О поклейке ярлычков-2
Продолжаем.
Итак, левые явления XX и XXI веков:
I.1. Официальная социал-демократия. Ответвлений в ней много, поэтому скажу совсем в общем: если вас призывают к парламентской и профсоюзной борьбе, обещают благодаря этому добиться умеренного прогресса в рамках законности, а ещё просят вас делать то же самое в родном дворе и подъезде в частном порядке, то это оно. Для образного представления о сути учения есть слова отца-основателя современной социал-демократии Эдуарда Бернштейна: «движение - всё, конечная цель [социализм] - ничто». Кстати, ругательство «ревизионизм» - это в общем случае о бернштейнианской социал-демократии: вы побыли марксистом, решили, что революция - это как-то злобно, радикально и антигуманно, а социализм - нереалистично, утопично и по-сектантски, пересмотрели («ревизовали») сущность марксистского учения и теперь считаете нужным просто улучшать материальное положение рабочего или красить лавочки во дворе, а от классовой борьбы и революционных преобразований общегосударственных масштабов шарахаетесь как от чумы.
По деталям. Если дело происходит в современной Европе, то вы не отличите «левоцентристскую» социал-демократическую партию от «правоцентристской» консервативной; эти социал-демократы вам даже не пообещают пару копеечек на бедность подбросить, а залезть к вам в карман могут ещё и поглубже консерваторов. Если дело происходит в современной Латинской Америке, пару копеечек и немножко прочих социальных благ вам всё-таки дадут, но этим дело и ограничится. Латиноамериканский «розовый прилив» XXI века, включая боливарианство - это классическая социал-демократия с небольшой народнической и микроскопической госкаповской примесью. Если дело происходит в современной России, то вы будете долго думать, кто всё-таки пусть хоть краешком чуть больше похож хотя бы на социал-демократов - КПРФ или «Справедливая Россия». Если дело происходит в обобщённой послевоенной западноевропейской стране, вы как угнетённый трудящийся под мудрым руководством социал-демократов будете заниматься профсоюзной борьбой и выбивать гривенник себе и рубль - профсоюзному начальству, а может быть, даже сходите на какую-нибудь демонстрацию против ядерной войны; на дворе ведь эпоха относительного процветания, и буржуазное государство не возражает подбросить оный рубль вам и социал-демократу, а на перспективы ядерной войны и само смотрит с опаской. Если же дело происходит в Европе последних десятилетий XIX и первых десятилетий XX века, то социал-демократический тред-юнион внушительно напомнит вам, угнетённому рабочему, чтобы вы в политику не лезли и думали только о чуточку более справедливом разделе благ с хозяином предприятия; а если вы крутой большевик и хотите сделать народный фронт с социал-демократами во имя борьбы с буржуями и особенно фашистами, то социал-демократы быстро продадут вас на заклание буржуям и особенно фашистам за копеечку или же совершенно бесплатно, во имя сохранения вековечных устоев буржуазного общества.
I.2. Еврокоммунизм, который в реальности, конечно, никакой не коммунизм, а развился сегодня в специфическую ветвь социал-демократии. Номинально эта группа учений считает себя частью марксизма, а фактически специализируется на выступлениях в защиту прав (заметьте, я не говорю просто «защите прав») всевозможных меньшинств, вплоть до белых медведей, и политической эксплуатации всевозможной постмодернистской чепухи, вроде поганящих земную атмосферу метаном коров.
Слово «еврокоммунизм» я использую как наиболее интуитивно понятное нашей аудитории, хотя, строго говоря, это некорректно. В точном значении этот термин когда-то обозначал платформу западноевропейских компартий после перехода на антисоветские и антиленинские позиции (кстати, горбачёвская часть КПСС идёт туда же). Тему же меньшинств и развесёлого политического карнавала начало движение новых левых, в шестидесятые годы поднявших на знамя для начала хиппи и геев. Борьбу с «тоталитаризмом», коллективизмом и индустриальным обществом (обществом модерна) начала практиковать философская франкфуртская школа. Ну и так далее, истоков и составляющих у данного направления полно. Весь этот конгломерат антикоммунистов под портретом Маркса, адептов карнавальной политики зелёной, радужной и прочих расцветок, бесчисленных философов-бредогенераторов следовало бы обозначать каким-то новым единым термином, но его, увы, нет, хотя всё это комплексное явление, безусловно, одной природы. Для ясности ещё раз подчеркну, что еврокоммунисты - это именно социал-демократия: на основы капитализма они не покушаются, хотят лишь облегчить положение в обществе отдельных групп населения (в лучшем случае), а «борьба» их вечна. Разница лишь декоративная, внутриродовая: целью борьбы обычных соцдемов формально является улучшение положения угнетённого большинства (трудящихся), целью борьбы еврокоммунистов (опять же формально) - улучшение положения угнетённых меньшинств.
Добавлю, что своим анархо-леворадикальным крылом еврокоммунизм смыкается с леворадикальными же народническими и меньшевистскими течениями. Оппортунизм, как известно, бывает не только правым, но и левым - а последний весьма горазд побить витрины и даже свалить какой-нибудь памятник, давая выход внутренним страстям индивида. Где заканчивается группа «Война» и начинается лимоновская НБП - примерно там и проходит граница между индивидуалистическими еврокоммунистами и более общественно ориентированными народниками и меньшевиками.
В чём вредность этой социал-демократической пары, я уже писал: они за капитализм, они всегда готовы предать, их борьба формальна, они мутят информационное пространство и портят настоящим коммунистам репутацию. Кое-какая польза, впрочем, тоже есть, особенно от латиноамериканских соцдемов - кто-то из угнетённых на какое-то время и в самом деле получает частичное облегчение своего положения, немного расшатывается существующий миропорядок и положение отдельных буржуазных правительств.
