ВОСПОМИНАНИЯ УЧАСТНИКОВ ОРГАНИЗАЦИИ УРАЛЬСКОЙ МОЛОДЁЖНОЙ БОЕВОЙ СОТНИ. Ч.2.

Feb 21, 2017 11:35

Часть 1



Первая боевая сотня Социалистического Союза рабочей молодёжи. 02 мая 1918 г.

БАРАНОВ. - Я могу более или менее утверждать, то, что я припомню. Январь 1918 года. В этот период я периодически посещаю подвал, где помещается комитет молодёжи. До этого периода для меня не было известно вооружённое наступление, но после этого периода, я очень хорошо припоминаю, что первый раз принимали участие, организованно явившись в центральный штаб красной гвардии, в разоружении анархистов. Дату выступления я не помню. Это было, примерно, в половине января. После этого, дней через 8-10 мы, вернее, я принимал участие также уже с винтовкой в руках - было поручение от центрального штаба красной гвардии занять общественное собрание и уже тогда, когда мы очутились в стенах общественного собрания, мы получили винтовки. Я получил требование от местного комитета. Отправился в центральный, штаб красной гвардии и получил, не помню сколько - 10-15 винтовок. И с этого момента, по-моему, мы должны отметить, что мы организовали у себя боевой отряд при областном комитете союза молодёжи. И получив винтовки, мы начали заниматься обучением т.т., чтобы они более хорошо владели ими. Мне как раз было поручено областным комитетом руководить, т. к. я в то время был уже с известными знаниями военного дела, т. к. я был в штабе армии и был два с половиною года, примерно, на фронте. Неоднократно выполнял за этот период, пока мы не успели отправиться на фронт, задания центрального штаба красной гвардии по обыскам и в охране ночью.

Я хочу уточнить такой момент: я всё-таки напомню этот момент - на немцев нас посылали, или на Дутова. Но я помню очень хорошо, что была телеграмма от областного комитета союза молодёжи, телеграмма была послана 70 местным организациям союза молодёжи по Уралу. Я помню, Мовшинзон писал, что выступил враг революции - полковник Дутов. [29]

ГОРНОВ. - Мы всё таки собирали отряд на Дутова.

БАРАНОВ. - Я не знаю ни слова о немцах. Может быть, вверху были какие-нибудь разговоры по этому поводу. После того, как т. т. начали съезжаться, мы расквартировываем их у себя в помещении общественного собрания. Тут же мы занялись первоначальным обучением винтовке и рассыпным строем по Вознесенской площади. Схема обучения: взведение винтовки, заряжение, разряжение, части винтовки. Мы занимались и днём, и вечером, и поздно ночью, не более 4-5 дней. В этот период я был предварительно назначен нач. сотни. Я помню, я получил повязку нач. сотни и когда был парад всем нашим боевым силам, собралось, примерно, до 16 сотен. Мы собрались перед Екатеринбургским советом. По-моему, совет переехал уже в коммерческое собрание. И тут нас приветствовал Быков.

Мы в виду парада пришли организованно, с винтовками, с оружием и заслушали призывного порядка речь. Выступил Быков. Перед самым отправлением на фронт тов. Плесунов получил назначение быть начальником этой сотни и приступил к выполнению своих обязанностей.

Вот, примерно, всё.

Тов. ТИПИКОВ.

Я приехал с Румынского фронта в декабре месяце в Свердловск, и когда я пришёл первый раз в союз, это было в январе месяце, уже после того, как у вас была проведена встреча нового года и этот бальпарэ, который вы там устроили. Я помню, как Фёдор беспокоился. Я спросил: что ты так беспокоишься. - У нас встреча нового года. - Было человек 7-8. Был тов. Хаймс, Горнов, Фёдор. Все с винтовками. Валентин с ними занимался. [30] Это говорит за то, что организационное оформление красногвардейского отряда было тогда уже сделано. После этого момента мы поговорили с Валентином как со старым воякой. Я тогда работал на заводе. Я по вечерам стал ходить к нему, и я принимал с вами участие, когда мы ходили разоружать, муку искали у спекулянта, у Назарова. Я принимал участие и вместе с вами помогал. Принимал активное участие, когда отряд стал формироваться. Когда стали с"езжаться ребята из области, я помогал. Обучал в саду. Внизу занимались с этим отрядом, в первом этаже. Помню, один раз во время занятия к нам пришли Ермаков и Малышев. Встал вопрос - в какую дружину нас включить. Я припоминаю момент, когда мы уже сформировались в количестве 130 человек. Истоки, пожалуй, были как раз в этот момент.

