Из среднеазиатской пограничной жизни. III. Задержали
Д. Н. Логофет. Очерки и рассказы из среднеазиатской пограничной жизни. (Посвящаются М. А. Фольбауму) // Д. Н. Логофет. Очерки и рассказы из пограничной жизни. Часть II. - Ташкент, 1903.
I. Ожидают. II. Прорвались. III. Задержали. IV. На Каспийском море. V. На верховьях Амударьи.
Закаспийская область. На персидской границе
III. Задержали
Южная ночь давно уже наступила. Озаряя своим мерцающим блеском землю, ярко сияли звезды, выделяясь на темном фоне небесного свода. Вся степь приняла какие-то особенные очертания. Еще пустыннее казались все окрестности. Громадные развалины когда-то богатого города, расположенные на холме, выделялись среди равнины. Освещенные бледным светом луны, высокие минареты мечетей казались еще выше. Летучие мыши целыми стаями сновали среди построек. Давным-давно, во время царствования Тимура, был построен этот город на дороге между Мешхедом и Хивою. Большая торговля процветала в нем, и тысячи, нагруженных товарами, верблюдов ежедневно входили за его крепкие стены. Люди и время разрушили город, ветры пустыни усердно из года в год заносили песком оставшиеся постройки… Жизнь кругом замерла, и лишь старые колодцы остались целыми, поддерживаемые руками благочестивых людей. Хоть редко, но все же служили колодцы людям, доставляя случайно заехавшему каравану драгоценную влагу.
На дворе старой мечети за высокими полуразрушенными стенами расположилась небольшая конная команда пограничной стражи. Привязав лошадей к старым, высеченным из камня столбам, люди устроились тут же на земле. В конце двора на разостланных бурках лежал сам командир отряда ротмистр Одичавший, а рядом с ним, покуривая громадную папиросу, сидел поручик Ветров. Офицеры лениво перебрасывались словами, видимо, переговорив обо всем и страшно скучая.
- Так как же, Леонид Николаевич, вы думаете, что наше сидение на этот раз увенчается успехом? - обратился Ветров к ротмистру.
- Обязательно, - сразу оживляясь, заговорил Одичавший. - Юнуска в этом отношении такая шельма, что даром ничего не скажет, а тут еще, примите во внимание, с Ходжой у него старые счеты. Ведь они не один год вместе разбойничали да контрабанду возили. Тут, батенька, месть, а не что-нибудь другое. Выходит, что раз он говорит так уверенно, значит, они уже это дело со всех сторон обнюхал. Посмотрите-ка на него; прямо по лицу видно, что человек ликует, вполне уверенный в полном успехе своих предположений и в том, что он отомстит своему врагу сторицею. В сущности, правду сказать, у нас все ведь сведения на родовой, на семейной вражде и держатся. Деньгами да подкупами в этом краю много не сделаешь… Деньги каждый возьмет - сами знаете азиатов, наговорит турусы на колесах, а только сведения настоящего никогда не сообщит. Так, для очистки, выскажет вам несколько ценных данных вперемешку с их обыкновенным враньем. Только по этим данным задержания не сделаешь, хоть ежедневно езди по степям. А кроме того, сами знаете, при наших расстояниях всюду сразу не попадем, и людей при этом маловато, а участки, которые охраняются нашими постами, огромные. Люди же наши к здешним местам мало привыкли, туземного языка не знают и поэтому частенько ходят на помочах у вольнонаемных джигитов.
- Вы ведь давно здесь, Леонид Николаевич? - перебил его давно к чему-то прислушивавшийся поручик.
