Г.И. БРОЙДО ВОССТАНИЕ КИРГИЗ В 1916 Г. Часть 5. Восстание
Во второй части своей работы Иван Алексеевич Чеканинский часто ссылается на работу Григория Исааковича Бройдо, в основном на пятую часть этой работы. Чтобы было понятно о чем идет речь ниже приведена эта часть работы. Ранее здесь уже была опубликована вторая часть этого одного из первых трудов по восстанию 1916-го года.
[Spoiler (click to open)]V. ВОССТАНИЕ
Воина застает туземное население края забитым, покорным, обедневшим, изолгавшимся, без каких-либо интересов к общественному самоустройству, развращенным системой взяток, подкупа, эксплуатируемым манапами, поселенцами, самоуправство которых поощрялось администрацией.
Война вызвала новые поборы с киргизского населения. Наряду с добровольными взносами русским населением, которые составляли ничтожную величину, с киргиз выколачивали «пожертвования» за счет которых обогащались администрация низшая и высшая.
По Пишпекскому уезду за ноябрь и декабрь 14 года, по официальным отчетам Красного Креста, "поступило" от киргиз Пишпекского уезда около 30.000 рублей, около 1.000 шуб, около 10.000 пайнаков, конны. чулки и т.п. Затем киргизы "обложили себя" в пользу Кр. Кр. налогами от 1-3 руб. с юрты. Отдельно от сего в большом количестве поступали пожертвования в Дамск. Кр. и друг. Общества. Киргизами представлены на нужды войск громадные партии юрт, много совершенно безвозмездно. Юрты эти перевозились к железной дороге чаще всего безвозмездно киргизами, Проходящим частям повсюду устраивались встречи и угощения за счет киргизского населения. На байгах* (*Конские состязания) , выборах устраивались сборы на нужды войны и собирались полицией значительные суммы. Село Ново-Николаевское доставило 90 лошадей.
Киргизы из каждой волости командировали рабочих для распашки, бороньбы, посева, уборки и обмолота на полях солдаток (русских). Кое-где рабочих не выставляли и платили каждой солдатке по 18-35 руб. на "вспомоществование". Обращение с этими "добровольными" рабочими, в особенности в сел. Самсоновской, было до того скверно, что даже администрации иногда приходилось солдаток убеждать, что они хотя бы должны были кормить этих добровольных рабочих.
Приказ о "реквизиции" (не мобилизации) на тыловые работы взрослого туземного населения является приказом, явно провоцирующим восстание. Ни один администратор, конечно, не мог думать о возможности его реализовать. Самой маленькой мобилизации среди русских предшествовала подготовка, разъяснение, самая мобилизация обыкновенно сопровождалась действиями, которые должны были обеспечить "спокойствие" и т.д., и т.п. Ничего подобного при объявлении "реквизиции киргиз не произошло. Было приказано составить списки и доставить. Некоторые полицейские разъяснили киргизам об их работе на фронте следующим образом: «Вот, дескать, лежат в окопах "наши", а через поле немцы. Друг в друг стреляют, - а вы между ними должны рыть канавы».
Постепенно с работ стали уходить киргизы, заявляя, что им надо идти домой, так как скоро им предстоит уход на войну. По такой причине стали уходить киргизы, работавшие на полях солдаток, заявляя, что теперь они тоже солдаты, и им самим надо справиться перед отъездом на своих полях. В некоторых случаях это вызывало неудовольствие солдаток, а в Самсоновке они даже обратились к администрации с объяснением, что «киргизы бунт устроили, работать не хотят» и просили вернуть их принудительно на работы.
Среди киргиз возникли планы ходатайствовать об отсрочке до 15 сентября, чтобы успеть снять урожай, возникал и проект просить о зачислении киргиз в казачьи войска с предоставлением им права на казачий надел и на такие же обязанности к войне, как у русских.
Через некоторое время после объявления реквизиции, когда все еще было спокойно, среди русского населения стали возникать кем-то пущенные слухи о предстоящих "бунтах" киргиз. Такие же слухи в отношении узбеков возникли вскоре после бывшего в Пишпеке разгрома лавок, произведенного русскими солдатами. Слух этот был нелеп уже по самому количественному соотношению в Пишпеке узбеков и русских.
