Ленин и священник
С.К. Гиль. В деревне Минино // Они встречались с Ильичем. М., Московский рабочий, 1960. С. 114-116.
В один из воскресных дней осени 1920 г. мы с Владимиром Ильичем отправились на машине в деревню Минино, располагающейся в 70 километрах от Москвы по Казанской железной дороге.
По словам одного егеря, проживавшего в Минино, лес, примыкавший к деревне, представлял собой прекрасное место для осенней охоты на зайцев и тетеревов.
В Минино нас встретил знакомый егерь и повел в небольшой, очень опрятный дом, стоявший в центре деревни. Владимир Ильич обратил внимание на то, что домик, в который мы направились, стоял рядом с церковью.
Хозяин, с которым нас познакомил егерь, встретил нас радушно, просил располагаться по-домашнему. Это был пожилой, статный мужчина, мало напоминавший крестьянина, скорее похожий на учителя или агронома. Бросались в глаза книги, стоявшие на полках.
Общительность Владимира Ильича нашла живой отклике в нашем гостеприимном хозяине. Владимир Ильич любил беседовать с людьми, умел вызывать собеседника на откровенность.
- Ну, расскажите, товарищ Предтеченский, - обратился Владимир Ильич к хозяину, - как живут ваши крестьяне, что думают они о Советской власти, каковы их настроения?
Предтеченский, не подозревавший, что с ним говорит В.И. Ленин, охотно и остроумно рассказывал, как жили мужики до революции, как восприняли они советский строй. Затем заговорил о сельском хозяйстве, о житье-бытье отдельных крестьянских семейств, о будущем советской деревни При этом на хозяин обнаружил очень любопытные взгляды на быт крестьянина и высказал В.И. Ленину интересные мысли о сельском хозяйстве. /114/
- Да, все это чрезвычайно интересно, - сказал Владимир Ильич, - Вы, должно быть, агроном? Нет?
- Нет… - уклончиво ответил Предтеченский и немного смутился.
Ленин поднялся и сказал:
- Ну, а теперь в лес! На охоту! Пойдемте с нами, товарищ Предтеченский, - предложил он хозяину.
Тот согласился, принес из соседней комнаты ружье, и мы двинулись в путь.
Мы углубились в лес. Собаки были пущены вперед, руководил охотой егерь. Мы разделились на две группы: Владимир Ильич и Предтеченский пошли вперед, а я с егерем - влево. Как-то неожиданно егерь обратился ко мне:
- Какая, по-вашему, профессия у этого Предтеченского? Вот удивлю вас. Он же священник, служитель культа.
- Что? Поп? Шутите?
- Нисколько. Он служит в той самой церкви, что рядом с его домом. Но он не такой, как все попы. Он не фанатик. Видите, на охоту пошел с нами.
Я решил тотчас же сказать об этом Владимиру Ильичу. Вот, думаю, будет изумлен. Возмутится, вероятно, что его привезли в дом попа!
Но сказать об этом удалось только к вечеру, когда мы возвращались с охоты.
Охота была удачная, Владимир Ильич был в отличном расположении духа.
Приближаясь к дому Предтеченского, мы с Владимиром Ильичом немного отстали, и тут я сказал ему:
- А ведь Предтеченский вовсе не агроном и не учитель, а поп!
Ленин остановился и недовольно сощурил на меня глаза:
- Как поп? Вероятно, бывший?
Я объяснил, что вовсе не бывший. Владимир Ильич сначала отказался верить. Через несколько минут между Лениным и Предтеченским завязался разговор, который остался у памяти навсегда.
- Послушайте, - начал Владимир Ильич, - О вас ходят слухи, что вы священник. Это правда?
- Правда, я состою в рядах духовенства около 20 лет.
- Не пойму, какой же вы священник? Голова у вас /115/ остриженная, одежда обыкновенная и на моих глазах вы убивали животных!
Предтеченский улыбнулся и после паузы сказал:
- Я не понимаю ваше недоумение. Моя внешность и мое поведение не в ладу с религией - это правда.
