ФОТО ДНЯ. ДЕВЧАТА В ТАНКОВЫХ ЧАСТЯХ
Это фото у меня есть. Его, и другие, я постил очень давно у себя в ЖЖ в рамках проекта " У ВОЙНЫ НЕ ЖЕНСКОЕ ЛИЦО". Все ссылки (истории и фото) после p.s.
"Санинструкторы советского 17-го танкового полка 10-й механизированной бригады у танка Т-70 на Калининском фронте.
Источник: www.mos.ru.
Время съемки: декабрь 1942
Автор: Борис Вдовенко"
Источник
"... Скоро немец-то подошел совсем близко к городу, где-то километрах в десяти был, слышалась орудийная канонада. Мы с девчонками побежали в военкомат: ну, тоже надо идти защищать, быть вместе. Никаких сомнений. Но брали не всех, брали девушек выносливых, сильных, и прежде всего тех, кому исполнилось восемнадцать лет. Хороших комсомолок. Какой-то капитан отбирал девушек для танковой части. Меня, конечно, он слушать не стал, потому что мне было семнадцать лет, и я была всего метр шестьдесят.
- Пехотинца поранит, - объяснял он мне, - он на землю упадет. Можно к нему подползти, на месте перевязать или в укрытие оттащить. А танкист не то... Если его ранит в танке, то его оттуда надо вытащить через люк. А разве ты такого парня вытащишь? Ты знаешь, какие танкисты все здоровые? Когда на танк придется лезть, по нему стреляют, пули, осколки летят. А ты знаешь, что такое, когда танк горит?
- А разве я не такая комсомолка, как все? - Я стала плакать.
- Ты, конечно, тоже комсомолка. Но очень маленькая.
А моих подруг, с которыми я училась на курсах сандружинниц и в школе - они были рослые, сильные девушки, - их взяли. Мне было обидно, что они уезжают, а я остаюсь.
Родителям я, конечно, ничего не сказала. Пришла провожать, и девчонки меня пожалели: спрятали в кузове под брезентом. Ехали на открытой полуторке, сидим все в разных платках - у кого черный, у кого синий, красный... А у меня мамина кофточка вместо платка. Как будто не на войну собрались, а на концерт художественной самодеятельности. Зрелище! Ну, кино... Теперь без улыбки не вспомнить... Шура Киселева даже гитару с собой взяла. Едем, уже показались окопы, солдаты увидели нас и кричат: «Артисты приехали! Артисты приехали!»
Подъехали к штабу, капитан дал команду построиться. Вышли все, я последняя стала. Девчата с вещами, а я так. Поскольку я неожиданно попала, то вещей у меня с собой никаких. Шура дает мне свою гитару: «Ну, что ты будешь без ничего».
Выходит начальник штаба, капитан докладывает ему:
- Товарищ подполковник! Двенадцать девушек прибыли в ваше распоряжение для прохождения службы.
Тот посмотрел:
- Да ведь тут не двенадцать, а целых тринадцать.
Капитан свое:
- Нет, двенадцать, товарищ подполковник, - настолько он был уверен, что двенадцать. А когда повернулся, посмотрел, сразу ко мне: - А ты откуда взялась?
Я отвечаю:
- Воевать приехала, товарищ капитан.
- А ну-ка пойди сюда!
- Я вместе с подругой приехала...
- С подругой хорошо вместе на танцы ходить. А здесь - война. Давай-ка сюда поближе.
Как была у меня мамина кофточка на голове, так я и подошла к ним. Показываю удостоверение сандружинницы. Начинаю клянчить:
- Вы не сомневайтесь, дяденьки, я сильная. Я медсестрой работала... Я кровь сдавала... Вы, пожалуйста...
Посмотрели они на все мои документы, и подполковник приказал:
- Отправить домой! С первой попутной машиной!
А пока придет машина, временно назначили меня в медсанвзвод. Я сидела и делала марлевые тампоны. Как только увижу, что какая-то машина подходит к штабу, тут же - в лес. Сижу там час-два, машина ушла - возвращаюсь. И так три дня, пока наш батальон не вступил в бой. Первый танковый батальон тридцать второй танковой бригады. Все ушли в бой, а я готовила землянки для раненых. Полчаса не прошло, как раненых стали привозить... И убитых... В этом бою погибла и одна наша девчонка. Ну, и про меня забыли, уже привыкли. Начальство уже не вспоминало...
