Стекается соборище законопреступных, да отрока неповиннаго смерти предает...
В эти осенние дни 99 лет назад в Киеве слушалось знаменитое дело Бейлиса. 12 марта 1911 года на кирпичном заводе, где приказчиком был некто Менахиль-Мендель-Тевьев Бейлис, был зверски убит 12-летний ученик Киевского Духовного училища Андрей Ющинский. Весной я был в Киеве на его могиле, о чем написал тогда соответствующий пост. Сегодня я хотел бы продолжить эту тему выдержками из статьи известного русского философа и общественного деятеля Василия Розанова, которая называется "Жертвенный убой" (полностью см. например здесь).
"Мне однажды пришлось присутствовать на еврейской бойне, - пишет Василий Васильевич, - и видеть убой скота по правилам еврейского ритуала". Далее следует душераздирающее описание жуткого кровавого ритуала, по сравнению с которым подогреваемый нашим вниманием мусульманский Куйрам-Байрам покажется безобидной детской забавой. В этой связи автор проводит аналогию виденного им действа с обстоятельствами убийства киевского мальчика.
Вот то, что поразило философа и навеяло ему вполне конкретные ассоциации.
...Ужасная картина убиения Андрюши Ющинского, которую обнаружила экспертиза профессоров Косоротова и Сикорского, ударила мне в голову. Для меня эта картина вдвойне ужасна: я уже ее видел. Да, я видел это зверское убийство. Видел его собственными глазами на еврейской бойне. Для меня это не новость, и если меня что угнетает, так это то, что я молчал.
Да, прав, тысячу раз прав защитник Андрюши, говоря: "Одинокий, беспомощный, в смертельном ужасе и отчаянии принял Андрюша Ющинский мученическую кончину. Он, вероятно, даже плакать не мог, когда один злодей зажимал ему рот, а другой наносил удары в череп и в мозг..." Да, это было именно так, это психологически верно, я этому был зритель, непосредственный свидетель, и если я молчал - так, каюсь, потому, что я был слишком уверен, что Бейлис будет обвинен, что беспримерное преступление получит возмездие, что присяжным будет поставлен вопрос о ритуале во всей его полноте и совокупности, что не будет маскировки, трусости, не будет места для временного хотя бы торжества еврейства.
Да, убийство Андрюши, вероятно, было еще более сложным и леденящим кровь ритуалом, чем тот, при котором я присутствовал; ведь Андрюше нанесено было 47 ран, тогда как при мне жертвенному животному наносилось всего несколько ран - 10-15, может быть как раз роковое число тринадцать, но, повторяю, я не считал количества ран и говорю приблизительно. Зато характер и расположение ранений совершенно одинаковы: сперва шли удары в голову, затем в шею и в плечо животному; одни из них дали маленькие струйки, тогда как раны в шею дали фонтан крови; это я отчетливо помню, так как струя алой крови залила руки, платье резника, который не успел отстраниться. Только мальчик успел отдернуть священную книгу, которую все время держал раскрытою перед резником, затем наступила пауза, несомненно короткая, но она казалась мне вечностью - в этот промежуток времени вытачивалась кровь. Она собиралась в сосуды, которые мальчик подставлял к ранам. В это же время животному вытягивали голову и с силой зажимали рот, оно не могло мычать, оно издавало только сдавленные хрипящие звуки. Оно билось, вздрагивало конвульсивно, но его достаточно плотно держали прислужники.
Но ведь это как раз то, что устанавливает судебная экспертиза в деле Ющинского: "Мальчику зажимали рот, чтобы он не кричал, а также чтобы усилить кровотечение. Он оставался в сознании, он сопротивлялся. Остались ссадины на губах, на лице и на боку".
Но что с несомненной точностью устанавливает экспертиза - это паузу, перерыв, последовавший вслед за нанесением шейных, обильных кровоизлиянием ран. Да, эта пауза, несомненно, была - она соответствует моменту вытачивания и собирания крови. По мере истечения крови животное ослабевало, причем его поддерживали прислужники в стоячем положении. Это опять то, что констатирует профессор Сикорский, говоря: "Мальчик ослабел от ужаса и отчаяния и склонился на руки убийц".