Это было до от"езда на фронт и до созыва сотни.

Тов. ПЛЕСУНОВ. - После, по возвращении.

Тов. ГОРНОВ. - Вскоре после занятий.

Тов. ТИПИКОВ - Когда было собрание всех ребят. Я могу теперь начать отсюда.

Тов. ПЛЕСУНОВ. - Мы, по существу, обсудили первый период, возникновение Екатеринбургского отряда юношеской красной гвардии.

Второй момент - выезд против анархистов и третий момент - занятие общественного собрания. Это должно быть совершенно бесполезно для всех нас, что возникновение отряда юношеской красной гвардии произошло до декабря месяца. Я ещё больше убедился в этом, и что это именно было на заседании общегородского комитета комсомола. Как сейчас помню - на этом [31] заседании стояли следующие вопросы: во-первых, об устройстве массовых культурно-просветительных лекций. Стоял вопрос об организации школы по ликвидации неграмотности. Обсуждался вопрос о создании ещё какой-то одной ячейки и в момент этого заседания - кем - не могу до сих пор вспомнить, было внесено предложение о том, чтобы создать отряд юношеской красной гвардии. У меня было колебание вот по какому вопросу: что чему предшествовало. Сначала ли мы заняли общественное собрание, а потом коммерческое собрание, или сначала коммерческое. Сначала мы из нашего невзрачного помещения перешли в одну половину общественного собрания, заняли половину общественного собрания. Так что момент организации отряда юношеской гвардии лежит где-то между переходом нашим из одного помещения в другое. Когда мы заняли одну половину общественного собрания (ГОРНОВ: не половину, а буквально комнату), здесь был и комитет, здесь был и штаб юношеской красной гвардии. Причем, в этот момент получены винтовки. Я лично не участвовал в получении винтовок. Винтовки уже были. Я только отчетливо помню, что винтовки выдавали действительным членам юношеского отряда красной гвардии и на этой почве были большие недоразумения среди остальных членов. Как же так. Мы все являемся членами коммунистического союза молодёжи, а винтовки не всем дают. Анархистам не давали. Конечно, правым эс-эрам тоже не давали. Левым эс-эрам не давали. Подходили с точки зрения его отношения к партии большевиков. Из этой первой половины общественного собрания мы и участвовали в разоружении анархистов. Вот истина дела. Причём, конечно, не только мы это делали. Как эти моменты исторически восстановить. Мы вооружённые вышли из помещения общественного собрания, погрузились на грузовик, и на [32] грузовике мы под"ехали к коммерческому собранию, причём на грузовике был пулемёт и мы с винтовками (ГОРНОВ: А сзади прицепили пушку). Мы остановились у кино "Колизей" наискосок и действительно всё время мы стояли с наведёнными винтовками на это коммерческое собрание, причём шли переговоры. Екатеринбургский горсовет вёл переговоры с этим Жебенёвским отрядом. Мы оружие в ход не пускали. Помню, что был один провокационный выстрел. Был ли это выстрел с нашей стороны, или со стороны жебенёвцев - сейчас сказать трудно, но то, что такой провокационный выстрел был, а этот выстрел мог, собственно говоря, вызвать свалку между двумя отрядами прямо в центре города. Это совершенно ясно. Этот провокационный выстрел оказался предотвращённым.