- Старожил, шестой год на этой границе несу службу. Из первых, которые сюда с Запада перешли, - добавил он, посматривая на Ветрова. - Да что вы это, Николай Иванович, все передвигаетесь, неужели же все еще не привыкли к различным нашим сожителям, как я их всегда называю, ведь как не говорите, живем бок о бок с ними всегда вместе… Есть из них нахалы, вроде этого самого скорпиона, от которого вы так отодвигаетесь, но это редко, все больше они от человека бегут… Да и притом такой не опасен, посмотрите, ведь он совершенно желтый, а страшны только черные… Только поболит; немного опухнет после укуса, ну а затем все пройдет без всяких последствий. Магома, выбрось-ка этого подлеца, да, кстати, вот там за камнем змея схоронилась, так ты и ее пугни. Чего она оттуда выглядывает, - с некоторою ноткой недовольства в голосе добавил Одичавший. - Ведь все это зверье кажется только страшным… Не скажу, чтобы я его любил или привык к нему. Кое-как переношу, потому что всякого гада на моем посту непочатый угол; куда ни пойдешь, на него непременно наткнешься. В прошлом году так, представьте, зашел я в кордон да, разговаривая с вахмистром, присел на одну из солдатских коек. Смотрю, как будто бы подушка сама собою поднимается и шевелится, как будто ее кто подталкивает… Привстал я с кровати, да и приказываю вахмистру: «Посмотри, Омельченко, не крыса ли под подушку забралась?» Тот поднял ее сразу, а под ней змея лежит, в кольцо свернулась, толстая такая. Убили тут ее, так без малого два аршина в ней длины оказалось… Что-то вроде гремучей змеи… Ну а скорпионов, так тех каждый вечер денщик по всем комнатам собирает да на двор выбрасывает. Очень уж их моя жена боится, ну а я ничего, привык… Неприятно лишь, что они везде лазят, раз один ко мне в рукав сюртука забрался. Я не заметил, надевая, а он меня так куснул, что я недели три с опухшей шеей ходил. С тех пор научен, если одеваюсь, все наизнанку выворачиваю, а сапоги вытряхиваю, чтобы что не забралось… Фаланги, так те ничего, если их не трогать, так она сама не укусит, ну а если придавите так как-нибудь нечаянно, так тогда плохо. Укусит жестоко, ну а все же лучше скорпиона, тот ползет и все время удары наносит…
- Посмотрите-ка, ваш Теджен хвост поджал да уши насторожил, - вдруг перебил его на полуслове поручик, - наверное, барса почуял. Вот это зверок, с которым я никакой охоты не имею встречаться и вблизи его рассматривать.
- Зверь страшный, коли ему в лапы попадешься, хотя все зависит от выдержки, - медленно протянул Одичавший, всматриваясь в темноту. - Вот у нас недавно случай был, напал барс на часового. Молодчина солдат оказался, не струсил и уложил его преотлично штыком… Главное - смелее, недаром же говорят: смелость города берет… В Калаинском отряде около Ак-Сая так много барсов, как нигде, так там были случаи, когда нижние чины их отлично с постовыми собаками брали, да при этом в одиночку ходили. Когда я служил на Дарье и жил на Пянджском посту, так там мы много бедовали. Здание поста только что было выстроено, но еще не совсем окончено: дверей и окон не было, а вместо них кошмы да ковры были повешены. Место - глушь беспросветная. Хуже здешнего. Тигров пропасть. Прямо не знал, что против них предпринять. И приходили, бестии, чуть не каждую ночь осведомиться, как мы живем и что делаем. Походит около поста, посмотрит, да и обратно к себе в камыши. Раз как-то долго я писал ночью: слышу вдруг, собака моя вскочила в комнату да прямо под кровать забилась. Сразу тут понял, кто это к нам в гости пожаловал. Сижу, как будто к скамейке прирос, а на дворе слышу его шаги: около самого окна прошел и остановился, даже кошма закачалась. Чувствую, что меня отделяет от него только кусок этой кошмы, и, верите ли, все на свете сделалось безразличным; апатия какая-то напала. Ну, а как он отошел от окна, так потом меня целый час лихорадка била… Ведь я на войне был, а такого страха никогда не испытывал… Но хуже всего - это поездки по отряду. Все камышами приходится ездить. С обеих сторон камыши, а что в них, не видно. Жутко на душе, как едешь. И случаев много бывало. Выскочит из камышей, схватит всегда заднего, и поминай потом как звали… Однако, что же это моего джигита нет, долго он замешкался. Послал я его стороною высмотреть… Хотя что и говорить, им колодцев не миновать никаким образом: здесь прямо как мыши в мышеловку попадутся… Главное, помните, Николай Иванович, что на этих азиатов нужно хорошим натиском действовать… Два-три залпа, а затем в шашки, и все тогда отлично.
