Я тоже все помню.
До шепота минера-дембеля: «Денис, перекрывай гидравлику на отсек». Его шевелящиеся и седеющие на глазах последние, светлые, лысые волосы. Считанные дни до дембеля - гидравлика в отсек. Полный трюм. Жить охота, дом - вот он. Прошли три года.
До тумана в отсеке от воздуха высокого давления, всего 200кг. Когда давление, всегда туман. До криков и звуков ударов по лицу из трюма. Огромные, ошалевшие глаза трюмного полторашника, в последний момент схватившего трюмного карася за руку, предотвратившего взрыв детантера и спасшего жизни себе и окружающим.
До испуганного выражения лица трюмного годка из центрального отсека, когда он в первом отсеке столкнулся со сломанным верхнерубочным люком. Это смерть. Нет выхода наверх.
До локальных пожаров в соседних отсеках.
До не передаваемых ощущений при выходе ракеты из контейнера. Лодка дрожит как осиновый лист. С мест слетает все, что не принайтовлено. Грохот стоит как огромной палкой по ведру, одетому на голову. И глаза, полные страха. Не у всех, но все же.
Боевые тревоги и, слава богу, учебную борьбу за живучесть. Не подъемные пластыри и упоры, доски и клинья в тесном отсеке. На УТС, с поступлением воды под давлением в гидрокостюмах. Задраенные переборки. Человек на кремальере. ЛОХ, помпа, клапана, кингстоны, вентиляция. Все до автоматизма. С закрытыми глазами. В кромешной тьме. Не дай бог по-настоящему.
Выход через торпедный аппарат. Пронесло. Хватило погружения. Клаустрофобия.
Бортовая качка. Фигня, но лодка узкая. Состояния над и под ощущается только отсутствием качки, до определенной глубины.
Регенерация горит как сопло у межзвездного корабля. Не потушить. Водой нельзя. Горит еще сильней, только СО2. Контейнеры с ней взрываются как гранаты. Плавится металл. Не дай бог. Слава богу.
Шторм в базе у причала. Аврал на залетном БДК. Лодку качает. Ветер валит с ног. Ночь. Дождь. Срезать номер с трапа. Чтоб не унесло и не растерло между корпусом и причалом трап. По скользкому, узкому трапу без леера на пирс и обратно в секунду затишья. Не успел, не удержался, поскользнулся - за борт.
Швартовка в одно лицо. Один на пирсе, один на носу. На корме то же. Втроем.
Прямо по курсу пирс. Скорость. Стою на корпусе. В последний момент право руля. Сорванный шмат резины, вмятина на пирсе.
Прилив. Электрический кабель в воде. Подмыло стойки. Достаем из воды. Вкапываем стойки, ставим на место. Приходит береговой: «Какой отключать?». Ноги трясутся, речь не связная. 380 и ампер до фига.
Александр Покровский. "...Расстрелять"
Я ВСЕ ЕЩЕ ПОМНЮ...
Я все еще помню, что атомные лодки могут ходить под водой по сто
двадцать суток, могут и больше - лишь бы еды хватило, а если рефрижераторы
отказали, то сначала нужно есть одно только мясо - огромными кусками на
первое, второе и третье, предварительно замочив его на сутки в горчице, а
потом - консервы, из них можно долго продержаться, а затем в ход пойдут
крупы и сухари - дотянуть до берега можно, а потом можно прийти - сутки-двое
на погрузку - и опять уйти на столько же.
Я помню свой отсек и все то оборудование, что в нем расположено; закрою
глаза - вот оно передо мной стоит, и все остальные отсеки я тоже хорошо
помню. Могу даже мысленно по ним путешествовать. Помню, где и какие идут
трубопроводы, где расположены люки, лазы, выгородки, переборочные двери.
Знаю, сколько до них шагов, если зажмурившись, затаив дыхание, в дыму,
наощупь отправиться от одной переборочной двери до другой.
Я помню, как трещит корпус при срочном погружении и как он трещит,
когда лодка проваливается на глубину; когда она идет вниз камнем, тогда
невозможно открыть дверь боевого поста, потому что корпус сдавило на глубине
и дверь обжало по периметру. Такое может быть и при "заклинке больших
кормовых рулей на погружение". Тогда лодка устремляется носом вниз, и на
глубине может ее раздавить, тогда почти никто ничего не успевает сделать, а
в центральном кричат: "Пузырь в нос! Самый полный назад!" - и тот, кто не
удержался на ногах, летит головой в переборку вперемешку с ящиками зипа.
Я помню, что максимальный дифферент - 30 и как лодка при этом зависает,
и у всех глаза лезут на лоб и до аналов все мокрое, а в легких нет воздуха,
и тишина такая, что за бортом слышно, как переливается вода в легком
корпусе, а потом лодка вздрагивает и "отходит", и ты "отходишь" вместе с
лодкой, а внутри у тебя словно отпустила струна, и ноги уже не те - не
держат, и садишься на что-нибудь и сидишь - рукой не шевельнуть, а потом на
тебя нападает веселье, и ты смеешься, смеешься...
Я знаю, что через каждые полчаса вахтенный должен обойти отсек и
доложить в центральный; знаю, что если что-то стряслось, то нельзя из отсека
никуда бежать, надо остаться в нем, задраить переборочную дверь и бороться
за живучесть, а если это "что-то" в отсеке у соседей и они выскакивают к
тебе кто в чем, безумные, трясущиеся, то твоя святая обязанность - загнать
всех их обратно пинками, задраить дверь на кремальеру и закрыть ее на болт -
пусть воюют.
И еще я знаю, что лодки гибнут порой от копеечного возгорания, когда
чуть только полыхнуло, замешкались - и уже все горит, и из центрального дают
в отсек огнегаситель, да перепутали и не в тот отсек, и люди там травятся, а
в тот, где горит, дают воздух высокого давления, конечно же тоже по ошибке,
и давятся почему-то топливные цистерны, и полыхает уже, как в мартене, и
люди - надо же, живы еще - бегут, их уже не сдержать; и падает вокруг
что-то, падает, трещит, взрывается, рушится, сметается, и огненные вихри
несутся по подволоку, и человек, как соломинка, вспыхивает с треском, и вот
уже выгорели сальники какогонибудь размагничивающего устройства, и отсек
заполняется водой, и по трубопроводам вентиляции и еще черт его знает по
чему заполняется водой соседний отсек, а в центральном все еще дифферентуют
лодку, все дифферентуют и никак не могут отдифферентовать...