- А убеждения? Неужели служите религиозному культу по искреннему убеждению?
Предтеченский, видимо, понял, что перед ним человек, с которым надо говорить открыто или вовсе прекратить разговор.
- Видите ли, - произнес Предтеченский, - я служитель культа только в известные часы, по воскресеньям.
- Как вас понять?
- Убеждения не всегда идут в ногу с профессией. В жизни это наблюдается часто.
Владимир Ильич понимающе улыбнулся и сказал:
- А ведь всю жизнь кривить душой - это страшно, а? Сознайтесь!
Предтеченский развел руками и уклончиво ответил:
- Я сам частенько удивляюсь: видит меня вся деревня, что я направо и налево нарушаю религиозные правила, а ходят в церковь, слушают и верят мне.
- А почему бы вам не отречься? Вы могли бы заняться полезным трудом.
Предтеченский махнул рукой.
- Поздно! Возраст не тот. В мои годы заняться каким-нибудь другим ремеслом трудно. А церковь обеспечивает все-таки. С этим надо считаться. Мой дед был попом, отец тоже, ну и я пошел по той же стезе. Инерция! И что самое удивительное - ведь и отец, и дед очень смутно верили… Одно слово - профессия!
Мы приблизились к дому Предтеченского. Уже вечерело. Надо было собираться в путь, чтобы до наступления ночи прибыть в Москву. Прощаясь с Владимиром Ильичом, предтеченский как-то виновато сказал:
- Не осудите, гражданин… Много на этом свете всяких противоречий. Вы приезжайте к нам, поохотимся.
Эта встреча произвела впечатление на Владимира Ильича. Сидя рядом со мной в машине, он заметил:
- Видели, товарищ Гиль, на чем держится религия? /116/
------------------------------------------------------------
Вот вам и ответ, откуда столько бывших попов, ушедших в коммунисты. Кстати, о них - еще несколько интересных примеров.
------------------------------------------------------------
Все усиливающиеся репрессии колчаковцев вызывали обратное действие: ряды сторонников Советов росли с каждым днем. Трудовое крестьянство с нетерпением-ждало большевиков и всемерно помогало партизанам. Даже некоторые кулаки, устрашенные разнузданным, произволом военщины, стали проявлять недовольства колчаковщиной. В бедных переселенческих приходах часть священников относилась сочувственно к партизанам и не выдавала их карателям, вопреки приказам церковных властей.
...В Бочкаревке Кыштовской волости в отряд Макарова попросился местный священник Михаил Александрович Покровский. Партизанам очень понравился этот прямой, резкий в суждениях деревенский правдолюбец, осуждавший в проповедях колчаковцев и их пособников. Его направили к Макарову. Священник заявил о своем-желании верой и правдой служить русскому народу и Советской власти.
Макаров сказал, что у священнослужителя и большевиков нет общего пути: большевики считают религию идеологическим оружием эксплуататорских классов, которое широко используют белогвардейцы и интервенты для закабаления народа. Он напомнил и факты местной сибирской истории: весной 1919 года съезд сибирского духовенства объявил Колчака главою церкви и велел в каждой молитве упоминать имя адмирала и предавать анафеме большевиков, в Томской губернии особенно сви-/116/-репствуют дружины «святого креста», жестоко расправ--ляющиеся с партизанами и их семьями.
Священник заявил, что именно потому, что многие священнослужители запятнали себя пособничеством колчаковщине, он обязан сделать все, чтобы помочь праведному делу. Большинство крестьян верит священник кам, и его проповедь будет полезна большевикам. Увидев священника в партизанском отряде, крестьяне сами убедятся, что в церквах их обманывают, называя большевиков посланцами антихриста, а винтовкой он владеет не хуже, чем словом, и будет защищать Советскую власть и крестом, и пулей.