II.3. Правый государственный капитализм. Тут надо сразу ещё раз пояснить, что он хоть и правый, но всё-таки левее обычного капитализма. Заключается как минимум в усилении государственного контроля над экономикой и национализации важнейших отраслей. Применяется крупной буржуазией, когда надо либо спастись от тяжёлого кризиса, либо резко модернизировать общество, либо подготовиться к войне. Самым банальным примером тут будет кейнсианство, но, пожалуй, самым характерным - пятилетние планы в Южной Корее в эпоху военных диктатур. Правый госкап сопровождается усиленной эксплуатацией населения и легко переходит в прямой фашизм. Тем не менее, материальная база благодаря существенному устранению анархии производства развивается активнее, чем при либеральном капитализме, а это значит, что кое-что трудящиеся всё-таки выигрывают, а само явление по сравнению с либеральным капитализмом более прогрессивно. Но оно, само собой, долго не живёт - дело заканчивается либо войной, к которой готовились, либо решением крупной буржуазии приватизировать наконец прибыли и национализировать убытки.
II.4. Социал-демократический государственный капитализм. Применяется наиболее правильными из социал-демократов - теми, которые догадываются, что положение трудящихся всерьёз не улучшить иначе как изъятием части экономики из распоряжения частного капитала и реализацией серьёзных государственных программ развития общества. Поскольку в данном случае эксплуатация населения не усиливается, а снижается (ограничивается рабочий день, повышается зарплата, улучшается трудовое законодательство), а государство берёт на себя значительную часть социальных функций, этот вид госкапитализма для трудящихся наиболее выгоден, а кое-кто всерьёз начинает путать его с социализмом (смешное название «шведский социализм» говорит само за себя). Возникает, очевидно, только как попытка противостоять странам реального социализма, создав якобы альтернативу ему и затормозив внутренние революционные тенденции, ну или в виде остатков более прогрессивного общества, временно замороженного контрреволюционного процесса (лукашенковская Белоруссия). Долго опять-таки не живёт - зачем крупным капиталистам, остающимся хозяевами государства, продолжительное время терпеть такой ущерб своим интересам? Если реальный социализм рушится, значит, задабривать своё население больше не надо, а если нет, то, вероятнее всего, мы бы всё равно увидели наступление в таких странах неолиберального фашизма и мобилизацию населения на последний бой с красной угрозой.
II.5. Красный государственный капитализм. Под этим названием я подразумеваю прежде всего нэп в узком смысле слова - то есть не какую-то долговременную самостоятельную сущность, а краткий переходный период от капитализма к социализму, осуществляемый большевистской партией в рамках диктатуры пролетариата. В широком же смысле слова красным госкапом можно называть также различные смеси государственного капитализма с меньшевизмом и народничеством, но об этом лучше говорить в соответствующих разделах.
В качестве резюме снова подчеркну, что государственный капитализм неустойчив: государство есть инструмент осуществления диктатуры господствующего класса, поэтому либо вскоре оказывается не нужен сам капитализм вместе с капиталистами и рынком (если процессом руководят или, допустим такое чудо, по ходу процесса берут верх антикапиталистические силы), либо, что бывает неизмеримо чаще, для хозяев государства (капиталистов) ненужными оказываются «лишние» траты на население, а утекающая мимо их карманов прибыль превращается в нечто такое, что просто невозможно больше терпеть.
III.6. Классическое народничество. Выше я описал народничество как общее явление; многое из сказанного можно повторить и применительно к отечественным народническим организациям. Как развивалась их идеология? Сначала, восприняв дух утопического социализма (народничество - самый прямой его потомок на российской почве), народники делают себе идеал из простого народа (в данном случае основной его массы - крестьянства) и предполагают, что он поведёт нас в светлое будущее мимо капитализма на основе общинного землевладения и самоуправления, союза бесчисленного множества мелких общин, всеобщей дружбы и благорастворения воздухов - достаточно только освободить его от угнетателей (сначала помещиков-крепостников, затем царизма в целом). Потом оказывается, что без крепостного права крестьянские массы великолепно проникаются духом капитализма, а отнюдь не общинного социализма, пропагандистов они не слушают, а то и сдают тому же царизму, а над любителями искать в народе высшую духовность попросту смеются. Отсюда народники делают вывод, что раз народ не хочет сам разобраться с плохими угнетателями, значит, надо самим убить всех плохих, и тогда народ станет хорошим и всё-таки организует всё перечисленное. На этом месте на сцену выходит революционный индивидуальный террор, проводимый сперва народовольцами, затем эсерами. В идейной базе ничего не меняется - децентрализованный духовный общинный кооперированный крестьянин есть наше светлое посткапиталистическое будущее.
А когда исторические волны всё-таки выносят эсеров на вершину власти, происходит внезапный поворот, и наши заклятые враги капитализма и друзья народа банально продолжают политику прежних буржуазных правительств - крестьянин крестьянином, самоуправление самоуправлением, но ведь прибыль сама себя не сделает, война сама собой не выиграется, да и управлять-то должен не сирый крестьянин напрямую, а пусть он культурно, по-буржуазному выберет Учредительное собрание из своих любимых революционных вождей. Когда же власть действительно переходит к народу и начинаются реальные социалистические преобразования, эсеры тут же встают на путь контрреволюции - потому что лично их обделили властью, потому что мелкая буржуазия, сколько она там о плохих капиталистах ни трепись, в конечном счёте всё равно выступает за капитализм, потому что преобразования, заходящие дальше земельного кооператива и мелкой общинности, находятся в полном противоречии с их взглядами. И тут эсеры уже не останавливаются ни перед союзом с крупной буржуазией, ни перед дружбой с бездуховными заграничными буржуями, ни перед террором в отношении своих же якобы товарищей-революционеров по левому антикапиталистическому лагерю, ни перед причинением зла в промышленных масштабах своему любимому народу - ни перед чем.