Луна, между тем, поднявшись над горизонтом, ярко осветила окрестности. Серебристый ее свет мягко освещал развалины мечетей, придавая им вид чего-то фантастичного. Среди развалин, скрываясь в тени стен, сновали шайки шакалов, робко высматривая себе добычу… В темноте их глаза светили фосфорическим блеском. Испуганные совы с пронзительными криками кружились около построек и вместе с визгом летучих мышей наводили тоску… Люди, утомленные дневным зноем, раскинулись на земле, и большинство из них, не думая ни о каких гадах, беспечно спали, укрывшись бурками.
- Ваше-высо-родие, конный какой-то бежит, - вдруг выросла перед командиром фигура старшего вахмистра.
Ротмистр моментально вскочил на ноги.
- Где конный? С какой стороны? Наш или текин? - задал он ряд вопросов вахмистру…
- Так точно, ваше-сродие, предположительно, что текин, а только вроде как бы из наших джигитов… Ходко бежит. Далеко видать, верст за семь, а то и десять до него будет.
Все люди видимо заволновались. Послышался гул сдержанного говора.
- Тише вы, черти, чего расшумелись, - вполголоса, крайне недовольный шумом, крикнул Одичавший.
- Вероятно, какую-нибудь новость везет… Досадно, если ничего не выйдет из нашего сидения, - обратился он к поручику, всматривавшемуся в даль… На освещенной ярким светом месяца песчаной степи видна была каждая самая незначительная складка местности. Вдали вырисовывались темные массивы горного хребта… Невдалеке виднелся силуэт всадника. Громадная тень его занимала огромное пространство, да и самый всадник казался вдвое больше обыкновенного…
- Ишь ты, вот, кажись, рукой подать, - произнес молодой солдатик, пристально всматриваясь к всаднику, - а Юнуска сказывает, близко, десяток верст будет… Чудно.
После часового ожидания всадник, наконец, приблизился на такое расстояние, что в нем ясно можно было признать джигита из числа состоящих на службе в отряде.
- Ахмет едет, бояр, - определил один из джигитов.
Через несколько минут перед ротмистром остановился высокий плечистый текинец с кривою шашкою текинского образца за поясом и винтовкою Бердана за плечами. Высокая мохнатая папаха покрывала его голову, и лишь оружие да зеленые жгуты на плечах указывали, что он состоит на службе в пограничной страже. Приложив руку к папахе, он почтительно стоял перед ротмистром, ожидая вопроса.
- Что привез, Ахмет? - задал Одичавший вопрос джигиту.
- Бумагу притащил, бояр, - ответил тот, шаря у себя за пазухой и вынимая конверт.
- Николай Иванович, идите скорее сюда, новость какая-то, - торопливо разрывая конверт и разрывая письма, крикнул Одичавший. - Пишет Скорятин. Кажется, что придется изменить наш план, - пробормотал он, пробегая глазами письмо. - Так и есть. «Партия, которую вы ждете на колодцах, свернула на Казган-Кала, направляйтесь ей наперерез… Иду по их следам в одном от них переходе. Если можно, то прихватите фуража на мою долю…» Вот так штука… Значит, чуть-чуть мы не сыграли вничью… Вахмистр… Сейчас двинемся, напоить у колодцев лошадей, налить во все посудины воду, да в большие турсуки, что на верблюдах, налить также свежей воды… Ведь это последняя вода в этом направлении, дальше уже колодцев не встретим…
- Покажи-ка, сколько ячменя у нас осталось, - добавил ротмистр, направляясь к группе нижних чинов, которые вьючили двух верблюдов. - Достаточно, кажется, дня на три, - остановился он на минуту, соображая наличное количество ячменя и лошадей. - Ведь придется верст двести сделать по этим пескам, так надо ухо держать востро… Лучше сразу уменьшить дачу фуража и воды .. Вернее дело будет, когда запас есть.
