Сапожковские были. Часть два. Героическая.
Часть первую см. тут.
Посвящается моим дедам-ветеранам.
…Ухо, плотно прижатое к динамику, опухло, покраснело и начало побаливать. Минуло уже четыре минуты, как в выпуске новостей должен был прозвучать метеопрогноз на завтра, но «погода» всё почему-то не шла… Это злило, тем более, что радио странно хрюкало и гнусавило. Председатель колхоза «Красный Ильич» товарищ Данилин с чертыханием отстранился от динамика и грюкнул по лажающему прибору своей стиснутой в кулак грабкой.
«Фррррр… Чих… Сообщают, что!.. На венецианском кинофестивалехрррррр… Картина Лукино Висконти «Белые ночи», снятаяаааахррррр… По произведенииииихрррр… Русского писателя Фёдоррррраххх… Достоевскогохххрр… Победила в категорииххрррррр…»
Не утерпев, предколхоза вырвал штепсель сбрендившего транзистора из розетки и едва удержался от того, чтобы не плюнуть на пол. Впрочем, можно было б и плюнуть… Пол, после того как Данилин прошёлся по нему в свежеизгвазданных на скотном дворе кирзачах, глянцем отнюдь не блистал.
- И?.. - спросил председателя агроном, по интеллигентской привычке щепочкой отковыривающий за порогом от своего сапога шмат ещё тёплого навоза.
- …Не пизди! - с чувством откликнулся в рифму предколхоза. Потом глубоко засунул руки в карманы старых солдатских галифе и, громко чмокая губами, прошёлся по помещению. - Вот, что я думаю, Михалыч,..
Агроном совершил филейной частью некое телодвижение, которое по его разумению должно было изображать состояние предельной внимательности.
- …Возьмёшь ты сейчас, голуба, мой ЗИС, да рванёшь на нём в Рязань. Там-то уж точно должны знать, что у нас на завтра с облачностью… А то выгоним в поля комбайны, а тут - ливень. Помнишь, как в прошлом годе утонувшие по оси косилки тракторами выдёргивали?..
Не успела дверь за агрономом захлопнуться, как снова распахнулась, едва не снесённая с петель могучим напором.
- Оп-па... - Данилин ёрзнул на скрипучем табурете, с удивлением воззрившись на отдувающегося и энергично вытирающего с лица пот рукавом пиджака председателя горкома товарища Неусеку. - Семёныч, ты чего?.. Бегом решил заняться?
Лицо Неусеки было таким иссине-зелёным, что сердце предколхоза неприятно ёкнуло:
- Война?!..
Предгоркома молча прошёл к подоконнику, сграбастал оттуда графин с мутной стоялой водой и в три глотка его опорожнил. Потом повернулся и поморщился:
- Хуже, товарищ Данилин, хуже.
Товарищ Данилин, прошедший Великую Отечественную от Москвы до Кенигсберга, решительно не мог представить, что может быть хуже войны. Потому чмокнув губами пару раз для стимуляции мыслительного процесса, нерешительно предположил:
- Комиссия какая, что ль?..
- Да если бы!.. - Неусека скривился. - Герой у нас, понимаешь, в городе образовался…
- Какой герой?
Предгоркома оглянулся на дверь, как будто подозревал, что кто-то за нею подслушивает, понизил голос и скороговоркой прошипел:
- Герой Советского Союза!..
Данилил перебрал в голове список поселковых фронтовиков, но никто из них по его разумению на столь высокую награду не тянул.
- Это кто ж такой-то?..
- Пе… Пер… Пер… А, чёрт! Забыл фамилию. Мне как из райцентра позвонили, так я на бумажке фамилию и записал, а потом к тебе побежал и бумажку в кабинете забыл… Пер… Пере… Пера… Тьфу! Нет, не помню. Помню только, что посмертный.
- В смысле?
- В смысле, что присвоили звание посмертно.
- Ага. Понял. А ко мне чего принёсся?..
