Романтика как состав преступления

Feb 21, 2004 16:09

«Кандидатам в настоящие люди» продолжают выносить приговоры.

В Московском областном суде по-прежнему работает непрерывный конвейер по рассмотрению уголовных дел в отношении членов общественного объединения под необычным названием: «Братство кандидатов в настоящие люди - Поэтизированное объединение разработки Теории счастья имени Геннадия Сергеева» (БКНЛ «ПОРТОС»). 24 февраля суд приступает к делу Владимира Беланенко и Алексея Меркулова, которых милиция разыскала и арестовала чуть менее года назад.

В начале этого месяца было вынесено постановление в отношении духовного лидера портосовцев - Юрия Давыдова: его признали невменямым и направили на принудительное лечение в «спецпсихушку». С ним заодно суд направил на принудительное лечение, но уже в обычную «психушку», его соратника - Евгения Привалова. Самый же первый и суровый приговор был вынесен ещё летом 2002 года: Ирину Дергузову приговорили к восьми, а Татьяну Ломакину - к шести годам лишения свободы (правда, позднее Верховный Суд РФ им сроки «скостил»: до пяти и четырёх с половиной лет соответственно). Изрядное число других «портосовцев» числятся в розыске.

Строго говоря, судят конкретных людей, но фактически перед судом предстаёт сама организация: её идеология и деятельность. По версии государственного обвинения, эта деятельность должна трактоваться сквозь призму уголовного закона как:

- «организация объединения, посягающего на личность и права граждан» (ч. 1, ст. 239 УК РФ, что карается лишением свободы на срок до трёх лет;

- участие в таком объединении (ч. 2, ст. 239) - до двух лет;

- «организация незаконного вооружённого формирования» (ч. 1, ст. 208) - до семи лет;

- участие в нём (ч. 2, ст. 208) - до пяти лет;

- «истязание» при отягчающих вину обстоятельствах (ч. 2, ст. 117) - до семи лет;

- «угроза убийством» (ст. 119) - до двух лет;

- «незаконное лишение свободы» при отягчающих вину обстоятельствах (ч. 3, ст. 127) - до восьми лет.

Итак, неслабый букет из пяти статей уголовного кодекса: если суммировать сроки, то мало не покажется. Теперь обратимся к фактам.

Опороченные поркой

7 декабря 2000 года, примерно в час дня, на «базу» в посёлке Машково Люберецкого района Московской области, где у «ПОРТОСа» было нечто вроде производственной коммуны, прибыл РУБОП. Были задержаны те, кого рубоповцы сочли вожаками, а также группа подростков из неблагополучных украинских семей, с согласия родителей проживавших в этой коммуне. У подростков обнаружили на ягодицах следы порки и «оформили» их в качестве потерпевших. Кроме того, на базе нашли восемь охотничьих ружей, два газовых пистолета, двадцать пневматических винтовок, камуфляжную форму. Вроде бы, все признаки преступной деятельности налицо.

Но только в суде все потерпевшие, ныне уже совершеннолетние юноши и девушки, один за другим упорно отказываются от своих показаний, данных в ходе предварительного следствия, объявляют, что потерпевшими себя не считают и просят оправдать портосовцев, так как те «ничего плохого не делали». Например, Николай Акимов и Владимир Хакимов утверждают, что телесным наказаниям их подвергли всего пару раз от силы - за курение. При этом они, дескать, сами выбрали себе порку в качестве наказания - как альтернативу отправке домой (некоторых за проступки постигла такая участь).

Били друг друга сами поочередно - около пяти ударов верёвкой по ягодицам. В остальном их жизнь выглядела просто райской: десятичасовой сон (включая два часа днём), сытное шестиразовое питание, учёба в местной вечерней школе, занятия спортом, обучение рабочим специальностям, посильная добровольная помощь взрослым на производстве и быту, просмотр и обсуждение советских киношедевров и т. д. Под жёстким запретом для всех, кто находился на территории базы в Машково, как для взрослых, так и для подростков, были наркотики, алкоголь, курение и сквернословие. Одним словом, всё это очень напоминало обычный советский пионерлагерь. Лишь с той, пожалуй, особенностью, что здесь особенно ревностно относились к здоровому образу жизни.

