Е.А. Соловьёв. Подполье у Колчака
Другой вариант истории о Боровском болоте и несколько слов об алапаевских подпольщиках
Подполье у Колчака
Алапаевск
В Августе месяце, не помню, котораго числа, 1918 года, когда Областники (Уралоблсовет, УралРКП(б)) отступали под натиском чехословаков и вообще белобандитов из Екатеринбурга, только хорошо помню, что вскоре после разстрела б/императора и его семьи Романовых, по Северо-Восточной Уральской ж.д., т.к. Горнозаводская линия была занята белыми, почему им пришлось отступать на Пермь чрез Егоршино, Алапаевск и Тагил.
В Алапаевске останавливались т.т. Сафаров, Толмачёв, Тунтул и Белобородов на одни сутки. Тут же до приезда Областников находились из Омска Косарев и Лобков (последний в тылу оставался в Челябинске, где и разстрелян белыми). В ихнем [119] вагоне было совещание. На совещании от Алапаевскаго совета, Чека и партийнаго к-та присутствовали: Смольников А.А., Абрамов Г.П., Павлов С.А., Говырин Н.П. и я, Соловьёв, тут же присутствовали Косарев, Лобков, политический комиссар Ласиц и комбриг Овчинников, где Областники обрисовали нам положение на фронтах, а также в свою очередь и мы положение на Голубковском фронте и брожение среди Эс-эров и группы Анархистов, ибо как Эс-эры и Анархисты не хотели отступать из Алапаевска. Эс-эры и Анархисты имели у себя не только винтовки и патроны, но даже и пулемёты, почему областники и посоветовали в противовес этим группам оставить отряд из коммунистов 20 человек, указали явки в Камышлове, Челябинске и Екатеринбурге. [120] Пароль, насколько я помню: "Я ищу овец". Ответ: "Одна белая, другая красная". Пароль для шифра я забыл, но помню, что был и для связи с красной армией. Мы областникам дали явки к Протопопову Павлу Григорьевичу и указали, что мы оставили в тылу для связи и разложения белой армии не так выдающихся ребят: Арефья Кабакова, Ивана Корелина и Петра Безсонова. Первый работал в конторе завода счетоводом, второй - токарем и последний - машинистом на заводской ж.д.
Большая группа, восемнадцать человек, была оставлена на Боровском болоте по направлению от Алапаевска к Тагилу с двумя пулемётами "кольт" и одним люйсом, с винтовками и достаточным количеством [121] патронов. Кроме того, было завезено продовольствия на четыре месяца и зимняя обувь и одежда. Была привезена маленькая с круглым плотом типография, пишущая машинка, паспортных книжек 20 шт., паспортных бланок 110 шт., печати разных волостных правлений и Волостнаго Земства.
Завезено было всего из расчёта на 4 месяца только потому, что отступать красная армия хотели до Чусовского завода, а там дать генеральный бой.
Вторая группа, Н-Синячихинская, оставлена была по тракту на Тагил, не доезжая километра три до д. Ясашной, с которыми у нас связь налажена чрез Клепинина Ивана Александровича, жителя В-Алапаихи, и мы сами одни др. знали, где находимся. У второй группы были револьверы и винтовки, но пулемётов [122] не было.
Анархисты оставались в Алапаевске, и они сразу почти все пошли служить к белым, а социалисты-революционеры Иван Глухих, Флегонт Кабако, Александр Колногоров, Пётр Останин, Пётр Старцев, Иван Швецов, Василий Голубев оставались в Кукайском ельнике, из которых не одного человека не сохранилось - белые их обнаружили и всех расстреляли.
В нашем большом отряде в 18 человек был построен барак из восьми венцов, в одну сторону аршин 10 и др. 8. Поверх колотой крыши, закладной для тепла землёй, было закрыто брезентом и забросано для маскировки еловыми прутьями, а также и стены и дорога были замаскированы прутьями. Вокруг барака по сучьям вершков на 8-12-ть от земли был натянут шпагат длиною больше километра. [123] Концы были продёрнуты в окно, а к концам шпагата были привязаны две жестяные банки для сигнала. В случае, если кто пойдёт и заденет шпагат, значит, в бараке тотчас же получится звон от этих банок. У банок всегда сидел и дежурил разводящий. Разводящие дежурили посуточно, а охрана дежурила под густой ёлкой по два часа. Нам приходилось выходить в разведку в д. В-Алапаиху, Алапаевск.
Связь с Алапаевском была поручена Зырянову Николаю и Николаю Скорнякову. Связь с Челябинском должен был иметь Серебряков Алексей и Абрамов Григорий, со Свердловском поручено мне и Клепинину Петру.
Связи были с В-Синячихинским, Н-Синячихинским и Ирбитским заводом, были обусловлены [124] места, куда можно класть записки и условные знаки.
По дороге от Алапаевска к нашему бараку была срезана сучковатая толстая лесина, и комель был оскоблен длиною один метр приблизительно. Это для того, чтоб человек не мог заплутаться, что и знали комбриг Овчинников, Павлов Сергей и Смольников Алексей, которые отступили из Алапаевска к Перми.