Изрядно заплывший жирком лик Неусеки молниеносно стал похож на мордочку голодной шавки. Предколхоза нутром понял, что у него сейчас будут просить людей. Потому вскочил, шумно опрокинув табурет, и энергично замахал перед носом предгоркома руками:
- Нет, даже не проси!..
Неусека набычился, упёрся костяшками пальцев в стол и ввинтил свой тяжёлый взгляд верного ленинца в лицо Данилина. Потом веско оборонил заветное слово, разом заставившее председателя колхоза сдаться:
- Партия… Партия не для того вас, товарищ Данилин, поставила на ваш пост, чтобы вы ей, партии, отказывали в жизненно-важный исторический мОмент! - Слово «момент» Неусека по неким неизвестно-принципиальным соображениям всегда произносил с ударением на «о»…
- Да я ж не отказываю. - попробовал, было ещё потрепыхаться Данилин. - У меня ж - жатва!..
- Да партии плевать, что жатва! Хоть потоп!.. - Неусека хотел, было грохнуть для пущего эффекта кулаком по столу, но в последний момент передумал и опустил руку на стол мягко, почти ласково.
- Сколько?.. - убито поинтересовался предколхоза.
- Краска и машина щебня. Плюс - двадцать пять… Нет - тридцать человек.
Данилин взвыл.
Спустя сутки предколхоза с вялым интересом смотрел, как целая бригада вместо того, чтобы окучивать почти перезревшие пшеничные колосья, споро домазывает свежей краской фасады домов, заборы и заодно - подзаборную крапиву с лопухами на улице Садовой. Под ногами мягко похрустывал белый щебень, которым спешно завалили вечные лужи и непролазную грязь на проезжей части. Между малярами поневоле метался Неусека указывая, советуя, поправляя, отскакивая и издалека оценивая. В какой-то момент из дыры в соседнем заборе высунулся пятак здоровенного и вонючего хряка. Не успел свин сделать и пары шагов на улицу, как предгоркома на него набежал, наорал, загнал обратно за забор, но на этом не успокоился, а начал барабанить ногами в дверь дома до тех пор, пока ему не открыли. Через пяток минут, бурча: «Ничего! Решительно ничего без меня сделать не могут!..», - он подошёл к Данилину и с чувством исполненного долга показал обрывок листа в клеточку, на котором криво было написано: «Я - Марфа Ивановна Косенкова, будучи владельцем хряка Тошки, обязуюсь завтра не выпускать его на улицу ни под каким видом вплоть до окончания процедуры, в чём и подписуюсь».
- А чё у нас завтра за процедура? - машинально спросил Данилин.
- А! Я ж тебе забыл сказать!.. - Неусека довольно хмыкнул и обвёл руками свежепокрашенные окрестности. - Райком решил, что в честь героя надо одну из наших улиц переименовать. Я подумал-подумал, да и выбрал Садовую. Она почти в центре - самое то. Осталось только прибить новые таблички на дома и - вуа-ля!.. - предгоркома сделал руками на манер фокусника в воздухе несколько пасов. - …Была Садовая, а стала - героя Советского Союза Перегудова. Так что завтра к нам на процедуру торжественного переименования из райцентра приедет цельная делегация с журналистами и фотокорами. Глядишь - и в газетах замелькаем!..
Надо сказать, что мечта попасть на газетные страницы уже месяц была самой настоящей идеей-фикс предгоркома. С того самого момента, как из последней поездки в Москву Данилин вернулся с медалью Всесоюзной Сельскохозяйственной Выставки, а Неусека - лишь с пёстрым сувенирным веером четвёртого Всемирного фестиваля молодежи и студентов. С тех пор предгоркома стала снедать жажда большего…
- Гм?.. - Данилин почесал затылок. - Ты-то, Семёныч, нездешний, а вот я что-то я не припомню никакого героически погибшего Перегудова. Вот разве что в Пушкарской слободе живёт один с такой фамилией. Знаю, что воевал, но он-то живой!.. В честь кого ж улицу-то называем?