Приближалось время "реквизиции". Администрацией был дан приказ составить приговоры о представлении волостью на нужды войны такого-то количества рабочих, и в волостях волостные власти и манапы приступили к этой работе на основе испытанной практики "партии", Сразу обнаружилась острая "партийная" борьба на почве такого составления списков, при которой громадное большинство рабочих определялось из партии меньшинства. Причем в первую голову записывались в список отсутствующие и, следовательно, лишенные возможности протестовать. Это обстоятельство сильно повлияло на уход киргиз в свои волости.
Сами манапы и вол. упр. увидали, что это слишком серьезный вопрос, чтобы провести его в обычном "партийном" порядке, и что масса не будет на эти несправедливости так же спокойно реагировать, как на другие.
Волостная власть, манапы стали съезжаться в уездные управления. Произошел целый ряд совещаний уездной администрации, на которых выяснилось, что по поводу составления списков масса возмущается. Уездной администрацией было разъяснено, что списки должны быть составлены, что таков приказ.
Впервые здесь один из дунганских вол. упр. (Ново-Николаевск) Булар Мегуй заявил, что он от составления списков отказывается и уехал. О происшествии был телеграфно извещен губернатор; от него получено было распоряжение заковать вол. упр. в кандалы и представить в Верный.
Между тем разъехавшиеся по своим волостям манапы и вол. упр. вернулись скоро в уезд. упр. и сообщили, что они боятся за свою жизнь, что за составление списков им угрожают смертью и что у многих из них и у пятидесятников были отняты печати, дабы препятствовать им скрепить приговор; они указывали, что единственным правильным способом является явка киргиз призывного возраста в волостное присутствие, где вопрос должен быть решен путем жеребьевки и медицинского осмотра. "Мы являемся сюда, - говорили они, - вы угрожаете нам военным судом, если мы не представим списков: являться в волость - нам угрожают смертью, если мы списки будем составлять, как нам быть?" Был выработан текст телеграммы на имя Фольбаума с просьбой разрешить явиться в вол. пр. всем киргизам призывного возраста и решать вопрос о контингенте жеребьевкой и медиц. осмотром. Вся волостная администрация, все манапы сидели в Пишпеке и ждали ответа. Телеграмма была послана 2-3, ответ получен 5-6 отрицательный. Раз данное приказание должно быть исполнено. Хотя в положительном ответе ни киргизы, ни администрация не сомневались, однако, даже такое разочарование не вызвало какого-либо брожения, и вол. упр. лишь заявили, что они в таком случае для порядка требуют стражников и джигитов уездн. упр.. 7-го числа выехал Меньшиков в Загорн. вол., с ним было несколько солдат и целая свита манапов и вол. упр. В таком же виде состоялся выезд по направлению Токмака исп. уезд. нач. Рымшевича (за несколько дней до событий Путинцев был уволен в отставку).
Таким образом, ясно было для всей киргизской массы, что администрация с солдатами, окруженная манапами по старинному порядку, выезжает для защиты партии большинства и, в частности, их манапов против "бухары", - против народа. По обыкновению ответ губернатора быстро облетел степь. Мало того, Пишпекский уезд получил уже сведений о фактах, о происшествиях в Верн, уезде, где на почве несправедливого составления списков в одной из волостей был убит вол. упр., и куда был послан отряд (если не ошибаюсь под командой Александрова), заставивший своими действиями киргиз впервые броситься бежать. Часть бежала на Курдайские горы, часть в долину Чу, около Самсоновки и Карабулака, разнося повсюду весть о жестокостях отрядов.
Это движения толпы вносили страшное волнение (пассивное) в еще спокойно сидящие волости и сразу подняли слухи о том, что киргизы будут резать русских. С другой стороны, эти бегущие толпы впервые стали захватывать лошадей (только лошадей, а не скот) для продолжения бегства, для чего были уведены лошади с почтовых станций на Вер. тракте. Там, где останавливались бегущие от карательных отрядов толпы, там и останавливались "беспорядки", волнения и увод лошадей. За Курдаем к западу все было спокойно, 7-го или 8-го получены были сведения о каких-то беспорядках на Курдае, о том, что почтовые станции ограблены и телеграфное сообщение прервано.