Уходя из Алапаевска, заводские рабочие были окончательно рассчитаны и вперёд было выплачено за 2-3 месяца, что рабочих располагало далеко не в пользу белых, и обыватели часто наших ребят видали, но не выдавали, а наоборот старались сохранить или молчать. Выдать белым старались б/торговцы, разные подрядчики и кулаки. Они даже и не видели, так говорили, что видели тут-то красноармейца. [125] Торговцы были обозлены за то, что Советская власть ликвидировала в июле 1918 года частную торговлю. Подрядчики озлились, что мы их обобрали военным налогом, хлебом, конями и телегами при отступлении красной армии из Алапаевска (в число военнаго налога брали золотые, серебряные деньги, вещи, как кольца, серёжки, брелки).
Работа предполагалась у группы вести на производстве устная, чрез печать, для чего была увезена в лес маленькая с круглым плотом типография, достаточное количество бумаги, пишущая машинка, чрез оставленных в тылу, в Алапаевске Кабакова Арефья Ивановича, Безсонова Петра Дмитриевича и Корелина Ивана Петровича.
Кабаков работает ныне в Цветметзолоте, Корелин пенсионер, работает в Алапаевске токарем, а Безсонов, старый боевик, расстрелян белыми в Алапаевске. Кабаков [126] был белыми мобилизован в армию, где старался всячески разлагать белую армию, и заводской молодёжи призыва 1900 года уклоняться отслужбы у белых, что мне сказывал сын Александр и Копалов Николай.
Корелин Иван тот отделался только арестом и содержанием в застенке, а Безсонов тот расстрелян белыми за устную пропаганду среди рабочих узкоколейной ж.д.
Денежные средства у нас были увезены в деревянном ящике из Государст. Казначейства. Полно было керенок крупной и мелкой купюры, кроме того, было несколько рублей медных денег и поповский серебряный крест. Помню, деньги в ящике были закопаны и в земле подмокли, которые мы маялись - пересушивали и складывали обратно.
Деньги были предназначены для передвижения самих, для передвижения литературы и поддержания [127] красноармейских семейств.
Вербовались ли новые люди в группу в период Колчаковщины? Конечно, вербовались, так как Алапаевск белые оставили со слов Черепанова Германа за 3-5 дней до прихода красной армии. Герман Черепанов был в Империалистическую войну в старой армии, вернулся уже без нас, и Алапаевск был взят им с помощью молодёжи, отцы которых были в красной армии, с помощью старых солдат, вернувшихся с войны, и части тех эсеров, которые не шли с кранной армией отступать с Урала. Как Черепанов говорит, что пятки, десятки ему указал Коробкин Александр, который оставался с нами в числе 18 человек. И вот из этих пятков было набрано вновь навербованными 150 штыков. К этому отряду примкнули ещё скрывавшиеся [128] в лесу Ишимские и Тюменские молодые ребята-дезертиры, скрывавшиеся из белой армии, человек 60. Значит, отряд Черепанова и Коробкина был штыков 200, и такое же количество скрывалось за д. Алапаихой, которые обстреляли вокзал Алапаевска с двух сторон. В это время получились на ст. Алапаевск взрывы паровозов и броневиков, а один солдат белой армии застрелил офицера, а двое в панике сами себя застрелили. За симофором от Тагила на запасной линии стоял поезд с пленными и ранеными своими же белыми солдатами, был подожжон, из четырёх вагонов успело спастись только человек шесть.
Когда взрывались паровозы и броневики, и происходила паника на вокзале, в это время всё офицерство и белая свора, [129] заводские прихвостни буржуазии укладывали гробы с трупами великих князей. Гробы увезли, а членов следственной комиссии Кабакова Модеста Ивановича не успели увезти, почему он и остался в Алапаевске (был осуждён на 10 лет содержания под стражей со строгой изоляцией).
Черепанов потом сказывал, что ему попало в плен 600 человек белых солдат, которых он до прихода красных войск задержал под стражей, некоторых распустил, а большая половина пожелала молодых сибирских ребят в красную армию. Я помню двоих из них как вожаков дезертиров у белых посылали на курсы краскомов, и один из них был ранен в боях с Юденичем.
Черепанов сразу занял пост коменданта, а дальше военкома, [130] а когда приехал первый в Алапаевск Упоров Е.Я., то создал ревком из Мишарина Михаила, Коробкина Александра и др. ребят, которые попадали в Перми к белым и сохранились живыми.
Со слов сына Александра я знаю, что у них были под двумя мостами заложены взрывчатые вещества на случай того, что взорвать моста во время отступления белых, но Коробкин и Мишарин молодёжи не дали этого сделать, сказали, что мосты [нам] ещё нужны, и белые не куда [не] уйдут. Видимо, знали, что [их] на Егоршиной перехватят - так и вышло. Значит, Коробкин и Мишарин имели связь с деревнями около Егоршино и Богданович. Также можно [130об] сказать, что люди группировались на случай возстания из заводской молодёжи, старых солдат и дезертиров белой армии.
Пример таков, что сынишка моего не куда в завод не принимали и из Алапаевска не выпускали, пока его год 18-летников не стали призывать в белую армию. Белые его таскали с баяном по вечерам, и вокруг его шла группировка, что квартировавшие у нас в квартире четверо молодых белых сибирских солдат [знали], но не кому не доносили, даже своего взводнаго старика хотели поколотить за строгости и издевательства над семьями красноармейцов, а потом доставали бомбы для нашей молодёжи. А наша молодёжь сумела доставить оружие в арестное помещение, откуда 18 человек днём убежало от белых. Это происходило [131] с помощью белогвардейцов, как сообщение и передача оружия.