- Товарищ Данилин,.. - Неусека с неприязнью посмотрел на собеседника. - …Вы считаете, что умнее целого райкома? Нам дали сигнал про земляка-героя, героически погибшего во время защиты нашей с вами Советской Родины. Память, о котором надо увековечить для потомков. И не только бюстом в какой-то там хрен-знает-где Гатчине, но и тут - на родине героя. Мы этот сигнал партии приняли. И соответственно отреагировали. Так что вас не устраивает, товарищ Данилин?.. Вот то-то. Считать себя умнее райкома, как говорил товарищ Ленин... - Неусека обличающее потыкал пальце в небо. - …Это «оооооочень большая ошибка!»
Минули ещё сутки в суете и неразберихе, временами перерастающей в тихую панику. В полях начала осыпаться, так и не собранная перезревшая пшеница. Всегда скромный, тихий и интеллигентный агроном перешёл на мат…
- Ееееееедут! - заорали с высокой водокачки.
Нервно подпрыгивающий в обитом красным кумачом ГАЗовском кузове, Неусека рубанул рукой и, до поры прятавшийся в тени чьего-то сарая духовой оркестр поселковой пожарной части, бравурно заиграл нечто неразборчивое, но, несомненно, героическое.
В тон оркестру громко захрюкал запертый за забором хряк Тошка. Стоящая по обе стороны от импровизированной трибуны - автомобиля ГАЗ толпа заволновалась, стала тянуть шеи и привставать на цыпочки.
- Ееееееедут!..
Первой, опасливо култыхаясь по щебню, на улицу вырулила райкомовская «Победа». За ней тарахтел битком набитый прессой автобус. Неусека довольно потёр руки. Оглянулся по сторонам, испугался, что его жест был замечен, и начал тереть руки непрерывно, словно замёрз. Где-то наверху из безоблачного неба вовсю жарило осеннее солнце…
Ещё минут через десять оркестр заткнулся, и присутствующие как по команде затрясли головами, изгоняя из оглохших ушей звон медных тарелок.
Наконец, митинг начался. Долго с пафосом ни о чём говорил осанистый председатель райкома партии. Ещё дольше, яростно размахивая руками, барабанил речь о любви к Родине и необходимости, если что за неё немедленно и до конца умереть предгоркома. Председатель колхоза товарищ Данилин своё выступление свёл к двум фразам. Первая была обращена к землякам и звучала так: «Нас Родина позвала и мы сделали всё, что могли.» Вторую фразу, прозвучавшую, куда тише, предколхоза адресовал Неусеке: «Да пошёл ты...» Председатель горкома поморщился, но заставил себя продолжать улыбаться - ведь вокруг так и блистали фотоблицы!
Уже торжественно сорвали простыню с таблички «Улица героя Советского Союза Перегудова». Уже Неусека подумывал как бы побыстрее закруглить митинг и завлечь предрайкома со свитой, а также журналистов в здание городского комитета, где на загодя сдвинутых столах были в ожидании банкета расставлены выпивка и закусь… Но как раз в этот достославный момент кто-то из фотокоров вывел под руку из автобуса человека лет 45-ти на костылях.
И сразу стало как-то тихо. Даже хряк Тошка почувствовав какую-то перемену в окружающем пространстве, замолчал.
В перекрестье сотен глаз седой как лунь инвалид, звеня россыпью медалей на синей офицерской форме, медленно добрался до ГАЗа. Но не стал забираться в кузов, а остался стоять у заднего борта, вздёрнув погон на плече устало опёршейся о грузовик правой рукой. А потом этот человек заговорил неожиданно сильным и громким голосом:
- Здравствуйте, люди добрые… Я сюда, на родину Лёшки давно хотел доехать, да вот ноги отказывать стали… - человек горько усмехнулся, а потом продолжил. - Я ж с Лёшкой Перегудовым почитай с самой финской летал… И тогда, в конце сентября 43-го на Ленинградском фронте, когда лёшкину машину подбили, я сам видел, как Лёшка вмазался в ту фашистскую батарею… Вот говорят Гастелло-герой… Так я вам скажу, что Гастелло - сосунок рядом с гвардии капитаном Лёшкой Перегудовым. 200 вылетов на бомбёжку - это вам не фунт изюму!.. - ветеран задохнулся, потом хотел что-то ещё добавить, но не смог. Потому что из толпы поселковых к нему медленно шёл такой же как он сам седой мужик, но только не в форме, а в старом истрёпанном сером плаще. Брякнув о щебёнку, упал один костыль…
- Лёха?!