Следующий момент: из коммерческого собрания, очевидно, устрашившись пушками и т. д., вышли парламентёры с белыми флагами. Кто шёл? Шёл с белым флагом сам Жебенёв. Трудно восстановить, но факт тот, что из ворот коммерческого собрания вышли несколько парламентёров с белыми флагами, - доказательство того, что они сдаются. После того, как мы это коммерческое собрание заняли, всё там было забаррикадировано столами, стульями, картами. И когда мы заняли коммерческое собрание, мы заняли, воодушевлённые этим, и мы, очевидно, с большой настойчивостью ставили вопрос об освобождении второй половины общественного собрания, т. е. о передаче всего собрания в распоряжение Комитета комсомола, и вскоре после занятия коммерческого собрания т.т. Мовшинзон, Волов, Баранов, Горнов и я участвовали, мы вошли в общественное собрание, имея соответствующее поручение от Екатеринбургского городского совета рабочих и красно-гвардейских депутатов. Мы зашли в это помещение и [33] обратились к председателю правления клуба с предложением закрыть выход. Я припоминаю ряд таких сцен: кто-то двое остались внизу у самой лестницы. Затем, когда вверх поднялись, тоже был оставлен один товарищ. Мы все шли друг за другом с винтовками по комнатам. Когда мы подошли к одному, из столов, там сидел чиновник. Он держал банк. На столе была огромная груда царских де нег. (Керенки). Когда к ним подошли и предложили им оставить собрание, они поднялись, и чиновник начал эти деньги складывать буквально во все карманы.

Брал пригоршнями и прятал в карман и шепелявил: никак нельзя, он банк держал. В другой комнате сидел какой-то офицер очень высокого роста. Мы подошли к нему. Когда его предупредили, что надо немедленно освободить помещение, он взялся за кобуру. Он немедленно это оружие отдал. Разорвал колоду карт пополам, бросил на стол и очень нервно вышел из комнаты, демонстративно. Когда мы потом спустились вниз, оставленные нами ребята обыскивали всех, причем отбирали не деньги, а оружие, чтобы они не утащили с собой оружия. Вот этот период.

Теперь следующий период. Общественное сообщение целиком за нами. Приход И. Малышева с извещением о том, что восстал против советской власти казачий полковник Дутов. Это сообщение делал И.М. Малышев, как сейчас помню. Нас было несколько человек. Это было в этом самом зале, где было лото, где позже у нас была организована красная казарма, когда с"ехались остальные т.т. В этой комнате т. Малышев сообщил, видимо, тому наличному составу членов союза социалистической молодёжи, котор. были в то время в комнате, - мы к нему подошли, собрались в кружок, и он это нам сообщил. Так что сообщение Волова, что мы шли против немцев для меня является неожиданным. Я как-то сразу знал, что мы идём против казаков, которые восстали против советской власти. [34]

Сейчас нам кратенько Рима расскажет факт рассылки телеграмм по союзу.

ЮРОВСКАЯ. - Я не помню.

БАРАНОВ. - Мовшинзон сидел и печатал на машинке.

ВОЛОВ. - Потом решили: поскольку мы признали всех, мы считали невозможным остаться в Екатеринбурге и решили итти вместе с отрядом.

ЮРОВСКАЯ. - Ещё раз говорю: вопрос был предрешён. У нас ни на один момент не было мысли, что мы могли остаться.

ПЛЕСУНОВ. - Насчёт обысков, которые мы производили. Мы производили обыски на Водичной улице у одного буфетчика общественного собрания Урядникова. Пришли к нему, спрашиваем: "Оружие есть?" Говорит, нет. "Что у нас есть ещё такое?" Говорит: "Ничего". Мы пошли искать. Во-первых, нашли много мануфактуры. Дальше пошли в сад. В саду крытая веранда, причём эта веранда была усыпана торфом. Мы вытащили пол и случайно совсем наткнулись и извлекли буквально несколько тонн сахара. Причём, этот сахар мы сдали в центральный штаб красной гвардии, п. что там концентрировалось всё отвоёванное у буржуазии.

А сейчас, мне думается, надо непосредственно переходить к факту прихода т.т. с других заводов и уже организации самой сотни, уже период непосредственного возникновения самой сотни, причем тут важно, чтобы Типикин нам восстановил эти моменты. Мы участвовал на первом собрании. Ты знаешь приезд Панова, Георгиева. Название сотни. Кто дал это название.

ВОЛОВ. - У нас была дружина и потом разделили на сотни. [35]

ПЛЕСУНОВ. - Когда мы включились в общий отряд, мы получили название четвёртой сотни второй боевой дружины Уральских рабочих. Но самая сотня ведь как-то тоже назвалась. Это период непосредственной консолидации, возникновения и конструирования самой первой уральской боевой сотни. Это конец февраля 1918 года.