Характерный случай - эта молодёжь задавили на верёвке одного пьянаго офицера и бросили туда же в шахту, куда бросали наших расстрелянных красноармейцов, а шедшие с этим офицером двое взводных, хотя и пьяные, но убежали и не как не могли разыскать задавленнаго офицера.
Из красной армии попавшие в плен к белым в Перми кр-цы приносили вести с фронта, а также приходили два человека под видом торговцев папиросами к Протопопову со установленными нами явками "Я ищу овец", но наше подполье уже было обнаружено белыми и разогнато, так что я большаго сказать не чего не могу. [132]
Оставалась большая группа с пулемётами и оружием на Боровском болоте, следующие лица: я, Соловьёв, с сыном Александром 16 лет, братом Матвеем Ивановичем 51 года, Абрамовы Григорий и Иван Павловичи, Серебряковы Алексей и Иван Андреевичи, Говырины Николай и Василий Павловичи, Шляпина Вера Александровна, Морщинин Александр Алексеевич, Зырянов Николай Михайлович, Коробкин Александр Григорьевич, Мишарин Михаил Степанович, Скорняков Николай, Старцев Ив. Ст., Клепинин Пётр Львович, Клепинин Иван Александрович, Поздин Пётр Гаврилович. Чрез связь с Верхней Алапаихой узнали, что в Н-Салде арестован Смольников Алексей Александрович и обезоружен, якобы в связи с белыми обвинён, [133] почему нам и пришлось как знающаго окрестные просёлочные дорожки [послать] на выручку Поздина Петра Гавриловича. Слухи оказались напрасными, но Поздин, пройдя сквозь фронт, там и остался для работы.
Просидев в своём бараке недели две, к нам попал в плен каменьщик Егорка Архангельский, котораго хотели тотчас же пристрелить, но, зная, что Архангельскому как бедняку не было не какого основания быть шпионом, мы оставили его у себя помочником кашевара и караулили его днём и ночью.
Архангельский сказал. Что он был мобилизован белыми указывать ихним подводчикам дорогу на д. Ясашную и по дороге сбежал от них, но попал на нас.
Насколько не подозревая Архангельскаго [134] как шпиона, мы вынуждены были усилить бдительность, наделать вокруг жилища закопушки, окласть их дёрном, проделав окна для бойниц, установили два кольта, припрятали сундук с деньгами, убрали шрифт от типографии и лишние винтовки, а потом послали разведку в д. Верхнюю Алапаиху. Ходили Абрамов Григорий Павлович и Клепинин Пётр Львович, которые попали на разведку белых, почему им пришлось пролежать в болоте несколько часов. Пришли в барак, сказали, что в деревне белых много и обозников также полны ограды. Видим, что ребята, ночью лёжа в болоте, продрогли, мы разрешили им выпить спирту. Абрамов выпил немного, а Клепинин, видимо, порадел выпить больше - спал [135] почти целые сутки, пробудился, ещё попил из чайника и опять лёг спать.
Находясь между нами единственно одна женщина, Вера Шляпина, она попросила нас выйдти из барака для того, чтоб переодеть бельё. Мы вышли и занялись делать из хвои уборную. Слышим сигнал - наши банки забрякали. Когда разводящий Абрамов Иван Павлович кинулся к часовому Говырину Василью, и вдруг слышим - перестрелка, сначала между разведчиком белых и часовым, а потом и залпы с одной стороны из болота, почему мы все и кинулись к оружию. Вера Шляпина выскочила из барака с моим карабином, также из закопушки начала стрелять. Серебряков стрелял из пулемёта "Кольт", из другова "Кольта" начал стрелять Скорняков, а из [136] люйса стрелял Коробкин, сначала с пенька, а потом взял к плечу. Остальные стреляли все из винтовок.
Перестрелка продолжалась 3-5 минут. Во время перестрелки в болоте была видна пехота и конница. Также видно было, что с лошадей люди сваливались, человека три. Потом я узнал, что у белых оказались раненые.
Кончилась перестрелка. Все как будто онемели, один кадр смотрим. Надо правду сказать, что нас обнаружили неожиданно, и планы наши с печатанием и нападением в тыл к белым рухнули. Видим, кто набирает в карманы сухарей и сахару, Говырин мечется, прячет части от пулемётов и печати, я паспорта чистые. И все направились с винтовками чрез болота, а Говырин Василий взял пулемёт "люйс", и пошли. Не доходя до др. [137] берега болота саженей 100, Говырин его бросил, начал помогать идти Вере Шляпиной, но она обезсилела и просила её пристрелить, но пристрелить не у кого рука не поднялась, зная, что у Веры есть стрихнин, которым она может отравиться.
Выйдя на др. берег болота, мы решили, что кто знает дорогу на Баранчу, должен пробраться, не хватая Салды и Тагила, но дорогу лесом не кто не знал, а поэтому [пошли] кто куда по 2-3 человека.
Нас скоро застигла тёмная осенняя ночь. Нас трое: Абрамов Г.П., Коробкин А.Г. и я, кружились всё почти на одном месте. Зашли в покосную избушку, по часу уснули и хотели вернуться обратно, подобрать Веру Шляпину, Клепинина Петра и зажечь барак с имуществом, [138] но слышим скрып телеги, говор людей. Вооружённых людей много и три лошади в запряжке едут по направлению к нашему бараку. Лежим на чистом месте болота, видим, везут мешки, типографию, пехота идёт не только по дороге, но идут и стороной, всюду нюхают, как гончие собаки.