Теперь что? Теперь надо в военное одеться. Дали нам всем вещевые мешки, чтобы мы вещи свои туда сложили. А вещмешки новенькие. Я лямочки отрезала, донышко распорола и надела на себя. Получилась военная юбка.
Нашла где-то гимнастерку не очень рваную, подпоясалась ремнем и решила похвастаться девчонкам. И только я перед ними покрутилась, как в нашу землянку заходит старшина, а за ним идет командир части.
Старшина:
- Смир-рно!
Заходит подполковник, старшина к нему:
- Товарищ подполковник, разрешите обратиться! С девчатами чепе. Я им вещмешки выдал, а они сами туда залезли.
И тут меня узнал командир части:
- А, так это ты, «заяц»! Ну, что ж, старшина, надо обмундировать девчат.
Уже про машину, что надо уезжать, никто не вспомнил. Выдали нам обмундирование. У танкистов брезентовые штаны, да еще с накладкой на коленях, а нам дали тонкие, как из ситца комбинезоны. А земля напополам с металлом перемешана, камни все выворочены - опять мы оборванные ходим, потому что мы не в машине сидим, а по этой земле ползаем. Танки часто горели. Танкист, если останется живой, весь в ожогах. И мы обгорали, потому что вынимаешь горящего, в огонь лезешь. Это правда... Очень трудно человека вытащить из люка, особенно башенного стрелка. А мертвый человек тяжелее живого. Намного. Это я все вскоре узнала...
Мы необученные, кто в каком звании - не понимали, и старшина нас все время учил, что теперь мы настоящие солдаты, должны приветствовать любого выше нас по званию, ходить подтянутыми, шинель на застежках.
А солдаты, глядя, что мы такие молодые девчонки, любили подшутить над нами. Послали меня однажды из медсанвзвода за чаем. Я прихожу к повару. Он на меня смотрит:
- Чего пришла?
Я говорю:
- За ча-ем...
- Чай еще не готов.
- А почему?
- Повара в котлах моются. Сейчас помоются, будем чай кипятить...
Я поверила. Приняла это вполне серьезно. Взяла свои ведра, иду обратно.
Встречаю врача:
- А чего пустая идешь? Где чай?
Отвечаю:
- Да повара в котлах моются. Чай еще не готов.
Он за голову схватился:
- Какие повара в котлах моются?
Вернул меня, выдал хорошенько этому повару, налили мне два ведра чаю. Несу чай, а навстречу мне идут начальник политотдела и командир бригады. Я тут же вспомнила, как нас учили, что надо приветствовать каждого, потому что мы рядовые бойцы. А они идут двое. Как же я их двоих буду приветствовать? Иду и соображаю. Поравнялись, я ставлю ведра, обе руки к козырьку и кланяюсь одному и второму. Они шли, меня не замечали, а тут остолбенели от изумления:
- Кто тебя так учил честь отдавать?
- Старшина учил, он говорит, что каждого надо приветствовать. А вы идете двое и вместе...
Все для нас, девчонок, в армии было сложно. Очень трудно давались нам знаки отличия. Когда мы прибыли в армию, еще были ромбики, кубики, шпалы, и вот сообрази, кто там по званию. Скажут - отнеси пакет капитану. А как его различить? Пока идешь, даже слово «капитан» из головы вылетит. Прихожу:
- Дяденька, а дяденька, мне дяденька велел вам отдать вот это...
- Какой еще дяденька?
- А тот, что всегда в гимнастерке ходит. Без кителя.
Запоминалось не то, что этот лейтенант, а тот капитан, нам запоминалось другое: красивый или некрасивый, рыжий или высокий. «А, тот, высокий!» - вспоминаешь.
Конечно, когда я увидела обгоревшие комбинезоны, обгоревшие руки, обгоревшие лица... Я... Это удивительно... Я потеряла слезы... Дар слез, женский дар... Танкисты выскакивают из горящих машин, на них все горит. Дымит. У них часто были перебиты руки или ноги. Это - очень тяжелые раненые. Он лежит и просит: умру - напиши моей маме, напиши моей жене... А я не умела. Я не знала, как это кому-то рассказать о смерти...