Слухи "о бунте" киргиз усиленно распространялись администрацией и русское население с этого момента начинает вооружаться: сначала индифферентно, а затем все более интенсивно. Создаются - фронт, баррикады и т.д. Такой же слух о том, что русские будут резать киргиз, столь же интенсивно разносился по степи. Этому слуху переселенцы, очевидно, находили подтверждение в бегущих из Верн. уезда киргиз и выводили из того обстоятельства, что посланы солдаты, а мирное население вооружается.
Отряд, посланный между тем на Курдай, явился на ст. Отар и узнал, что все лошади уведены, а ямщики поехали за ними в степь. Когда вернулись ямщики и привели лишь 8 лошадей, прапорщик, командовавший отрядом приказал им выстроиться и расстрелял их (сообщение Курдайского старосты). Весть об этом быстро разнеслась среди близлежащих волостей, и киргизы этих волостей бросились бежать со скотом, женами и скарбом, а отряд стал "усмирять" их "волнение" расстрелами. Бегущими толпами уже кое-где в это время были предприяняты меры к самозащите от образовавшихся почти повсюду крестьянских дружин, у киргиз появились палки, аилы, кое-где насаженные на древко железные части. Толпы с Курдая и Верненского тракта бросились к перевалам Александровского хребта: Шамшинскому под Токмаком и против Ивановки (названия не помню).
Быстро облетела весть об избиении и расстрелах мирных киргиз и начиналось паническое бегство в горы киргиз волостей, лежащих вдоль линии движения бегущих толп, а именно по линии к Ивановке, Токмаку, и через Кастек на Карабулак, Самсоновку. Насколько правильно такое заключение, видно из того, что в дальнейшем события разыгрываются у Самсоновки, Токмака и Ивановки, причем в селах, лежащих между этими пунктами, совершенно не было "осад", "нападения" и т.п., и далее к западу от Ивановки никаких событий не было.
Все это произошло мгновенно с 7 до 10 авг., и когда я 10 проезжал из Пишпека в Токмак, то от Покровки до Токмака долина была мертва, и ни одного киргиза встретить нельзя было, а русские поселки представляли собой вооруженный и укрепленный лагерь.
Известие о толпах в районе Самсоновки вызвало посылку карательного отряда в 100 штыков под руководством пристава Бакуревича, которому был Фольбаумом дан приказ всех встречных киргиз уничтожать, а аулы сжигать", (сообщение Бакуречива инж. Веймарну), "что мы и сделали", - добавил Бакуревич. Дело это производилось таким образом, что, по сообщению М. С. Волкова, со слов того же Бакуревича, киргизские девушки "театрально" расфранчивались и бросались со скал вниз головой на глазах у казаков.., Бакуревич через Костек прошел на Токмак, а толпы киргиз, по отношению к которым решительно выполнялся приказ Фольбаума, бросились по направлению к Самсоновке, Другой отряд пошел из Верного к Курдаю, увеличивая панику и бегство. Целым рядом очевидцев устанавливается, что все эти дни по упомянутым трем направлениям происходила небывалая укочевка киргиз в горы. Ехали жены, дети, везли котлы, скарб, кошмы и т. п.
Бакуревич, между прочим, рассказал в присутствии инж. Веймарна, мир. судей Волкова и Королевского и д-ра Цетровича, что в селе Михайловском (Карабулак) он нашел, что целая киргизская волость Карабулакская сдвинула свои юрты к русскому селу, заявив, что они будут вместе с крестьянами сражаться против киргиз, если те нападут. Это была счастливая мысль спастись от действий карательного отряда. Однако Бакуревич взял заложников и повез их с собой, но, рассказал он, «мои шутники потопили их по ошибке в Чу».
Карабулакская волость, несмотря на это до сих пор спокойна.
Тогда же Бакуревич сообщил, что утром он воздвигнет виселицу для устрашения населения. На возражения, что при отсутствии военного суда этого делать нельзя, он заявил, что «мои ребята и без виселицы в таком случае обойдутся». На следующий день были «изловлены» 16 мирных жителей Токмака, давно порвавшие со степью, и убиты 13 на шерстомойке Милушева, и тут же закопаны, и 3 около бойни. Между прочим, был убит старик-киргиз, 20 лет проживший в Токмаке, сторож при читальне киргиз, его сын, служивший на почте, и гимназист-киргиз. Других не знаю. Этих 3-х убил некий Макаров, житель Токмака, без определенных занятий, сообщавший о своем деле в присутствии д-ра Цертовича. Он рассказал, что «уж больно мальчишка просил, чтобы его не резали, а расстреляли». В этот же день жены переселенцев стали ходить по дворам и спрашивать, нет ли во дворе работников-киргиз, убивая встретившихся киргиз.
