Письмо в вечность, мысленно написанное в ночь на 23 июля прошлого года
Мой добрый друг! Прости, что пишу тебе так запросто - даже не зная, куда писать, и не зная твоего имени. Но где найти твое имя среди этих камней? Хотя бы намек… Зато я нашел твой дом на розовом плато в каппадокийских горах и провел в нем прекрасный вечер! Спасибо за гостеприимство. Правда, за то время, что тебя там не было - это примерно веков семнадцать, полагаю? - там многое изменилось. Скала, что была справа от входа, совсем растаяла от дождей и солнца, и вползла в твоё жилище жёлтым языком крупного песка. Из-за этого при входе теперь приходится сильно пригибаться, хотя у дальней стены просторнее, можно стоять во весь рост. Но все равно, уверен, раньше пол был гораздо ниже. Очаг почти засыпан пылью и тем, что стихии оставляют от некрепкого камня. Ты-то строил свой дом в твердом вулканическом зубе, терпеливо выдалбливая просторную комнату… Хорошая работа - она стоит до сих пор почти нетронутой, но чего с тех пор не нанесло внутрь! И дверные косяки осыпались, вход стал трапециевидным. А в окно, похоже, долго лазили, подоконник сильно вытерт полукругом, словно кто-то вынул арочную раму и вставил её вверх ногами. Это ничего. Главное, окно по-прежнему смотрит на юг, к свету. А дверь - на запад, как ты и хотел. Холодный ветер с горы не залетит туда, а за день дом прогревается так, что на закате входишь внутрь, словно в остывающую печь.
Где ты теперь? Я очень хотел бы с тобой повидаться. Узнать, как ты жил, посидеть с тобой на обрыве, свесив ноги в ущелье.
Я пытался что-то понять про тебя, ощупывая и осматривая стены твоего дома со следами острого железа, с множеством ниш, полочек, углублений. Я пытался догадаться, где ты хранил зерно, где - посуду. Похоже, здесь родился твой первенец. Я почти слышал его плач и узнавал твою радость в торопливых зарубках, которое оставило на камне зубило - там, в западной стене, подальше от входа, где теплее, ты устроил нишу для колыбели.
А, в общем, эта площадка в скалах уже не так безопасна, как в былые времена. Два каменных пика, загораживавшие дом от нижнего мира, наполовину растаяли, и теперь свет очага мог бы разглядеть снизу, из долины, зоркий лучник.
Впрочем, зачем же я все это тебе рассказываю? Ты и сам, наверное, прекрасно все знаешь. Лучше скажи - не ты ли насадил первый виноградник на ровной площадке, вскрай обрыва? Под молодыми лозами видны остатки стволов такой толщины и древности, что, кажется, они должны помнить Ноя.
Мне, между прочим, открыли твой секрет, то есть секрет этих гор, который ты, знал, иначе не рискнул бы поселиться среди голых камней. Я про воду, естественно. Там, внизу, на дне ущелья, в песок вбита труба, можно повернуть кран и пить влагу, которая накопилась в недрах скал за зиму и весну. Мне рассказал об этом молодой человек, который долго смотрел на уходящее солнце, а потом посадил на осликов двух девушек из далекой страны и поспешил вернуться в деревню. Интересно, как добывал эту воду ты?
Но вот насекомые, которые теперь населяют твое жилище, - они показались мне совершенно невыносимыми. Большие черные жуки ползают по углам безо всякого смысла, а любимое их занятие - забраться в стенную дыру и ползать, ползать по кругу до головокружения, которого у них, очевидно, не бывает. Знаешь, они уже выскребли лапками несколько идеально ровных углублений. У нас бы сказали, что туда поместится банка с ваксой, - в общем, почти с кулак… А ещё чёрные муравьи, которые появляются ниоткуда, стоит лишь упасть на песок хлебной крошке. На человека они не посягают, но клочок шкурки от суджука могут грызть с таким скрежетом, словно отряд сверчков решил перепилить дубовую балку. Хотя, может быть, когда твой дом был обитаем людьми, всяких членистоногих там было меньше? Или ты просто научился не обращать на них внимания? Ты ведь, полагаю, не спал на земле, на одном горизонте с местной фауной. Наверняка у стены, под слоем песка, можно найти твое каменное ложе. Это ведь так важно - просто подняться немного выше, жить в иной сфере, так, чтобы меньшие братья не пробегали сквозь твою усталую голову по своим делам…. Впрочем, это я уже, кажется, отвлёкся.