Разумеется, территория базы была огорожена, а ворота запирались на замок. Ведь здесь же велась и производственная деятельность, следовательно, хранились материальные ценности. Портосовцы зарегистрировали коммерческое предприятие: «Фонд помощи инвалидам, ветеранам и пенсионерам». В рамках деятельности этого предприятия оптом закупали сахар, муку, крупу, фасовали эти продукты, а затем на грузовиках развозили их по Москве и Московской области. По словам портосовцев, местные жители не раз совершали кражи, поэтому требовалась охрана имущества. Но подростки, согласно их заявлениям в суде, имели право свободно выходить за территорию. Например, Акимов заявил в суде, что у него был даже ключ от ворот.

Из школы же они не раз возращались самостоятельно. Правда, судья Светлана Старцева отметила, что при этом они были без документов и с минимальной суммой денег, следовательно, не могли купить железнодорожный билет и вернуться к себе на Украину. Дескать, в этом состояла их несвобода. Впрочем, подросткам случалось ездить домой с помощью портосовцев, а затем возвращаться. Непосредственно перед акцией РУБОПа ребята собирались съездить к родным на каникулы - им уже были куплены билеты на 5 января.

Никто не отрицает, что подростки присоединились к ПОРТОСу добровольно и с официального согласия родителей, некоторые из которых жили и работали в той же коммуне. Евгения Хакимова, мать Володи Хакимова, выступила в суде и сказала, что довольна тем, как портосовцы учили и воспитывали её сына, что благодаря им он научился разбираться в технике, доить корову и т. д. Что же касается телесных наказаний, то она призналась, что и сама порой «за дело, без злости» наказывала сына: «Ведь и нас так воспитывали».

После таких заявлений потерпевших представитель государственного обвинения зачитала показания, которые они давали на предварительном следствии. Трудно представить себе более разительный контраст. Из материалов уголовного дела следовало, что подростков регулярно избивали всей коммуной, нанося им по пятьсот и более ударов плетью, оскорбляли, запрещали писать и звонить домой, заставляли работать много часов без сна и отдыха, требовали передвигаться по территории исключительно бегом и т. д. Совместить эти версии невозможно. Суду оставалось поверить только в одну из них. И суд, сначала позапрошлым летом, когда судили Дергузову и Ломакину, а затем этой зимой, вынося решение по делу Давыдова и Привалова, принимал на веру версию следствия.

Автор этих строк беседовал с потерпевшими Акимовым и Хакимовым. Оба сказали, что главным стимулом присоединиться к ПОРТОСу для них было желание бесплатно получить в Москве высшее образование. ПОРТОС всемерно поощрял получение новых знаний. В интервью они заявили, что за курение им было нанесено по пятнадцать ударов верёвкой. Это не пять, о которых они говорили в суде, но и далеко не пятьсот. Акимов был бы рад вернуться в ПОРТОС, Хакимов в этом не уверен. Вообще ощущалось, что ребята немного недоговаривают и стараются выгородить своих старших товарищей. Например, они уверяют, что сами наносили удары друг другу, а взрослые их не били, тогда как портосовцы не отрицают, что и они лично порой осуществляли телесные наказания. Например, Ирина Дергузова призналась, что наказывала 17-летнюю Ольгу Изотову, когда та попалась на краже.

Итак, истина, как водится, где-то посредине. Впрочем, не строго посредине, конечно. Ребята немного темнят, пытаясь выгородить портосовцев. Но весьма примечательно то, что у них есть такое желание, притом ярко выраженное. Судье Старцевой, например, пришлось специально напомнить потерпевшей Наталье Шако, что она представляет противоположную сторону, когда девушка, которой в очередной раз был задан вопрос процессуального характера, ответила: «Я присоединяюсь к мнению адвокатов».