В конце концов Макаров махнул рукой и разрешил священнику остаться в отряде. Пожалеть об этом ему не пришлось ни разу. Когда партизаны въезжали в села и собирали крестьян на сход, рядом с командирами появлялся священник в полном церковном облачении. Он оказался прекрасным агитатором. На местном материале священник так ярко показывал антинародную сущность колчаковщины, с такою силой предавал Колчака анафеме и призывал отстаивать святое дело освобождения русской земли и восстанавливать «богоугодную» народную Советскую власть, что его выступления имели шумный успех. Вскоре Макаров стал называть Покровского лучшим агитатором отряда.
С винтовкой и крестом «партизанский поп» дошел да Тары, а от нее вместе с красноармейскими частями да Вознесенки, где крестьяне уговорили его остаться в их селе, так как Вознесенский священник бежал вместе с колчаковцами.
Партизаны заявили, что священник нужен им самим и они его лишаться не желают. Тогда сельский староста от имени всего села предложил партизанам гармошку за согласие оставить в селе священника. Партизаны выторговали в придачу еще и бубен. Узнав, что «партизанского попа» обменяли на гармошку и бубен, Макаров рассвирепел и вызвал зачинщиков необычного торга к себе. Он успокоился, лишь когда узнал, что сам священник соблазнился богатым приходом, так как считает свою миссию выполненной.
Пребывание в партизанском отряде не прошло для священника даром: летом 1920 года он публично отрекся от сана и объявил религию вредным дурманом. В 1921-1923 годах он считался одним из лучших работ-/117/-ников Татарского уездного продовольственного комитета, затем отдела народного образования [1]. /118/
1. НОКМ, ф. 14932, оп. 73, кн. 1, стр. 220-237. Воспоминания члена штаба отряда Макарова Г. Ф. Данилова. Впервые эту историю автор услышал от Покровского.
Ступаков М.И. За правое дело. Новосибирск, Западно-Сибирское издательство, 1977. С. 116-118.
МАННА ДЕНИКИНА
При спешном наступлении красных войск на ст. «Комаричи» (Московско-Киево-Воронежской ж. д.) нами перехвачено несколько телеграмм «орлов» деникинской «добровольческой» армии.
Вот телеграмма из Маркова от 29/X с. г., адресованная коменданту штаба 2-й кавалерийской дивизии:
«Срочно, секретно. Прошу разрешение на расстреляние жены бывшего священника села Марково, Александра Четверикова, бывшего в партии коммунистов большевиков и бежавшего с ними на север. По словам местных жителей, она подбила мужа на поступление в коммуну.
Аналогичное разрешение прошу и для Елизаветы Рудневой, бывшей учительницы села Маркова. Она сама при допросе показала, что была в партии сочувствующих большевикам. Приговор прошу разрешение произвести на месте.
№279, командир сводного гусарского эскадрона корнет Никольский».
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №242. 6 декабря 1919 г.
И еще двумя колоритными примерами поделился уважаемый yadocent
Священник Николай Розов из села Могильные Одесской губернии носил на рукавах красные повязки, револьвер, на сапогах шпоры и в таком виде осуществлял богослужение. Смущенная община обращалась к церковным властям с просьбой освободить его от духовных обязанностей. Тогда Розов заявил, что он - член революционного военного совета и «кавалер красного знамени» и таким образом продолжал держать парафию «в страхе и покорности» (ЦГАВОУ. Ф.5, оп.2, д.197, л.125-130.
«Красный поп» В.Ярчуков из села Займище Городнянского уезда Черниговской губернии постоянно подчеркивал, что он - советский пролетарский священник и за Советскую власть готов отдать жизнь. И везде подписывался «советский красный поп Ярчуков» (Вісті ВУЦВК. - 1923. - 15 грудня.) На судебном процессе над архиепископом Черниговским Пахомием в декабре 1922 Ярчуков свидетельствовал, что он - единственный местный священник, который поддерживает новую власть, а все остальные - «проклятая каста», «служители старой церкви». Нарушая правила священничьего облачения, он демонстративно носил рядом с крестом красный бант (Сіверянський літопис. - 2002. - №2. - с.59-60).