Отмечу ещё то обстоятельство, что история народничества в России на самом деле вовсе не закончилась с победой большевиков. Кулацкая деятельность, подвиги бандеровцев и лесных братьев, движение деревенщичества - это всё так или иначе наследование и продолжение линии «народного» «социализма». Мужик - образец духовности, справный деревенский хозяин - наш идеал, а если мы левее, то идеал - это союз справных деревенских хозяев, которым никто не указ; главное же историческое зло - это «погубившие русскую деревню большевики». Если вы поймёте, что корень механизма подобных идеологий лежит в том, что мелкий буржуа так или иначе поддерживает капитализм, но такой, где ему лично дадут развернуться в большого буржуя, вас не будет удивлять, что народник всегда борется против большевика куда охотнее, чем против капиталиста - ведь большевик обобществляет собственность, ликвидирует рынок и не оставляет в обществе места ни для какого буржуя, крупный он там или мелкий, неважно.
Подводя итог, в крестьянской стране народник первоначально прогрессивен и полезен, так как он революционизирует крестьян, а ещё может взорвать какого-нибудь упыря-аристократа (пустячок, а приятно). Но затем, даже если народник победит и дорвётся до власти, он всё равно лишь перестроит капитализм на более модернистский лад и даже про любимую игрушку самоуправляемых общин с высокой вероятностью позабудет - хорошо ещё, если просто проведёт приличную аграрную реформу.
Чтобы вы ещё лучше понимали, о чём идёт речь. В странах третьего мира народническим движениям регулярно удавалось создавать крестьянские армии, которые вели партизанские войны против своих правительств, добиваясь аграрной реформы. Взгляды на мир у них были те же - дайте нам землю, мы прекрасные люди, мы будем вместе её обрабатывать, когда убьём всех плохих, особенно помещиков. Результат обычно бывал очень скромным: либо эти армии в конце концов проигрывали, либо, если побеждали, то происходило указанное мной в предыдущем абзаце (Мексиканская революция - великолепный тому пример), либо они десятилетиями сидели и сидят в труднодоступных горах и джунглях (продолжая мексиканскую тему - современные сапатисты, с которыми столько носятся наши «неавторитарные» левые интеллектуалы) и в лучшем случае действительно организуют на подконтрольной территории земельные кооперативы, посредством которых временно улучшают жизнь местных крестьян.
Стоит оно того? Может, лучше обратиться к несколько другим идеям?
III.7. Рабочее народничество, оно же рабочизм. Это та же фигня, вид сбоку. Разница с классическим народничеством в том, что, во-первых, классовая теория принимается безоговорочно, а во-вторых, прогрессивным классом считается пролетариат (а чаще один его слой - фабрично-заводские рабочие). В остальном всё то же самое: рабочизм точно так же привносится в рабочую среду интеллигенцией, самая сущность взглядов - «дайте нам самим распоряжаться на наших предприятиях, мы здесь лучшие люди города».
Отечественная линейка рабочего народничества на самом деле тоже очень длинная, но, если специально об этом вопросе не задуматься, совершенно неочевидная. Для начала у нас есть группа внутрипартийных оппозиций эпохи первых лет революции. Левые коммунисты любили децентрализацию и собирались беззаботно воевать с кайзеровской Германией с голым задом. Военная оппозиция возражала против строительства регулярной армии и предпочитала партизанщину. Децисты хотели фракционности и стихийщины во всяком управлении, включая хозяйственное. Рабочая оппозиция жаждала профсоюзного управления хозяйством и опять же самоуправления на предприятиях. То есть мы наблюдаем те же самые темы - автономизация трудовых коллективов (вместо земельных общин), децентрализация управления, стихийное решение сложнейших организационных задач, склонность к партизанской войне и, кстати, террору (меня вот совсем не удивляет, что остатки тех оппозиций к тридцатым годам обратились к эсеровским методам).
В эпоху оттепели мы увидели те же черты в деятельности Хрущёва, но это более сложное явление, и о хрущёвщине я скажу несколько позже. Тема «рабочий - соль земли» проходила красной нитью через всю советскую пропаганду от начала и до конца советской власти - и, пожалуй, пропаганда с этим основательно пережала. На перестроечных митингах рабочисты проявили себя даже более явно, чем деревенщики: если о погибели русской деревни от большевистских лап причитала в основном интеллигенция, то песенки о том, как рабочему мяса недокладывают, мы в исполнении доподлинных рабочих и услышали - роль шахтёров в перестройке давно стала притчей во языцех. Это, кстати, происходило не только в СССР - смотрим, например, на польских судостроителей. В конце перестройки на предприятиях массово вводилось самоуправление вплоть до выборов директора, а в начале девяностых участникам трудовых коллективов раздавали акции приватизирующихся предприятий. Рабочизм был просто кристально чистым, поэтому при случае я всегда спрашиваю его адептов - как они, довольны ли результатами применения своих идей на практике?
В современной российской реальности рабочизм тоже никуда не делся. Когда Коммари рассказывает нам, что он всегда за Плохо Одетых Людей, что бы те ни делали - это оно; точнее, это преломление рабочизма в голове отдельно взятого человека. А когда всем известный профессор Попов заводит целую партию, в которой устраивает натуральный культ фабрично-заводского пролетария, дискриминирует всех остальных и вкладывает в головы фанатов безумные идейки типа услуганетоварничества - это уже формирование какой-никакой, но организованной политической силы всё на той же идейной базе.
Может ли рабочее народничество играть положительную роль? Думаю, по той же схеме, что и народничество классическое - пока на дворе капитализм, рабочист хотя бы революционизирует рабочих; ну а потом он неизбежно займётся чёрт знает чем. Другое дело, что это явление, видимо, гораздо более узкое - я не уверен, водится ли сегодня такой зверь за рубежами нашей бывшей Родины в заметных количествах. С ходу можно назвать Мондрагонскую корпорацию - союз рабочих кооперативов в Басконии; может быть, где-то ещё есть что-то подобное.