Трогательные письма, которые шлют «потерпевшие» своим старшим товарищам в места не столь отдалённые, говорят очень о многом. Орфография и прочее, разумеется, аутентичные.
Привет Юра! Это пишу тебе я, Колька Акимов у меня все хорошо учусь в школе в 11 классе конечно учюсь плоховато но серавно пойдет. Приезжал с мамой на суд в Москву вас с Женей, Ирой, и Таней защищать. Хакимов Вовка сейчас так и курит и сквернословит и выпивает, говорили, что его каждый день в Лисичанске пьяным видим. Я конечно покурюю иногда но зато я не пью и не сквернасловлю. Пишу иногда поэзию ну писать так больше нечего буду заканчивать Пока! Юра если увидиш Женю Привалова передавай от меня большой прибольшой привет. И не переживайте там все будет нормально в обиду вас всех недадим.
И на нашей улице будет ПРАЗДНИК!
Колька Акимов 5 апреля 2002г.
Здравствуй Ира ты слышала как я выступал на суду посмеялисьот душы но тебе попалась судья пративная но я поставил ее а место что она не была довольная что я пошол за вас. Постуил в ПТУ № 98 на каменчика плотника мастер хвалит меня что я веду хорошо не как другие.
У нашейгрупе 8 человек судимых, много прогуливают человек . Степндию платят по 34 гривни что мене хватает только покататья на автобусе до ПТУ №98. Стати я бросил пить с этм я завязал но я еще покуреваю но скоро буду брасать это занятие. Передавай привет Тани. Ира когда выдете то напишите мне письмо чем оно закончилось.
Я написал 9 апреля 2002г. Вовка Хакимов.
Здравствуй Юра!!! Недавно я был на суде. Знаешь Юра, Колька Акимов очень хочет вернуться в ПОРТОС. Не знаю, получится у него это или нет, но он говорит что так хочет вернуться в ПОРТОС, что даже бросит курить и сквернословить. Юра я жду когда тебя освободят. Организовуй там порядок в тюрьме, пишите там поэзию. В общем не унывай все будет хорошо, если правильно организовать. Надеюсь, что скоро увидимся!!!!
Юра, я жду с нетерпением когда вас всех освободят из тюрьмы.
Лукьянов Дима 7 апреля 2002г.
Конечно, и в тоталитарных сектах рядовые члены, как правило, не считают себя жертвами своих «гуру». Но тут нечто совершенно иное. Подростки обращаются к 49-летнему Юрию Давыдову на «ты» и называют «Юра», а вовсе не «игемон» или ещё что-нибудь в этом роде, ободряют, дают советы, то есть отношения вполне товарищеские, чтобы не сказать панибратские - ни тени не то что запуганности, но даже благоговения перед воспитателями. Все мы воспитаны по достаточно авторитарной педагогической методике. Разве так бы мы обращались в отрочестве к своим учителям или даже пионервожатым?

Почему же в ходе предварительного следствия подростки давали совершенно другие показания? Акимов и Хакимов сообщили автору этих строк, что в декабре 2000 года их трое суток продержали в помещении РУБОПа. То есть не в каком-то специальном учреждении, а прямо в служебном кабинете. Спали в креслах, питались консервами, доставленными с портосовской базы. Согласитесь, что фактический арест потерпевшего - это нечто, не вписывающееся ни в какие нормы права.

Потерпевшая Наталья Шако в суде заявила, что следователь её запугал: «Говорил, что посадят бабушку за то, что она отпустила меня в Москву». Надо сказать, что и судья на Шако явно давила. Была прочитана вслух характеристика, в которой отмечалось, что отец потерпевшей сидит в тюрьме, мать пьянствует и о дочери не заботится, а сама Наталья Шако «лживая, неискренняя», недружелюбна с соседями. «Итак, здесь сказано, что вы лживы и неискренни. Когда же вы говорили правду: на следствии или сейчас?», - задала ей вопрос судья Светлана Страцева. Девушка чуть не расплакалась, но продолжала данные предварительного следствия отрицать.