- Я, Саня, я...
И они обнялись. С воем. С рычанием. Со всхлипами сухих мужских слёз.
- Да как же?!..
- Я тогда выпрыгнуть успел...
- Сволочь ты, Лёшка, сволочь!..
- Плен, потом вернулся…
- Да тебя ж в Гатчине похоронили!..
- Это не меня, а командира моего, наверно…
- Где ж ты после войны-то был?..
- Да сидел я, после плена-то… А как выпустили - я сюда.
- Ну и везучий ты, сволочь!..
А весь посёлок, онемев, стоял вокруг и боялся пошевелиться.
И только председатель колхоза товарищ Данилин, прошедший войну от Москвы и до Кенигсберга, на цыпочках подкрался сзади к комбайнёру-передовику Ивану Швецову и разборчиво прошептал тому на ухо: «Пулей - в горком. Всю водку - сюда. Если что - я приказал!..»
Бывший штурман 34-го гвардейского бомбардировочного авиаполка гвардии капитан Алексей Иванович Перегудов прожил ещё пять лет. Ему не только не вернули заслуженные когда-то орден Ленина, 2 ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны 1 степени, орден Красной Звезды и медали, но также и не признали, что он и тот А.И. Перегудов, которому 4 февраля 1944 посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза - одно и тоже лицо. Улица героя Советского Союза Перегудова в Сапожке существует до сих пор… Как и две могилы героя. Одна в Гатчине, а вторая в Сапожке.
Посвящается моим дедам-ветеранам.
…Ухо, плотно прижатое к динамику, опухло, покраснело и начало побаливать. Минуло уже четыре минуты, как в выпуске новостей должен был прозвучать метеопрогноз на завтра, но «погода» всё почему-то не шла… Это злило, тем более, что радио странно хрюкало и гнусавило. Председатель колхоза «Красный Ильич» товарищ Данилин с чертыханием отстранился от динамика и грюкнул по лажающему прибору своей стиснутой в кулак грабкой.
«Фррррр… Чих… Сообщают, что!.. На венецианском кинофестивалехрррррр… Картина Лукино Висконти «Белые ночи», снятаяаааахррррр… По произведенииииихрррр… Русского писателя Фёдоррррраххх… Достоевскогохххрр… Победила в категорииххрррррр…»
Не утерпев, предколхоза вырвал штепсель сбрендившего транзистора из розетки и едва удержался от того, чтобы не плюнуть на пол. Впрочем, можно было б и плюнуть… Пол, после того как Данилин прошёлся по нему в свежеизгвазданных на скотном дворе кирзачах, глянцем отнюдь не блистал.
- И?.. - спросил председателя агроном, по интеллигентской привычке щепочкой отковыривающий за порогом от своего сапога шмат ещё тёплого навоза.
- …Не пизди! - с чувством откликнулся в рифму предколхоза. Потом глубоко засунул руки в карманы старых солдатских галифе и, громко чмокая губами, прошёлся по помещению. - Вот, что я думаю, Михалыч,..
Агроном совершил филейной частью некое телодвижение, которое по его разумению должно было изображать состояние предельной внимательности.
- …Возьмёшь ты сейчас, голуба, мой ЗИС, да рванёшь на нём в Рязань. Там-то уж точно должны знать, что у нас на завтра с облачностью… А то выгоним в поля комбайны, а тут - ливень. Помнишь, как в прошлом годе утонувшие по оси косилки тракторами выдёргивали?..