Когда танкисты саму меня подобрали с покалеченными ногами и привезли в украинское село, это было на Кировоградчине, хозяйка хаты, где размещался медсанвзвод, запричитала:
- Яки ж молоденький хлопчик!..
Танкисты смеются:
- Яки ж то хлопчик, бабка, то ж дивка!
Она села возле меня и разглядывает:
- Яка ж то дивка? Яка ж то дивка? То ж хлопчик молоденький...
Я стриженая, в комбинезоне, в танкошлеме - хлопчик. Она на полатях мне место уступила и даже поросенка зарезала, чтобы я быстрее поправилась. И все жалела:
- Неужто мужиков не хватило, что дитэй таких побрали... Дивчаток...
От ее слов, от ее слез... На какое-то время меня покинуло всякое мужество, стало так себя жалко, и маму жалко. Ну, что я тут делаю среди мужчин? Я - девчонка. А если вернусь без ног? Были разные мысли... Да, были... Я признаюсь...
В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью «За боевые заслуги» и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет - орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: «А за что ты получила свои медали?» или «А была ли ты в бою?» Пристают с шуточками: «А пули пробивают броню танка?»
Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила - Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит:
- Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел. Ты мне понравилась...
Что мы знали тогда про любовь? Если что было, то школьная любовь, а школьная любовь еще детская. Я помню, как мы попали в окружение... Руками врывались в землю, больше ничего у нас не было. Ни лопат... Ничего... Нас со всех сторон жмут и жмут. Мы уже решаем: ночью или прорвемся, или погибнем. Думалось, что, вернее всего, погибнем... Не знаю, рассказывать это или не рассказывать? Не знаю...
Замаскировались. Сидим. Ждем ночи, чтобы все-таки сделать попытку прорваться. И лейтенант Миша Т., комбат был ранен, и он выполнял обязанности комбата, лет ему было двадцать, стал вспоминать, как он любил танцевать, играть на гитаре. Потом спрашивает:
- Ты хоть пробовала?
- Чего? Что пробовала? - А есть хотелось страшно.
- Не чего, а кого... Бабу!
А до войны пирожные такие были. С таким названием.
- Не-е-ет...
- И я тоже еще не пробовал. Вот умрешь и не узнаешь, что такое любовь... Убьют нас ночью...
- Да пошел ты, дурак! - До меня дошло, о чем он.
Умирали за жизнь, еще не зная, что такое жизнь. Обо всем еще только в книгах читали. Я кино про любовь любила...
Санинструкторы в танковых частях гибли быстро. Для нас место в танке не предусмотрено, вцепишься поверх брони, и только об одном мысль, чтобы не затянуло ноги в гусеницы. И надо следить, где танк загорится... Соскочить и туда бежать, ползти... На фронте нас было пятеро подружек: Люба Ясинская, Шура Киселева, Тоня Бобкова, Зина Латыш и я. Конаковские девчата - звали нас танкисты. И все девчонки погибли...
Перед боем, в котором Любу Ясинскую убили, мы с ней сидели вечером, обнявшись. Разговаривали. Это был сорок третий год... Дивизия наша подошла к Днепру. Она мне вдруг говорит: «Ты знаешь, я в этом бою погибну. Вот есть у меня какое-то предчувствие. Ходила к старшине, просила дать новое белье, а он пожалел: "Ты же недавно получила". Пойдем утром попросим вдвоем». Я ее успокаиваю: «Мы уже два года с тобой воюем, нас теперь пули боятся». Но утром она меня все-таки уговорила пойти к старшине, выпросили мы у него пару нового белья. И вот у нее эта новая рубашка нижняя. Белоснежная, тут с завязочками такая... Она вся была залита кровью... Вот это сочетание белого с красным, с алой кровью, - до сего времени у меня в памяти. Она себе так это и представляла...
