Д. Уолкот 3
Д. Уолкот 2
3.
Будто наклонили фитиль Земли - и над ней
появилось пятно на стекле серого неба,
и пошел аккуратный дым с полей,
заполыхал октябрь в Нью -Хэмпшире: густо и немо
скошенные листья кружились в свисте кос,
и сумàх уже совсем не розовый,
и послышался скрежет кружащего сокола
над шелком асфальта, за пылающим озером,
над рыжим недвижным зеркалом леса,
над обгоревшей стернёй кукурузы высокой;
её иссохшие стебли, связанные вверху как вигвамы,
похожи на монахов-рыцарей, которым отпущены все грехи,
и вот идут они строем, строго и прямо,
а за ними белым посланцем тёмных стихий
лёгкая снежинка землю растревожить рада,
предтеча первого снега, ястребиным пером кружась;
это тяготенье к театру, эта пестрота, эта арлекинада -
что ж это, если не зрелище специально для нас?
Весь этот церемониал - ловушка календаря
с побелевшими вдруг придорожными гостиницами,
где прибита к дверям кукуруза -
«мементо мори» тыквы - ухмылка тыквенного фонаря ,
и острый запах синего дыма как лезвие узок,
аромат причащенья и разложенья в амбарах полных зерном,
вот-вот октябрьские хлопья тебя унесут в глубины
безмолвной страны. Темнота успевает сгуститься,
лампы листьев догорают над кучками пепла, а потом -
зима, где ты - восклицательный знак на белой странице…
4. День Благодаренья
Чудо: словно толпа капустниц белая -
первые снежинки над клёнами, над кустиками,
над Бруклайном, над Бостоном; фонари зажгут уже к четырём,
и все изумляются «неужели?»,
глядя как всё больше становится белых капустниц,
да, конечно : кончено с ноябрём.
Все удивлены: забыли, что ежегодно случается чудо.
И хоть янтарь короткого дня не сумел подпалить стволы -
никто и не помнил,
что буйное веселье мотыльковых снежинок было и нет,
что эта забытая радость - мгновенна,
что листья стали тусклыми и тёмными,
что ушло их сиянье, и осень скончалась в своём же огне.
У всех на языке стёртая, сказанная шёпотом
метафора о ледяной чистоте смерти, о седине…
Вот и снежинки стали золой; но пока сердце
ещё не улетело на юг,
под моим прощаньем - подпись твоего дыханья,
белые бабочки вьются, садятся тебе на волосы… А вдруг
они смогли бы обрадовать твои веки сомкнутые,
дрожащие, словно капустницы над дорогой на моём острове,
где о каждую чешуйку океана спотыкается солнце.
3.
Будто наклонили фитиль Земли - и над ней
появилось пятно на стекле серого неба,
и пошел аккуратный дым с полей,
заполыхал октябрь в Нью -Хэмпшире: густо и немо
скошенные листья кружились в свисте кос,
и сумàх уже совсем не розовый,
и послышался скрежет кружащего сокола
над шелком асфальта, за пылающим озером,
над рыжим недвижным зеркалом леса,
над обгоревшей стернёй кукурузы высокой;
её иссохшие стебли, связанные вверху как вигвамы,
похожи на монахов-рыцарей, которым отпущены все грехи,
и вот идут они строем, строго и прямо,
а за ними белым посланцем тёмных стихий
лёгкая снежинка землю растревожить рада,
предтеча первого снега, ястребиным пером кружась;
это тяготенье к театру, эта пестрота, эта арлекинада -
что ж это, если не зрелище специально для нас?
Весь этот церемониал - ловушка календаря
с побелевшими вдруг придорожными гостиницами,
где прибита к дверям кукуруза -
«мементо мори» тыквы - ухмылка тыквенного фонаря ,
и острый запах синего дыма как лезвие узок,
аромат причащенья и разложенья в амбарах полных зерном,
вот-вот октябрьские хлопья тебя унесут в глубины
безмолвной страны. Темнота успевает сгуститься,
лампы листьев догорают над кучками пепла, а потом -
зима, где ты - восклицательный знак на белой странице…
4. День Благодаренья
Чудо: словно толпа капустниц белая -
первые снежинки над клёнами, над кустиками,
над Бруклайном, над Бостоном; фонари зажгут уже к четырём,
и все изумляются «неужели?»,
глядя как всё больше становится белых капустниц,
да, конечно : кончено с ноябрём.
Все удивлены: забыли, что ежегодно случается чудо.
И хоть янтарь короткого дня не сумел подпалить стволы -
никто и не помнил,
что буйное веселье мотыльковых снежинок было и нет,
что эта забытая радость - мгновенна,
что листья стали тусклыми и тёмными,
что ушло их сиянье, и осень скончалась в своём же огне.
У всех на языке стёртая, сказанная шёпотом
метафора о ледяной чистоте смерти, о седине…
Вот и снежинки стали золой; но пока сердце
ещё не улетело на юг,
под моим прощаньем - подпись твоего дыханья,
белые бабочки вьются, садятся тебе на волосы… А вдруг
они смогли бы обрадовать твои веки сомкнутые,
дрожащие, словно капустницы над дорогой на моём острове,
где о каждую чешуйку океана спотыкается солнце.