ТИПИКИН. Это было в феврале месяце, когда уже по телеграфу областного комитета союза рабочей молодёжи сходились ребята из области. Тут были с Ново-Лялинского и с целого ряда Уральских заводов. Несмотря на то, что это собиралась молодёжь, они приехали с жёнами и семьями. У нас приезжали и взрослые люди, взрослые ребята. Ребята заводские рано женятся. Они приехали с жёнами, матери приехали провожать. Так что у нас было очень людно в это время, в нашем здании бывшего общественного собрания. Тут момент подготовки к этому делу. Мы фактически вели подготовку с Валентином. Он занимался с этим отрядом. Я попал в резерв военных людей. Подготовка шла немного, самое большее - пять дней ушло на подготовку, потому что мы имели 4-5 дней и уже перешли на стрельбу. Как раз больше вечерами у нас шли занятия. Пришёл Ермаков, Малышев и об"явили нам, что на другой день мы идём на стрельбу. И как раз на второй-третий день, когда наши с"езжались, у нас было общее собрание. На этом собрании избрали начальника сотни и с этого момента мы уже называли себя первым боевым отрядом социалистического союза рабочей молодёжи.

ВОЛОВ. - Не надо забывать, что тут играла роль и комсомольская организация.

ТОПИКОВ. - У нас ничего не проходило без решения областного комитета. Все члены областного комитета входили в состав отряда. Это всё шло организованным путём и не шло стихийно. Момент перед выходом на стрельбу нужно было отметить. У нас [36] внизу мы выдумали блины. Во время этих блинов, когда отряд был собран, к нам появляются два архаровца, один в кавалерийской шинели, другой в шинели моряка. Панов и Георгиев. Говорят: "У вас переночевать нельзя?" - Спрашивают: "Кто начальник?" - и прямо ко мне. Я говорю: "Да вы кто?" "Нас командировал центральный комитет в распоряжение областного комитета партии. Мы ничего не знали, увидели свет и пришли к вам переночевать", - узнали, что мы собираемся на фронт. Они не были в областной комитет, а вместе с нами пошли на фронт. Это характеризует, насколько были просты нравы в тот момент.

После того, как мы сходили на стрельбу, нас обмундировывают. Тут был такой момент, что готовились мы на казаков - это факт. Но дело в том, что в последний момент прошёл слух о том, что мы должны будем ехать в Ленинград на помощь Ленинграду от немцев. Такие слухи были. И у нас создалось такое мнение, что мы едем в Ленинград, и я вплоть до станции, когда мы садились в вагон, думал, что мы едем в Ленинград. У меня сохранилось такое впечатление. На станции я встретил Ермакова и спросил: "Как дела, куда едем точно?" Он сказал, что ещё дело не выяснено. Минут через пять он подошел со мне и говорит: "Едем на Дутова". Этого никто в отряде не знал. Эти колебания доходили до нас, и, очевидно, были какие-то установки руководящего состава. Они отражались через командный состав, но определённого мнения, что мы едем в Ленинград или под Ленинград не было. И на Дутова точной установки в этот момент тоже не было.

Я хочу только сказать отдельными штрихами: когда мы поехали, уже в поезде около Троицка у нас была первая остановка поезда. Нам кто-то сказал, что там, около одной станции где-то офицеры скрываются. Я и еще несколько человек входим в какую-то хату. Подошло несколько человек ещё к этим офицерам, но офицеры уже ушли. Произвели обыск.[37]

В Челябинске помню один момент - это стоянка на часах. Карболка - пароль, я это помню. Но это штрихи литературного порядка. Потом, когда мы были в Троицке, первый момент, было одно из первых поручений, чтобы мы разрушили это место. Это было до похода, до выступления из Троицка.

БАРАНОВ. - Мы обстреливали Золотую Сойку.

ТИПИКОВ. - Это можно считать нашим первым крещением. Две платформы, на них были наложены тюфяки из шерсти и мы в этих так наз. бронированных примитивных вагонетках поехали. Мы, таким образом, шли гуськом по полотну железной дороги к мосту. Тогда у нас был Циркунов. Он дал распоряжение стрелять из орудия, и Он был там в перелесок, и это, пожалуй, ближе к нам относило. И у нас была такая мысль, что бросить стрелять, потому что они нас не перебьют.

