Люблю я, знаете ли, массовиков-затейников...
...Безусловно преклоняюсь перед их энтузиазизЬмом и умственной незамутнённостью, не говоря уж о яростном стремлении немедленно поднять всех окрест случившихся на подвиг/крестный ход/штыковую/сбор стеклотары/нужное вписать. А если последнее не выгорает, то по крайней мере наглядно всему миру "показать, как надо" и этим самоудовлетворить своё массово-затейное эго по самые гланды.
Признаться, наивно считал, что такие золотые самородки в нашей стране за последние годы угарно-плановых кампаний "повяжи себе ленточку, если ты не чмо" как-то повывелись и сошли на нет. Намедни выяснилось, что не тут-то было!..
Он был молод и горяч. Как барашек, только-только трансформировавшийся в шашлык. Нет, как арабский скакун-трёхлетка, унюхавший кобылу в разгар течки.
Это я о только-только свалившимся в гимназию молодом и зелёном учителе литературы.
Когда он шёл по коридорам, то встречные просто влипали в стены - так от педагога пыхало Жаждой Деятельности и Стремлением Всех Привлечь, а если нет, то смело затолкать в Светлое, Доброе и Вечное.
Он шёл, а за ним, как плащ Бэтмена, неслышно змеились тени Макаренко, Лермонтова, Толстых и Ко, не говоря уж о Тютчеве и Бианки.
Как-то на совещании директор напомнил, что грядёт День Гимназиста и неплохо бы по этому поводу чего-нибудь этакое сообразить... Не успело начальство руками изобразить какое конкретно фигуристое "нечто" оно имеет в виду, как литератор встал. При виде его трижды одухотворённого лица, у всех присутствующих немедленно возникло чувство, что сейчас они увидят ностальгическу сцену из пионерского прошлого в стиле "Готов? - Всегда готов!" Но литератор оказался не столь лаконичен. Он просто сказал: "Я всё сделаю сам". Потом подумал и добавил: "Но мне понадобится помощь всех остальных..."
Последующую неделю литератор отчаянно калечил всем прочим педагогам учебный план, хаотично и массово сдёргивая учащихся с уроков. На закономерное "на фига?", он гордо уточнял: "На репетицию!"
Он задрал преподавательницу ИЗО требованиями нарисовать декорацию размерами два на пять метров. И, чтоб на той декорации каждый непременно б узнал "времена Пушкина". Француженку обязал научить детей паре-тройке галантностей на языке Дюма, преподавательницу МХК - непременно раздобыть "хоть из-под земли" фрак и цилиндр. И ТыДы, и ТыПы.
Короче, досталось всем. Тем нетерпеливее все дожидались блистательной премьеры.
И вот она, премьера, грянула. Я понял, что она реально будет блистательной, после того, как на сцене появился изображающий Пушкина пятиклассник Петров, от природы густо усыпанный веснушками до самых пяток и со старательно накрученными вихрами на темечке. Поверх намертво зафикрисованных тремя слоями лака кудрей высился вавилонской башней цилиндр, то и дело ниспадающий на уши. А в правой руке "наше фсё" цепко сжимало... метровой длины "гусиное перо" из ватмана.
- Ээээ... А кто ЭТО? - не удержался от закономерного вопроса директор, несколько шокированный увиденным.
- Юный Пушкин в Царскосельском лицее. - немедленно пояснил отиравшийся тут же у сцены литератор, лучась скромной улыбкой демиурга.
- О!.. - сказал директор и до самого конца шоу уже больше ничего не рисковал спрашивать. Видимо, чтобы не прослыть консерватором и ретроградом.
Тем временем на сцену выплыл шестиклассник Лутфизаде, в котором даже со спины и слепой немедленно опознал бы азербайджанца. Лутфизаде имел крайне загадочный вид и каштановый женский парик. Семеня на манер японской гейши, Лутфизаде обогнул задумчиво замершего наперевес с метровой пернатой дурой Петрова и шумно опустил глаза долу. Петров же напротив глаза поднял и ломающимся басом эпично изрёк: "О, друг мой Дельвиг!.." На чём, собственно, всё культурное мероприятие и закончилось, так как начался массовый падёж зрителей со стульев, сопровождающийся неконтролируемым ржачеотделением.