С вечера казаки рассыпались по степи. Утром они привели верблюдов с награбленным имуществом, которое открыто продавалось на базаре.
Когда я 16 выехал из Пишпека, то было в Пишпеке официально сообщено о том, что Токмак окружен и осажден 10.000 киргизами. На утро мы приехали в Токмак: нигде ни души, ни осады, ни киргиз.
В 11 часов 12 августа Бакуревич с сотней казаков выехал к Шамсинскому перевалу, где действительно была толпа, по словам Бакуревича, от 1.000-1.500 человек. Киргизы эти были уже вооружены дрекольями и пиками; по словам того же Бакуревича, у них было 3-5 ружей. Бой закончился убийством 300 киргиз (сообщение Бакуревича), одного казака, упавшего с лошади, был ранен один казак. Ночью ждали нападения - его не было. Нападения или осады вообще нигде не удалось установить (при проверке многочисленных о сем слухов) до 28 августа. Так, например, в Самсоновке возвратившиеся 12 дружинников из Токмака, отправившиеся с Рамшевичем, сообщали, что в Самсоновке "боев" нет, что осады нет, что киргизы не нападали на Самсоновку, но что Рымшевич каждое утро выступал в горы, где были толпы этих киргиз и там «с ними сражался». Дружинников этих было от 7-10 человек, и они свободно переехали из Самсоновки в Токмак, не подвергаясь никаким нападениям.
Возвращаюсь назад. Шествие Рымшевича носило тот же характер, что и Бакуревича. С Токмака, имея вокруг себя манапов, он стал расстреливать уже на дороге к Самсоновке киргиз и всполошил киргиз по левому берегу от Токмака до Самсоновки. Вокруг Самсоновки он уничтожал мулушки и почетные могилы.
Такую же роль распространители паники и насильственных действий против киргиз взял на себя в Ивановке инж, Сыромятников, сорганизовавший добровольный карательный отряд, бродивший по горам и "ловивший киргиз" (дословное его выражение).
Этим же Сыромятниковым был отдан приказ о выселении русского сел. Санташ в Ивановку и Краснореченского сел. в Пишпек. Оригинально то, что село Краснореч., покинутое жителями, не имевшее баррикад и дружины, не подверглось даже разграблению со стороны киргиз. То же о сел. Ст. Токмак, находившемся между Самсоновской и Токмаком. Слухи, как то пускаемые в оборот и подтверждаемые официальными сообщениями администрацией, все время опережали события и почти всегда оказывались ложными. 9-го стало известно от воинского начальника Писсаржевского, что Арасан отрезан от публики, что все население перерезано. На Арасане было около 100 детей и женщин. Почти не было мужчин. Поехавшие 9-го на Арасан встречены были недоуменными взорами жен по поводу их неожиданного приезда. Вскоре приехали солдаты, передавшие приказание Писсаржевского "всех выселить".
Инж. Громашевский ночевал в одном караван-сарае с толпой киргиз человек в 300, никакому насилию не подвергся. Целый ряд лиц, работавших в горах, отмечают заметное движение киргиз в горы и полное отсутствие с их стороны каких-либо эксцессов. Партия землеустроителя Пирогова настолько близка была от вооруженной толпы киргиз, что сняла ее (снимок есть) - их не тронули.