Затем, по окончании паузы, следовали дальнейшие, также рассчитанные, спокойные удары, прерывающиеся чтением молитв. Эти уколы давали очень мало крови или вовсе не давали ее. Колющие удары наносились в плечи, под мышки и в бок животного.
Наконец, враги ритуальной версии указывают на целый ряд ненужных, якобы бессмысленных ударов, нанесенных Андрюше. Указывалось, например, на "бессмысленные" раны под мышками; это утверждение опять рассчитано на наше невежество, на полное незнание еврейских обычаев. По этому поводу я припоминаю следующее: однажды, проживая в черте оседлости, я попал в деревенскую глушь, где поневоле мне пришлось временно устроиться в еврейской корчме, которую содержала очень зажиточная и патриархальная еврейская семья местного лесопромышленника. Долгое время хозяйка уговаривала меня у них столоваться еврейским кошерным столом; в конце концов, я принужден был сдаться на доводы хозяйки. При этом хозяйка, уговаривая меня, объясняла, что все отличие их птицы и мяса - в том, что оно "обескровлено", а главное - "перерезаны сухожилия под мышками у животных, у птиц же - на ногах и под крыльями". Это, по мнению хозяйки, имеет глубокий религиозный смысл в глазах евреев, "делая мясо чистым" и годным для пищи, тогда как "животное с неперерезанными сухожилиями считается нечистым"; при этом она добавила, что "раны эти может наносить только резник" каким-то особым орудием, причем раны "должны быть рваные". По вышеизложенным соображениям я остаюсь при том твердом и обоснованном убеждении, что в лице Андрюши Ющинского мы должны видеть, безусловно, жертву ритуала и еврейского фанатизма. Не подлежит сомнению, что это должен быть ритуал более сложный, более квалифицированный, нежели обыкновенный ритуал, по правилам которого ежедневно производится убой скота и приносится ежедневная кровавая жертва.
Синагога не есть храм - это только школа, молитвенный дом, религиозный дом, религиозный клуб, доступный всем желающим. Раввин не есть священник, нет - это только учитель, избранный обществом; храма у евреев нет; он был в Иерусалиме, и он разрушен. Как в библейские времена, так и теперь храм заменяется скинией. В скинии совершаются ежедневные жертвоприношения. Эти жертвоприношения может совершить только резник - лицо духовное, соответствующее нашему священнику. Ему помогают прислужники - левиты. Я их также видел на бойне - они соответствуют нашим дьячкам и причетникам, которые несомненно подразделяются у них на несколько разрядов. Вот в этот-то храм-скинию нас и не пускают и не впускают даже простых евреев. Доступ туда разрешен только священнослужителям, простые же смертные могут быть лишь зрителями и стоять в отдалении - это я также видел на бойне. Если вы проникнете в их тайну - вам грозят местью, вас готовы побить камнями, и если вас что может спасти, так это общественное положение и, быть может, случайные обстоятельства - это я также на себе испытал...
В архивах Свято-Троицкого монастыря (Джорданвилль, США) Русской Православной Церкви Заграницей, я думаю всем хорошо известный, Олег Платонов, нашел целую службу, составленную этому мученику - отроку Андрею Киевкому. Я долго искал на сайтах РПЦЗ какие-то сведения о его прославлении, но конечно же ничего не нашел: дадут жиды прославить, как же! Но служба эта есть - и в приложении к книге Платонова "Тайна беззакония", и на многих сетевых патриотических ресурсах. Именно одним из ее песнопений я и хочу закончить этот пост:
Стекается прочее соборище законопреступных, да отрока неповиннаго смерти предает. О беззаконных, о неверных! Како кровию Владыки всяческих не насытишася, но и на рабех Его беззаконие продолжиша? Мы же страданием Андреевым умилившеся вопием: Господи долготерпеливе, слава Тебе.