Шли мы трое два дня до Алапаевска. На третий день ночью вошли и решили разделиться. Абрамов пошол к жене, которая оставалась у попа Троицкаго, Коробкин домой, а я побыл у Рудакова Е.И. с полчаса, поспал в бане Егора Колногорова и назавтра направился по направлению к Н-Салде. Миновав д. Верхнюю Алапаиху, д. Ясашную, Новую деревню и с. Акинфиевское, дошол до Н-Салды. В селение зашол, [139] остановился на одной из улиц, слышу, женщины разговаривают, что надо ехать по хлеб за Алапаиху: сейчас свободно всюду продают хлеб, ругают большовиков. Конечно, я давай ругать за то, что у меня отобрали лошадь с телегой, бабы мне посочуствовали. Я спросил тут одного старика, как мне лесом пробраться на Баранчу или Кушву. Он дорогу чрез деревни Медведеву или [Ясьву] не знает, а мне сказал, что у их много расстреляно Алапаевских, и мне посоветовал вернуться, сказал, что между Салдами красные бросили под откос несколько составов поездов с обмундированием, в Тагиле идут аресты, за Тагилом идут бои.
Вернувшись обратно в Алапаевск, я узнал, что многие ребята [140] белыми расстреляны, Серебряков сам застрелился, Абрамов был ещё не расстрелян, только содержался в арестном помещении под усиленным караулом. Опять же чрез Рудакова Е.И. сообщил ребятам - Безсонову и Протопопову, чтоб вели себя аккуратно - спокойно некоторое время, пока у белых не остыл пыл, а сам решил направиться в Сибирь к сосланному т. Леониду Белову.
Как бы я от Камышлова до Бийска по ж.д. не пробирался, а всё же пробрался, но в Бийске меня на ст. ж.д. арестовали по указанию Александра [Янкеласиц], который работал в Алапаевске на ж.дор. помощником машиниста и ехал с нами, вёз в железнодорож. кар"ер винтовки. Он, конечно, ночью не знал, что везли в вагоне, и кто ехал, и дело в том, что где ящики были брошены, они [141] перевезены дальше, но всё же несколько ящиков были белыми обнаружены при нас же. Только не были обнаружены закопанные во дворе у Ив. Пав. Абрамова и за дер. Алапаихой в шахте. С этими винтовками и выгнаты были белые из Алапаевска в 1919 году. (Не надо смешивать сам гор. Алапаевск, вверх по Нейвинскому пруду в 3-х верстах д. Алапаиха - это эс-эровское гнездо, и д. Верхняя Алапаиха, которая стоит в 10 верстах вверх по р. Алапаиха).
Сохранились от этой группы: я - Соловьёв Е.А., Коробкин А.Г., Поздин П.Г., Абрамов И.П., Мишарин М.С., Говырины Николай и Василий Павловичи, Морщинин А.А.
Расстрелян дорогой Серебряков Иван, Скорняков Николай, Зырянов Н.М., разстреляны в Алапаевске Абрамов Г.П., Старцев И.С., Вера Шляпина.
Умерли: Мишарин Мих. Степ., Соловьёв [142] Матвей Иванов. Пал в боях на Польском фронте Соловьёв Александр. Умер Протопопов Павел Григорьевич.
Я, Соловьёв, по выходе из Колчаковскаго застенка работал всё время на Советской работе, а сейчас, с 1929 года, работаю в Тагильском Племсовхозе. Коробкин - Директором заводов, а сейчас в Нытве. Поздин П.Г. работает в Средлесе пом. директора. Абрамов И.П. где-то на Урале доменным мастером. Говырин Н.П. учится в Москве, до этаго работал в Перво-Уральском районе. Говырин В.П. работает в Алапаевске на партработе. Морщинин работал в заводе старшим сторожем.
Многих будет интересовать, как я сохранился, остался жив у Колчака. На это скажу, что меня там и Старцева Петра тюремное начальство держало на особом почёте в кандалах и наручниках, [143] обвиняли в убийстве б/великих князей Романовых, и дело было связано с убийством б/царской семьи, а тут был приказ Колчака, чтоб не разстреливать, а судить как цареубийц.
При отступлении белых Самодуров, старший надзиратель, отказался нас расстреливать 34 чел., а начальник 2 тюрьмы в Екатеринбурге Котов Григорий, видя, что я лежу нечем недвижим (болел цингой), выматерился и ушол, не стал расстреливать, почему я хотя и больной, но до сих пор живу, занимал выборные должности до 24 года, вёл даже борьбу с контрреволюцией и дезертирством.
Подполье наше не сумело дать не одной листовки, на за то тыл и б/этаго был организован, Алапаевск, Синячихи, Н-Шайтанский заводы были освобождены организованно [144] от белобандитов, и в Алапаевске со слов руководителя Черепанова взято шестьсот человек в плен.
Очень жалко, что барак, оставшийся на Боровском болоте, не был заснят на фотографию, и мы, оставшиеся в живых, не поискали на болоте печати, винтовки и пулемёт "люйс". Из оставшихся вещей у меня сохранился один наган, который мне необходим до самой смерти.
Член ВКП(б) Е. Соловьёв
Вторая группа, остававшаяся под д. Ясашной, была также обнаружена и сумела пробраться чрез Павду с отрядом Диуковскаго, об этом может сообщить Харлов Василий Дмитриевич, который живёт в Алапаевске.
Соловьёв
Соловьёв Ефим работает в Тагиле в Племсовхозе
Сдано 15/XI-32 г. [145]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.128.Л.119-145.