Не успела дверь за агрономом захлопнуться, как снова распахнулась, едва не снесённая с петель могучим напором.
- Оп-па... - Данилин ёрзнул на скрипучем табурете, с удивлением воззрившись на отдувающегося и энергично вытирающего с лица пот рукавом пиджака председателя горкома товарища Неусеку. - Семёныч, ты чего?.. Бегом решил заняться?
Лицо Неусеки было таким иссине-зелёным, что сердце предколхоза неприятно ёкнуло:
- Война?!..
Предгоркома молча прошёл к подоконнику, сграбастал оттуда графин с мутной стоялой водой и в три глотка его опорожнил. Потом повернулся и поморщился:
- Хуже, товарищ Данилин, хуже.
Товарищ Данилин, прошедший Великую Отечественную от Москвы до Кенигсберга, решительно не мог представить, что может быть хуже войны. Потому чмокнув губами пару раз для стимуляции мыслительного процесса, нерешительно предположил:
- Комиссия какая, что ль?..
- Да если бы!.. - Неусека скривился. - Герой у нас, понимаешь, в городе образовался…
- Какой герой?
Предгоркома оглянулся на дверь, как будто подозревал, что кто-то за нею подслушивает, понизил голос и скороговоркой прошипел:
- Герой Советского Союза!..
Данилил перебрал в голове список поселковых фронтовиков, но никто из них по его разумению на столь высокую награду не тянул.
- Это кто ж такой-то?..
- Пе… Пер… Пер… А, чёрт! Забыл фамилию. Мне как из райцентра позвонили, так я на бумажке фамилию и записал, а потом к тебе побежал и бумажку в кабинете забыл… Пер… Пере… Пера… Тьфу! Нет, не помню. Помню только, что посмертный.
- В смысле?
- В смысле, что присвоили звание посмертно.
- Ага. Понял. А ко мне чего принёсся?..
Изрядно заплывший жирком лик Неусеки молниеносно стал похож на мордочку голодной шавки. Предколхоза нутром понял, что у него сейчас будут просить людей. Потому вскочил, шумно опрокинув табурет, и энергично замахал перед носом предгоркома руками:
- Нет, даже не проси!..
Неусека набычился, упёрся костяшками пальцев в стол и ввинтил свой тяжёлый взгляд верного ленинца в лицо Данилина. Потом веско оборонил заветное слово, разом заставившее председателя колхоза сдаться:
- Партия… Партия не для того вас, товарищ Данилин, поставила на ваш пост, чтобы вы ей, партии, отказывали в жизненно-важный исторический мОмент! - Слово «момент» Неусека по неким неизвестно-принципиальным соображениям всегда произносил с ударением на «о»…
- Да я ж не отказываю. - попробовал, было ещё потрепыхаться Данилин. - У меня ж - жатва!..
- Да партии плевать, что жатва! Хоть потоп!.. - Неусека хотел, было грохнуть для пущего эффекта кулаком по столу, но в последний момент передумал и опустил руку на стол мягко, почти ласково.
- Сколько?.. - убито поинтересовался предколхоза.
- Краска и машина щебня. Плюс - двадцать пять… Нет - тридцать человек.
Данилин взвыл.
Спустя сутки предколхоза с вялым интересом смотрел, как целая бригада вместо того, чтобы окучивать почти перезревшие пшеничные колосья, споро домазывает свежей краской фасады домов, заборы и заодно - подзаборную крапиву с лопухами на улице Садовой. Под ногами мягко похрустывал белый щебень, которым спешно завалили вечные лужи и непролазную грязь на проезжей части. Между малярами поневоле метался Неусека указывая, советуя, поправляя, отскакивая и издалека оценивая. В какой-то момент из дыры в соседнем заборе высунулся пятак здоровенного и вонючего хряка. Не успел свин сделать и пары шагов на улицу, как предгоркома на него набежал, наорал, загнал обратно за забор, но на этом не успокоился, а начал барабанить ногами в дверь дома до тех пор, пока ему не открыли. Через пяток минут, бурча: «Ничего! Решительно ничего без меня сделать не могут!..», - он подошёл к Данилину и с чувством исполненного долга показал обрывок листа в клеточку, на котором криво было написано: «Я - Марфа Ивановна Косенкова, будучи владельцем хряка Тошки, обязуюсь завтра не выпускать его на улицу ни под каким видом вплоть до окончания процедуры, в чём и подписуюсь».
