Однажды во двор забежала чужая кошка, схватила маленького цыплёнка и потащила «во тёмные леса». Недолго думая, бабушка подхватила с земли камешек, крикнула «брысь», швырнула не целясь в кошку... и та упала замертво.
Случившаяся при этом событии мама (да и сама бабушка) обомлели от ужаса.
Особенно мама, чрезмерно жалостливая и милосердная ко всему живому.
- Мам! - вскрикнула моя мама, - ну что же ты наделала?
- Ой, Валя, да я же не хотела, я и не целилась вовсе, хотела только напугать её, чтобы она цыплёнка из зубов выпустила...
...При этих словах кошка поднялась как ни в чём не бывало (она просто упала в обморок от неожиданности - камешек же крохотный был!) и, выпустив цыплёнка из зубов ещё при падении «без чувств», сконфуженно удалилась куда-то в кусты.
И бабушка, и мама залились неудержимым хохотом: до кошки было по меньшей мере метров пятьдесят, если не больше, а бабушка умудрилась попасть ей точно в голову не целясь (и контузить хищницу, и спасти жизнь цыплёнку).
Событие настолько запомнилось, что превратилось в весёлую семейную легенду - и в аллегорию: точно таким же метким было бабушкино слово - бабушка попадала точно в лоб обидчику, не целясь и с очень дальнего расстояния.
Особенно если жертва бабушкиной меткости была хищником... который точно так же вскоре поднимался, отряхивался и уходил прочь вполне живым и невредимым - убийцей моя бабушка никогда не была (а наоборот, постоянно спасала жизни), она только лишала зверей их добычи.
Но большей частью юмор бабушкин был обращён на саму себя - или на нас, «чад и домочадцев».
...Ну вот несколько примеров (в дополнение ко всем моим предыдущим рассказам о бабушке).
Не помню, в каком году точно (но она ещё успела насладиться возвращённым зрением), примерно в начале, максимум середине 80-х бабушка рискнула сделать операцию (из-за катаракты на обоих глазах она катастрофически теряла зрение и очень боялась ослепнуть окончательно).
Приехала к нам в Сумы, мы определили её в районную больницу (долгие годы располагавшуюся в бывших конюшнях одной из усадеб известных «сахарных королей» - династии Харитоненко; сейчас это здание по нынешнему обыкновению определили в чьи-то цепкие руки), где были хорошие врачи.
Но конюшни форменные: ну то есть никаких излишеств в виде воды в палате - или столовой, да вообще без каких-то элементарных условий. В туалет (где был единственный кран с холодной водой) нужно было так высоко соступать, что зрячие спотыкались и падали, что уж говорить о прооперированных и без того полуслепых людях, а после операции и вовсе с повязками на глазах...
Конечно же, мы с мамой, сменяясь, в первые несколько дней были при бабушке неотлучно (там ещё нельзя было шевелиться даже и переворачиваться с боку на бок в первые сутки). Еду из буфета приносили прямо в палаты, и больные обедали и ужинали, сидя на кроватях.
Бабушка изредка ела и больничную пищу, несмотря на приносимые нами вкусности (я так думаю, просто не хотела выделяться из общей массы сопалатниц - выпячиваться она страсть как не любила).
В узком коридоре располагался и сестринский пост, и несколько кроватей больных, которым не хватило места в палатах. Там же постоянно курсировали (к единственному туалету и обратно) больные и их родственники, санитарки, старший медперсонал, буфетчица с тарелками; стоял чёрно-белый телевизор (или даже цветной уже «Электрон»?), висело радио, никогда не выключавшееся (точнее, выключавшееся в 12 ночи и включавшееся в 6 - по графику трансляции, а не по инициативе больничного «населения»)...
В общем, Кафка отдыхает.
Кто угодно бы раскис и закапризничал (будем помнить ещё, что глаза забинтованы, и, как говорится, «неизвестно»). Я видела, как упали духом и превратились в хнычущих маленьких детей несколько не старых ещё женщин, намного здоровее и моложе моей бабушки...
...Кто угодно, но только не бабушка Маруся, которая, ещё лёжа с повязкой на глазах, а тем более когда уже её «разбинтовали», сумела расположить к себе всех: от врачей до санитарок, не говоря уж «товарках по несчастью» и их родственниках.
Естественно, юмором, весёлым нравом и острым (но не разящим) словом!
Вот я прихожу вечером, сменив маму. В палате идёт влажная уборка - родственница кого-то из новопоступивших больных моет пол. Приходит буфетчица и приносит вечерний кефир и манную кашу...
Бабушка соглашается на эту трапезу, разделив принесённое мной домашнее блюдо между ближайшими соседками.