Резюмируем 6-й и 7-й пункты. Классические народники и рабочисты - это течения почти бесполезные, а чаще весьма вредные. Рядовой адепт движения не видит дальше своего крестьянского/рабочего носа и земельного/промышленного кооператива; но кооператив - хозяйственная форма, непригодная даже для того, чтобы быть основой достаточно крупного капиталистического общества, а социалистическому она просто сущностно противоречит, потому что социализм подразумевает единое ведение народного хозяйства в общих интересах, а не конкуренцию и шкурничество частника, будь те частники индивидами или группами индивидов. Предводитель же движения ищет власти и в самом лучшем случае просто несколько улучшит капитализм после победы. Абстрактно говоря, за те же деньги простому человеку выгоднее даже социал-демократ - он-то обещает мелкие улучшения без всяких войн и революций.
III.8. Антиимпериалистическое народничество. К этой группе относятся разнообразные национально-освободительные движения, принципиально отличающиеся от простых народников тем, что они изначально вынуждены мыслить в общенациональных масштабах и изрядно антикапиталистическом направлении, стремясь изгнать из своей страны капитал государств первого мира. Это устраняет общинно-кооперативную узость взглядов и вообще значительную часть народнических пороков, обещает более серьёзные общественные преобразования после победы. Тем не менее, самая суть остаётся: есть хороший Наш Народ, который угнетают вон те заморские козлы, и если мы козлов прогоним, то всё сразу станет очень хорошо. Что именно мы будем строить после победы над козлами, остаётся несколько на периферии внимания, а потому, как дело доходит до строительства, строится чаще всего тот же самый капитализм. Пока существовал соцлагерь, этот капитализм мог быть изрядно левым (смотрим на всякие африканские и азиатские «народные демократии» послевоенной эпохи), но сегодня обычно и того нет, да и национально-освободительных движений в прежнем виде в общем-то тоже нет.
Тем не менее, этот путь иногда давал любопытные плоды, поскольку общенациональный масштаб деятельности и существование соцлагеря принуждали революционеров двигаться от народничества к госкапу и марксизму. В качестве самого «народнического» результата можно назвать ливийскую джамахирию; её финал недвусмысленно и веско говорит нам, чем заканчиваются опыты с коммунами, стихийщиной, кооперативами и прочей подобной народнической мурой, если извне вас не прикрывает стальной щит реального социализма. В качестве самого левого результата без перехода в социализм возьмём, наверное, баасистскую Сирию, но тут мы уже упираемся в проблему неспособности позднего СССР по-настоящему большевизировать союзников, потому что он и сам большевистским уже не был. В поисках же самого «госкаповского» результата следовало бы отправиться в таком экзотическом направлении, как левый фашизм; об этом я сейчас скажу поподробнее.
Националистический мотив в национально-освободительном движении присутствует по определению. Ещё в нём часто участвует крупная национальная буржуазия (ну, в те времена, когда в третьем мире ещё существовала национальная буржуазия). Такое сочетание запросто даёт на выходе даже не просто модернизационный правый госкап, но именно фашизм (с пропагандой национального единства вместо классовой борьбы, с террором, вождизмом, милитаризмом, национальным, религиозным, политическим подавлением). Этот фашизм, тем не менее, до определённого момента (пока крупная буржуазия идентифицирует себя в первую очередь не как буржуазию, а как государственных лидеров, или пока модернизация не исчерпала свой потенциал) на самом деле отвечает интересам подавляющего большинства населения, что делает подобный режим самым левым из всех теоретически возможных фашизмов. Самый очевидный и яркий пример - это, конечно, баасистский Ирак; ещё к этому же ряду в какой-то мере можно отнести насеровский Египет и раннюю перонистскую Аргентину.
Ну и, наконец, национально-освободительное движение может перейти от народничества к большевизму, и это сразу даёт ему +100 к прогрессивности и успешности. Кубинская революция добилась своих выдающихся результатов лишь потому, что вовремя обратилась к большевистским идеям - марксизму, роли партии, централизации, организованному социалистическому строительству в общегосударственных и даже межгосударственных масштабах (экспорт революции, международная медицинская помощь, координация сотрудничества левых стран Латинской Америки). Здесь таится вершина потенциала народника: это не обязательно какой-нибудь омерзительный Савинков или Панчо Вилья, это не обязательно осёл-рабочист, это не обязательно неудачливый наполеон Саддам Хусейн - при благоприятных на то условиях народник может вырасти и в товарища Фиделя, но для этого он должен перестать быть народником.
Для завершения темы нужно ещё упомянуть городских партизан, но тут всё несколько неоднозначно. Реальные RAF и менее знаменитые организации за пределы причудливой смеси из народничества, маоизма, еврокоммунизма так и не вышли, а перспектив у их деятельности не было никакой; но вообще говоря, в других условиях (при большевистском Советском Союзе) они могли действовать в интересах распространения большевизма, мостя дорожку к приходу армий ОВД. Здесь у нас та же история, что и с союзными СССР недосоциалистическими странами - будь другим сам Союз, они бы не были НЕДОсоциалистическими…
III.9. Анархизм. Тут много слов тратить не надо. Анархист, веря в «добрый народ», выступает за разрушение всякой вертикальной организации - а стало быть, за возвращение в первобытнообщинный строй. Анархо-капиталист при этом почти что понимает, что после этого в обществе воцарится тотальная власть социал-дарвинизма, и его ошибка заключается лишь в том, что социал-дарвинизм вовсе не будет прикрыт внешне благообразными порядками развитого буржуазного рынка. Анархо-коммунист же настолько глуп, что не понимает даже этого, бормоча что-то о добровольном взаимном ограничении свободы и добровольной взаимопомощи людей. Слова ему оправданием не служат - де-факто всякий анархизм есть не крайне левое, а крайне правое течение, и неважно, понимает это анархист или нет. Никакого положительного зерна в анархизме нет, и не ищите даже; политически это абсолютное зло, с которым у коммуниста нет и не может быть никаких точек соприкосновения.