- Осмотреть седловку и выводить лошадей,-крикнул скоро ротмистр, направляясь к своей лошади, которую держал джигит…
Поручик торопливо осматривал седловку, отдавая вполголоса приказания. Один за другим из за стен старинных построек стали появляться нижние чины и джигиты, ведя в поводу лошадей и направляясь к небольшой площадке около колодца. Отдохнувшие кони играли, стараясь вырваться из рук, но сейчас же, успокоенные видом выстроившихся сотоварищей, степенно подходили к фронту и занимали свои места. Дав людям нужные указания, Одичавший выслал вперед разъезды, и через полчаса его небольшая команда уже шла на рысях, поднимая густые облака пыли, долго стоявшие в воздухе. Сзади отряда, колыхаясь из стороны в сторону, бежали два навьюченные верблюда, подгоняемые сидевшими на них солдатами.
Необозримое, безбрежное море песку, казалось, не имело конца… Песчаные барханы, как будто морские волны, поднималось впереди, затрудняя движение… Лошади шли бодро. Восток понемногу стал уже алеть, и пурпуровые лучи восходящего солнца позолотили горные вершины… В воздухе чувствовалась дневная теплота. Сообразуясь с временем и кое-какими приметами, можно было предсказать, что отряд сделал около пятидесяти верст.
- Не пора ли привал сделать, Николай Иванович, как вы думаете? - обратился ротмистр к задумавшемуся Ветрову. - Хотя в то же время, правду сказать, я все поджидаю вестей от наших разъездов… Вот перейдем те холмы, что перед нами, там и станем…
Пройдя в несколько минут небольшое расстояние до гряды холмов, Одичавший пришпорил лошадь и галопом выехал на возвышенность. Та же уныло желтая равнина расстилалась перед его глазами, и лишь несколько темных точек виднелись на горизонте.
- Только наших видно, - вполголоса досадливо проворчал ротмистр, узнавая свои разъезды, и затем, повернувшись назад на седле, крикнул громко: - Командуйте слезать, поручик.
Лошади весело заржали, предвкушая отдых. Говор людей, неизбежная перебранка и через несколько минут пустыня ожила, дав временный приют нескольким десяткам живых существ. Лошадям промочили рты и протерли ноздри водою. Люди расположились вповалку, и скоро громкий храп на все лады показал, что все они уже спят крепким сном с теми же самыми сновидениями, которые они видят на своих постелях. Офицеры, протрясясь основательно на седлах, скоро также последовали общему примеру, и если бы не бодрствующий часовой, то бивак казался бы совершенно мертвым. Среди дня был сварен обед из уменьшенной до минимума порции риса; лошади также получили свою дачу ячменя и воды, и снова под палящими солнечными лучами бивак заснул до наступления ночи; но лишь только темнота покрыла землю, как отряд на полных рысях двинулся на север по направлению хивинских владений. Трое суток шел ротмистр, не встречая нигде никаких признаков следов каравана, и лишь на четвертый день к вечеру передовой разъезд дал знать, что впереди виднеется какой-то большой караван, бистро двигающийся по направлению Хивы. Люди и кони отряда уже притомились порядочно, фураж и вода были уже на исходе, вследствие чего дневные порции воды были уменьшены до полутора стаканов на человека и шести стаканов на каждую лошадь. Провиант весь вышел, и людям уже второй день варили кашу из ячменя, взятого для лошадей. Отпечаток сильного утомления виден был в движениях коней, а люди выглядывали совершенно больными. Жары стояли сильные, что вместе с недостатком воды крайне изнурительно действовало на всех, особенно если принять во внимание, что отряд в четыре дня прошел около трехсот верст. Появление каравана на горизонте разом всех подбодрило… Выслав вперед для усиления первого разъезда людей под командою поручика Ветрова, ротмистр двинулся на рысях за ними следом, но пройдя верст пятнадцать, принужден был становиться, так как наступила ночь и идти по сильно пересеченной местности было очень затруднительно, тем более, что силы неприятеля еще не были определены и, кроме того, Одичавший не имел еще точных сведений о том, где находится отряд Скорятина. Ночь прошла совершенно спокойно, и лишь на рассвете нарочный джигит привез сообщение, что Ислимский отряд находится тут же, верстах в десяти, и что ротмистр Скорятин предлагает с восходом солнца сделать нападение на караван соединенными силами.