- А чё у нас завтра за процедура? - машинально спросил Данилин.
- А! Я ж тебе забыл сказать!.. - Неусека довольно хмыкнул и обвёл руками свежепокрашенные окрестности. - Райком решил, что в честь героя надо одну из наших улиц переименовать. Я подумал-подумал, да и выбрал Садовую. Она почти в центре - самое то. Осталось только прибить новые таблички на дома и - вуа-ля!.. - предгоркома сделал руками на манер фокусника в воздухе несколько пасов. - …Была Садовая, а стала - героя Советского Союза Перегудова. Так что завтра к нам на процедуру торжественного переименования из райцентра приедет цельная делегация с журналистами и фотокорами. Глядишь - и в газетах замелькаем!..
Надо сказать, что мечта попасть на газетные страницы уже месяц была самой настоящей идеей-фикс предгоркома. С того самого момента, как из последней поездки в Москву Данилин вернулся с медалью Всесоюзной Сельскохозяйственной Выставки, а Неусека - лишь с пёстрым сувенирным веером четвёртого Всемирного фестиваля молодежи и студентов. С тех пор предгоркома стала снедать жажда большего…
- Гм?.. - Данилин почесал затылок. - Ты-то, Семёныч, нездешний, а вот я что-то я не припомню никакого героически погибшего Перегудова. Вот разве что в Пушкарской слободе живёт один с такой фамилией. Знаю, что воевал, но он-то живой!.. В честь кого ж улицу-то называем?
- Товарищ Данилин,.. - Неусека с неприязнью посмотрел на собеседника. - …Вы считаете, что умнее целого райкома? Нам дали сигнал про земляка-героя, героически погибшего во время защиты нашей с вами Советской Родины. Память, о котором надо увековечить для потомков. И не только бюстом в какой-то там хрен-знает-где Гатчине, но и тут - на родине героя. Мы этот сигнал партии приняли. И соответственно отреагировали. Так что вас не устраивает, товарищ Данилин?.. Вот то-то. Считать себя умнее райкома, как говорил товарищ Ленин... - Неусека обличающее потыкал пальце в небо. - …Это «оооооочень большая ошибка!»
Минули ещё сутки в суете и неразберихе, временами перерастающей в тихую панику. В полях начала осыпаться, так и не собранная перезревшая пшеница. Всегда скромный, тихий и интеллигентный агроном перешёл на мат…
- Ееееееедут! - заорали с высокой водокачки.
Нервно подпрыгивающий в обитом красным кумачом ГАЗовском кузове, Неусека рубанул рукой и, до поры прятавшийся в тени чьего-то сарая духовой оркестр поселковой пожарной части, бравурно заиграл нечто неразборчивое, но, несомненно, героическое.
В тон оркестру громко захрюкал запертый за забором хряк Тошка. Стоящая по обе стороны от импровизированной трибуны - автомобиля ГАЗ толпа заволновалась, стала тянуть шеи и привставать на цыпочки.
- Ееееееедут!..
Первой, опасливо култыхаясь по щебню, на улицу вырулила райкомовская «Победа». За ней тарахтел битком набитый прессой автобус. Неусека довольно потёр руки. Оглянулся по сторонам, испугался, что его жест был замечен, и начал тереть руки непрерывно, словно замёрз. Где-то наверху из безоблачного неба вовсю жарило осеннее солнце…
Ещё минут через десять оркестр заткнулся, и присутствующие как по команде затрясли головами, изгоняя из оглохших ушей звон медных тарелок.