Первым эксцессом со стороны киргиз было убийство Назарова, Долгополова и Фирингоф. Об обстоятельствах убийства первых двух (8-го) Депель и Копытовская (см. рапорт на имя нач. раб. по орошению) рассказывают, что Назаров с техниками и рабочими встретил толпу киргиз около Самсоновки и первый открыл стрельбу: у всех русских были ружья. Человек 40-50 киргиз было убито. После этого киргизы бросились на них. За исключением всех, успевших проскочить, Назаров и Долгополов были убиты. Фитингоф была ранена ударом топорика в голову. Она пролежала около 3 дней на дороге, по которой ехали киргизы, и ее не добили. Это безусловно были уже обезумевшие от ужаса шествия Бакуревича киргизы, впереди его бежавшие через горные проходы. Может быть к ним уже присоединились и местные киргизы. Во всяком случае, кровь была уже ответом на убийства Бакуревича и других. Несколько жертв на Санташе (выше Ивановки) были ответом на действия ивановских добровольных карателей, 2-3 убийства в районе Токмака были ответом на действия Рымшевича и Бакуревича, Толпа уже была вооружена, ибо она воочию убедилась, что если будешь сидеть в юрте, тебя убьют, сядешь на лошадь, бежать в горы - убьют, будешь вооружаться - убьют. При таких условиях обезумевшей от ужаса и паники толпе - ничего не остается делать, как защищаться, и эксцессы с отдельными лицами, застигнутыми в горах, являлись местью приведенной в ярость действиями администрации толпы.
На обратном пути из Токмака (13 авг.), в Дмитровке (24 версты) у Токмака и в 15 верстах от Ивановки, начальник Дмитровской дружины Семен Поталов сообщил, что прибежала вооруженная толпа киргиз человек 700. Дружинники выступили против них и хотели стрелять, но он их удержал и, оставив, пошел на переговоры. "Зачем вы вооружились?" - спросил он. "А зачем вы вооружились? Вы хотите нас всех перерезать?" - был ответ. Поталов: "Нет, мы вооружились считая, что вы нас будете резать. Ведь вы бунтуете?" Кирг: "Нет, мы так понимаем, что вы бунтуете". "Говорили мы с вами", - сообщил Поталов, - «а у старшего их, как у малой детины, слезы бежали из глаз. Пожали друг другу руки и поехали в разные стороны». Этот факт необычайно характерен для понимания «киргизского восстания», созданного взаимной паникой и вооружением друг против друга, разжигаемых действиями администрации и карательных отрядов. 13-го городовые в Пишпеке обходили дома и объявили всеобщую мобилизацию. На сборном пункте (у казарм). Писсаржевский произнес следующее слово:"Вы все с этого момента мобилизованы, за критику действий властей будете подлежать военно-полевому суду. Из вас организуются карательные отряды, имеющие целью навести ужас на все туземное население. Как это надо будет сделать, вам будет разъяснено, а пока это является военной тайной. Каждый из вас обязан явиться вооруженным. Чтобы не было отговорок - не ружья - возьмите вилы, если не хотите погибнуть. Положение серьезное. Все должны явиться на лошадях. Нет лошади - возьмите у соседа. Если не дает - сообщите его фамилию мне, он будет подлежать военному суду". В тот же день организовались дружины.
На следующий день уже была тревога. Колокольный звон, отовсюду скакали вооруженные дружинники. Оказалось... что застрял по дороге в Пишпек автомобиль, и пока его вытаскивали, собралась толпа киргиз, глазевших на это происшествие. 14-го в Беловодске приставом Грибановским было арестовано 138 киргиз и при бумаге и под охраной нескольких дружинников препровождены в уездное управление. Уезд. нач. до этого дня был пристав г. Пишпека Т. (бывший маркер, назначенный на эту должность ген. Фольбаумом), в этот день был назначен Путинцев. У Путинцева сидели инженеры: Васильев и Нефедов, когда явился кто-то и доложил, что привели 35 киргиз из Беловодска арестованных. Прочтя бумагу, Путинцев сообщил, что препровождено 138. Оказалось, что арестованные были избиты по дороге в Сукулуке и Челоказаках, причем в живых осталось лишь 35 человек. Получив распоряжение куда-нибудь их поместить, пришедший ушел. И вот в тот самый вечер часов в 10-11 на церковной площади этим киргизам приказано было лечь, и они были городовыми и дружинниками все перебиты штыками под музыку из сада, не употребивши ни одного патрона. (Свидетели д-р Цертович и инж Нефедов). Портной Штейнфель сообщил мне, что он был на дежурстве в качестве дружинника, пришел городовой и сказал: "смотри, чтобы никто не проходил, сейчас будем кончать киргиз". Другую партию пристав велел встретить за городом и там перебить, "чтобы не было шума". С площади трупы (говорят, были и полуживые трупы) были вывезены по распоряжению пристава в степь, "где берут глины" и там закопаны. Солдат, бывший в карауле, рассказал помощнику прис. нов. Рубинштейну, что у уездн. упр. били и нескольких уже там убили: что пристав велел их увести на площади дать им отдохнуть, а через полчаса приехал на площадь, спросил: "уже отдохнули?" и, получив утвердительный ответ, приказал вывезти трупы. Арык был запружен и кровь смыта.