Лишь только наступило утро, как отряды двинулись вперед и стали видны друг другу, но караван, очевидно, еще раньше заметил преследователей и ночью, спешно снявшись с бивака, ушел в пустыню дальше, оставив в лощине следы своего пребывания в виде различных отбросов. Собравшись все вместе и на совете обсудив план будущих действий, все офицеры возвратились к своим частям и пошли на рысях вслед за караваном. Целые сутки прошли в передвижении переменными аллюрами, во время которых отряды, сделав около девяносто верст, наконец нагнали неприятеля, подойдя на расстояние трех верст к каравану.
Теперь уже совершенно явственно виден был его состав. Больше двухсот навьюченных верблюдов длинными рядами быстро двигались, направляясь к хивинским пределам. Вооруженный конвой в сто с лишком всадников окружал караван со всех сторон, оберегая его от случайного нападения. Ярко на солнце блестело оружие контрабандистов и издали доносилось громыхание колокольцев, навешенных на верблюдов. Заметив приближение конного отряда, часть конвоя отделилась и заняла гребень небольшой возвышенности. Ротмистр, решив сбить их немедленно с занятой ими позиции, рассыпал цепь, которая под командою поручика Ветрова двинулась на гребень. Всеми людьми уже овладело особое нервное настроение. На гребне все казалось вымершим, но лишь только цепь подошла сажень на триста, как несколько залпов прогремели с неприятельской стороны, разом нарушив тишину пустыни. Пули с жалобным воем пронеслись над головами, не причинив никому вреда. Цепь открыла огонь, и скоро несколько неосторожно высунувшихся из-за гребня контрабандистов выбыли из строя. Перестрелка продолжалась около часа, а затем неприятель под прикрытием ночной темноты отступил за следующий гребень… Вся ночь прошла в ожидании отряда… Высланные наблюдательные разъезды среди ночи донесли, что караван снимается с бивака, и одновременно с этим вахмистр доложил, что фуража и воды остается всего на два дня. Нужно было действовать решительно. Лишь только заря позолотила окрестности, отряд уже был на конях и быстро двинулся по следам уходящего каравана. На месте вчерашнего боя валялось несколько мертвых тел. Часть людей под командою поручика была послана наперерез. Через час караван снова был в виду. Все в нем показывало, что туркмены держатся наготове. Заметив приближение ненавистных врагов, караван свернул и остановился, заняв лощину, а его конвой расположился по гребням и с дальней еще дистанции, не ожидая наступления пограничников, открыл частую и беспорядочную стрельбу из винтовок. Перебегая через открытые места и прячась за песчаными барханами, смело двинулась цепь, наступая на неприятеля. Контрабандисты осыпали ее градом пуль, но, к счастью, они приносили мало вреда. Взвизгивая над головами цепи, уносились пули далеко в степь и зарывались в землю. Цепь подходила все ближе и ближе. Уже можно было рассмотреть лица туркменов, начинался последний акт боя. По сигналу, поданному Одичавшим, цепь стремительно с криком «ура» кинулась на неприятеля, не выдержавшего удара и разом показавшего тыл. Конные взводы с места в карьер понеслись в атаку и врубились с двух сторон в беспорядочно отступавшую толпу контрабандистов, продолжавших отстреливаться. Испуганные верблюды столпились в одну кучу, испуская жалобные крики. Пыль непроницаемым облаком окутала место стычки. Вокруг виднелись черными точками убегавшие туркмены. Сам Ходжа давно уже лежал на земле с простреленной головой. Широко раскинув руки, он как будто всматривался в небесный свод, поднимавшийся над ним…
Через полчаса ряд мертвых тел виднелся среди песчаных барханов, а в лощине около разведенных костров собрались победители. Лошади, получив хорошую дачу фуража, весело пофыркивая, пережевывали золотистый ячмень. Сбоку под охраною часовых разместилась группа пленных, флегматически посматривавших на своих недавних врагов. Кысмет - судьба, такова воля Аллаха, - было написано на лице каждого из них…