После этого было общее собрание всех дружин на станции Троицк. Тогда не было достаточно патронов, и встал вопрос - или подождать из Челябинска подвозки патронов и потом выступать из Троицка, или выступать немедленно, сейчас же. Для нас было известно, что Дутов находится в Верхне-Уральске, и на этом собрании было решено, чтобы выступать немедленно, не дожидаясь, когда дадут патроны. А приходилось 120 патрон, на человека. Это нам послужило очень большим уроком в дальнейшем. (Голос: снабжение очень хромало). В снабжении работал Валентин Баранов. В первом походе ты был заместителем Нач. снабжения. (БАРАНОВ: нет, я заведывал оружием). Патроны к тебе относились. Было решено, что мы выступаем. Мы выступи ли из Троицка. Вперёд мы шли очень гладко. Когда мы дошли до Бриентска, мы проводили разоружение, насадили советскую власть, как говорится, создавали советы и шли дальше. Кормились хорошо. [38] На одной из станций мы пели, плясали русскую. Ехали туда хорошо. Перестрелки бывали, п. что отдельные раз"езды казаков, в особенности казаков станицы Краснинской, будоражили станции. Но открытого боевого выстрела мы не могли принять. Мы ехали спокойно до Сухтелинской, дня три, с ночёвками. Вперёд идут квартиреры. Один из фактов, который надо припомнить, - это Степная. В Степной два дружинника рабочие напились пьяные и полезли к одной вдове. Они дискредитировали нашу установку. Над этими т.т. был сделан общественный суд на собрании командиров. Было решено, что их надо будет расстрелять, и расстреляли этих т.т. и сообщили в Екатеринбург, что такие-то т.т. были расстрелены за дискредитацию нашей красной гвардии.