Коротко сказать, я оказался не в состоянии выносить беспрерывный шелест лапок по стенам и углам. Для насекомых эта древняя комната была целой вселенной, и гулкое эхо носилось по ней, вырастая в моем прижатом к земле ухе до космических масштабов. В полусне звуки всегда кажутся громче, особенно если ты попал в муравьиную ойкумену и почти сам стал муравьем под громадным каменным куполом... Да, для человека это всегда самое важное - понять, к чему нужно прислушиваться, а к чему не нужно. Не к топоту насекомых, а дыханию крадущегося врага… Но тут нужен опыт.
Еще горела свеча, её треску вторил разогретый базальт, который слегка пощелкивал в углу. Пахло сухой травой и голубями. Наверное, такого света не было здесь очень долго, он воспринимался обитателями пещеры как нечто случайное и совершенно недостойное внимания - или же, напротив, как долгожданная вспышка сверхновой, осветившая орбиты и меридианы их бесцельных круговращений.
Итак, пришлось выбраться наружу, по-вашему, шёл десятый час ночи. С высокого плато за спиной дул вниз приятный ветерок. Планеты летели сквозь чёрную пустоту с такой скоростью, что их движение было заметно глазу. Луна слепила, и размытые дождями розовые скалы на авансцене казались уснувшими великанами в острых капюшонах. Меж них, в промоине, сияли далекие огни древней Корамы. Видел ли ты их когда-нибудь, о неизвестный друг и мой радушный хозяин? Или, может быть, ты поселился здесь, когда селения не было и в помине? Как хочется это знать!
А ещё дальше, почти на горизонте, где совсем недавно рыжее солнце спряталось за фиолетовую гору, поблескивала другая деревня. Или даже не одна…
Хотелось рассвета. Я сидел на жесткой траве небольшого холма, накинув на плечи одеяло - ветер всё свежел - и думал о том, как прекрасно жить на возвышении и всегда иметь возможность посмотреть на мир свысока, словно теперь тебе известно о нем чуть больше, чем тому, кто копошится внизу.
И вот, рассвет. Он пришел на тёмную равнину с криком муэдзина. Призыву тут же ответили в тон, из глухого далёка. Потом, с ветром, из-за гор, долетел еле различимый азан из дальней дали - может быть, из самой Ниссы. А я сидел и смотрел, как одна за другой пропадают цепочки огней внизу, словно из ночи выдёргивали полосы светлой канвы.
Без фонарей сразу становилось светлее. Появлялись цвета и тени, розовые скалы просыпались вслед за скалами белыми и жёлтыми, редкие деревья стряхивали сон. Но задолго до того, как первый луч солнца сверкнул в голубоватом воздухе и зажёг золотом громаду Ортохисара, снизу, с обширных полян, стали вырастать и подниматься огромные разноцветные шары. Можешь ли ты представить себе такое диво, добрый хозяин? Под каждым висела плетёнка с людьми, они тоже почти не спали ночью и теперь хотели увидеть окрестности с высоты полета какой-нибудь немудрёной птицы, которая не стремится в облака, а просто парит над ущельями и скалами, созерцая то, что ей кажется важным. Люди тоже хотели воспарить и посмотреть на мир сверху, хотя бы и недолго. Между прочим, это развлечение не всем по карману, причем, чем выше забираешься, тем дороже платишь. А мы-то с тобой, о почтеннейший, думали, что на нас сверху смотрят только ангелы и Тот, для Кого не важна глубина и высота… Впрочем, ты к Нему сейчас, наверное, ближе, чем самые сильные орлы.
Не забывай нас, а уж мы постараемся тебя не забыть.
PS Да, если это именно ты придавил ту ядовитую тварь, что бегала вокруг моей головы, то знай, что я тебе за это чрезвычайно благодарен.