Одичавший вместе с остальными офицерами осматривал задержанный караван, приводя в известность все найденное… У костров уже слышался веселый говор людей, делившихся впечатлениями. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Солнце снова жгло нестерпимо, яркими лучами освещая место стычки. Ветер, поднимая песок, как будто стремился замести следы происшествия. Последний акт драмы в пустыне кончился. Степные орлы с веселым клекотанием парили в воздухе, почуя добычу…
Другие рассказы из сборника:
Очерки и рассказы из пограничной жизни
• Беглый
• По присяге
Очерки и рассказы из среднеазиатской пограничной жизни
• Ожидают. Прорвались. Задержали
• На Каспийском море
• На верховьях Амударьи
Другие произведения Д. Н. Логофета:
https://rus-turk.livejournal.com/621640.html
I. Ожидают. II. Прорвались. III. Задержали. IV. На Каспийском море. V. На верховьях Амударьи.
Закаспийская область. На персидской границе
III. Задержали
Южная ночь давно уже наступила. Озаряя своим мерцающим блеском землю, ярко сияли звезды, выделяясь на темном фоне небесного свода. Вся степь приняла какие-то особенные очертания. Еще пустыннее казались все окрестности. Громадные развалины когда-то богатого города, расположенные на холме, выделялись среди равнины. Освещенные бледным светом луны, высокие минареты мечетей казались еще выше. Летучие мыши целыми стаями сновали среди построек. Давным-давно, во время царствования Тимура, был построен этот город на дороге между Мешхедом и Хивою. Большая торговля процветала в нем, и тысячи, нагруженных товарами, верблюдов ежедневно входили за его крепкие стены. Люди и время разрушили город, ветры пустыни усердно из года в год заносили песком оставшиеся постройки… Жизнь кругом замерла, и лишь старые колодцы остались целыми, поддерживаемые руками благочестивых людей. Хоть редко, но все же служили колодцы людям, доставляя случайно заехавшему каравану драгоценную влагу.
На дворе старой мечети за высокими полуразрушенными стенами расположилась небольшая конная команда пограничной стражи. Привязав лошадей к старым, высеченным из камня столбам, люди устроились тут же на земле. В конце двора на разостланных бурках лежал сам командир отряда ротмистр Одичавший, а рядом с ним, покуривая громадную папиросу, сидел поручик Ветров. Офицеры лениво перебрасывались словами, видимо, переговорив обо всем и страшно скучая.
- Так как же, Леонид Николаевич, вы думаете, что наше сидение на этот раз увенчается успехом? - обратился Ветров к ротмистру.
- Обязательно, - сразу оживляясь, заговорил Одичавший. - Юнуска в этом отношении такая шельма, что даром ничего не скажет, а тут еще, примите во внимание, с Ходжой у него старые счеты. Ведь они не один год вместе разбойничали да контрабанду возили. Тут, батенька, месть, а не что-нибудь другое. Выходит, что раз он говорит так уверенно, значит, они уже это дело со всех сторон обнюхал. Посмотрите-ка на него; прямо по лицу видно, что человек ликует, вполне уверенный в полном успехе своих предположений и в том, что он отомстит своему врагу сторицею. В сущности, правду сказать, у нас все ведь сведения на родовой, на семейной вражде и держатся. Деньгами да подкупами в этом краю много не сделаешь… Деньги каждый возьмет - сами знаете азиатов, наговорит турусы на колесах, а только сведения настоящего никогда не сообщит. Так, для очистки, выскажет вам несколько ценных данных вперемешку с их обыкновенным враньем. Только по этим данным задержания не сделаешь, хоть ежедневно езди по степям. А кроме того, сами знаете, при наших расстояниях всюду сразу не попадем, и людей при этом маловато, а участки, которые охраняются нашими постами, огромные. Люди же наши к здешним местам мало привыкли, туземного языка не знают и поэтому частенько ходят на помочах у вольнонаемных джигитов.
