Моя личная Атлантида
В верхнее тематическое оглавление
Тематическое оглавление (За жизнь)
предыдущее по теме…………………………………
следующее по теме
предыдущее по другим темам……………
следующее по другим темам
Маленькие дети любят стабильность. Они хотят получать блюда в том виде, в котором привыкли и капризничают, если что-то изменить. «Хочу манную кашу с облаками!» (с комками). Они хотят слушать сказку только так, как ее рассказали в первый раз, с теми же словами. «Мама, ты забыла сказать…» Почему они так делают? Может быть, потому что в первые годы жизни дети получают слишком большой объем информации, который им трудно переварить. Поэтому они и хотят сохранить около себя хоть что-то неизменное. А, может быть, дело в природе человека. Само по себе человечество долгие сотни тысяч лет было очень консервативным. Все новации вводились невероятно долго. Новое - почти всегда означало смерть. Съешь новый плод - и отравишься. Появился дымок над горою - а назавтра оттуда хлынул огненный поток. В этом отношении люди были похожи на всех животных, которые тоже очень настороженно относятся ко всему непривычному. В первобытных обществах до сих пор бракуют хоть чем-то отличающихся от других младенцев: шестипалых, волосатых, с другим цветом глаз и волос и пр.
Но потом дети спокойнее относятся к новому, да и человечество в целом полюбило стремительные перемены. Сегодня приветствуется каждые 5 лет менять работу, семью, место жительство и страну проживания. Во всяком случае, так пишут в книгах. Правда, я думаю, что желаемое выдается за действительное. Конечно, такое поведение очень удобно для коллективного работодателя - свободное перемещение людских ресурсов, но тяжело для человека. Вот если бы он совсем не имел памяти о личном прошлом или, хотя бы, эмоций по этому поводу… Но я не встречала людей, которые не переживали бы развод, имели бы больше 5 браков (может, они и есть, но я не видела), регулярно меняли бы профессию.
Вместе с тем требование перемены места жительства и профессии тяготеет над всеми жителями нашей страны начиная с 1991 года. Вы помните, как Е. Гайдар рассказывал, что все нежизнеспособные отрасли должны умереть? Как все не могли поверить, что все это касается именно их? Кто нежизнеспособен? Наша наука? Наш авиапром? Наше станкостроение? Не может быть! Мы же хорошие, мы же так мало просим за свой труд, мы же стараемся? Куда нам идти, мы же больше ничего не умеем? Мы же этому учились много лет, и у нас получалось? Как же мы бросим родной город, свой дом, где мы будем жить? Что нам отвечали? Переучивайтесь, организовывайте малый бизнес, переезжайте туда, где есть работа. Но нигде нет работы, никому не нужен наш малый бизнес, не на кого учиться. Многие тогда пошли в «челноки». «Челнок» с тех пор объявлен спасителем отечества, ему хотят ставить памятник. Но вот пришли большие торговые сети, не нужны они больше.
Тем не менее люди из этого бизнеса куда-то рассосались: разбогатели, умерли, нашли другую работу. Многие переехали. Во многом остроту проблемы смягчило то, что не все предприятия сразу закрыли, как хотели того самые радикальные либералы. На многих еще долго теплилась жизнь. Из-за этого не было массовой безработицы, массовой эмиграции. А я помню, как после 1991 западные страны всерьез собирались ставить по периметру границы пулеметы, опасаясь массового нашествия толп голодных россиян. Добрые такие, богобоязненные люди. Сами все время возмущались, что у нас нет демократии, а как появилась - так сразу за пулеметы.
Сегодня, вроде бы, все более-менее утряслось. Кто вписался в рынок, тот процветает, кто не вписался, тот потихоньку вымирает. Умирают малые города и деревни. Оставшиеся жители или вовсе смирились со своей участью, или еще надеются, что их детям удастся отсюда выбраться. Умирают последние научные школы. Старики доживают, молодые приходят, получают степени и уходят туда, где эти «корочки» почему-то ценятся, но где не занимаются наукой. Вот и у нас увольняются трое. Но почему так становится страшно и больно, когда тонет твоя персональная Атлантида? Видеть смерть своего дела так же обидно, как и видеть смерть человека, тем более такого, которому бы еще жить да жить. Я понимаю, что снявши голову, по волосам не плачут. Мы и так долго продержались и еще продержимся. Уж если вымерли такие монстры, без которых, казалось, жить невозможно, то что о нас говорить. Но вот все равно обидно. Обидно, что уже не слышу я на улицах, как молодежь обсуждала бы свои научные темы и проблемы с защитой, а слышу какие-то дикие для меня слова и термины, из которых я понимаю, что они чем-то торгуют или работают в банках. Неужели в этом и заключается прогресс?