Итак, левые явления XX и XXI веков:
I.1. Официальная социал-демократия. Ответвлений в ней много, поэтому скажу совсем в общем: если вас призывают к парламентской и профсоюзной борьбе, обещают благодаря этому добиться умеренного прогресса в рамках законности, а ещё просят вас делать то же самое в родном дворе и подъезде в частном порядке, то это оно. Для образного представления о сути учения есть слова отца-основателя современной социал-демократии Эдуарда Бернштейна: «движение - всё, конечная цель [социализм] - ничто». Кстати, ругательство «ревизионизм» - это в общем случае о бернштейнианской социал-демократии: вы побыли марксистом, решили, что революция - это как-то злобно, радикально и антигуманно, а социализм - нереалистично, утопично и по-сектантски, пересмотрели («ревизовали») сущность марксистского учения и теперь считаете нужным просто улучшать материальное положение рабочего или красить лавочки во дворе, а от классовой борьбы и революционных преобразований общегосударственных масштабов шарахаетесь как от чумы.
По деталям. Если дело происходит в современной Европе, то вы не отличите «левоцентристскую» социал-демократическую партию от «правоцентристской» консервативной; эти социал-демократы вам даже не пообещают пару копеечек на бедность подбросить, а залезть к вам в карман могут ещё и поглубже консерваторов. Если дело происходит в современной Латинской Америке, пару копеечек и немножко прочих социальных благ вам всё-таки дадут, но этим дело и ограничится. Латиноамериканский «розовый прилив» XXI века, включая боливарианство - это классическая социал-демократия с небольшой народнической и микроскопической госкаповской примесью. Если дело происходит в современной России, то вы будете долго думать, кто всё-таки пусть хоть краешком чуть больше похож хотя бы на социал-демократов - КПРФ или «Справедливая Россия». Если дело происходит в обобщённой послевоенной западноевропейской стране, вы как угнетённый трудящийся под мудрым руководством социал-демократов будете заниматься профсоюзной борьбой и выбивать гривенник себе и рубль - профсоюзному начальству, а может быть, даже сходите на какую-нибудь демонстрацию против ядерной войны; на дворе ведь эпоха относительного процветания, и буржуазное государство не возражает подбросить оный рубль вам и социал-демократу, а на перспективы ядерной войны и само смотрит с опаской. Если же дело происходит в Европе последних десятилетий XIX и первых десятилетий XX века, то социал-демократический тред-юнион внушительно напомнит вам, угнетённому рабочему, чтобы вы в политику не лезли и думали только о чуточку более справедливом разделе благ с хозяином предприятия; а если вы крутой большевик и хотите сделать народный фронт с социал-демократами во имя борьбы с буржуями и особенно фашистами, то социал-демократы быстро продадут вас на заклание буржуям и особенно фашистам за копеечку или же совершенно бесплатно, во имя сохранения вековечных устоев буржуазного общества.
I.2. Еврокоммунизм, который в реальности, конечно, никакой не коммунизм, а развился сегодня в специфическую ветвь социал-демократии. Номинально эта группа учений считает себя частью марксизма, а фактически специализируется на выступлениях в защиту прав (заметьте, я не говорю просто «защите прав») всевозможных меньшинств, вплоть до белых медведей, и политической эксплуатации всевозможной постмодернистской чепухи, вроде поганящих земную атмосферу метаном коров.
Слово «еврокоммунизм» я использую как наиболее интуитивно понятное нашей аудитории, хотя, строго говоря, это некорректно. В точном значении этот термин когда-то обозначал платформу западноевропейских компартий после перехода на антисоветские и антиленинские позиции (кстати, горбачёвская часть КПСС идёт туда же). Тему же меньшинств и развесёлого политического карнавала начало движение новых левых, в шестидесятые годы поднявших на знамя для начала хиппи и геев. Борьбу с «тоталитаризмом», коллективизмом и индустриальным обществом (обществом модерна) начала практиковать философская франкфуртская школа. Ну и так далее, истоков и составляющих у данного направления полно. Весь этот конгломерат антикоммунистов под портретом Маркса, адептов карнавальной политики зелёной, радужной и прочих расцветок, бесчисленных философов-бредогенераторов следовало бы обозначать каким-то новым единым термином, но его, увы, нет, хотя всё это комплексное явление, безусловно, одной природы. Для ясности ещё раз подчеркну, что еврокоммунисты - это именно социал-демократия: на основы капитализма они не покушаются, хотят лишь облегчить положение в обществе отдельных групп населения (в лучшем случае), а «борьба» их вечна. Разница лишь декоративная, внутриродовая: целью борьбы обычных соцдемов формально является улучшение положения угнетённого большинства (трудящихся), целью борьбы еврокоммунистов (опять же формально) - улучшение положения угнетённых меньшинств.
Добавлю, что своим анархо-леворадикальным крылом еврокоммунизм смыкается с леворадикальными же народническими и меньшевистскими течениями. Оппортунизм, как известно, бывает не только правым, но и левым - а последний весьма горазд побить витрины и даже свалить какой-нибудь памятник, давая выход внутренним страстям индивида. Где заканчивается группа «Война» и начинается лимоновская НБП - примерно там и проходит граница между индивидуалистическими еврокоммунистами и более общественно ориентированными народниками и меньшевиками.
В чём вредность этой социал-демократической пары, я уже писал: они за капитализм, они всегда готовы предать, их борьба формальна, они мутят информационное пространство и портят настоящим коммунистам репутацию. Кое-какая польза, впрочем, тоже есть, особенно от латиноамериканских соцдемов - кто-то из угнетённых на какое-то время и в самом деле получает частичное облегчение своего положения, немного расшатывается существующий миропорядок и положение отдельных буржуазных правительств.