Вера Шляпина. 1915 г.
Подполье у Колчака
Алапаевск
В Августе месяце, не помню, котораго числа, 1918 года, когда Областники (Уралоблсовет, УралРКП(б)) отступали под натиском чехословаков и вообще белобандитов из Екатеринбурга, только хорошо помню, что вскоре после разстрела б/императора и его семьи Романовых, по Северо-Восточной Уральской ж.д., т.к. Горнозаводская линия была занята белыми, почему им пришлось отступать на Пермь чрез Егоршино, Алапаевск и Тагил.
В Алапаевске останавливались т.т. Сафаров, Толмачёв, Тунтул и Белобородов на одни сутки. Тут же до приезда Областников находились из Омска Косарев и Лобков (последний в тылу оставался в Челябинске, где и разстрелян белыми). В ихнем [119] вагоне было совещание. На совещании от Алапаевскаго совета, Чека и партийнаго к-та присутствовали: Смольников А.А., Абрамов Г.П., Павлов С.А., Говырин Н.П. и я, Соловьёв, тут же присутствовали Косарев, Лобков, политический комиссар Ласиц и комбриг Овчинников, где Областники обрисовали нам положение на фронтах, а также в свою очередь и мы положение на Голубковском фронте и брожение среди Эс-эров и группы Анархистов, ибо как Эс-эры и Анархисты не хотели отступать из Алапаевска. Эс-эры и Анархисты имели у себя не только винтовки и патроны, но даже и пулемёты, почему областники и посоветовали в противовес этим группам оставить отряд из коммунистов 20 человек, указали явки в Камышлове, Челябинске и Екатеринбурге. [120] Пароль, насколько я помню: "Я ищу овец". Ответ: "Одна белая, другая красная". Пароль для шифра я забыл, но помню, что был и для связи с красной армией. Мы областникам дали явки к Протопопову Павлу Григорьевичу и указали, что мы оставили в тылу для связи и разложения белой армии не так выдающихся ребят: Арефья Кабакова, Ивана Корелина и Петра Безсонова. Первый работал в конторе завода счетоводом, второй - токарем и последний - машинистом на заводской ж.д.
Большая группа, восемнадцать человек, была оставлена на Боровском болоте по направлению от Алапаевска к Тагилу с двумя пулемётами "кольт" и одним люйсом, с винтовками и достаточным количеством [121] патронов. Кроме того, было завезено продовольствия на четыре месяца и зимняя обувь и одежда. Была привезена маленькая с круглым плотом типография, пишущая машинка, паспортных книжек 20 шт., паспортных бланок 110 шт., печати разных волостных правлений и Волостнаго Земства.
Завезено было всего из расчёта на 4 месяца только потому, что отступать красная армия хотели до Чусовского завода, а там дать генеральный бой.
Вторая группа, Н-Синячихинская, оставлена была по тракту на Тагил, не доезжая километра три до д. Ясашной, с которыми у нас связь налажена чрез Клепинина Ивана Александровича, жителя В-Алапаихи, и мы сами одни др. знали, где находимся. У второй группы были револьверы и винтовки, но пулемётов [122] не было.
Анархисты оставались в Алапаевске, и они сразу почти все пошли служить к белым, а социалисты-революционеры Иван Глухих, Флегонт Кабако, Александр Колногоров, Пётр Останин, Пётр Старцев, Иван Швецов, Василий Голубев оставались в Кукайском ельнике, из которых не одного человека не сохранилось - белые их обнаружили и всех расстреляли.
В нашем большом отряде в 18 человек был построен барак из восьми венцов, в одну сторону аршин 10 и др. 8. Поверх колотой крыши, закладной для тепла землёй, было закрыто брезентом и забросано для маскировки еловыми прутьями, а также и стены и дорога были замаскированы прутьями. Вокруг барака по сучьям вершков на 8-12-ть от земли был натянут шпагат длиною больше километра. [123] Концы были продёрнуты в окно, а к концам шпагата были привязаны две жестяные банки для сигнала. В случае, если кто пойдёт и заденет шпагат, значит, в бараке тотчас же получится звон от этих банок. У банок всегда сидел и дежурил разводящий. Разводящие дежурили посуточно, а охрана дежурила под густой ёлкой по два часа. Нам приходилось выходить в разведку в д. В-Алапаиху, Алапаевск.
Связь с Алапаевском была поручена Зырянову Николаю и Николаю Скорнякову. Связь с Челябинском должен был иметь Серебряков Алексей и Абрамов Григорий, со Свердловском поручено мне и Клепинину Петру.
Связи были с В-Синячихинским, Н-Синячихинским и Ирбитским заводом, были обусловлены [124] места, куда можно класть записки и условные знаки.
По дороге от Алапаевска к нашему бараку была срезана сучковатая толстая лесина, и комель был оскоблен длиною один метр приблизительно. Это для того, чтоб человек не мог заплутаться, что и знали комбриг Овчинников, Павлов Сергей и Смольников Алексей, которые отступили из Алапаевска к Перми.
Уходя из Алапаевска, заводские рабочие были окончательно рассчитаны и вперёд было выплачено за 2-3 месяца, что рабочих располагало далеко не в пользу белых, и обыватели часто наших ребят видали, но не выдавали, а наоборот старались сохранить или молчать. Выдать белым старались б/торговцы, разные подрядчики и кулаки. Они даже и не видели, так говорили, что видели тут-то красноармейца. [125] Торговцы были обозлены за то, что Советская власть ликвидировала в июле 1918 года частную торговлю. Подрядчики озлились, что мы их обобрали военным налогом, хлебом, конями и телегами при отступлении красной армии из Алапаевска (в число военнаго налога брали золотые, серебряные деньги, вещи, как кольца, серёжки, брелки).