После этого было решено пойти вперёд, и я был исторически прав, ты увидишь, как здесь получается. Вышло оригинальное переплетение. Было решено - пока мы задержимся в Сухтелях, но посылаем разведку в Верхне-Уральск. Послали казаков с разведкой. Мы задержались около двух суток и в этот момент раз"езды казаков стали около Сухтелей появляться. За горами появился раз"езд. Мы сидели в навозных кучах с сотней. Выехали на горку. Казаки нас уже обстреливали, и мы дожидались разведчика. Мы были вынуждены стрелять и эти 120 патронов, которые у нас имелись, мы начали расходовать. Значит, у нас боевые припасы стали истощаться, и когда вернулся разведчик-казак из Верхне-Уральска, на совещании он сказал, что он был в Верхне-Уральске, чьи там имеются отряды Дутова. Там был молебен и всякая такая штука, он сказал, что в Краснинской, которая находится от станицы Сухтели на расстоянии ок. 40-30 клм, находится отряд казаков и что около Краснинской есть большой перелесок и там [39] есть заезд казачий. Тогда мы прикинули. Если нам пойти на Верхне-Уральск, то мы, во-первых, должны будем выдержать бой ок. Краснинской. Во-вторых, мы должны пойти по переулку, где всё время будет заезд. Значит, мы должны всё время стрелять, расходовать боевые припасы, и когда мы подойдем к Верхне-Уральску, останутся одни штыки. Ни зарядов, ни пуль не было. Тут были очень большие дебаты. Одни говорили: возьмём штыками, другая часть, более благоразумная, - стояла за то, что надо немедленно свернуться и пойти обратно, потому что в этот момент мы поручили известие, что станица Стенная занята казаками. Там советская власть распущена и назначен атаман, и возчики, которые нас отвезли на Сухтели, захвачены казаками и, очевидно, будут расстрелены. Когда получилось такое извещение, и еще было одно извещение, что между Троицком и Челябинском железная дорога разобрана. Восстали две станицы и связь прервана. И когда мы получили в Сухтелях такой клубок событий, команда приняла решение, что нужно немедленно самым форсированным темпом вернуться в Троицк, связаться с Челябинском, восстановить ж. д. взять подкрепление боеприпасов и снова повторить свой поход. (ГОРНОВ: Число противника). Точно было трудно говорить. Там находилось очень много казаков. Сколько - считать очень трудно. Но было достаточно. (ГОРНОВ: речь шла о многих тысячах). Нет. Но нас беспокоило не то. Может быть, у Дутова было 5, полторы, две тысячи, но сзади тыла нет, и сзади казаки тоже восстают. И нас главным образом беспокоило это, и когда мы стали отступать, мы формированным образом, в сутки пришли в Троицк. Мы выехали в ночь из Сухтелей и сделали 70-80 клм. Когда мы возвращались обратно, мы ночью дошли до Степной. Мы были страшно устремлены. Нам сказали, что возчики арестованы. Я, Панов и ещё целый ряд т.т. через какую-то речушку по снегу прошли туда и убедились, что [40] возчики действительно были захвачены. Лошади все измучились. Когда мы вперёд ехали, мы лошадей меняли, на обратном же пути мы не могли менять, и когда мы приехали до Степной и пришли к возчикам, они так обрадовались. Там сидит весь поезд возчиков. Казаки, когда мы подошли к Степной, в это время уже ушли. Они бы нас встретили. Вперёд заехал кто-то из ребят. Кажется, даже Панов, и там была схватка. Они ехали, как квартиреры вперёд и там была уже схватка с казаками. Там была перестрелка. И когда мы освободили этих возчиков, это нам было подспорьем. Лошади, когда они там сидели, отдохнули. Мы пошли дальше, и перед утром, когда мы подошли к Берлину, я знаю, сто спать нельзя в такой момент, но, как только немного задумаешься, глаза слипаются сами собой. Храп идет неимоверный. Ряд - В. Ермаков. Я толкаю: "Ты не спи". Повально все спят. Будишь того, другого. Человек закиснул. Ребята не спали двое суток. Вдруг, не доезжая Берлина, пулемёт: та-та-та-та. Тут пошел полный ералаш. Когда пулемёт начал стрелять, получилась неимовернейшая картина. Шум, гам. Кто - носом в снег. Я, для того, чтобы восстановить порядок, кричу: "Мы не стреляйте, подождите". Я спрашиваю: "Убит, что ли?" - кто ткнулся носом в снег. Он сказал: "Ах". Наша кавалерия поехала. Оказалось, что это один из казачьих раз"ездов, человек пятьдесят с пулемётом, попытался напасть. Они сейчас же рассеялись. После этого мы зашли в Берлин. В Берлине форменным образом все спали, несмотря на то, что был поставлен караул. Я пришёл в штаб. И.М., Сергей спали. Даже комсомолец спит, облокотясь на винтовку. Что говорить о том, что все были утомлены. Мы были в хибарках. Держали связь и несли караул. Как только началась заря, мы увидели отдельные кучки казаков там, там, везде. В бинокль смотришь. Стог сена - и там на нас в бинокль смотрят. Мы уже видели, что вокруг Берлина появились казачьи раз"езды. Для нас было совершенно ясно, что подходя к Троицку, мы должны [41] где-то встретиться с казаками и с ними драться. Из Берлина нас начала обстреливать артиллерия. Она обстреливала стог сена, по отдельным раз"ездам. К утру, когда мы подошли к Берлину, мы сделали усиленную охрану вокруг нашего обоза, вокруг нашей артиллерии. В этом составе была наша сотня. Хотя мы взяли лошадей, не только обоз пошёл на лошадях, а мы уже были спешенные, пошли пешком, и когда мы вышли из Берлина, то попутно нам человек 800 казаков с пиками ехали на лошадях. Мы едем дорогой напротив. Не доходя Чёрной Речки, началась стрельба из пулемётов. Первая вступила в бой кавалерия и первая дружина и кажется - наши первая и вторая сотни. Тут начался этот знаменитый бой под Чёрной Речкой.

Что тут нам помогло, на мой взгляд. Во-первых, у нас было 2 трёхдюймовки. У противника не было орудия. Это имело колоссальное значение. И когда впереди, около балки Чёрной Речки завязался настоящий бой, я помню, тогда Ермакова ранили, Десятов был командиром дружины, Циркунов всё время ездил на лошади, стоял в кошёвке, и казаки ехали параллельно нам, человек 800, конница развернулась и лавой ударила с левого фланка как раз в наш обоз. Конечно, они бы нас смяли. Во-первых, казаки по преимуществу трусы и они и здесь выказали свою трусость. Они насели очень организованно, но когда артиллерия стала их отбивать, они замешались и потом понеслись. И тогда наша победа была обеспечена. Наши ребята соскочили, по колена в снегу, кричали ура. Но - пеший конного не догонит. Поздно вечером мы в"ехали в Троицк. Казаки нас больше не беспокоили.