В один из воскресных дней осени 1920 г. мы с Владимиром Ильичем отправились на машине в деревню Минино, располагающейся в 70 километрах от Москвы по Казанской железной дороге.
По словам одного егеря, проживавшего в Минино, лес, примыкавший к деревне, представлял собой прекрасное место для осенней охоты на зайцев и тетеревов.
В Минино нас встретил знакомый егерь и повел в небольшой, очень опрятный дом, стоявший в центре деревни. Владимир Ильич обратил внимание на то, что домик, в который мы направились, стоял рядом с церковью.
Хозяин, с которым нас познакомил егерь, встретил нас радушно, просил располагаться по-домашнему. Это был пожилой, статный мужчина, мало напоминавший крестьянина, скорее похожий на учителя или агронома. Бросались в глаза книги, стоявшие на полках.
Общительность Владимира Ильича нашла живой отклике в нашем гостеприимном хозяине. Владимир Ильич любил беседовать с людьми, умел вызывать собеседника на откровенность.
- Ну, расскажите, товарищ Предтеченский, - обратился Владимир Ильич к хозяину, - как живут ваши крестьяне, что думают они о Советской власти, каковы их настроения?
Предтеченский, не подозревавший, что с ним говорит В.И. Ленин, охотно и остроумно рассказывал, как жили мужики до революции, как восприняли они советский строй. Затем заговорил о сельском хозяйстве, о житье-бытье отдельных крестьянских семейств, о будущем советской деревни При этом на хозяин обнаружил очень любопытные взгляды на быт крестьянина и высказал В.И. Ленину интересные мысли о сельском хозяйстве. /114/
- Да, все это чрезвычайно интересно, - сказал Владимир Ильич, - Вы, должно быть, агроном? Нет?
- Нет… - уклончиво ответил Предтеченский и немного смутился.
Ленин поднялся и сказал:
- Ну, а теперь в лес! На охоту! Пойдемте с нами, товарищ Предтеченский, - предложил он хозяину.
Тот согласился, принес из соседней комнаты ружье, и мы двинулись в путь.
Мы углубились в лес. Собаки были пущены вперед, руководил охотой егерь. Мы разделились на две группы: Владимир Ильич и Предтеченский пошли вперед, а я с егерем - влево. Как-то неожиданно егерь обратился ко мне:
- Какая, по-вашему, профессия у этого Предтеченского? Вот удивлю вас. Он же священник, служитель культа.
- Что? Поп? Шутите?
- Нисколько. Он служит в той самой церкви, что рядом с его домом. Но он не такой, как все попы. Он не фанатик. Видите, на охоту пошел с нами.
Я решил тотчас же сказать об этом Владимиру Ильичу. Вот, думаю, будет изумлен. Возмутится, вероятно, что его привезли в дом попа!
Но сказать об этом удалось только к вечеру, когда мы возвращались с охоты.
Охота была удачная, Владимир Ильич был в отличном расположении духа.
Приближаясь к дому Предтеченского, мы с Владимиром Ильичом немного отстали, и тут я сказал ему:
- А ведь Предтеченский вовсе не агроном и не учитель, а поп!
Ленин остановился и недовольно сощурил на меня глаза:
- Как поп? Вероятно, бывший?
Я объяснил, что вовсе не бывший. Владимир Ильич сначала отказался верить. Через несколько минут между Лениным и Предтеченским завязался разговор, который остался у памяти навсегда.
- Послушайте, - начал Владимир Ильич, - О вас ходят слухи, что вы священник. Это правда?
- Правда, я состою в рядах духовенства около 20 лет.
- Не пойму, какой же вы священник? Голова у вас /115/ остриженная, одежда обыкновенная и на моих глазах вы убивали животных!
Предтеченский улыбнулся и после паузы сказал:
- Я не понимаю ваше недоумение. Моя внешность и мое поведение не в ладу с религией - это правда.