Работа предполагалась у группы вести на производстве устная, чрез печать, для чего была увезена в лес маленькая с круглым плотом типография, достаточное количество бумаги, пишущая машинка, чрез оставленных в тылу, в Алапаевске Кабакова Арефья Ивановича, Безсонова Петра Дмитриевича и Корелина Ивана Петровича.
Кабаков работает ныне в Цветметзолоте, Корелин пенсионер, работает в Алапаевске токарем, а Безсонов, старый боевик, расстрелян белыми в Алапаевске. Кабаков [126] был белыми мобилизован в армию, где старался всячески разлагать белую армию, и заводской молодёжи призыва 1900 года уклоняться отслужбы у белых, что мне сказывал сын Александр и Копалов Николай.
Корелин Иван тот отделался только арестом и содержанием в застенке, а Безсонов тот расстрелян белыми за устную пропаганду среди рабочих узкоколейной ж.д.
Денежные средства у нас были увезены в деревянном ящике из Государст. Казначейства. Полно было керенок крупной и мелкой купюры, кроме того, было несколько рублей медных денег и поповский серебряный крест. Помню, деньги в ящике были закопаны и в земле подмокли, которые мы маялись - пересушивали и складывали обратно.
Деньги были предназначены для передвижения самих, для передвижения литературы и поддержания [127] красноармейских семейств.
Вербовались ли новые люди в группу в период Колчаковщины? Конечно, вербовались, так как Алапаевск белые оставили со слов Черепанова Германа за 3-5 дней до прихода красной армии. Герман Черепанов был в Империалистическую войну в старой армии, вернулся уже без нас, и Алапаевск был взят им с помощью молодёжи, отцы которых были в красной армии, с помощью старых солдат, вернувшихся с войны, и части тех эсеров, которые не шли с кранной армией отступать с Урала. Как Черепанов говорит, что пятки, десятки ему указал Коробкин Александр, который оставался с нами в числе 18 человек. И вот из этих пятков было набрано вновь навербованными 150 штыков. К этому отряду примкнули ещё скрывавшиеся [128] в лесу Ишимские и Тюменские молодые ребята-дезертиры, скрывавшиеся из белой армии, человек 60. Значит, отряд Черепанова и Коробкина был штыков 200, и такое же количество скрывалось за д. Алапаихой, которые обстреляли вокзал Алапаевска с двух сторон. В это время получились на ст. Алапаевск взрывы паровозов и броневиков, а один солдат белой армии застрелил офицера, а двое в панике сами себя застрелили. За симофором от Тагила на запасной линии стоял поезд с пленными и ранеными своими же белыми солдатами, был подожжон, из четырёх вагонов успело спастись только человек шесть.
Когда взрывались паровозы и броневики, и происходила паника на вокзале, в это время всё офицерство и белая свора, [129] заводские прихвостни буржуазии укладывали гробы с трупами великих князей. Гробы увезли, а членов следственной комиссии Кабакова Модеста Ивановича не успели увезти, почему он и остался в Алапаевске (был осуждён на 10 лет содержания под стражей со строгой изоляцией).
Черепанов потом сказывал, что ему попало в плен 600 человек белых солдат, которых он до прихода красных войск задержал под стражей, некоторых распустил, а большая половина пожелала молодых сибирских ребят в красную армию. Я помню двоих из них как вожаков дезертиров у белых посылали на курсы краскомов, и один из них был ранен в боях с Юденичем.
Черепанов сразу занял пост коменданта, а дальше военкома, [130] а когда приехал первый в Алапаевск Упоров Е.Я., то создал ревком из Мишарина Михаила, Коробкина Александра и др. ребят, которые попадали в Перми к белым и сохранились живыми.
Со слов сына Александра я знаю, что у них были под двумя мостами заложены взрывчатые вещества на случай того, что взорвать моста во время отступления белых, но Коробкин и Мишарин молодёжи не дали этого сделать, сказали, что мосты [нам] ещё нужны, и белые не куда [не] уйдут. Видимо, знали, что [их] на Егоршиной перехватят - так и вышло. Значит, Коробкин и Мишарин имели связь с деревнями около Егоршино и Богданович. Также можно [130об] сказать, что люди группировались на случай возстания из заводской молодёжи, старых солдат и дезертиров белой армии.
Пример таков, что сынишка моего не куда в завод не принимали и из Алапаевска не выпускали, пока его год 18-летников не стали призывать в белую армию. Белые его таскали с баяном по вечерам, и вокруг его шла группировка, что квартировавшие у нас в квартире четверо молодых белых сибирских солдат [знали], но не кому не доносили, даже своего взводнаго старика хотели поколотить за строгости и издевательства над семьями красноармейцов, а потом доставали бомбы для нашей молодёжи. А наша молодёжь сумела доставить оружие в арестное помещение, откуда 18 человек днём убежало от белых. Это происходило [131] с помощью белогвардейцов, как сообщение и передача оружия.
Характерный случай - эта молодёжь задавили на верёвке одного пьянаго офицера и бросили туда же в шахту, куда бросали наших расстрелянных красноармейцов, а шедшие с этим офицером двое взводных, хотя и пьяные, но убежали и не как не могли разыскать задавленнаго офицера.