II.3. Правый государственный капитализм. Тут надо сразу ещё раз пояснить, что он хоть и правый, но всё-таки левее обычного капитализма. Заключается как минимум в усилении государственного контроля над экономикой и национализации важнейших отраслей. Применяется крупной буржуазией, когда надо либо спастись от тяжёлого кризиса, либо резко модернизировать общество, либо подготовиться к войне. Самым банальным примером тут будет кейнсианство, но, пожалуй, самым характерным - пятилетние планы в Южной Корее в эпоху военных диктатур. Правый госкап сопровождается усиленной эксплуатацией населения и легко переходит в прямой фашизм. Тем не менее, материальная база благодаря существенному устранению анархии производства развивается активнее, чем при либеральном капитализме, а это значит, что кое-что трудящиеся всё-таки выигрывают, а само явление по сравнению с либеральным капитализмом более прогрессивно. Но оно, само собой, долго не живёт - дело заканчивается либо войной, к которой готовились, либо решением крупной буржуазии приватизировать наконец прибыли и национализировать убытки.
II.4. Социал-демократический государственный капитализм. Применяется наиболее правильными из социал-демократов - теми, которые догадываются, что положение трудящихся всерьёз не улучшить иначе как изъятием части экономики из распоряжения частного капитала и реализацией серьёзных государственных программ развития общества. Поскольку в данном случае эксплуатация населения не усиливается, а снижается (ограничивается рабочий день, повышается зарплата, улучшается трудовое законодательство), а государство берёт на себя значительную часть социальных функций, этот вид госкапитализма для трудящихся наиболее выгоден, а кое-кто всерьёз начинает путать его с социализмом (смешное название «шведский социализм» говорит само за себя). Возникает, очевидно, только как попытка противостоять странам реального социализма, создав якобы альтернативу ему и затормозив внутренние революционные тенденции, ну или в виде остатков более прогрессивного общества, временно замороженного контрреволюционного процесса (лукашенковская Белоруссия). Долго опять-таки не живёт - зачем крупным капиталистам, остающимся хозяевами государства, продолжительное время терпеть такой ущерб своим интересам? Если реальный социализм рушится, значит, задабривать своё население больше не надо, а если нет, то, вероятнее всего, мы бы всё равно увидели наступление в таких странах неолиберального фашизма и мобилизацию населения на последний бой с красной угрозой.
II.5. Красный государственный капитализм. Под этим названием я подразумеваю прежде всего нэп в узком смысле слова - то есть не какую-то долговременную самостоятельную сущность, а краткий переходный период от капитализма к социализму, осуществляемый большевистской партией в рамках диктатуры пролетариата. В широком же смысле слова красным госкапом можно называть также различные смеси государственного капитализма с меньшевизмом и народничеством, но об этом лучше говорить в соответствующих разделах.
В качестве резюме снова подчеркну, что государственный капитализм неустойчив: государство есть инструмент осуществления диктатуры господствующего класса, поэтому либо вскоре оказывается не нужен сам капитализм вместе с капиталистами и рынком (если процессом руководят или, допустим такое чудо, по ходу процесса берут верх антикапиталистические силы), либо, что бывает неизмеримо чаще, для хозяев государства (капиталистов) ненужными оказываются «лишние» траты на население, а утекающая мимо их карманов прибыль превращается в нечто такое, что просто невозможно больше терпеть.
III.6. Классическое народничество. Выше я описал народничество как общее явление; многое из сказанного можно повторить и применительно к отечественным народническим организациям. Как развивалась их идеология? Сначала, восприняв дух утопического социализма (народничество - самый прямой его потомок на российской почве), народники делают себе идеал из простого народа (в данном случае основной его массы - крестьянства) и предполагают, что он поведёт нас в светлое будущее мимо капитализма на основе общинного землевладения и самоуправления, союза бесчисленного множества мелких общин, всеобщей дружбы и благорастворения воздухов - достаточно только освободить его от угнетателей (сначала помещиков-крепостников, затем царизма в целом). Потом оказывается, что без крепостного права крестьянские массы великолепно проникаются духом капитализма, а отнюдь не общинного социализма, пропагандистов они не слушают, а то и сдают тому же царизму, а над любителями искать в народе высшую духовность попросту смеются. Отсюда народники делают вывод, что раз народ не хочет сам разобраться с плохими угнетателями, значит, надо самим убить всех плохих, и тогда народ станет хорошим и всё-таки организует всё перечисленное. На этом месте на сцену выходит революционный индивидуальный террор, проводимый сперва народовольцами, затем эсерами. В идейной базе ничего не меняется - децентрализованный духовный общинный кооперированный крестьянин есть наше светлое посткапиталистическое будущее.
А когда исторические волны всё-таки выносят эсеров на вершину власти, происходит внезапный поворот, и наши заклятые враги капитализма и друзья народа банально продолжают политику прежних буржуазных правительств - крестьянин крестьянином, самоуправление самоуправлением, но ведь прибыль сама себя не сделает, война сама собой не выиграется, да и управлять-то должен не сирый крестьянин напрямую, а пусть он культурно, по-буржуазному выберет Учредительное собрание из своих любимых революционных вождей. Когда же власть действительно переходит к народу и начинаются реальные социалистические преобразования, эсеры тут же встают на путь контрреволюции - потому что лично их обделили властью, потому что мелкая буржуазия, сколько она там о плохих капиталистах ни трепись, в конечном счёте всё равно выступает за капитализм, потому что преобразования, заходящие дальше земельного кооператива и мелкой общинности, находятся в полном противоречии с их взглядами. И тут эсеры уже не останавливаются ни перед союзом с крупной буржуазией, ни перед дружбой с бездуховными заграничными буржуями, ни перед террором в отношении своих же якобы товарищей-революционеров по левому антикапиталистическому лагерю, ни перед причинением зла в промышленных масштабах своему любимому народу - ни перед чем.