Мы несли ее вчетвером на плащ-палатке, она такая тяжелая сделалась. У нас в том бою много людей погибло. Вырыли большую братскую могилу. Положили всех, положили каждого без гроба, как всегда, а Любу сверху. До меня никак не доходило, что ее уже нет, и я ее больше не увижу. Думаю: хоть что-нибудь возьму у нее на память. А у нее на руке было колечко, какое оно, золотое или простое, - не знаю. Я его взяла. Хотя ребята меня останавливали: не смей, мол, брать, плохая примета. И вот когда уже прощаться, каждый по обычаю бросает горсть земли, я тоже бросила, и это колечко у меня слетело туда же, в могилу... К Любе... И я тогда вспомнила, что она очень любила это колечко... У них в семье отец всю войну прошел, живой вернулся. И брат с войны пришел. Мужчины вернулись... А Люба погибла...
Шура Киселева... Она была у нас самая красивая. Как актриса. Сгорела. Она прятала тяжелораненых в скирдах соломы, начался обстрел, солома загорелась. Шура могла сама спастись, но для этого надо было бросить раненых - из них никто не мог двигаться... Раненые сгорели... И Шура вместе с ними...
Только недавно узнала я подробности гибели Тони Бобковой. Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят - это какие-то доли секунды... Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить.
Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы... Нес и целовал...
Было нас пять, конаковских девчонок... А одна я вернулась к маме...»
Нина Яковлевна Вишневская, старшина, санинструктор танкового батальона
Источник: C. Алексиевич "У войны не женское лицо"
Живой героиню этого рассказа можно увидеть в одной из серий документального сериала "У войны не женское лицо" (СССР, 1981-1984)
p.s
ЧАСТЬ 3. СЕСТРИЧКИ
http://skaramanga-1972.livejournal.com/101278.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/101961.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/102273.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/102483.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/102806.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/103039.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/104037.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/104357.html
ФОТО ПО ТЕМЕ:
1. ПОД ОГНЕМ НА ПОЛЕ БОЯ
http://skaramanga-1972.livejournal.com/104552.html
2. В ГОСПИТАЛЯХ И МЕДСАНБАТАХ
http://skaramanga-1972.livejournal.com/104871.html
3. ГУЛЯ КОРОЛЕВА
http://skaramanga-1972.livejournal.com/104997.html
4. ПОРТРЕТ
http://skaramanga-1972.livejournal.com/105618.html
МИЛОСТЬ К ВРАГУ
http://skaramanga-1972.livejournal.com/105911.html
"Санинструкторы советского 17-го танкового полка 10-й механизированной бригады у танка Т-70 на Калининском фронте.
Источник: www.mos.ru.
Время съемки: декабрь 1942
Автор: Борис Вдовенко"
Источник
"... Скоро немец-то подошел совсем близко к городу, где-то километрах в десяти был, слышалась орудийная канонада. Мы с девчонками побежали в военкомат: ну, тоже надо идти защищать, быть вместе. Никаких сомнений. Но брали не всех, брали девушек выносливых, сильных, и прежде всего тех, кому исполнилось восемнадцать лет. Хороших комсомолок. Какой-то капитан отбирал девушек для танковой части. Меня, конечно, он слушать не стал, потому что мне было семнадцать лет, и я была всего метр шестьдесят.
- Пехотинца поранит, - объяснял он мне, - он на землю упадет. Можно к нему подползти, на месте перевязать или в укрытие оттащить. А танкист не то... Если его ранит в танке, то его оттуда надо вытащить через люк. А разве ты такого парня вытащишь? Ты знаешь, какие танкисты все здоровые? Когда на танк придется лезть, по нему стреляют, пули, осколки летят. А ты знаешь, что такое, когда танк горит?
- А разве я не такая комсомолка, как все? - Я стала плакать.
- Ты, конечно, тоже комсомолка. Но очень маленькая.
А моих подруг, с которыми я училась на курсах сандружинниц и в школе - они были рослые, сильные девушки, - их взяли. Мне было обидно, что они уезжают, а я остаюсь.
Родителям я, конечно, ничего не сказала. Пришла провожать, и девчонки меня пожалели: спрятали в кузове под брезентом. Ехали на открытой полуторке, сидим все в разных платках - у кого черный, у кого синий, красный... А у меня мамина кофточка вместо платка. Как будто не на войну собрались, а на концерт художественной самодеятельности. Зрелище! Ну, кино... Теперь без улыбки не вспомнить... Шура Киселева даже гитару с собой взяла. Едем, уже показались окопы, солдаты увидели нас и кричат: «Артисты приехали! Артисты приехали!»
