(Выступление на Солженицынской конференции)
Библиотека-фонд "РУССКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ" (Москва)
Декабрь 2003 г.
Я не филолог и не богослов, поэтому не могу предложить результатов серьёзного научного исследования. В мои планы не входит анализ религиозного мира Александра Исаевича - того мира, который нам открыт в его жизни или проступает в его произведениях. Более того, я не готовился заранее и решил попросить слово лишь вчера утром. Мне показалось, что на этой конференции будет важно услышать ещё одно свидетельство нового поколения российских читателей, т.е. тех, кто начал читать книги Солженицына лишь в 1989 году, а то и позже.
Нашу конференцию открывал доклад Никиты Алексеевича Струве, который назывался "Явление Солженицына. Опыт синтеза". Мне захотелось откликнуться на этот доклад и посмотреть на "явление Солженицына" с другой стороны.
Александр СОЛЖЕНИЦЫН на Пинеге, июль 1969 г.
Фотография сделана и предоставлена Наталией СОЛЖЕНИЦЫНОЙ
Явление Солженицына - это реальность, которую, конечно, можно не замечать, но она от этого не перестает быть. В этом случае хуже для того, кто избегает с ней встречи. Эта реальность сложна, многогранна, противоречива и поэтому может по-разному оцениваться, но с ней можно и нужно вступать в диалог. Однако, чтобы вступать в диалог, нужно самому принадлежать реальному миру, покинуть мир фантазмов, прийти в себя, т.е. вернуться в реальную точку своего существования, иначе это будет разговор не по существу, а "вокруг да около". Поэтому я буду опираться на то, что хорошо знаю, а именно на материалы своей жизни и на жизнь моих друзей во Христе, т.е. на жизнь нашего небольшого церковного братства, которое существует десять лет на севере России и включает в себя человек семьдесят. Заранее прошу прощения за частое употребление слова "я", оно исчезнет лишь в самом конце. В данном случае это обусловлено самой действительностью - слишком долго "явление Солженицына" было "частным фактом моей биографии" и только теперь оно стало раскрываться для членов нашего братства.
Моя первая встреча со словом Александра Исаевича произошла летом 1989 года. В то время я, восемнадцатилетний молодой человек, находился в поисках духовной жизни и ещё не был до конца уверен в том, есть Бог или Его нет. Эта реальность то приоткрывалась мне, то закрывалась. Я склонялся к тому, что Бог есть, но нужен был пример конкретного человека, который показал бы мне веру "из дел своих". Спросить было не у кого. О Солженицыне я тогда ничего не знал, кроме того, что нам говорили на политинформациях, а именно, что "это человек с большим талантом, но возомнивший о себе, впавший в критиканство, обиды и высланный за это на Запад". Первый материал, который мне удалось прочитать, был опубликован в газете "За рубежом". Это была перепечатка одного "западного" интервью. Как только я к нему прикоснулся, так тут же почувствовал голос глубокой правды. Я уже не помню, спрашивали там Александра Исаевича о вере или нет, - это не важно. Его слово было исполнено веры в присутствие Божье в нашей жизни. Потом "Новый мир" и другие журналы начали печатать художественные произведения Солженицына. Я их читал с большой жаждой, потому что в них была пища и для ума и для сердца. Они питали мою веру и учили жить.
Осенью 1989 года я оказался в серьезном внутреннем конфликте с окружающей средой. На лекции в нашем педвузе преподаватель истории средних веков, пожилой человек, убежденный марксист и ленинец, с большим пафосом разоблачал христианскую церковь, "уничтожившую в своих инквизициях 15000 человек". Он говорил: "Вы только подумайте - 15000 человек!" А что мог думать я, если вчера я прочитал в "Архипелаге", что Советский Союз лишил жизни 66 миллионов человек в мирное время?! Этот случай стал последней каплей - я понял, что масштабы окружающей меня лжи превосходят мои силы, что я уже не могу различать - где правда, а где ложь.
И делаю вывод, нормальный для юноши-максималиста: я больше не верю ни одной советской книжке, ни одному советскому преподавателю и безоговорочно доверяю только Солженицыну. Его книги я читаю и перечитываю не только из любви к литературе, к его стилю, к его манере, но и в поисках ответа на вопрос: как жить дальше. Его тон - это тон Правды. Сила его слова раскрепощает меня и освобождает от глубинного страха. Так Солженицын становится моим "учителем жизни" на несколько лет.