Отмечу ещё то обстоятельство, что история народничества в России на самом деле вовсе не закончилась с победой большевиков. Кулацкая деятельность, подвиги бандеровцев и лесных братьев, движение деревенщичества - это всё так или иначе наследование и продолжение линии «народного» «социализма». Мужик - образец духовности, справный деревенский хозяин - наш идеал, а если мы левее, то идеал - это союз справных деревенских хозяев, которым никто не указ; главное же историческое зло - это «погубившие русскую деревню большевики». Если вы поймёте, что корень механизма подобных идеологий лежит в том, что мелкий буржуа так или иначе поддерживает капитализм, но такой, где ему лично дадут развернуться в большого буржуя, вас не будет удивлять, что народник всегда борется против большевика куда охотнее, чем против капиталиста - ведь большевик обобществляет собственность, ликвидирует рынок и не оставляет в обществе места ни для какого буржуя, крупный он там или мелкий, неважно.
Подводя итог, в крестьянской стране народник первоначально прогрессивен и полезен, так как он революционизирует крестьян, а ещё может взорвать какого-нибудь упыря-аристократа (пустячок, а приятно). Но затем, даже если народник победит и дорвётся до власти, он всё равно лишь перестроит капитализм на более модернистский лад и даже про любимую игрушку самоуправляемых общин с высокой вероятностью позабудет - хорошо ещё, если просто проведёт приличную аграрную реформу.
Чтобы вы ещё лучше понимали, о чём идёт речь. В странах третьего мира народническим движениям регулярно удавалось создавать крестьянские армии, которые вели партизанские войны против своих правительств, добиваясь аграрной реформы. Взгляды на мир у них были те же - дайте нам землю, мы прекрасные люди, мы будем вместе её обрабатывать, когда убьём всех плохих, особенно помещиков. Результат обычно бывал очень скромным: либо эти армии в конце концов проигрывали, либо, если побеждали, то происходило указанное мной в предыдущем абзаце (Мексиканская революция - великолепный тому пример), либо они десятилетиями сидели и сидят в труднодоступных горах и джунглях (продолжая мексиканскую тему - современные сапатисты, с которыми столько носятся наши «неавторитарные» левые интеллектуалы) и в лучшем случае действительно организуют на подконтрольной территории земельные кооперативы, посредством которых временно улучшают жизнь местных крестьян.
Стоит оно того? Может, лучше обратиться к несколько другим идеям?
III.7. Рабочее народничество, оно же рабочизм. Это та же фигня, вид сбоку. Разница с классическим народничеством в том, что, во-первых, классовая теория принимается безоговорочно, а во-вторых, прогрессивным классом считается пролетариат (а чаще один его слой - фабрично-заводские рабочие). В остальном всё то же самое: рабочизм точно так же привносится в рабочую среду интеллигенцией, самая сущность взглядов - «дайте нам самим распоряжаться на наших предприятиях, мы здесь лучшие люди города».
Отечественная линейка рабочего народничества на самом деле тоже очень длинная, но, если специально об этом вопросе не задуматься, совершенно неочевидная. Для начала у нас есть группа внутрипартийных оппозиций эпохи первых лет революции. Левые коммунисты любили децентрализацию и собирались беззаботно воевать с кайзеровской Германией с голым задом. Военная оппозиция возражала против строительства регулярной армии и предпочитала партизанщину. Децисты хотели фракционности и стихийщины во всяком управлении, включая хозяйственное. Рабочая оппозиция жаждала профсоюзного управления хозяйством и опять же самоуправления на предприятиях. То есть мы наблюдаем те же самые темы - автономизация трудовых коллективов (вместо земельных общин), децентрализация управления, стихийное решение сложнейших организационных задач, склонность к партизанской войне и, кстати, террору (меня вот совсем не удивляет, что остатки тех оппозиций к тридцатым годам обратились к эсеровским методам).
В эпоху оттепели мы увидели те же черты в деятельности Хрущёва, но это более сложное явление, и о хрущёвщине я скажу несколько позже. Тема «рабочий - соль земли» проходила красной нитью через всю советскую пропаганду от начала и до конца советской власти - и, пожалуй, пропаганда с этим основательно пережала. На перестроечных митингах рабочисты проявили себя даже более явно, чем деревенщики: если о погибели русской деревни от большевистских лап причитала в основном интеллигенция, то песенки о том, как рабочему мяса недокладывают, мы в исполнении доподлинных рабочих и услышали - роль шахтёров в перестройке давно стала притчей во языцех. Это, кстати, происходило не только в СССР - смотрим, например, на польских судостроителей. В конце перестройки на предприятиях массово вводилось самоуправление вплоть до выборов директора, а в начале девяностых участникам трудовых коллективов раздавали акции приватизирующихся предприятий. Рабочизм был просто кристально чистым, поэтому при случае я всегда спрашиваю его адептов - как они, довольны ли результатами применения своих идей на практике?
В современной российской реальности рабочизм тоже никуда не делся. Когда Коммари рассказывает нам, что он всегда за Плохо Одетых Людей, что бы те ни делали - это оно; точнее, это преломление рабочизма в голове отдельно взятого человека. А когда всем известный профессор Попов заводит целую партию, в которой устраивает натуральный культ фабрично-заводского пролетария, дискриминирует всех остальных и вкладывает в головы фанатов безумные идейки типа услуганетоварничества - это уже формирование какой-никакой, но организованной политической силы всё на той же идейной базе.
Может ли рабочее народничество играть положительную роль? Думаю, по той же схеме, что и народничество классическое - пока на дворе капитализм, рабочист хотя бы революционизирует рабочих; ну а потом он неизбежно займётся чёрт знает чем. Другое дело, что это явление, видимо, гораздо более узкое - я не уверен, водится ли сегодня такой зверь за рубежами нашей бывшей Родины в заметных количествах. С ходу можно назвать Мондрагонскую корпорацию - союз рабочих кооперативов в Басконии; может быть, где-то ещё есть что-то подобное.