Через некоторое время она начинает волноваться и уговаривает меня ехать домой (а там очень мудрую систему придумали: «перво- и второсуточники», не отлучающиеся от родного человека ни на секунду, одновременно выполняют функции ночных сиделок при выздоравливающих больных - подать-принести что-то кому-нибудь из тех, кто уже лежит трое-четверо суток, - таким образом избавляя их родственников от необходимости сидеть ночь без сна - а ведь все же работают...). Ну и попутно, как я уже сказала, выполняют функции добровольных санитарок (всё-таки глаза; чистота - залог не просто здоровья, а сохранения зрения).
Ну, теперь вроде все «фоновые сведения» я вам сообщила.
Перехожу к сути.
Бабушка, мне:
- Тамася, ну иди уже домой, уже восемь часов! темно уже! (дело было зимой). А за меня не волнуйси (бабушка говорила «не волнуйси», «стои тут» вместо «стой», «окны», «полотенцы» - уже уча в институте старославянский и древнерусский языки, я нашла в бабушкиной речи «осколки» множества «реликтовых пород») - у меня тут есть и горничная (указывая на истово моющую пол родственницу новой пациентки), и кухарка (указывая второй рукой на буфетчицу).
Все радостно засмеялись, раздались восхищённые возгласы:
- Ну й Іванівна, скаже - як зав’яже...
Я поцеловала бабушку и с лёгким сердцем поехала домой - они все душу ей готовы были отдать, а не только какое-то там судно поднести...
Следующая сценка: вот наступил наконец торжественный день, когда бабушке разрешили подняться и выйти в коридор (где совсем уже выздоровевшие мужики ещё и козла забивали, стуча костяшками домино, - будто мало одновременно работающих телевизора, радио - и нестихающего людского гула, шарканья)...
Мы с мамой ведём бабушку «под белы ручки» - из палаты в коридор.
Бабушка выходит - на очках марлевые повязки (но уже не на глазах, то есть кое-что уже видно). Наверное, из-за белого марлевого мельтешения перед глазами бабушка, в ответ на одобрительное «о-о-о-о...» «козловых» (доминошных) мужиков, вдруг выдаёт:
- Вывели невесту в люди...
Мужики радостно:
- О, а у нас тут и женихов полно! Выбирайте любого!
Бабушка, притворно-жеманным тоном:
- Ну, мне... два!
Можете себе представить, какой у мужиков положительный «стреск» получился (бабушка говорила вместо «стресс получила» - «стреск получился у неё», - «онормаливая» по-змеиному шипящее иностранное слово).
Музыкальный киоск
Что вы там говорите - дождь у вас? ветер? глобальное похолодание? Да плевать! Я вам сейчас такую музычку поставлю, которая вмиг разгонит всю тоску-печаль и которую лично я бы назвала «Эх, пропадай, моя телега, все четыре колеса...».
Click to view
А поёт эту «дорожную» (потому что разухабистую) песенку, представьте себе, Manu Chao. День у меня сегодня такой - странный, потому что прогульный из-за лежащей админки - слава ей, «набольшей мурзе»...
А уж как эта музыка бабушкин «неубиенный» характер передаёт - несмотря на то что горя за жизнь она хлебнула с лихвой, испытав и бедность, и труд без роздыху, и большое потом хозяйство, и заботы о детях и внуках...
Вот моя любимая фотка: знавала я много людей, у которых, случись им поработать немного, надолго портилось настроение - и грохот стоял, и проклятия, и роняние предметов на кухне...
А бабушка моя стирает: ведь это воды с улицы в баню наноси, натопи-нагрей, руками в корыте постирай, руками в ведро слей, на улицу вынеси, принеси новой, выполощи, опять слей, во дворе на верёвке развесь - да на две семьи, да трое внуков (вот чем я ещё горжусь в своей жизни: из четверых внуков, точнее, внука и трёх внучек, бабушка не нянчила меня одну, у меня были разные няньки, и пусть мне было хуже - а бабушке моей какое-никакое, а облегчение...).
И посмотрите, с каким выражением на лице она это делает!..
Я бы в таких условиях опустилась бы, наверное, умываться бы забывала - а на бабушкиных похоронах подружки-соседки говорили, что запомнили её в белых, исключительно батистовых платочках и косынках....
Помню это хорошо и я: придя с огорода и умывшись, бабушка меняла косынку - доставала из шифоньера белоснежную, повязывала и садилась чай пить.
А это я примерно в тот «больничный» период:
Правда, музычка очень «вжизнирадостная» (так бабушка моя «этимологизировала» это слово)?..
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала
http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами или плагиаторами (что, в принципе, одно и то же).