Логика практики и логика мышления
Аристотелевская логика, обосновывающая все свои главные постулаты на постулате тождества мыслимого объекта с реальным объектом, проводит операции мышления также в бинарной логике истинности мышления: можно мыслить объект только либо истинно, т.е., всецело как некое единство, переносимое без остатка в мышление, либо неистинно, когда такой охват объекта не происходит по логике целостного охвата (классический пример у Плотина: как бы глаз мог видеть солнце, если он сам не солнцевидный). Третье суждение потому и исключено, что возможно только такое всецелое, неопосредованное мышление и ощущение объекта (даже когда мысляться "некоторые" люди, то только они, а не остальные, очевидно не входящие в класс мыслимых некоторых). Показательным примером сбоя такого мышления и особенно главной причины - анахронической словесной данности объектов как целостных, номинированных словом объектов - выступили софисты: если рогов нет, то это не значит, что они были ранее до момента потери. Словесное соединение вещей в пространстве и времени языка вероятно воспринималось как тождественное. Интересно, что восприятие мира как космоса не устраняло лозунга о развитии, но план объектов мыслился как "упорядоченный" изначально и надолго.
Поворот немецкого идеализма в том, что он провозгласил, что объекты мышления и реальные объекты не тождественны, что "мощность" мышления и мыслимых объектов различна. Мысленное и языковое опосредование объектов выявляет переход от бинарного к троичной структуре: "между" мыслящим субъектом (историческом продукте общественного и личного развития) и объектом (вещь-в-себе) стоит опосредование в мыслимом объекте. Тогда видение солнца суть взаимодействие глаза и света солнца - видение солнца как нечто третье. Данное отношение условно остается в силе и для мышления: бинарная логика сохраняется имплицитно в связке мыслящий субъект и мыслимый объект, всецело "принадлежащий" мышлению субъекта в виде некоего опосредования, некоего смутного континуума от образа до мыслимого слова (вопрос переносится глубже: каков охват сознанием соматического представления и ощущения, откуда и работает магия психоанализа). Важно и то, что появляется возможность негации - отрицание не объекта, а некоего определения (Begriff). Появляется видение отношений объектов как пространства борьбы за позиции посредством отрицания тех или иных схватываний в общем плане объектов.
В результате порочный круг мыслимости объектов только как позитивного бытия, как существующих неизменно, размыкается диалектическим полем схождения мыслимых так и не иначе и не мыслимых так или иначе в настоящий момент объектов. Со свободой, возможностью отрицать, появляется действительная субъективность - выбор плана, видение расстановки. Отрицалось отношение к вещи, а не сама вещь: как если бы при отрицании монархии она бы не исчезала, кроме как в воображении "анархиста". Важно, что само отрицание зиждется на понимании чего-то, что существует, а потому негация отрицая отношение, не отрицает самого объекта. Такая форма причастности к объекту следует правилу уже многих, не бинарных итераций - прогул не есть отрицание занятия, а сон, т.е., некая практическая форма отрицания. Отрицание практическое совершается в выборе иной формы, лишь ненадолго задерживающемся на пустом месте негированного занятия, если оно не занимает всей жизненной траектории. Иными словами, практическая негация всегда предметна, хотя часом наличная мыслящая может тотально расчистить место для заполнения его другими, практическими объектами.
Негация и представляет возможность рефлексии для социолога: субъективное отношение к мыслимому посредством социологического отрицания социальных "самоочевидностей" - перестановка плана объектов, который суть результат борьбы. Знание этой диалектики вводит рефлексивность в историческое измерение, когда субъективность может раскапывать историю борьбы и проводить анализ стратегий производства событий. Социальный горизонт восприятия отрицается в работе осознания собственного удивления в такой археологической работе: субъектность не может еще разместить себя в плане события - место пусто - но это происходить так или иначе при реконструкции именно якобы "необходимого" ходы события (того или иного в практике, которая уже выступает продуктом - в этом сложность археологии практики).
Трудность социологического воображения, мыслящего позитивно, но желающего мочь отрицать, таким образом, в том, что может не произойти размыкания идеологического круга: неузнание себя и описание непонятного хода событий - пустота понимания - понимание как трактовка событий в логике "зрителя" произошедшего либо происходящего, хотя в данном случае задача облегчается возможностью зрить событие.
К примеру, как трактовать в логике вопросника неответ? Как осознанное негативное отношение к запрошенному плану объектов, в котором субъективности респондента нет места, или вообще непониманием вопроса? А если при анализе статистики по женщинам секс-бизнеса идея о том, что неиспользование презерватива при считающимся безопасным оральном сексе на уровне 45% (228 человек опрошено) может объясняться тем, что платиться дополнительное вознаграждение при возможных логиках восприятия этого типа услуг безопасными в силу невозможности забеременеть и однозначном более качественным уровнем услуги при отсутствии презерватива? Очевидно, что для мыслительной негации в логике одного фактора здесь вряд ли есть место и что логика практики не предполагает отвлечения от ситуации у ЖСБ-шабашниц, работающих преимущественно время от времени при надобности денег (сведения о шабашничестве от компетентного источника :).
Что касается именно возможности негативно расчищать сознание социолога для понимания практики, то стоит говорить о некоторых условиях, кроме того, что это есть представление о ней, истинность которого не гарантируется, по словам Фуко, изначальной сопричастностью миру:
1. Следует понимать практику как процесс борьбы в союзе с определенными социальными условиями как актуализации вообще,
2. которая имеет социальную историю, в той или иной мере присутствующей в ней и
3. выступающая как необратимая стратегическая "форма жизни" - ход практический итераций, выборов.
Грубо говоря, логика такого действительно социального исследования для производства социологического продукта обходится без некоторых истинных социологический теорий. Последние могут только затруднить поиск, хотя и должны учитываться как возможные ключи к истории, где рефлексия инкорпорирована в особые социальные установки. Продуктивная, результирующая природа социального действия всегда обязует осторожно относится к "очевидным" фактам, трактовка которых происходит часто в парадоксальном соотношении - продукт истории соотносится с условиями его появления, регистрации. Какая рефлексивность предполагается в таком случае - только постфактум, т.е., телеологическая, как если бы действие с неизбежностью к такому результату пришло.
Трудность такого радикального уничтожения как усвоения собственной позиции в транссубъективном опыте посредством реконструкции логики ситуации производства действия не противоречит социальной обусловленности, но только дополняется: проводимая самонегация не бинарна, потому что добросовестный социолог часом стоит перед ситуацией, когда его здравому социологическому смыслу просто нечего сказать - в ситуации он еще не субъект и некоторое время полезно побыть в этом пустующем поле, где произведено/производится социальное действие. ">