Сон Эпименида
So the moment came, and the big sky rained
And a pool of fire served in my desire.
Нил Янг, из песни «Walk like a giant»
Событие - закон законов,
поскольку оно собирает смертных
вокруг осуществления их существа и держит в нём.
Мартин Хайдеггер, «Путь к языку»
Строго говоря, нет никакого уникального человеческого естества вне События. Заведомо «есть» только Всякая Хуйня с бабуинами и ментами. Событийная естественность человека есть святость. Говноеды, которых полно и среди левых (я уж молчу о правых), не понимают, что свобода и равенство предполагают братство. Сестринство тоже годится.
Подчёркиваю, что я говорю именно о естественности, о бытии самим собой. Но если дегенераты мыслят антропологию по своему образу и подобию, то, разумеется, им остаётся только насаждать воспитание и право с судебными приставами. Поскольку если люди - ублюдки, то их удел - война всех против всех и право неизбежно остаётся единственным сдерживающим началом. То же касается и воспитания, ибо не важно где находится надзирающий Большой Другой, в Кремле, на Небе или внутри души человеческой.
Но дело в том, что обозвать другого человека дегенератом может только дегенерат. Такой вот дегенеративный парадокс самореференции. Критянин Эпименид пробуждается от многолетнего сна и выходит из своей пещеры. Кого он видит? Критян.
Всё же просто. Если человек дискретно, как вспышка, появляется в Событии (а больше ему неоткуда взяться), то вместе с ним впервые появляется и мир. Мир с людьми. Не с дегенератами и говноедами. Неизбежная в политическом обществе духовная сегрегация на «хороших и плохих» снимается в Событии. Святой глуп, он не понимает зла. «Итак, если око твоё будет чисто…».
Развитие производительных сил, смягчение нравов, торжество культуры и триумф просвещения суть всего лишь рискованное расчищение места События. Но не само Событие. Когда человек трудится в поте лица и нудится законом, когда он противостоит в борьбе за признание таким же несчастным, слова о светлом будущем пусты для него. Событийная естественность другой жизни остаётся для подневольного легкомысленной утопией. Бытие определяет сознание. Какое-такое бытие?
Событие мерцает. Человек то есть, то нет его снова. Наличное давит неподъёмным бременем, его мы привыкли почитать самим бытием. Но вокруг лишь тяжкий морок. Его естествование не обходимо - обойти его нельзя, равно как и понять. Древняя хора своим хоризмосом-отчуждением принуждает тело и душу обссесивно принять то, что навязчиво есть. Кроме Чёрной Железной Тюрьмы ничего нет. Есть только наличный предбанник ада с пауками по углам. И никто нам не поможет. Ни Бог, ни царь и не герой.
Но гром, совершенный ум… Глупцы и ничтожества, мотыльки перед пожирающим огнём, сумасшедшие и смешные молчат, лепечут невнятное в сердце тихой бури. Кто их слышит? К кому они обращаются? Их мир безграничен, он не граничит с нашим. Их бытие ненавязчиво. Это другое бытие, единственное. Естность их сущего не давит больше Великим Комом на лёгкие души. Мир поэтичен, тёмного мира больше нет. Есть только простор и воля. Естествование-жизнь во времени начинается с События.
Сердцевина человека - его желание. Свободный человек делает что хочет. Иначе и жить ни к чему. Желают все и всегда - менты и клерки, революционеры и попы, тупые и умные. Но каков человек - таково и его желание. Свободен ли человек вне простора События? Нехороший вопрос, бессмысленный. Пусть делает, что хочет в рамках права. Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов. Я один из них - давно умер и ворочаюсь в могиле.
Событийное желание неотличимо от любви. Там где открытость, нет места запертой собственности. Другой такой же - адамически распахнут и естественен, не мешает никому быть собой. Любовь не ищет своего. Мягкий закон События - das sanfte Gesetz - положен повсюду, где люди живут с людьми, и он даёт о себе знать, когда люди действуют против людей.