Воинский нач. по этому поводу заявил, что об этой истории не надо говорить, так как придется установить версию, что они сделали попытку бежать. В тот же день 14-го в Беловодске вслед за арестованными явились киргизы с просьбами о том, чтобы арестованных освободили. На базаре было еще много любопытных. Образовалась толпа киргиз свыше 600 чел. Их окружили и ввели во двор вол. упр.
Вся эта толпа без одного выстрела была перебита палками, поленьями, топорами. Нагруженные трупами и полуживыми людьми телеги проезжали через полуживых с целью их прикончить. В этот же день дружинники бросились в близлежащие волости и подвергли их полному разграблению, убив многих киргиз, обнаруженных в юртах. В аресте этой толпы принимал участие пристав Грибановкий, который при избиении, согласно его заявлению, не присутствовал. Избивавшие лица известны, равно, как известно, что мещанин Полтавский участвовал в избиении в Пишпеке. Он заявил Цертовичу: "Надо было бы взять старые вилы, а то вчера новые вилы обломал об этих киргиз". Нетрудно установить и городовых, сопровождавших арестованных.
В районе Беловодска начались и со стороны киргиз кое-какие эксцессы. Повсюду начались грабежи. Из рапорта на имя воинского начальника производителя работ Лукашина видно, что 2 русских дружинника, вооруженных ружьями, явились в «мирную», еще не встревоженную волость и терроризуют население целой волости, отнимая имущество и угрожая смертью. Лукашин их обезоружил и выгнал. Толпа киргиз с ревом и плачем бросилась к нему, спрашивая, что они должны теперь делать?
Самсоновцы выезжали в степь, пригоняли скот, напр., 600 баранов, 20 коров (см. рапорты Денель и Копытовской). На Курдае архангельцы занимались тем же. Во дворе воинск. нач. были лошади, бараны и скот, отнятый у "неприятеля". Был арестован субьект, который обирал киргиз под какими-то видами, полицией почему-то невыясненными.
Вокруг Пишпека 16-18 были воздвигнуты баррикады, Строили баррикады почти исключительно туземцы (около 600 чел), русских было не более 5-8%.
Когда узбеки явились к воинскому начальнику, прося записать их в дружины, и послали верноподданническую телеграмму с просьбой разрешить им вернуться в дружины (на имя нач раб.), то жандармский полковник Косоротов стал подговаривать Лутина и купца Калинина послать телеграммы на имя нач. раб. от имени русского населения с просьбой не разрешать этого.
В Пишпеке оставшийся Путинцев был против "восстания", и беспорядков не было в 12 волостях, окружающих Пишпек, несмотря на то, что киргизы этих волостей в близких отношениях с киргизами, перебитыми в Беловодской волости.
Когда же Рышкевич в Токмаке получил известие, что он назначен руководить карательными действиями, то он снял фуражку, перекрестился и сказал: «Наконец мне дали поручение любимое, я же им покажу». Он сдержал свое обещание. 27-го он выехал из Пишпека в Ташкент. По пути все было спокойно и имело нормальный вид. В Мерке я был часов в 12 дня 28-го. Необходимо отметить несколько фактов, рисующих начало так наз. "восстания". Днем мужики с палками в руках загоняли свой скот, который никак не мог узнать хозяйских ворот.
Это явно был уже награбленный киргизский скот. По дороге из Мерке я встретил бегущих в горы киргиз с женами и скарбом. Далее встретили 3 солдат, только что отбивших у какого-то киргиза 3 верблюда, на которых они весело направлялись в Мерке. На первой станции (Луговое) у старосты станционного узнали, что сельский староста ударом кулака убил ямщика, стоявшего около станции. "Если бы я быстро не загнал остальных киргиз во двор, - сказал он, то и другие мужики последовали бы ему примеру" (возвращались со схода). В то время как мы ждали лошадей, один из солдат (их было на станции 3) помочился в лицо лежавшему ямщику-киргизу. Такие факты были повсюду прелюдией к массовому грабежу и вмешательству вооруженной силы, препятствующей бегству в горы.
