- Может быть, они жадные?
И это делает ревность.
- Сядь ровно, деточка, не шмыгай носом, - говорит вторая бабушка. - Ну, какие тебе книги читали? Тебя водили в концерт? Расскажи, что ты за это время нового узнала?
Ничего нового, решительно ничего. Ребенок опускает нос все ниже, сорваться со стула и поскакать галопом у «официальных» родственников не смеет, ест, давясь, вкуснейшую индюшиную котлету, приготовленную к его приходу, и мечтает поскорее уйти домой. Этот ребенок уже усвоил, насколько он ничтожен. Но дома, по крайней мере, об этом часто не напоминают.
Это тоже делает ревность.
Мы могли бы поговорить об отсутствии элементарной культуры, что безусловно, имело место среди родни моей мамы, но, увы, причина не в этом, потому что «вторая сторона» в культурой в общепринятом понимании этого слова вовсе не обделена. Проанализировав, мы вынуждены признать, что не уровень культуры производит эти страшные вещи с детьми, а именно родительская и родственная ревность, борьба за первенство.
И вот в том пример:
- Скажи, - спрашивает отец, сажая дочку на колени, - к маме дяди приходят?
- Не знаю, - ребенку совсем не об этом хочется говорить с долгожданным папой.
- Как это не знаешь? Приходят дяди или нет, не знаешь? Не лги мне! - и отец ребенка с колен снимает, поворачивает к себе лицом. - Расскажи мне правду. Какие дяди? А когда они приходят, бабушка где?
Тут тупик. Причем, независимо оттого, приходят «дяди» или нет. Потому что, если не приходят, как это было со мной, то что говорить - непонятно, ведь ни одному моему слову никто все равно не верит. А если приходят, то как же об этом сказать?
О чем думает ребенок?
- если дяди приходят, что это значит?
- если дяди приходят, мама что, плохая?
- если вдруг придет дядя, то он плохой?
- если папа не может спросить об этом маму, значит, мама врет?
- если дяди приходят, то что?
Да, и это делает ревность.
Еще того хуже.
Папа приходит, чтобы искупать дочку, она сама его об этом попросила, уже не зная, на что зазвать. Папа дочку моет в ванной, наполненной водой, бабушка бдительно стоит рядом. Лицо ее кривится, и от взгляда ребенка это не ускользает, остается в памяти еще одним неизвестным из уравнения под названием «жизнь».
- Ну-ка, - бабушка осуществляет излюбленный прием, также поворачивает девочку лицом к себе после того, как папа ушел. - Ну-ка, говори. Он тебе ТУДА пальцем лазил?
Что происходит с ребенком?
Полная деморализация. Ребенок еще не умеет понимать, о чем идет речь. Но генной памятью он чувствует, что тут затронуто что-то ужасное, невероятное, недопустимое. Эту страшную непримиримость бабушки, которая его растит, и отца, еще словами не названа. Но нет вокруг такого ребенка никаких опор, нет под ним мостов, нет в руках перил. У этого ребенка нет ничего, с чем бы он мог безопасно продолжать жить.
- Твоя мама никогда меня не любила.
- Твой отец никогда меня не ценил.
- Твоя бабушка превращает тебя в чудовище ( папина сторона).
- Твоя бабушка ни слова в простоте не скажет! (мамина сторона)
- Мы разошлись из-за нее!
- Мы разошлись из-за него!
И ладно бы только это, но…
- Ты когда родилась, никому была не нужна! - реплика от обеих бабушек. По поводу горького сожаления о судьбе их внучки.
- Твоя мама так плакала, когда ты родилась!
- Они мальчика хотели, а не тебя.
А что происходит с ребенком? Вот тут как раз все просто. Он был не нужен. Он и сейчас не нужен никому. У ребенка твердое убеждение в том, что он не нужен. Настолько твердое, что его не может поколебать робкое:
- Но папа же радовался, когда ты родилась…
И никогда никто не сможет доказать этому ребенку, если не дано ему будет это понять самому, что эти чудовищные фразы есть ни что иное, чем попытка бабушки отбить себе статус собственника: «Ты не была им нужна, но зато ты нужна мне МНЕ!!!!»
Нет, это все не работает. Никакие побудительные мотивы, никакие аргументы, никакие самые веские доводы не смогут загладить рубцов, даже если раны, нанесенные родными, которые не умеют ни на минуту настроиться на ребенка, у него заживут.
То, что я рассказала сегодня, только небольшая часть долгой истории на эту тему из того, с чем мне пришлось столкнуться в личной жизни, и ничтожно малая из суммарного опыта людей, за которыми я наблюдала. Конечно, выписанное в столбик, это может показаться чем-то, выходящим из ряда вон. Но уверяю вас: это далеко не самое страшное из того, что творят взрослые, не умея справиться с собой в борьбе за первенство и со своей ревностью в неравной игре, где ребенок оказывается как между молотом и наковальней.
Продолжение скоро.