Наконец, митинг начался. Долго с пафосом ни о чём говорил осанистый председатель райкома партии. Ещё дольше, яростно размахивая руками, барабанил речь о любви к Родине и необходимости, если что за неё немедленно и до конца умереть предгоркома. Председатель колхоза товарищ Данилин своё выступление свёл к двум фразам. Первая была обращена к землякам и звучала так: «Нас Родина позвала и мы сделали всё, что могли.» Вторую фразу, прозвучавшую, куда тише, предколхоза адресовал Неусеке: «Да пошёл ты...» Председатель горкома поморщился, но заставил себя продолжать улыбаться - ведь вокруг так и блистали фотоблицы!
Уже торжественно сорвали простыню с таблички «Улица героя Советского Союза Перегудова». Уже Неусека подумывал как бы побыстрее закруглить митинг и завлечь предрайкома со свитой, а также журналистов в здание городского комитета, где на загодя сдвинутых столах были в ожидании банкета расставлены выпивка и закусь… Но как раз в этот достославный момент кто-то из фотокоров вывел под руку из автобуса человека лет 45-ти на костылях.
И сразу стало как-то тихо. Даже хряк Тошка почувствовав какую-то перемену в окружающем пространстве, замолчал.
В перекрестье сотен глаз седой как лунь инвалид, звеня россыпью медалей на синей офицерской форме, медленно добрался до ГАЗа. Но не стал забираться в кузов, а остался стоять у заднего борта, вздёрнув погон на плече устало опёршейся о грузовик правой рукой. А потом этот человек заговорил неожиданно сильным и громким голосом:
- Здравствуйте, люди добрые… Я сюда, на родину Лёшки давно хотел доехать, да вот ноги отказывать стали… - человек горько усмехнулся, а потом продолжил. - Я ж с Лёшкой Перегудовым почитай с самой финской летал… И тогда, в конце сентября 43-го на Ленинградском фронте, когда лёшкину машину подбили, я сам видел, как Лёшка вмазался в ту фашистскую батарею… Вот говорят Гастелло-герой… Так я вам скажу, что Гастелло - сосунок рядом с гвардии капитаном Лёшкой Перегудовым. 200 вылетов на бомбёжку - это вам не фунт изюму!.. - ветеран задохнулся, потом хотел что-то ещё добавить, но не смог. Потому что из толпы поселковых к нему медленно шёл такой же как он сам седой мужик, но только не в форме, а в старом истрёпанном сером плаще. Брякнув о щебёнку, упал один костыль…
- Лёха?!
- Я, Саня, я...
И они обнялись. С воем. С рычанием. Со всхлипами сухих мужских слёз.
- Да как же?!..
- Я тогда выпрыгнуть успел...
- Сволочь ты, Лёшка, сволочь!..
- Плен, потом вернулся…
- Да тебя ж в Гатчине похоронили!..
- Это не меня, а командира моего, наверно…
- Где ж ты после войны-то был?..
- Да сидел я, после плена-то… А как выпустили - я сюда.
- Ну и везучий ты, сволочь!..
А весь посёлок, онемев, стоял вокруг и боялся пошевелиться.
И только председатель колхоза товарищ Данилин, прошедший войну от Москвы и до Кенигсберга, на цыпочках подкрался сзади к комбайнёру-передовику Ивану Швецову и разборчиво прошептал тому на ухо: «Пулей - в горком. Всю водку - сюда. Если что - я приказал!..»
Бывший штурман 34-го гвардейского бомбардировочного авиаполка гвардии капитан Алексей Иванович Перегудов прожил ещё пять лет. Ему не только не вернули заслуженные когда-то орден Ленина, 2 ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны 1 степени, орден Красной Звезды и медали, но также и не признали, что он и тот А.И. Перегудов, которому 4 февраля 1944 посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза - одно и тоже лицо. Улица героя Советского Союза Перегудова в Сапожке существует до сих пор… Как и две могилы героя. Одна в Гатчине, а вторая в Сапожке.