Тем не менее, можно предположить, что телесные наказания всё-таки были обычной практикой для ПОРТОСа. Что-то вроде нравов казачьих объединений. Допустимо ли это в современном обществе? Едва ли, хотя порка до сих пор существует, например, в государственных школах многих штатов США. Однако в случае с ПОРТОСом вопрос в другом. Справедливо ли регулярное применение таких «воспитательных методов» квалифицировать как «истязание» - тяжкое преступление, наказуемое лишением свободы на срок от трёх до семи лет?

Думается, что абсурдно так ставить вопрос, если ни сами «истязаемые» подростки, ни их родители претензий к «истязателям» не имеют. Отсутствие таких претезий вытекает не только из их недвусмысленных показаний в суде, но и просто из соображений здравого смысла. Можете ли вы себе представить, чтобы лишённый свободы и истязаемый подросток, оказавшись в вечерней школе, не пожаловался, например, учителям или хотя бы одноклассникам?! В конце концов, не попытался удрать при первой подвернувшейся возможности, пусть даже забравшись «зайцем» в вагон? Не похожи на таких уж тихонь и паинек эти подростки из неблагополучных семей.

Однако существующая правововая система (и далеко не только в нашей стране), увы, предполагает, что чиновникам виднее, как нужно воспитывать несовершеннолетних. Виднее не только чем воспитателям-общественникам, но и чем родителям, а так же самим воспитуемым.

К оружью, граждане?

Самая тревожная сторона дела состоит в применении к ПОРТОСу статьи 208 УК РФ: «организация незаконного вооружённого формирования и участие в нём». Эта норма уголовного закона принималась в совершенно определённых политических условиях и была направлена на то, чтобы не допустить повторения казуса Джохара Дудаева, создавшего в Чечне в начале 90-х собственную армию. Но, кажется, в деле ПОРТОСа впервые в нашей стране применена на практике. Притом, как мы видим, отнюдь не против вооружённых сепаратистов или иных политических экстремистов.

И напрасно портосовцы в своих показаниях на суде разъясняли, что оружие им требовалось для самозащиты и охраны своего имущества, так как им случалось становиться жертвами нападений, а имущество то и дело расхищалось. Напрасно рассказывали они о том, что нанять ЧОП им было не по карману, так как, например, «Альфа-безопасность» предлагала свои охранные услуги по цене пять долларов в час. В итоге этой фирме платили по полторы тысячи долларов в месяц только за консультирование. И не имело значения то, что ПОРТОС взял себе имя офицера «Альфы», погибшего при выполнении служебных обязанностей. Дружба дружбой, а товарно-денежных отношений никто не отменял.

Всё это красноречие было напрасным, ибо, следует подчеркнуть, что по мысли законодателя «незаконное вооружённое формирование» создаётся вовсе не с целью совершать нападения на граждан или организации. Подобное деяние квалифицировалось бы по статье 209 как «бандитизм». Незаконное вооружённое формирование - это вовсе не банда, оно вообще не преследует каких-либо преступных целей, поскольку рядом есть статья 210 - «организация преступного сообщества».

Иными словами, незаконное вооружённое формирование создаётся для совершенно не преступных целей, и вся вина его организаторов, а также участников состоит в том, что такое формирование «не предусмотрено федеральным законом». Если граждане утрачивают веру в то, что государство их защитит, и пытаются организованно защитить себя сами, их действия подпадают под статью 208 УК РФ. Юридически суть дела не меняется от того, что эти незаконные вооружённые формирования в обществе часто называют по-другому - «отрядами самообороны». За организацию такого отряда и руководство им полагается до семи лет лишения свободы, за участие в нём - до пяти лет.

В декабре прошлого года президент РФ Владимир Путин общался с гражданами в прямом телеэфире первого и второго каналов. Когда был установлен телемост с селом Новая деревня Ставропольского края, житель этого села Сергей Проценко обратился к президенту России с ходатайством: «У нас действует отряд самообороны, а правового статуса у нас нет. За чей счёт нам, например, лечиться в случае ранения?».