- А убеждения? Неужели служите религиозному культу по искреннему убеждению?
Предтеченский, видимо, понял, что перед ним человек, с которым надо говорить открыто или вовсе прекратить разговор.
- Видите ли, - произнес Предтеченский, - я служитель культа только в известные часы, по воскресеньям.
- Как вас понять?
- Убеждения не всегда идут в ногу с профессией. В жизни это наблюдается часто.
Владимир Ильич понимающе улыбнулся и сказал:
- А ведь всю жизнь кривить душой - это страшно, а? Сознайтесь!
Предтеченский развел руками и уклончиво ответил:
- Я сам частенько удивляюсь: видит меня вся деревня, что я направо и налево нарушаю религиозные правила, а ходят в церковь, слушают и верят мне.
- А почему бы вам не отречься? Вы могли бы заняться полезным трудом.
Предтеченский махнул рукой.
- Поздно! Возраст не тот. В мои годы заняться каким-нибудь другим ремеслом трудно. А церковь обеспечивает все-таки. С этим надо считаться. Мой дед был попом, отец тоже, ну и я пошел по той же стезе. Инерция! И что самое удивительное - ведь и отец, и дед очень смутно верили… Одно слово - профессия!
Мы приблизились к дому Предтеченского. Уже вечерело. Надо было собираться в путь, чтобы до наступления ночи прибыть в Москву. Прощаясь с Владимиром Ильичом, предтеченский как-то виновато сказал:
- Не осудите, гражданин… Много на этом свете всяких противоречий. Вы приезжайте к нам, поохотимся.
Эта встреча произвела впечатление на Владимира Ильича. Сидя рядом со мной в машине, он заметил:
- Видели, товарищ Гиль, на чем держится религия? /116/
------------------------------------------------------------
Вот вам и ответ, откуда столько бывших попов, ушедших в коммунисты. Кстати, о них - еще несколько интересных примеров.
------------------------------------------------------------
Все усиливающиеся репрессии колчаковцев вызывали обратное действие: ряды сторонников Советов росли с каждым днем. Трудовое крестьянство с нетерпением-ждало большевиков и всемерно помогало партизанам. Даже некоторые кулаки, устрашенные разнузданным, произволом военщины, стали проявлять недовольства колчаковщиной. В бедных переселенческих приходах часть священников относилась сочувственно к партизанам и не выдавала их карателям, вопреки приказам церковных властей.
...В Бочкаревке Кыштовской волости в отряд Макарова попросился местный священник Михаил Александрович Покровский. Партизанам очень понравился этот прямой, резкий в суждениях деревенский правдолюбец, осуждавший в проповедях колчаковцев и их пособников. Его направили к Макарову. Священник заявил о своем-желании верой и правдой служить русскому народу и Советской власти.
Макаров сказал, что у священнослужителя и большевиков нет общего пути: большевики считают религию идеологическим оружием эксплуататорских классов, которое широко используют белогвардейцы и интервенты для закабаления народа. Он напомнил и факты местной сибирской истории: весной 1919 года съезд сибирского духовенства объявил Колчака главою церкви и велел в каждой молитве упоминать имя адмирала и предавать анафеме большевиков, в Томской губернии особенно сви-/116/-репствуют дружины «святого креста», жестоко расправ--ляющиеся с партизанами и их семьями.
Священник заявил, что именно потому, что многие священнослужители запятнали себя пособничеством колчаковщине, он обязан сделать все, чтобы помочь праведному делу. Большинство крестьян верит священник кам, и его проповедь будет полезна большевикам. Увидев священника в партизанском отряде, крестьяне сами убедятся, что в церквах их обманывают, называя большевиков посланцами антихриста, а винтовкой он владеет не хуже, чем словом, и будет защищать Советскую власть и крестом, и пулей.