Мысль о том, что нужно "жить не по лжи", сопровождает меня всюду, в том числе и тогда, когда я переступаю пороги храмов, и тогда, когда устраиваюсь на постоянную работу в церковь в качестве сторожа и дворника. Меня вдохновляет и удивляет жизнь "невидимок" - их опыт слаженной жизни в сотрудничестве и служении Правде и Истине. Я улавливаю в их опыте отголоски первохристианства, той общинно-братской жизни, которую ищу в церкви и никак не могу найти. Слово, образ, пример Солженицына побуждают меня не допускать праздности, особенно тогда, когда открываются язвы современного церковного общества. Солженицын показывает, что "и один в поле воин", поэтому не нужно дожидаться, что кто-то другой будет решать проблемы твоей и окружающей тебя жизни.
Став в 1993 году, в возрасте 21-го года (такое тогда было возможно) священником и настоятелем сельского прихода, я с ужасом вижу, что ложь в невероятных масштабах проникает в церковную ограду. Советские люди без покаяния и без малейшей веры во Христа толпами принимают крещение. Я понимаю, что Крещение - это таинство Возрождения человека, Таинство его вступления в новозаветный народ Божий - профанируется, оно ни к чему не ведет. Люди толпами приходят в храм ради совершения крещения и такими же толпами выходят из храма, так и не успевая войти в Церковь с большой буквы, даже не подозревая о Ее существовании. А те немногие, что остаются, несут в себе весь букет советских болезней: хамства, подлости, готовности принимать за веру новую идеологию и решительно оттесняют то старое поколение церковных людей, которые сознательно и ответственно вошли в церковь в годы советского времени, но чьи силы уже успели оскудеть к переходному периоду. Здесь я должен оговориться, что не подвергаю критике саму Церковь с большой буквы, а говорю только о каких-то проявлениях церковного общества, с которыми мне реально приходилось сталкиваться. В общем, я вижу, что совершается ложь, - создается мнимая реальность из этих мнимых крещений, которые ни к чему не ведут, создается "многомиллионная церковь", которой на самом деле нет и быть не может. Но я не знаю, что делать.
Все лето 1993 года я крещу людей "по первому требованию". "Все делают так, а что я могу в одиночку?". И вдруг осенью меня обжигает: ведь отказаться от такого "крещения", это и значит сегодня - жить не по лжи на том месте, где поставил тебя Господь! Эта ситуация требует не только раскаяния - публичного признания в неправедной жизни, но и глубокого покаяния, т.е. усилия по исправлению жизни, исправлению ситуации, конечно, без осуждения других.
И это совершается. При нашем храме начинается оглашение, т.е. целостное и последовательное научение людей основам христианской веры и жизни. Плодом этого покаяния является то самое братство, которое я упомянул в начале. Можно сказать, что эта ситуация лета-осени 1993 года стала первым отголоском явления Солженицына в моей церковной жизни.
Тем не менее, логика христианской жизни приводит к тому, что образ Александра Исаевича в моей памяти и сознании должен сильно потесниться и уступить место Христу - единственному Учителю жизни всякого христианина. Наверное, типологически это похоже на то, что пережил отец Сергий Булгаков в двух встречах с Сикстинской Мадонной. Первая встреча вдохновила его на возвращение ко Христу и в Церковь, а вторая (когда он уже был в Церкви) вызвала разочарование. Видимо, это диалектика духовной жизни. С одной стороны, все приходят к Вере посредством кого-то (или чего-то): людей, произведений искусства. С другой стороны, все посредники могут наделяться атрибутами божественности и превращаться в кумира или идола, от которых рано или поздно приходится освобождаться. Разумеется, Александр Исаевич не виноват в том, что стал не только моим заочным учителем, но и кумиром, так же, как не виновата в этом Сикстинская Мадонна. Это неизбежные этапы духовной жизни…
На несколько лет я теряю из вида этого человека: писателя, мыслителя, общественного деятеля, вспоминаю лишь иногда. Например, радуюсь его слову на Рождественских чтениях 1996 года, где он очень точно и справедливо говорит о недостатках современной церковной жизни в России и делает конкретные предложения по её исправлению (предлагает аккуратную и бережную русификацию богослужебного языка и призывает духовенство к большей открытости). Иногда я читаю его книги, но уже не выискиваю ответов на все жизненные вопросы, скорее вникаю в особенности языка, мысли. И вообще это становится частным делом моей жизни.
Однако, весной 1998 года откуда-то из глубины поднимается вопрос: "А всё-таки, Солженицын - это пройденный этап? Неужели его весть потеряла свою актуальность для православных христиан нашего времени?"
Не то, чтобы я мучился этим вопросом, но иногда он возникал. Особенно когда в церковном обществе то тут то там мелькали уродливые советские черты. В какой-то момент до меня стало доходить, что "невидимки", которыми я так восхищался в 1991-м году, так и остались "невидимками", их не видно ни в обществе, ни в церкви. Везде и всюду задают тон совсем другие люди, - исполненные комсомольского задора и твёрдой веры в собственную непогрешимость и всесильную власть капитала.