Казалось бы, Путин как юрист и сторонник «диктатуры закона» должен был нахмурить брови от такой наглости и заявить: «И вы ещё на свободе?! Я сообщу об этом генеральному прокурору». Но вместо этого обещал дать поручение своему правовому управлению проработать вопрос о придании «отрядам самообороны» надлежащего статуса. Двойные стандарты в действии.

Примечательно то, что всё оружие, имевшееся у сторонников ПОРТОСа, хранилось ими на совершенно законном основании. Но с юридической точки зрения, даже если каждый из участников «незаконного вооружённого формирования» имеет оружие на законном основании, это не даёт им права создавать устойчивую группу. Как справедливо заметил в беседе с автором этих строк адвокат Андрей Муратов, защищавший Евгения Привалова, например, три охотника, которых мы видим на знаменитой картине Василия Перова «Охотники на привале», по современным понятиям тоже подходят под определение «незаконное вооружённое формирование».

Правда, надо признать и то, что разрешения на оружие имелись только у Давыдова и Дергузовой. И при этом у каждого из них был подозрительно большой арсенал. Пять стволов - у Давыдова и три - у Дергузовой. Надо признать также, что портосовцы слишком широко трактовали своё право на самооборону. Например, когда однажды ночью в бане рабочие (большинство обитателей базы в Машково были наёмными работниками, а не идейными портосовцами) стали пьянствовать и материться, что было грубым нарушением, так сказать, корпоративных правил, Давыдов пришёл их урезонивать с ружьём наперевес. Потом следствие квалифицирует это как угрозу убийством.

Не вымершие советские идеалисты

ПОРТОС шокирует своей идейно-политической неопределённостью, «всеядностью» и дурным эстетическим вкусом. И восхищает своим кристалльным романтическим идеализмом, своим подвижничеством.
Кажется, что в этой крохотной организации (сейчас портосовцев не более сорока) воплотились все моральные постулаты «советского человека - строителя коммунизма», понятые всерьёз и буквально. Ох, как немного людей, воспитанных в Советском Союзе в последние десятилетия его существования, когда процветала двойная мораль, а определение «идейный» в разговорной речи часто служило иронически-негативной оценкой, так искренне восприняли тогдашнюю «официальную идеологию» и «официальную мораль», что даже сохранили её до сих пор!

Объединение возникло, как и большинство «неформальных объединений», в конце 80-х. И с той поры его члены не пропускали, кажется, ни одной коммунистической демонстрации. Участвовали они и в «защите Дома Советов» осенью 1993 года. В итоге того противостояния они взяли себе, тем не менее, имя погибшего офицера «Альфы» Геннадия Сергеева, который вроде бы пытался вывести осаждённых «белодомовцев» из-под огня правительственных сил, то есть выступал в роли вставшего между схваткой миротворца.

И уж что совсем не похоже на коммунистов, да и вообще идёт вразрез с массовыми настроениями, так это симпатии портосовцев к Михаилу Горбачёву. Они даже по собственной инициативе собирали подписи «за Мишку» в 1996 году, когда тот выдвигался на пост президента России. Ну, а в 1999 году Юрий Давыдов и Евгений Привалов вступили в движение «Единство». По определению Ирины Дергузовой, портосовцы - это «комсомольцы с современными демократическими взглядами», представители «социал-демократического направления». Кумиры портосовцев - это Пифагор, Лев Толстой, Ленин, Хрущёв и Горбачёв.

Стрежнем портосовской социальной доктрины и соответствующего ей образа жизни является античный культ гармонически развитой личности. Интересно, как идейные постулаты «теории счастья» проявлялись в системе оплаты труда. За трезвый образ жизни полагается надбавка к зарплате - 10 процентов. Если кто-то совмещает работу с обучением в вузе, то надбавка составит уже 50 процентов. Надбавка за написание стихов - от 10 до 40 процентов, в зависимости от интенсивности поэтического творчества. Штрафы за пьянку, курение, сквернословие. Разумеется, это дополняется «моральными стимулами». Например, чем-то вроде социалистического соревнования между бригадами с вручением победителям вымпела, а отстающим - игрушечной мартышки (дескать, ты ещё не слишком значительно превзошёл своего обезьяньего предка).