Подъехали к штабу, капитан дал команду построиться. Вышли все, я последняя стала. Девчата с вещами, а я так. Поскольку я неожиданно попала, то вещей у меня с собой никаких. Шура дает мне свою гитару: «Ну, что ты будешь без ничего».
Выходит начальник штаба, капитан докладывает ему:
- Товарищ подполковник! Двенадцать девушек прибыли в ваше распоряжение для прохождения службы.
Тот посмотрел:
- Да ведь тут не двенадцать, а целых тринадцать.
Капитан свое:
- Нет, двенадцать, товарищ подполковник, - настолько он был уверен, что двенадцать. А когда повернулся, посмотрел, сразу ко мне: - А ты откуда взялась?
Я отвечаю:
- Воевать приехала, товарищ капитан.
- А ну-ка пойди сюда!
- Я вместе с подругой приехала...
- С подругой хорошо вместе на танцы ходить. А здесь - война. Давай-ка сюда поближе.
Как была у меня мамина кофточка на голове, так я и подошла к ним. Показываю удостоверение сандружинницы. Начинаю клянчить:
- Вы не сомневайтесь, дяденьки, я сильная. Я медсестрой работала... Я кровь сдавала... Вы, пожалуйста...
Посмотрели они на все мои документы, и подполковник приказал:
- Отправить домой! С первой попутной машиной!
А пока придет машина, временно назначили меня в медсанвзвод. Я сидела и делала марлевые тампоны. Как только увижу, что какая-то машина подходит к штабу, тут же - в лес. Сижу там час-два, машина ушла - возвращаюсь. И так три дня, пока наш батальон не вступил в бой. Первый танковый батальон тридцать второй танковой бригады. Все ушли в бой, а я готовила землянки для раненых. Полчаса не прошло, как раненых стали привозить... И убитых... В этом бою погибла и одна наша девчонка. Ну, и про меня забыли, уже привыкли. Начальство уже не вспоминало...
Теперь что? Теперь надо в военное одеться. Дали нам всем вещевые мешки, чтобы мы вещи свои туда сложили. А вещмешки новенькие. Я лямочки отрезала, донышко распорола и надела на себя. Получилась военная юбка.
Нашла где-то гимнастерку не очень рваную, подпоясалась ремнем и решила похвастаться девчонкам. И только я перед ними покрутилась, как в нашу землянку заходит старшина, а за ним идет командир части.
Старшина:
- Смир-рно!
Заходит подполковник, старшина к нему:
- Товарищ подполковник, разрешите обратиться! С девчатами чепе. Я им вещмешки выдал, а они сами туда залезли.
И тут меня узнал командир части:
- А, так это ты, «заяц»! Ну, что ж, старшина, надо обмундировать девчат.
Уже про машину, что надо уезжать, никто не вспомнил. Выдали нам обмундирование. У танкистов брезентовые штаны, да еще с накладкой на коленях, а нам дали тонкие, как из ситца комбинезоны. А земля напополам с металлом перемешана, камни все выворочены - опять мы оборванные ходим, потому что мы не в машине сидим, а по этой земле ползаем. Танки часто горели. Танкист, если останется живой, весь в ожогах. И мы обгорали, потому что вынимаешь горящего, в огонь лезешь. Это правда... Очень трудно человека вытащить из люка, особенно башенного стрелка. А мертвый человек тяжелее живого. Намного. Это я все вскоре узнала...
Мы необученные, кто в каком звании - не понимали, и старшина нас все время учил, что теперь мы настоящие солдаты, должны приветствовать любого выше нас по званию, ходить подтянутыми, шинель на застежках.
А солдаты, глядя, что мы такие молодые девчонки, любили подшутить над нами. Послали меня однажды из медсанвзвода за чаем. Я прихожу к повару. Он на меня смотрит:
- Чего пришла?
Я говорю:
- За ча-ем...
- Чай еще не готов.
- А почему?
- Повара в котлах моются. Сейчас помоются, будем чай кипятить...
Я поверила. Приняла это вполне серьезно. Взяла свои ведра, иду обратно.