На этом фоне вопрошаний и размышлений о путях российского общества как внутри церкви, так и за её пределами, происходит моя первая встреча с директором издательства "YMCA-PRESS" Никитой Алексеевичем Струве. Сначала я даже не понял, что в этом общении есть что-то особенное (настолько оно было скромным и простым), и лишь позднее до меня дошло, что это был Божий ответ на все мои переживания того времени. Мне стало ясно, что "невидимки" никуда не ушли, они живы и продолжают вдохновенно трудиться над подлинным возрождением России и Русской церкви.
Четыре дня общения с проф. Струве на архангельской земле превращаются в одни из самых счастливых дней моей жизни. Главный Виновник всех подлинных встреч - Создатель, - воспользовался этим общением, чтобы существенно поправить траекторию моего пути. С новой силой оживает имя Солженицына и близких ему людей, с новой силой просыпается интерес к его творчеству, как и к творчеству русской эмиграции и нашей второй культуры - культуры Самиздата.
После отъезда Никиты Алексеевича я решаюсь сделать шаг к церковной рецепции творчества Солженицына. И предлагаю своим братьям и сёстрам во Христе прочитать разные книги Александра Исаевича и провести читательскую конференцию по теме "Творчество Александра Солженицына и его значение для церковной жизни в современной России". И тут я наталкиваюсь на неоднозначную реакцию. Кто-то загорается таким желанием, а кто-то честно и открыто говорит, что не собирается этого делать, так как не считает его серьёзным писателем и вообще, - "психика этого не вмещает". Как бы то ни было, с грехом пополам, но 28 февраля 1999 года эта конференция состоялась, и она показала, что между явлением Солженицына и новым поколением христиан существует довольно большая дистанция, но путь к её сокращению возможен.
Проходит два года, я читаю и перечитываю книги Александра Исаевича. Не могу освободиться от двойственного чувства: с одной стороны, душа просит его слова, с другой стороны, тональность моей духовной жизни не совпадает с тональностью его творчества, чтение переходит в испытание. Вместе с тем отмечаю, что его слово по-прежнему влияет на меня, - изгоняет внутренний страх, проводит сквозь различные формы жизненной мишуры к реальности, влияет на слог и стиль.
В марте 2001 года в "Русском пути" на конференции, посвящённой о. Сергию Булгакову, я знакомлюсь с О.А. Седаковой и приглашаю её посетить Архангельск. Она принимает приглашение и дважды посещает наше братство. Среди прочего мы ведём диалоги о Солженицыне и о его явлении. И вдруг я понимаю, что Ольга Александровна тоже из породы "невидимок". Нет, не о ней писал Александр Исаевич, но она тоже из тех, кого в упор не видит современное общество - себе на беду. Разговаривая с Ольгой Александровной, я говорю ей о роли Солженицына в моей жизни и спрашиваю, не знакома ли она с профессором Женевского университета Жоржем Нива, который написал, прекрасную книгу об Александре Исаевиче? Она отвечает утвердительно, и я прошу передать ему моё приглашение приехать в Архангельск. Я очень надеюсь, что свидетельство Жоржа Нива послужит сближению солженицынского слова и архангельской общественности.
Весной 2002 года выходит книга, посвящённая визиту проф. Н.А. Струве в Архангельск. Это запоздалая попытка рассказать жителям Архангельского севера о духовном и культурном событии, происшедшем в сентябре 1998 года. Встречи с Никитой Алексеевичем Струве, как и с Ольгой Александровной Седаковой, к сожалению, были малозаметны для широких кругов общественности. Для этого было несколько причин: отсутствие опыта по организации таких встреч, сильное разрушение культурной среды, низкая осведомлённость о наших гостях, плохой социально-экономический фон (Никита Алексеевич выступал в Архангельске через месяц после финансового обвала 1998 года). Конечно, те, кто смогли побывать на этих встречах, назвали их настоящим событием в своей жизни, но таких людей было очень мало. На книгу ""YMCA-PRESS" в Архангельске" возлагалась большая надежда по исправлению этой ситуации, и, нужно сказать, что удалось что-то изменить к лучшему.
В марте 2003 года в Архангельск приехал Жорж Нива. На его выступление в Областную библиотеку, которое тоже имело прямое отношение к Солженицыну (оно называлось "Встречи с Пастернаком, Солженицыным и другими творцами русской культуры") собралось около 200 человек. Журналисты недоумевали и рассказывали об этом так:
"Могло показаться, что встреча с Жоржем Нива привлечет десяток преподавателей Поморского университета, десяток литераторов, да десятка два-три студентов. Однако зал был не просто полон - переполнен. В библиотеку Добролюбова пришло множество архангелогородцев разного возраста и профессий, в очередной раз, подтвердив то особое место, которое подлинная культура, и все, что с ней связано, занимает в русской северной душе".