Вообще у портосовцев есть иде-фикс: поэтический всеобуч. Дескать, каждый может научиться писать стихи и должен регулярно слагать свои вирши, дабы через поэтическое творчество развиваться как личность. У Юрия Давыдова имеется целый труд «Техника стиха» - своего рода Библия для его последователей. Как нетрудно предположить, стихи Давыдова и его учеников являются обычной графоманией. «Людей посадили за плохие стихи, - остроумно заметил правозащитник Сергей Григорьянц, - больше вменить им нечего».

Наиболее сильное впечатление на автора этих строк произвёл допрос в суде по делу Давыдова и Привалова Ирины Дергузовой, отбывающей наказание в женской колонии. Если бы можно было положить её речь в основу документального фильма! Молодая женщина неброской внешности говорила медленно, «чтобы секретарь успевала записывать», негромким голосом, в котором сквозила глубокая убеждённость и стойкость. Она рассказывала суду о том, что идеи ПОРТОСа «понятны каждому советскому человеку», что в организации существовала только «дисциплина совести».

При этом более всего в её речи было заметно стремление взять всю ответственность на себя: «Административными вопросами ведала только я. Давыдов философ, он много работал и влиял на других исключительно личным примером». На свою нынешнюю судьбу Дергузова нисколько не роптала: «Мне интересно, как воспитывают в колонии молодёжь. Жизнь в колонии - это тоже часть жизни моей страны». Она заявила, что нарушителям дисциплины по распоряжению администрации пенитенциарного учреждения делают инъекции аминазина, то есть, по мнению Дергузовой, наркотика (хотя это, конечно, не наркотик, а нейролептик).

Когда слушаешь Дергузову, на ум приходят такие редко употребимые в наш циничный век слова как «подвижничество» и даже «святость». Правда, нужно учесть и то, что это речь глубоко влюблённой женщины: Дергузова - жена Давыдова. Кажется, что идеальное общество должно было бы выставлять этих людей (даже при их «перегибах») на доску почёта, а не сажать в тюрьму. Впрочем, думается, что и в Советском Союзе их бы не поняли. Скорее всего, обошлись бы без уголовного дела, но организацию запретили, а её членов за «бредовые реформаторские идеи» упекли бы в психушку.

Кто виноват?

Почему с такой методичной последовательностью система правосудия преследует членов достаточно безобидной, вовсе не экстремистской организации? Этот вопрос автор задаёт себе постоянно и не находит до конца убедительного ответа. В прессе давно уже были высказаны две, как представляется, совершенно не убедительные версии. Происки экономических конкурентов и происки конкурентов политических («Идущие вместе»). И для тех, и для других конкурентов - не тот масштаб деятельности. Всё-таки ПОРТОС - это лилипут. К тому же, если Давыдов с Приваловым даже вступили в «Единство», то о политической мотивации их преследования вообще несерьёзно ставить вопрос.

Ирина Дергузова выразила на суде другую версию. Будучи членами добровольной народной дружины, портосовцы с чрезвычайным рвением выискивали торговцев наркотиками, а ведь тех могли «крышевать» правоохранительные органы.

Есть ещё одна версия, основанная на материалах уголовного дела. Возбуждено оно было по заявлению отца члена ПОРТОСа Максима Федотова, якобы влиятельного человека, со связями в МВД, который очень хотел, чтобы его 19-летний сын «перестал заниматься глупостями».

В целом надо сказать, что жители села Машково смотрели на своих странных соседей недружелюбно. «У них там полно мужиков, а у меня в магазине водка пылится», - жаловалась местная продавщица.

Если говорить о политическом аспекте, то стоит отметить другое. Идейная неопределённость ПОРТОСа привела к его «безхозности». Хотя теоретически правозащитник должен быть выше политической логики, но так оно обычно бывает только в теории. По сути, некому поднимать шум в их поддержку: и либеральные правозащитники, и правозащитники-коммунисты, и религиозные правозащитники с жаром защищают «своих», а портосовцы всем им «чужие».

Лев Сигал
Previous post Next post
Up