Из красной армии попавшие в плен к белым в Перми кр-цы приносили вести с фронта, а также приходили два человека под видом торговцев папиросами к Протопопову со установленными нами явками "Я ищу овец", но наше подполье уже было обнаружено белыми и разогнато, так что я большаго сказать не чего не могу. [132]
Оставалась большая группа с пулемётами и оружием на Боровском болоте, следующие лица: я, Соловьёв, с сыном Александром 16 лет, братом Матвеем Ивановичем 51 года, Абрамовы Григорий и Иван Павловичи, Серебряковы Алексей и Иван Андреевичи, Говырины Николай и Василий Павловичи, Шляпина Вера Александровна, Морщинин Александр Алексеевич, Зырянов Николай Михайлович, Коробкин Александр Григорьевич, Мишарин Михаил Степанович, Скорняков Николай, Старцев Ив. Ст., Клепинин Пётр Львович, Клепинин Иван Александрович, Поздин Пётр Гаврилович. Чрез связь с Верхней Алапаихой узнали, что в Н-Салде арестован Смольников Алексей Александрович и обезоружен, якобы в связи с белыми обвинён, [133] почему нам и пришлось как знающаго окрестные просёлочные дорожки [послать] на выручку Поздина Петра Гавриловича. Слухи оказались напрасными, но Поздин, пройдя сквозь фронт, там и остался для работы.
Просидев в своём бараке недели две, к нам попал в плен каменьщик Егорка Архангельский, котораго хотели тотчас же пристрелить, но, зная, что Архангельскому как бедняку не было не какого основания быть шпионом, мы оставили его у себя помочником кашевара и караулили его днём и ночью.
Архангельский сказал. Что он был мобилизован белыми указывать ихним подводчикам дорогу на д. Ясашную и по дороге сбежал от них, но попал на нас.
Насколько не подозревая Архангельскаго [134] как шпиона, мы вынуждены были усилить бдительность, наделать вокруг жилища закопушки, окласть их дёрном, проделав окна для бойниц, установили два кольта, припрятали сундук с деньгами, убрали шрифт от типографии и лишние винтовки, а потом послали разведку в д. Верхнюю Алапаиху. Ходили Абрамов Григорий Павлович и Клепинин Пётр Львович, которые попали на разведку белых, почему им пришлось пролежать в болоте несколько часов. Пришли в барак, сказали, что в деревне белых много и обозников также полны ограды. Видим, что ребята, ночью лёжа в болоте, продрогли, мы разрешили им выпить спирту. Абрамов выпил немного, а Клепинин, видимо, порадел выпить больше - спал [135] почти целые сутки, пробудился, ещё попил из чайника и опять лёг спать.
Находясь между нами единственно одна женщина, Вера Шляпина, она попросила нас выйдти из барака для того, чтоб переодеть бельё. Мы вышли и занялись делать из хвои уборную. Слышим сигнал - наши банки забрякали. Когда разводящий Абрамов Иван Павлович кинулся к часовому Говырину Василью, и вдруг слышим - перестрелка, сначала между разведчиком белых и часовым, а потом и залпы с одной стороны из болота, почему мы все и кинулись к оружию. Вера Шляпина выскочила из барака с моим карабином, также из закопушки начала стрелять. Серебряков стрелял из пулемёта "Кольт", из другова "Кольта" начал стрелять Скорняков, а из [136] люйса стрелял Коробкин, сначала с пенька, а потом взял к плечу. Остальные стреляли все из винтовок.
Перестрелка продолжалась 3-5 минут. Во время перестрелки в болоте была видна пехота и конница. Также видно было, что с лошадей люди сваливались, человека три. Потом я узнал, что у белых оказались раненые.
Кончилась перестрелка. Все как будто онемели, один кадр смотрим. Надо правду сказать, что нас обнаружили неожиданно, и планы наши с печатанием и нападением в тыл к белым рухнули. Видим, кто набирает в карманы сухарей и сахару, Говырин мечется, прячет части от пулемётов и печати, я паспорта чистые. И все направились с винтовками чрез болота, а Говырин Василий взял пулемёт "люйс", и пошли. Не доходя до др. [137] берега болота саженей 100, Говырин его бросил, начал помогать идти Вере Шляпиной, но она обезсилела и просила её пристрелить, но пристрелить не у кого рука не поднялась, зная, что у Веры есть стрихнин, которым она может отравиться.
Выйдя на др. берег болота, мы решили, что кто знает дорогу на Баранчу, должен пробраться, не хватая Салды и Тагила, но дорогу лесом не кто не знал, а поэтому [пошли] кто куда по 2-3 человека.
Нас скоро застигла тёмная осенняя ночь. Нас трое: Абрамов Г.П., Коробкин А.Г. и я, кружились всё почти на одном месте. Зашли в покосную избушку, по часу уснули и хотели вернуться обратно, подобрать Веру Шляпину, Клепинина Петра и зажечь барак с имуществом, [138] но слышим скрып телеги, говор людей. Вооружённых людей много и три лошади в запряжке едут по направлению к нашему бараку. Лежим на чистом месте болота, видим, везут мешки, типографию, пехота идёт не только по дороге, но идут и стороной, всюду нюхают, как гончие собаки.