Встречаю врача:
- А чего пустая идешь? Где чай?
Отвечаю:
- Да повара в котлах моются. Чай еще не готов.
Он за голову схватился:
- Какие повара в котлах моются?
Вернул меня, выдал хорошенько этому повару, налили мне два ведра чаю. Несу чай, а навстречу мне идут начальник политотдела и командир бригады. Я тут же вспомнила, как нас учили, что надо приветствовать каждого, потому что мы рядовые бойцы. А они идут двое. Как же я их двоих буду приветствовать? Иду и соображаю. Поравнялись, я ставлю ведра, обе руки к козырьку и кланяюсь одному и второму. Они шли, меня не замечали, а тут остолбенели от изумления:
- Кто тебя так учил честь отдавать?
- Старшина учил, он говорит, что каждого надо приветствовать. А вы идете двое и вместе...
Все для нас, девчонок, в армии было сложно. Очень трудно давались нам знаки отличия. Когда мы прибыли в армию, еще были ромбики, кубики, шпалы, и вот сообрази, кто там по званию. Скажут - отнеси пакет капитану. А как его различить? Пока идешь, даже слово «капитан» из головы вылетит. Прихожу:
- Дяденька, а дяденька, мне дяденька велел вам отдать вот это...
- Какой еще дяденька?
- А тот, что всегда в гимнастерке ходит. Без кителя.
Запоминалось не то, что этот лейтенант, а тот капитан, нам запоминалось другое: красивый или некрасивый, рыжий или высокий. «А, тот, высокий!» - вспоминаешь.
Конечно, когда я увидела обгоревшие комбинезоны, обгоревшие руки, обгоревшие лица... Я... Это удивительно... Я потеряла слезы... Дар слез, женский дар... Танкисты выскакивают из горящих машин, на них все горит. Дымит. У них часто были перебиты руки или ноги. Это - очень тяжелые раненые. Он лежит и просит: умру - напиши моей маме, напиши моей жене... А я не умела. Я не знала, как это кому-то рассказать о смерти...
Когда танкисты саму меня подобрали с покалеченными ногами и привезли в украинское село, это было на Кировоградчине, хозяйка хаты, где размещался медсанвзвод, запричитала:
- Яки ж молоденький хлопчик!..
Танкисты смеются:
- Яки ж то хлопчик, бабка, то ж дивка!
Она села возле меня и разглядывает:
- Яка ж то дивка? Яка ж то дивка? То ж хлопчик молоденький...
Я стриженая, в комбинезоне, в танкошлеме - хлопчик. Она на полатях мне место уступила и даже поросенка зарезала, чтобы я быстрее поправилась. И все жалела:
- Неужто мужиков не хватило, что дитэй таких побрали... Дивчаток...
От ее слов, от ее слез... На какое-то время меня покинуло всякое мужество, стало так себя жалко, и маму жалко. Ну, что я тут делаю среди мужчин? Я - девчонка. А если вернусь без ног? Были разные мысли... Да, были... Я признаюсь...
В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью «За боевые заслуги» и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет - орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: «А за что ты получила свои медали?» или «А была ли ты в бою?» Пристают с шуточками: «А пули пробивают броню танка?»
Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила - Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит:
- Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел. Ты мне понравилась...
Что мы знали тогда про любовь? Если что было, то школьная любовь, а школьная любовь еще детская. Я помню, как мы попали в окружение... Руками врывались в землю, больше ничего у нас не было. Ни лопат... Ничего... Нас со всех сторон жмут и жмут. Мы уже решаем: ночью или прорвемся, или погибнем. Думалось, что, вернее всего, погибнем... Не знаю, рассказывать это или не рассказывать? Не знаю...
Замаскировались. Сидим. Ждем ночи, чтобы все-таки сделать попытку прорваться. И лейтенант Миша Т., комбат был ранен, и он выполнял обязанности комбата, лет ему было двадцать, стал вспоминать, как он любил танцевать, играть на гитаре. Потом спрашивает:
- Ты хоть пробовала?
- Чего? Что пробовала? - А есть хотелось страшно.
- Не чего, а кого... Бабу!
А до войны пирожные такие были. С таким названием.
- Не-е-ет...