Резюмируем 6-й и 7-й пункты. Классические народники и рабочисты - это течения почти бесполезные, а чаще весьма вредные. Рядовой адепт движения не видит дальше своего крестьянского/рабочего носа и земельного/промышленного кооператива; но кооператив - хозяйственная форма, непригодная даже для того, чтобы быть основой достаточно крупного капиталистического общества, а социалистическому она просто сущностно противоречит, потому что социализм подразумевает единое ведение народного хозяйства в общих интересах, а не конкуренцию и шкурничество частника, будь те частники индивидами или группами индивидов. Предводитель же движения ищет власти и в самом лучшем случае просто несколько улучшит капитализм после победы. Абстрактно говоря, за те же деньги простому человеку выгоднее даже социал-демократ - он-то обещает мелкие улучшения без всяких войн и революций.
III.8. Антиимпериалистическое народничество. К этой группе относятся разнообразные национально-освободительные движения, принципиально отличающиеся от простых народников тем, что они изначально вынуждены мыслить в общенациональных масштабах и изрядно антикапиталистическом направлении, стремясь изгнать из своей страны капитал государств первого мира. Это устраняет общинно-кооперативную узость взглядов и вообще значительную часть народнических пороков, обещает более серьёзные общественные преобразования после победы. Тем не менее, самая суть остаётся: есть хороший Наш Народ, который угнетают вон те заморские козлы, и если мы козлов прогоним, то всё сразу станет очень хорошо. Что именно мы будем строить после победы над козлами, остаётся несколько на периферии внимания, а потому, как дело доходит до строительства, строится чаще всего тот же самый капитализм. Пока существовал соцлагерь, этот капитализм мог быть изрядно левым (смотрим на всякие африканские и азиатские «народные демократии» послевоенной эпохи), но сегодня обычно и того нет, да и национально-освободительных движений в прежнем виде в общем-то тоже нет.
Тем не менее, этот путь иногда давал любопытные плоды, поскольку общенациональный масштаб деятельности и существование соцлагеря принуждали революционеров двигаться от народничества к госкапу и марксизму. В качестве самого «народнического» результата можно назвать ливийскую джамахирию; её финал недвусмысленно и веско говорит нам, чем заканчиваются опыты с коммунами, стихийщиной, кооперативами и прочей подобной народнической мурой, если извне вас не прикрывает стальной щит реального социализма. В качестве самого левого результата без перехода в социализм возьмём, наверное, баасистскую Сирию, но тут мы уже упираемся в проблему неспособности позднего СССР по-настоящему большевизировать союзников, потому что он и сам большевистским уже не был. В поисках же самого «госкаповского» результата следовало бы отправиться в таком экзотическом направлении, как левый фашизм; об этом я сейчас скажу поподробнее.
Националистический мотив в национально-освободительном движении присутствует по определению. Ещё в нём часто участвует крупная национальная буржуазия (ну, в те времена, когда в третьем мире ещё существовала национальная буржуазия). Такое сочетание запросто даёт на выходе даже не просто модернизационный правый госкап, но именно фашизм (с пропагандой национального единства вместо классовой борьбы, с террором, вождизмом, милитаризмом, национальным, религиозным, политическим подавлением). Этот фашизм, тем не менее, до определённого момента (пока крупная буржуазия идентифицирует себя в первую очередь не как буржуазию, а как государственных лидеров, или пока модернизация не исчерпала свой потенциал) на самом деле отвечает интересам подавляющего большинства населения, что делает подобный режим самым левым из всех теоретически возможных фашизмов. Самый очевидный и яркий пример - это, конечно, баасистский Ирак; ещё к этому же ряду в какой-то мере можно отнести насеровский Египет и раннюю перонистскую Аргентину.
Ну и, наконец, национально-освободительное движение может перейти от народничества к большевизму, и это сразу даёт ему +100 к прогрессивности и успешности. Кубинская революция добилась своих выдающихся результатов лишь потому, что вовремя обратилась к большевистским идеям - марксизму, роли партии, централизации, организованному социалистическому строительству в общегосударственных и даже межгосударственных масштабах (экспорт революции, международная медицинская помощь, координация сотрудничества левых стран Латинской Америки). Здесь таится вершина потенциала народника: это не обязательно какой-нибудь омерзительный Савинков или Панчо Вилья, это не обязательно осёл-рабочист, это не обязательно неудачливый наполеон Саддам Хусейн - при благоприятных на то условиях народник может вырасти и в товарища Фиделя, но для этого он должен перестать быть народником.
Для завершения темы нужно ещё упомянуть городских партизан, но тут всё несколько неоднозначно. Реальные RAF и менее знаменитые организации за пределы причудливой смеси из народничества, маоизма, еврокоммунизма так и не вышли, а перспектив у их деятельности не было никакой; но вообще говоря, в других условиях (при большевистском Советском Союзе) они могли действовать в интересах распространения большевизма, мостя дорожку к приходу армий ОВД. Здесь у нас та же история, что и с союзными СССР недосоциалистическими странами - будь другим сам Союз, они бы не были НЕДОсоциалистическими…
III.9. Анархизм. Тут много слов тратить не надо. Анархист, веря в «добрый народ», выступает за разрушение всякой вертикальной организации - а стало быть, за возвращение в первобытнообщинный строй. Анархо-капиталист при этом почти что понимает, что после этого в обществе воцарится тотальная власть социал-дарвинизма, и его ошибка заключается лишь в том, что социал-дарвинизм вовсе не будет прикрыт внешне благообразными порядками развитого буржуазного рынка. Анархо-коммунист же настолько глуп, что не понимает даже этого, бормоча что-то о добровольном взаимном ограничении свободы и добровольной взаимопомощи людей. Слова ему оправданием не служат - де-факто всякий анархизм есть не крайне левое, а крайне правое течение, и неважно, понимает это анархист или нет. Никакого положительного зерна в анархизме нет, и не ищите даже; политически это абсолютное зло, с которым у коммуниста нет и не может быть никаких точек соприкосновения.