Признаться, наивно считал, что такие золотые самородки в нашей стране за последние годы угарно-плановых кампаний "повяжи себе ленточку, если ты не чмо" как-то повывелись и сошли на нет. Намедни выяснилось, что не тут-то было!..
Он был молод и горяч. Как барашек, только-только трансформировавшийся в шашлык. Нет, как арабский скакун-трёхлетка, унюхавший кобылу в разгар течки.
Это я о только-только свалившимся в гимназию молодом и зелёном учителе литературы.
Когда он шёл по коридорам, то встречные просто влипали в стены - так от педагога пыхало Жаждой Деятельности и Стремлением Всех Привлечь, а если нет, то смело затолкать в Светлое, Доброе и Вечное.
Он шёл, а за ним, как плащ Бэтмена, неслышно змеились тени Макаренко, Лермонтова, Толстых и Ко, не говоря уж о Тютчеве и Бианки.
Как-то на совещании директор напомнил, что грядёт День Гимназиста и неплохо бы по этому поводу чего-нибудь этакое сообразить... Не успело начальство руками изобразить какое конкретно фигуристое "нечто" оно имеет в виду, как литератор встал. При виде его трижды одухотворённого лица, у всех присутствующих немедленно возникло чувство, что сейчас они увидят ностальгическу сцену из пионерского прошлого в стиле "Готов? - Всегда готов!" Но литератор оказался не столь лаконичен. Он просто сказал: "Я всё сделаю сам". Потом подумал и добавил: "Но мне понадобится помощь всех остальных..."
Последующую неделю литератор отчаянно калечил всем прочим педагогам учебный план, хаотично и массово сдёргивая учащихся с уроков. На закономерное "на фига?", он гордо уточнял: "На репетицию!"
Он задрал преподавательницу ИЗО требованиями нарисовать декорацию размерами два на пять метров. И, чтоб на той декорации каждый непременно б узнал "времена Пушкина". Француженку обязал научить детей паре-тройке галантностей на языке Дюма, преподавательницу МХК - непременно раздобыть "хоть из-под земли" фрак и цилиндр. И ТыДы, и ТыПы.
Короче, досталось всем. Тем нетерпеливее все дожидались блистательной премьеры.
И вот она, премьера, грянула. Я понял, что она реально будет блистательной, после того, как на сцене появился изображающий Пушкина пятиклассник Петров, от природы густо усыпанный веснушками до самых пяток и со старательно накрученными вихрами на темечке. Поверх намертво зафикрисованных тремя слоями лака кудрей высился вавилонской башней цилиндр, то и дело ниспадающий на уши. А в правой руке "наше фсё" цепко сжимало... метровой длины "гусиное перо" из ватмана.
- Ээээ... А кто ЭТО? - не удержался от закономерного вопроса директор, несколько шокированный увиденным.
- Юный Пушкин в Царскосельском лицее. - немедленно пояснил отиравшийся тут же у сцены литератор, лучась скромной улыбкой демиурга.
- О!.. - сказал директор и до самого конца шоу уже больше ничего не рисковал спрашивать. Видимо, чтобы не прослыть консерватором и ретроградом.
Тем временем на сцену выплыл шестиклассник Лутфизаде, в котором даже со спины и слепой немедленно опознал бы азербайджанца. Лутфизаде имел крайне загадочный вид и каштановый женский парик. Семеня на манер японской гейши, Лутфизаде обогнул задумчиво замершего наперевес с метровой пернатой дурой Петрова и шумно опустил глаза долу. Петров же напротив глаза поднял и ломающимся басом эпично изрёк: "О, друг мой Дельвиг!.." На чём, собственно, всё культурное мероприятие и закончилось, так как начался массовый падёж зрителей со стульев, сопровождающийся неконтролируемым ржачеотделением.