And a pool of fire served in my desire.
Нил Янг, из песни «Walk like a giant»
Событие - закон законов,
поскольку оно собирает смертных
вокруг осуществления их существа и держит в нём.
Мартин Хайдеггер, «Путь к языку»
Строго говоря, нет никакого уникального человеческого естества вне События. Заведомо «есть» только Всякая Хуйня с бабуинами и ментами. Событийная естественность человека есть святость. Говноеды, которых полно и среди левых (я уж молчу о правых), не понимают, что свобода и равенство предполагают братство. Сестринство тоже годится.
Подчёркиваю, что я говорю именно о естественности, о бытии самим собой. Но если дегенераты мыслят антропологию по своему образу и подобию, то, разумеется, им остаётся только насаждать воспитание и право с судебными приставами. Поскольку если люди - ублюдки, то их удел - война всех против всех и право неизбежно остаётся единственным сдерживающим началом. То же касается и воспитания, ибо не важно где находится надзирающий Большой Другой, в Кремле, на Небе или внутри души человеческой.
Но дело в том, что обозвать другого человека дегенератом может только дегенерат. Такой вот дегенеративный парадокс самореференции. Критянин Эпименид пробуждается от многолетнего сна и выходит из своей пещеры. Кого он видит? Критян.
Всё же просто. Если человек дискретно, как вспышка, появляется в Событии (а больше ему неоткуда взяться), то вместе с ним впервые появляется и мир. Мир с людьми. Не с дегенератами и говноедами. Неизбежная в политическом обществе духовная сегрегация на «хороших и плохих» снимается в Событии. Святой глуп, он не понимает зла. «Итак, если око твоё будет чисто…».
Развитие производительных сил, смягчение нравов, торжество культуры и триумф просвещения суть всего лишь рискованное расчищение места События. Но не само Событие. Когда человек трудится в поте лица и нудится законом, когда он противостоит в борьбе за признание таким же несчастным, слова о светлом будущем пусты для него. Событийная естественность другой жизни остаётся для подневольного легкомысленной утопией. Бытие определяет сознание. Какое-такое бытие?
Событие мерцает. Человек то есть, то нет его снова. Наличное давит неподъёмным бременем, его мы привыкли почитать самим бытием. Но вокруг лишь тяжкий морок. Его естествование не обходимо - обойти его нельзя, равно как и понять. Древняя хора своим хоризмосом-отчуждением принуждает тело и душу обссесивно принять то, что навязчиво есть. Кроме Чёрной Железной Тюрьмы ничего нет. Есть только наличный предбанник ада с пауками по углам. И никто нам не поможет. Ни Бог, ни царь и не герой.
Но гром, совершенный ум… Глупцы и ничтожества, мотыльки перед пожирающим огнём, сумасшедшие и смешные молчат, лепечут невнятное в сердце тихой бури. Кто их слышит? К кому они обращаются? Их мир безграничен, он не граничит с нашим. Их бытие ненавязчиво. Это другое бытие, единственное. Естность их сущего не давит больше Великим Комом на лёгкие души. Мир поэтичен, тёмного мира больше нет. Есть только простор и воля. Естествование-жизнь во времени начинается с События.
Сердцевина человека - его желание. Свободный человек делает что хочет. Иначе и жить ни к чему. Желают все и всегда - менты и клерки, революционеры и попы, тупые и умные. Но каков человек - таково и его желание. Свободен ли человек вне простора События? Нехороший вопрос, бессмысленный. Пусть делает, что хочет в рамках права. Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов. Я один из них - давно умер и ворочаюсь в могиле.
Событийное желание неотличимо от любви. Там где открытость, нет места запертой собственности. Другой такой же - адамически распахнут и естественен, не мешает никому быть собой. Любовь не ищет своего. Мягкий закон События - das sanfte Gesetz - положен повсюду, где люди живут с людьми, и он даёт о себе знать, когда люди действуют против людей.