Шли мы трое два дня до Алапаевска. На третий день ночью вошли и решили разделиться. Абрамов пошол к жене, которая оставалась у попа Троицкаго, Коробкин домой, а я побыл у Рудакова Е.И. с полчаса, поспал в бане Егора Колногорова и назавтра направился по направлению к Н-Салде. Миновав д. Верхнюю Алапаиху, д. Ясашную, Новую деревню и с. Акинфиевское, дошол до Н-Салды. В селение зашол, [139] остановился на одной из улиц, слышу, женщины разговаривают, что надо ехать по хлеб за Алапаиху: сейчас свободно всюду продают хлеб, ругают большовиков. Конечно, я давай ругать за то, что у меня отобрали лошадь с телегой, бабы мне посочуствовали. Я спросил тут одного старика, как мне лесом пробраться на Баранчу или Кушву. Он дорогу чрез деревни Медведеву или [Ясьву] не знает, а мне сказал, что у их много расстреляно Алапаевских, и мне посоветовал вернуться, сказал, что между Салдами красные бросили под откос несколько составов поездов с обмундированием, в Тагиле идут аресты, за Тагилом идут бои.
Вернувшись обратно в Алапаевск, я узнал, что многие ребята [140] белыми расстреляны, Серебряков сам застрелился, Абрамов был ещё не расстрелян, только содержался в арестном помещении под усиленным караулом. Опять же чрез Рудакова Е.И. сообщил ребятам - Безсонову и Протопопову, чтоб вели себя аккуратно - спокойно некоторое время, пока у белых не остыл пыл, а сам решил направиться в Сибирь к сосланному т. Леониду Белову.
Как бы я от Камышлова до Бийска по ж.д. не пробирался, а всё же пробрался, но в Бийске меня на ст. ж.д. арестовали по указанию Александра [Янкеласиц], который работал в Алапаевске на ж.дор. помощником машиниста и ехал с нами, вёз в железнодорож. кар"ер винтовки. Он, конечно, ночью не знал, что везли в вагоне, и кто ехал, и дело в том, что где ящики были брошены, они [141] перевезены дальше, но всё же несколько ящиков были белыми обнаружены при нас же. Только не были обнаружены закопанные во дворе у Ив. Пав. Абрамова и за дер. Алапаихой в шахте. С этими винтовками и выгнаты были белые из Алапаевска в 1919 году. (Не надо смешивать сам гор. Алапаевск, вверх по Нейвинскому пруду в 3-х верстах д. Алапаиха - это эс-эровское гнездо, и д. Верхняя Алапаиха, которая стоит в 10 верстах вверх по р. Алапаиха).
Сохранились от этой группы: я - Соловьёв Е.А., Коробкин А.Г., Поздин П.Г., Абрамов И.П., Мишарин М.С., Говырины Николай и Василий Павловичи, Морщинин А.А.
Расстрелян дорогой Серебряков Иван, Скорняков Николай, Зырянов Н.М., разстреляны в Алапаевске Абрамов Г.П., Старцев И.С., Вера Шляпина.
Умерли: Мишарин Мих. Степ., Соловьёв [142] Матвей Иванов. Пал в боях на Польском фронте Соловьёв Александр. Умер Протопопов Павел Григорьевич.
Я, Соловьёв, по выходе из Колчаковскаго застенка работал всё время на Советской работе, а сейчас, с 1929 года, работаю в Тагильском Племсовхозе. Коробкин - Директором заводов, а сейчас в Нытве. Поздин П.Г. работает в Средлесе пом. директора. Абрамов И.П. где-то на Урале доменным мастером. Говырин Н.П. учится в Москве, до этаго работал в Перво-Уральском районе. Говырин В.П. работает в Алапаевске на партработе. Морщинин работал в заводе старшим сторожем.
Многих будет интересовать, как я сохранился, остался жив у Колчака. На это скажу, что меня там и Старцева Петра тюремное начальство держало на особом почёте в кандалах и наручниках, [143] обвиняли в убийстве б/великих князей Романовых, и дело было связано с убийством б/царской семьи, а тут был приказ Колчака, чтоб не разстреливать, а судить как цареубийц.
При отступлении белых Самодуров, старший надзиратель, отказался нас расстреливать 34 чел., а начальник 2 тюрьмы в Екатеринбурге Котов Григорий, видя, что я лежу нечем недвижим (болел цингой), выматерился и ушол, не стал расстреливать, почему я хотя и больной, но до сих пор живу, занимал выборные должности до 24 года, вёл даже борьбу с контрреволюцией и дезертирством.
Подполье наше не сумело дать не одной листовки, на за то тыл и б/этаго был организован, Алапаевск, Синячихи, Н-Шайтанский заводы были освобождены организованно [144] от белобандитов, и в Алапаевске со слов руководителя Черепанова взято шестьсот человек в плен.
Очень жалко, что барак, оставшийся на Боровском болоте, не был заснят на фотографию, и мы, оставшиеся в живых, не поискали на болоте печати, винтовки и пулемёт "люйс". Из оставшихся вещей у меня сохранился один наган, который мне необходим до самой смерти.
Член ВКП(б) Е. Соловьёв
Вторая группа, остававшаяся под д. Ясашной, была также обнаружена и сумела пробраться чрез Павду с отрядом Диуковскаго, об этом может сообщить Харлов Василий Дмитриевич, который живёт в Алапаевске.
Соловьёв
Соловьёв Ефим работает в Тагиле в Племсовхозе
Сдано 15/XI-32 г. [145]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.128.Л.119-145.
Вера Шляпина. 1915 г.