В конце концов Макаров махнул рукой и разрешил священнику остаться в отряде. Пожалеть об этом ему не пришлось ни разу. Когда партизаны въезжали в села и собирали крестьян на сход, рядом с командирами появлялся священник в полном церковном облачении. Он оказался прекрасным агитатором. На местном материале священник так ярко показывал антинародную сущность колчаковщины, с такою силой предавал Колчака анафеме и призывал отстаивать святое дело освобождения русской земли и восстанавливать «богоугодную» народную Советскую власть, что его выступления имели шумный успех. Вскоре Макаров стал называть Покровского лучшим агитатором отряда.
С винтовкой и крестом «партизанский поп» дошел да Тары, а от нее вместе с красноармейскими частями да Вознесенки, где крестьяне уговорили его остаться в их селе, так как Вознесенский священник бежал вместе с колчаковцами.
Партизаны заявили, что священник нужен им самим и они его лишаться не желают. Тогда сельский староста от имени всего села предложил партизанам гармошку за согласие оставить в селе священника. Партизаны выторговали в придачу еще и бубен. Узнав, что «партизанского попа» обменяли на гармошку и бубен, Макаров рассвирепел и вызвал зачинщиков необычного торга к себе. Он успокоился, лишь когда узнал, что сам священник соблазнился богатым приходом, так как считает свою миссию выполненной.
Пребывание в партизанском отряде не прошло для священника даром: летом 1920 года он публично отрекся от сана и объявил религию вредным дурманом. В 1921-1923 годах он считался одним из лучших работ-/117/-ников Татарского уездного продовольственного комитета, затем отдела народного образования [1]. /118/
1. НОКМ, ф. 14932, оп. 73, кн. 1, стр. 220-237. Воспоминания члена штаба отряда Макарова Г. Ф. Данилова. Впервые эту историю автор услышал от Покровского.
Ступаков М.И. За правое дело. Новосибирск, Западно-Сибирское издательство, 1977. С. 116-118.
МАННА ДЕНИКИНА
При спешном наступлении красных войск на ст. «Комаричи» (Московско-Киево-Воронежской ж. д.) нами перехвачено несколько телеграмм «орлов» деникинской «добровольческой» армии.
Вот телеграмма из Маркова от 29/X с. г., адресованная коменданту штаба 2-й кавалерийской дивизии:
«Срочно, секретно. Прошу разрешение на расстреляние жены бывшего священника села Марково, Александра Четверикова, бывшего в партии коммунистов большевиков и бежавшего с ними на север. По словам местных жителей, она подбила мужа на поступление в коммуну.
Аналогичное разрешение прошу и для Елизаветы Рудневой, бывшей учительницы села Маркова. Она сама при допросе показала, что была в партии сочувствующих большевикам. Приговор прошу разрешение произвести на месте.
№279, командир сводного гусарского эскадрона корнет Никольский».
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №242. 6 декабря 1919 г.
И еще двумя колоритными примерами поделился уважаемый yadocent
Священник Николай Розов из села Могильные Одесской губернии носил на рукавах красные повязки, револьвер, на сапогах шпоры и в таком виде осуществлял богослужение. Смущенная община обращалась к церковным властям с просьбой освободить его от духовных обязанностей. Тогда Розов заявил, что он - член революционного военного совета и «кавалер красного знамени» и таким образом продолжал держать парафию «в страхе и покорности» (ЦГАВОУ. Ф.5, оп.2, д.197, л.125-130.
«Красный поп» В.Ярчуков из села Займище Городнянского уезда Черниговской губернии постоянно подчеркивал, что он - советский пролетарский священник и за Советскую власть готов отдать жизнь. И везде подписывался «советский красный поп Ярчуков» (Вісті ВУЦВК. - 1923. - 15 грудня.) На судебном процессе над архиепископом Черниговским Пахомием в декабре 1922 Ярчуков свидетельствовал, что он - единственный местный священник, который поддерживает новую власть, а все остальные - «проклятая каста», «служители старой церкви». Нарушая правила священничьего облачения, он демонстративно носил рядом с крестом красный бант (Сіверянський літопис. - 2002. - №2. - с.59-60).