По дороге от офицеров мы узнали, что ночью того же Дня " вспыхнуло восстание". Между прочим, в Мерке мы узнали, что все волости списки уже составили, за исключением 2 (Карагистанской и еще одной), где списки составляются. Из табели видно, что эти 2 волости должны были представить около 400 раб. По дороге из разговоров с встречными молодыми прапорщиками, полными энергии, мы имели право заключить в соответствии со всем уже пережитым, что «восстание» обеспечено. Киргизы будут убегать. В собравшиеся толпы будут стрелять. Через день они вооружатся, и тогда уже откроется полная основательность их «уничтожения» (термин этот стал официальным - см. объявление Писсаржевского).
Наряду с опасностями и серьезностью положения, описанного Писсаржевским, автомобили, реквизированные им для военных нужд в самый разгар военных действий, были употреблены; 3 автомобиля для доставки в Верный дочери губернатора, другой для поставки в Верный профессора-геолога, приехавшего для дачи заключения о возможности провести Верн, линию сточки зрения сейсмической безопасности. Шобдановцев (детей полковника милиции Шобдана), оказавшего большие услуги в покорении края, называет администрация главарями. Один из них, Саметдин, 8 августа был в управлении работ по орошению и просил у пом, нач. раб, Нефедова удостоверить список киргиз, занятых на работах уп-ния, как освобождаемых, согласно распоряжения ген-губен., от явки по реквизиции. Другой - Кемель: о нем известно, что он взял на свое попечение русских детей и женщин, оставшихся на лесопильном заводе в долине Кебина.
Кстати: интересная черточка. За несколько дней до событий Токмакский пристав Байгулов под страхом серьезного наказания требовал от киргиз, работавших на постройке орошения около Токмака, чтобы они работы оставили, разъясняя, что управление врет, что они будут освобождены от реквизиции, что на самом деле их собранных вместе прямо с работ возьмут и мобилизуют (см. рапорт Сыромятникова на имя нач. раб.) Этот же Байгулов еще до приезда Рымшевича был в районе Дж. Арык-Токмак. Что он там делал, неизвестно. Но он был с вооруженным отрядом.
Что увод лошадей не явился эксцессом исключительно против русских, видно из того, что лошади из табунов, принадлежащих туземцам, тоже были уведены (у Милушева, Енгалычева, Гали-Узбекова, Аминжанбаева). Лошадей захватывали, где бы и чьи бы не попадались для бегства от надвигающихся карательных отрядов.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Из всего вышеизложенного с необходимостью устанавливается следующее:
1. Киргизы систематически работой различных органов правительства, в том числе Перес. Управления, были совершенно обезземелены, хозяйство их разорено. Однако это обстоятельство не было непосредственной причиной восстания, так как наряду с этим процессом разрушения хозяйства шла работа по дезорганизации их общественности, достигшей таких размеров, что у них невозможно ни одно, самое узкое секретное собрание, никакая подготовка к восстанию и т.д. Малейшие попытки стали бы известны администрации через "своих" киргиз волости.
2. Причиной восстания не могли быть ни национальный, ни религиозный моменты, что мной было доказано на страницах 42-45 этого показания, ибо они значительно более слабо выражены, чем у узбеков, а среди них восстания не было.
3. Восстания против войны, как таковой, чем многим хотелось бы обьяснить этот "бунт", не могло быть в силу хотя бы низкого уровня политического развития киргиз, которые плохо даже знают, кто с кем воюет, и потому что они сами просили, чтобы их брали на тех же основаниях, что и русских.
4. Остается одно: восстание было результатом провокационной работы всей администрации, не исключая высшей (Ташкент и Семиречье), направленное к тому, чтобы вырезать киргизское население и очистить земли для дальнейшей колонизационной деятельности правительства. Нелепые и провокационные приказы, ложные разьяснения чинов администрации, натравливание русских поселенцев, организация из них отрядов, безнаказанность массовых убийств и бесчинств - все это было основание к массовому "уничтожению" киргиз. Действиями воинских отрядов и крестьянских дружин, вооруженных и организованных полицией, администрация края искусно расширяла район и остроту волнений, все более превращая киргизское население в неприятеля в глазах приходящих войск.
Ташкент, 3 сентября 1916 г.