Урон был такой: убитых было человек 13 под Чёрной Речкой. Было много раненых, но у Дутова, я помню, когда я проезжал, у Дутова было побито народа минимум около 600-700 человек. Когда мы приехали в Троицк, мы не так долго задержались, [42] хотя связь с Челябинском была восстановлена.

Я взял штрих от Свердловска до Троицка, Троицк - Сухтели, Сухтели - до Троицка, и думаю на этом задержаться. Дальше уже идёт второй этап.

Тов. БАРАНОВ.

Я хочу прежде всего уточнить, что мы явились в Троицк в составе примерно 1.600 чел. Два 3-дм. орудия и 16 пулемётов. Вот наше техническое вооружение. По приезде в Троицк мы получили валенки от местного совета. Что касается вооружения, о котором мы ставили вопрос, пополнения нашего снабжения патронами, мы не могли ничего добиться. В Троицке в это время стояла какая-то часть, оставшаяся ещё от старой армии, примерно, в количестве 500 человек, кот. тоже не имела достаточного количества боеприпасов. Поэтому перед нами встал вопрос, чтобы выступить с наличным количеством боеприпасов. По нашим подсчётам, на каждого человека приходилось, примерно, по 120 патронов. Каждый пулемёт был снабжен, примерно, 10 лентами, заряженными патронами. Вот все наши припасы. И потом некоторое количество гранат - и всё. Сколько было снарядов - и я не помню.

Я хочу ещё сказать, что моё впечатление, а также и по сведениям, которые я имею из штаба, я в это время как раз вращался в самом штабе, выполняя отдельные поручения штаба, вся эта троицкая степь, всё это казачье население представляло из себя сплошной контр-революционный лагерь. Агитация местных реакционных сил была исключительно сильна, причём там, надо сказать, была очень крепкая организация и непосредственная связь с их руководителем и вдохновителем полковником Дутовым. Когда мы прибыли в Троицк, то мы натолкнулись, буквально на каждом шагу, - особенно наши части, на шпионаж. Нами поймано [43] несколько таких шпионов, причём расправа с этими шпионами тут же, на ходу всё это решалось немедленно, сейчас же. И по пути следования, после нашего выступления тоже самое, мы наталкивались почти в каждой станице на очень большой шпионаж. Наш противник буквально знал, какое количество у нас имеется огнеприпасов, какими боевыми силами мы располагаем. Те документы, которые мы отнимали у шпионов, говорят нам, какое количество у нас, до штуки, буквально, гранат, сколько винтовок лежит в обозе, сколько имеется пулемётов и т.д. и т.д.