Конечно, эти 200 человек собрались не сами по себе, - это был плод братских усилий и анализ неудач 1998 года и 2001 года, а также заинтересованное участие самой библиотеки.
В августе нынешнего года наше братство совершало паломничество по Финляндии, знакомясь с жизнь Финской Православной Церкви. И счастливым образом удалось устроить встречу братства с Ириной Емельяновной Мейке - лечащим врачом Александра Исаевича (все присутствующие знают её как Вегу из "Ракового корпуса"). Братство смогло услышать слово свидетеля, который говорил об Александре Исаевиче как о человеке думающем, переживающем за других людей. Готовясь к этой встрече, мы много говорили о том, что образ Солженицына в расхожем сознании воспринимается как образ холодной глыбы, совершенно равнодушной и безучастной к тем, кто его окружает. Встречи с Н.А. Струве, Ж. Нива, И.Е. Мейке разрушают этот стереотип. Я уж не говорю о том, что встреча с настоящим свидетелем всегда даёт прикосновение к нерву истории. И, наконец, забавный эпизод из жизни Александра Исаевича, о котором нам поведала Ирина Емельяновна. В раковом корпусе Ташкента никто не мог предположить, что среди них находится человек, который потом станет одним из великих писателей XX века. Из всех больных Солженицын выделялся своей молчаливостью и тем, что всё время что-то записывал. Донцова-Дунаева с беспокойством поговаривала: "он ещё на нас напишет…"
В марте этого года наше братство с радостью узнало, что Солженицынская премия будет вручена двум замечательным людям: Ю.М. Кублановскому и большому другу братства О.А. Седаковой.
В ноябре Ольга Александровна снова приехала в Архангельск, но в этот раз её приезд предваряла выставка (та же, что была в "Русском пути" в день вручения премии). А сама встреча с лауреатом Солженицынской премии и одной из "невидимок" (в широком понимании этого слова) началась с чтения письма Наталии Дмитриевны Солженицыной, обращённого к общественности Архангельска.
"С радостью следим мы за становлением у вас традиции встреч с замечательными людьми - теми, чья жизнь и работа в гнетущие десятилетия обеспечивала, ткала непрерывность культурного самосознания России. Среди ваших гостей были и близкие нам люди, друзья наших изгнаннических лет - Никита Алексеевич Струве, четверть века возглавляющий парижское издательство ИМКА-пресс и журнал “Вестник РХД”, Жорж Нива, яркий европейский славист, Дмитрий Поспеловский, известный историк русской церкви ХХ века…"
Встреча этого года выгодно отличалась от встреч предыдущих лет. Газета "Правда Северо-Запада" писала о ней так:
"Будто затрубил невидимый трубач, и вдруг откуда-то из своей повседневности, деловой и бытовой замотанности вышли люди. Сколько их? Да целый полный актовый зал в Добролюбовской библиотеке. Именно он вместил в себя всех, кто хотел послушать стихи гостьи нашего города поэта Ольги Седаковой, которая, напомним, приехала по благословению владыки Тихона и по совместному приглашению областной библиотеки и Заостровского прихода.
Когда показывают хронику, на которой запечатлены очень хорошие лица, слушающие поэзию в шестидесятых-семидесятых, невольно возникает мысль: а где эти люди сейчас? Если не они, то их наследники, преемники? Неужели все это было напрасно? Нет, ничего не бывает напрасно. И та традиция, которая была заложена во времена недолгой оттепели и такого, казалось, бесконечно тянувшегося застоя, не просто продолжается сейчас. Она обрела новые черты, новую направленность. И стала уже традицией нашего времени.
И вот снова в зале лица с тем самым почти забытым выражением. Они никуда не делись, и поверка показала - их немало. Только поводов для встреч не так уж и много. Может быть, поэтому после окончания запланированной части вечера, когда Ольга Александровна читала стихи и отвечала на вопросы, началось неформальное общение. И не только с гостьей, люди просто разговаривали друг с другом. Такой повод встретиться... " ("Правда Северо-запада", 26 ноября 2003 г.).
Заканчивая своё затянувшееся выступление, я хотел бы сказать, что само наше братство в определенном смысле является отголоском явления Солженицына. Это братство воспринимает, реципиирует творчество Александра Исаевича не тем, что хочет превратиться в клуб его почитателей, а тем, что хочет жить не по лжи, т.е. хочет жить в настоящей реальности, где миражи теряют свою власть над людьми. Это братство хочет посильно выявлять невидимый мир настоящей жизни и культуры, которая пока ещё сокрыта от множества наших современников.
Мы все помним удивительные слова А.А. Ахматовой о Солженицыне: "мы и забыли, что такие люди бывают". Эти слова сохраняют свою актуальность и сейчас. Они справедливы не только по отношению к Александру Исаевичу, но и ко многим людям причастным к "явлению Солженицына".
Свящ. Иоанн Привалов