Тува
Шойгу назначили министром обороны. Это, наверно, хорошо. Или не очень хорошо. Вопрос непростой.
В связи с этим вспомнилось детство. После присоединения Тувы к Советскому Союзу со статусом Автономной области, в послевоенные годы наш отец был направлен туда на должность Председателя облисполком. Таким образом, он стал человеком из ближнего окружения Солчака Тока, правителя этого очень гордого, очень независимого и достаточно чужого для России народа. После присоединения Тувы к России Солчак Тока стал первым секретарём обкома партии.
Помню его книгу «Слово арата», одну из первых, появившихся в нашей семейной библиотеке, помню нашу квартиру, наполненную казённой мебелью - какими-то гулливеровского размера шкафами, буфетами и комодами, в пустые секции которых мы с сестрой забирались, когда играли в прятки. Помню плотника Луку Лукича из столярки под домом, и свежий запах стружки, вьющейся из под его рубанка, помню библиотеку, в которой работала мама, и часто повторяющуюся по радио фразу: «передаём камерную музыку», которая у меня почему-то стойко ассоциировалась с валуном - камнем, лежащим около ближайшего магазина. Помню, как однажды к нам заскочил человек, за которым гналась толпа. Он спрятался под кроватью, а отец сказал этим людям, что к нам никто не заходил. Потом, когда они ушли, отец выпустил этого человека из квартиры. Я в это время сидела за перегородкой на горшке и всё видела.
Помню, как я гонялась за мамой: когда она уходила куда-то, у меня сердце просто разрывалось от горя, и я не могла от неё отцепиться. Помню няню, которая читала нам сказки, и по любому случаю повторяла, что вот, в сказках дети любят няню, а мы её не слушаемся. Помню, как мы с сестрой бросили детские часы в огонь печки, чтобы проверить, будут ли они гореть. Хорошо помню солёное сливочное масло, которое мама тонким слоем намазывала на ломоть хлеба, а потом надрезала хлеб ножом и протаскивала его через разрез, снимая с него остатки масла. Помню, как мы, оставаясь дома одни, забирались с ногами на диван: я садилась в угол, раздвинув ноги циркулем, маленькая сестрёнка прижималась ко мне спиной, и я её обнимала - так было не очень страшно дожидаться мамы.
Мы не подозревали, что это были последние, может быть, единственные годы нашей счастливой детской жизни. В 49-м году отец, человек c обострённым чувством патриотизма, прямолинейный и непокладистый, был направлен в Москву, в Высшую партийную школу. В Кызыл мы больше не вернулись.
В связи с этим вспомнилось детство. После присоединения Тувы к Советскому Союзу со статусом Автономной области, в послевоенные годы наш отец был направлен туда на должность Председателя облисполком. Таким образом, он стал человеком из ближнего окружения Солчака Тока, правителя этого очень гордого, очень независимого и достаточно чужого для России народа. После присоединения Тувы к России Солчак Тока стал первым секретарём обкома партии.
Помню его книгу «Слово арата», одну из первых, появившихся в нашей семейной библиотеке, помню нашу квартиру, наполненную казённой мебелью - какими-то гулливеровского размера шкафами, буфетами и комодами, в пустые секции которых мы с сестрой забирались, когда играли в прятки. Помню плотника Луку Лукича из столярки под домом, и свежий запах стружки, вьющейся из под его рубанка, помню библиотеку, в которой работала мама, и часто повторяющуюся по радио фразу: «передаём камерную музыку», которая у меня почему-то стойко ассоциировалась с валуном - камнем, лежащим около ближайшего магазина. Помню, как однажды к нам заскочил человек, за которым гналась толпа. Он спрятался под кроватью, а отец сказал этим людям, что к нам никто не заходил. Потом, когда они ушли, отец выпустил этого человека из квартиры. Я в это время сидела за перегородкой на горшке и всё видела.
Помню, как я гонялась за мамой: когда она уходила куда-то, у меня сердце просто разрывалось от горя, и я не могла от неё отцепиться. Помню няню, которая читала нам сказки, и по любому случаю повторяла, что вот, в сказках дети любят няню, а мы её не слушаемся. Помню, как мы с сестрой бросили детские часы в огонь печки, чтобы проверить, будут ли они гореть. Хорошо помню солёное сливочное масло, которое мама тонким слоем намазывала на ломоть хлеба, а потом надрезала хлеб ножом и протаскивала его через разрез, снимая с него остатки масла. Помню, как мы, оставаясь дома одни, забирались с ногами на диван: я садилась в угол, раздвинув ноги циркулем, маленькая сестрёнка прижималась ко мне спиной, и я её обнимала - так было не очень страшно дожидаться мамы.
Мы не подозревали, что это были последние, может быть, единственные годы нашей счастливой детской жизни. В 49-м году отец, человек c обострённым чувством патриотизма, прямолинейный и непокладистый, был направлен в Москву, в Высшую партийную школу. В Кызыл мы больше не вернулись.