Когда мы в первый раз вышли из Троицка в поход на Дутова, мы имели такое направление: Берлин - Степная - Сухтели и уже в Сухтелях мы почувствовали, что близко где-то противник. Как раз было нападение небольшого раз"езда, небольшого отряда, который произвел только лишь обстрел нашего расположения, нашей станицы, и мы, всполошились, вынуждены были выступить. Была плохая боевая подготовка, т. к. все рабочие выступили на фронт неподготовленными, пошли сплошной шеренгой, цепью, как будто мы пошли на облаву какого-то дикого зверя, и всем им известно было, как противник, стрелял неорганизованно. Командование ничего не могло сделать с этой стихией и тут-то командование учло, что с этим малым количеством запасов нельзя ходить на противника, которого, мы имели в виду, что с этим малым количеством запасов вглубь забираться не следует, и командование поставило резко вопрос о том, что нам нужно стремительно вернуться назад, что нами и было проделано. Мы выступили поздно вечером и в течение ночи проделали 70-80 клм., дойдя до Берлина. В Берлин мы пришли под утро, ещё в темноте. Штаб наш остановился у атамана этой станицы, кажется, Орлова. Он нас хорошо кормил, угощал. Тут нами было предпринято, поскольку мы чувствовали, что мы окружены [44] со всех сторон врагами, были сжаты, мы предприняли разоружение этой станицы. Был издан приказ, чтобы всё население сдало оружие и боеприпасы. Я как заведующий этим отрядом должен был организационно проводить это мероприятие, и я помню, что я, буквально нагруженный винтовками, шашками, оставил последним, догнал потом свою сотню. Пройдя от станции Берлин, примерно, клм. 14, под Чёрной Речкой мы столкнулись с противником. За двумя-тремя перевалами засели 3-4 сотни противника. И нам пришлось буквально выбивать его нашим артиллерийским огнем. Причем вооружение противника, главным образом, - винтовки, пики, четыре пулемёта. У нас в это время было 16 пулемётов и два орудия и 1.600 винтовок. Технически мы имели превосходство над противником. Численность противника определялась, по заявлению нашей команды, примерно, до 1.500. После этого, потеряв, примерно, человек 40 ранеными и двух убитых, мы вышли победителями, после ожесточенного боя. Бой продолжался часа четыре. Картина боя такая: когда мы столкнулись вплотную с тем, что противник засел впереди нашего движения за перевалами, наш авангард уже вошел в соприкосновение с противником и началась перестрелка, поэтому мы вынуждены были из наших главных сил выделить до 400 чел., которые перешли в наступление. В этот момент арьергард был тоже теснён противником. Во время боя, прошло полтора-два часа, противник ударил в центр нашего обоза. Пустили сотню казаков, чтобы навести панику. Наша сотня отступила несколько назад. А где находился штаб, тут же находились и орудия, и как раз на орудие и на штаб противник повёл наступление, примерно, в пределах одной сотни. На охране этого штаба с фланга у нас стоял пулемёт, из которого пришлось как раз мне стрелять. Я хочу сказать, как было ликвидировано это наступление, эта [45] попытка рассеять наши силы, навести панику. Я решил отбить наступление противника этой сотней. Лёг к пулемёту, и, подпустив противника сравнительно на близкое расстояние, примерно, шагов на 800, не больше, открыл огонь в голову. Результаты сказались сразу. Противник немедленно повернул назад и постарался скрыться. Таким образом, эта попытка противника была ликвидирована. После этого, правда, было разрешение нач. отряда, и мне удалось уже под конец проходить вперёд с фланга и заходить к противнику и на той самой сопке, где был установлен ранее пулемёт противника, и был нами сбит с орудия и установлен наш пулемёт. В результате получилось такое положение, что мы имели возможность обстрела с фланга по противнику и с тыла от противника. Тем самым это мероприятие, несомненно, ускорило ликвидацию боя.

После этого вскоре мы окончательно разили силы противника. Мы также из этого пулемёта вели обстрел заводных лошадей противника, кот. помещались недалеко от этих перевалов, в балке. Этот момент был отмечен нач. Циркуновым. После этого он мне поручил вести наблюдение за правым флангом. Правый фланг не нужно было охранять - там была небольшая группа противника, и поэтому мы сразу же после ликвидации боя направлялись стремительно к Троицку.

Теперь я хочу вернуться и сказать, что когда мы возвращались обратно, была ночь. Под станцией Ключевской мы были врасплох застигнуты огнём противника из пулемёта, что на весь наш отряд произвело, несомненно, ошеломляющее впечатление. Мы, будучи недостаточно подготовленными к боевой обстановке, несомненно, пришли в панику и открыли беспорядочный, огонь в невидимого противника, который в нас не попадал в этот момент, потому что он не видел Цели. Он знал, что идёт кто-то, но где идёт - не знал и не мог в нас попадать. Благодаря тому, что мы так [46] беспорядочно действовали, мы могли сами в себя попадать. Была ранена одна лошадь из моего обоза.

Я заканчиваю на этом моменте, когда мы вернулись уже в Троицк и расквартировались на частных квартирах. Разместили своих раненых и похоронили наших убитых т.т., а мы имели направление в Свердловск и тут, я помню, мы задержались на несколько дней, пока Блюхер от Челябинска пришёл на помощь, предварительно прорвавшись через стан врагов. Ему пришлось прокладывать себе путь, потому что путь был разобран, рельсы были удалены, были вытащены столбы телефонной связи. Пришлось это восстанавливать огнем и мечом. После этого он пришел к Троицку с подкреплением.

Собрание закрыто в 9 час. 15 мин. вечера. [47]

Часть 3
Часть 4
Часть 5

история, гражданская война, Дутовщина

Previous post Next post
Up