- И я тоже еще не пробовал. Вот умрешь и не узнаешь, что такое любовь... Убьют нас ночью...
- Да пошел ты, дурак! - До меня дошло, о чем он.
Умирали за жизнь, еще не зная, что такое жизнь. Обо всем еще только в книгах читали. Я кино про любовь любила...
Санинструкторы в танковых частях гибли быстро. Для нас место в танке не предусмотрено, вцепишься поверх брони, и только об одном мысль, чтобы не затянуло ноги в гусеницы. И надо следить, где танк загорится... Соскочить и туда бежать, ползти... На фронте нас было пятеро подружек: Люба Ясинская, Шура Киселева, Тоня Бобкова, Зина Латыш и я. Конаковские девчата - звали нас танкисты. И все девчонки погибли...
Перед боем, в котором Любу Ясинскую убили, мы с ней сидели вечером, обнявшись. Разговаривали. Это был сорок третий год... Дивизия наша подошла к Днепру. Она мне вдруг говорит: «Ты знаешь, я в этом бою погибну. Вот есть у меня какое-то предчувствие. Ходила к старшине, просила дать новое белье, а он пожалел: "Ты же недавно получила". Пойдем утром попросим вдвоем». Я ее успокаиваю: «Мы уже два года с тобой воюем, нас теперь пули боятся». Но утром она меня все-таки уговорила пойти к старшине, выпросили мы у него пару нового белья. И вот у нее эта новая рубашка нижняя. Белоснежная, тут с завязочками такая... Она вся была залита кровью... Вот это сочетание белого с красным, с алой кровью, - до сего времени у меня в памяти. Она себе так это и представляла...
Мы несли ее вчетвером на плащ-палатке, она такая тяжелая сделалась. У нас в том бою много людей погибло. Вырыли большую братскую могилу. Положили всех, положили каждого без гроба, как всегда, а Любу сверху. До меня никак не доходило, что ее уже нет, и я ее больше не увижу. Думаю: хоть что-нибудь возьму у нее на память. А у нее на руке было колечко, какое оно, золотое или простое, - не знаю. Я его взяла. Хотя ребята меня останавливали: не смей, мол, брать, плохая примета. И вот когда уже прощаться, каждый по обычаю бросает горсть земли, я тоже бросила, и это колечко у меня слетело туда же, в могилу... К Любе... И я тогда вспомнила, что она очень любила это колечко... У них в семье отец всю войну прошел, живой вернулся. И брат с войны пришел. Мужчины вернулись... А Люба погибла...
Шура Киселева... Она была у нас самая красивая. Как актриса. Сгорела. Она прятала тяжелораненых в скирдах соломы, начался обстрел, солома загорелась. Шура могла сама спастись, но для этого надо было бросить раненых - из них никто не мог двигаться... Раненые сгорели... И Шура вместе с ними...
Только недавно узнала я подробности гибели Тони Бобковой. Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят - это какие-то доли секунды... Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить.
Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы... Нес и целовал...
Было нас пять, конаковских девчонок... А одна я вернулась к маме...»
Нина Яковлевна Вишневская, старшина, санинструктор танкового батальона
Источник: C. Алексиевич "У войны не женское лицо"
Живой героиню этого рассказа можно увидеть в одной из серий документального сериала "У войны не женское лицо" (СССР, 1981-1984)
p.s
ЧАСТЬ 3. СЕСТРИЧКИ
http://skaramanga-1972.livejournal.com/101278.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/101961.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/102273.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/102483.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/102806.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/103039.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/104037.html
http://skaramanga-1972.livejournal.com/104357.html
ФОТО ПО ТЕМЕ:
1. ПОД ОГНЕМ НА ПОЛЕ БОЯ
http://skaramanga-1972.livejournal.com/104552.html
2. В ГОСПИТАЛЯХ И МЕДСАНБАТАХ
http://skaramanga-1972.livejournal.com/104871.html
3. ГУЛЯ КОРОЛЕВА
http://skaramanga-1972.livejournal.com/104997.html
4. ПОРТРЕТ
http://skaramanga-1972.livejournal.com/105618.html
МИЛОСТЬ К ВРАГУ
http://skaramanga-1972.livejournal.com/105911.html