- Вы ведь давно здесь, Леонид Николаевич? - перебил его давно к чему-то прислушивавшийся поручик.
- Старожил, шестой год на этой границе несу службу. Из первых, которые сюда с Запада перешли, - добавил он, посматривая на Ветрова. - Да что вы это, Николай Иванович, все передвигаетесь, неужели же все еще не привыкли к различным нашим сожителям, как я их всегда называю, ведь как не говорите, живем бок о бок с ними всегда вместе… Есть из них нахалы, вроде этого самого скорпиона, от которого вы так отодвигаетесь, но это редко, все больше они от человека бегут… Да и притом такой не опасен, посмотрите, ведь он совершенно желтый, а страшны только черные… Только поболит; немного опухнет после укуса, ну а затем все пройдет без всяких последствий. Магома, выбрось-ка этого подлеца, да, кстати, вот там за камнем змея схоронилась, так ты и ее пугни. Чего она оттуда выглядывает, - с некоторою ноткой недовольства в голосе добавил Одичавший. - Ведь все это зверье кажется только страшным… Не скажу, чтобы я его любил или привык к нему. Кое-как переношу, потому что всякого гада на моем посту непочатый угол; куда ни пойдешь, на него непременно наткнешься. В прошлом году так, представьте, зашел я в кордон да, разговаривая с вахмистром, присел на одну из солдатских коек. Смотрю, как будто бы подушка сама собою поднимается и шевелится, как будто ее кто подталкивает… Привстал я с кровати, да и приказываю вахмистру: «Посмотри, Омельченко, не крыса ли под подушку забралась?» Тот поднял ее сразу, а под ней змея лежит, в кольцо свернулась, толстая такая. Убили тут ее, так без малого два аршина в ней длины оказалось… Что-то вроде гремучей змеи… Ну а скорпионов, так тех каждый вечер денщик по всем комнатам собирает да на двор выбрасывает. Очень уж их моя жена боится, ну а я ничего, привык… Неприятно лишь, что они везде лазят, раз один ко мне в рукав сюртука забрался. Я не заметил, надевая, а он меня так куснул, что я недели три с опухшей шеей ходил. С тех пор научен, если одеваюсь, все наизнанку выворачиваю, а сапоги вытряхиваю, чтобы что не забралось… Фаланги, так те ничего, если их не трогать, так она сама не укусит, ну а если придавите так как-нибудь нечаянно, так тогда плохо. Укусит жестоко, ну а все же лучше скорпиона, тот ползет и все время удары наносит…
- Посмотрите-ка, ваш Теджен хвост поджал да уши насторожил, - вдруг перебил его на полуслове поручик, - наверное, барса почуял. Вот это зверок, с которым я никакой охоты не имею встречаться и вблизи его рассматривать.
- Зверь страшный, коли ему в лапы попадешься, хотя все зависит от выдержки, - медленно протянул Одичавший, всматриваясь в темноту. - Вот у нас недавно случай был, напал барс на часового. Молодчина солдат оказался, не струсил и уложил его преотлично штыком… Главное - смелее, недаром же говорят: смелость города берет… В Калаинском отряде около Ак-Сая так много барсов, как нигде, так там были случаи, когда нижние чины их отлично с постовыми собаками брали, да при этом в одиночку ходили. Когда я служил на Дарье и жил на Пянджском посту, так там мы много бедовали. Здание поста только что было выстроено, но еще не совсем окончено: дверей и окон не было, а вместо них кошмы да ковры были повешены. Место - глушь беспросветная. Хуже здешнего. Тигров пропасть. Прямо не знал, что против них предпринять. И приходили, бестии, чуть не каждую ночь осведомиться, как мы живем и что делаем. Походит около поста, посмотрит, да и обратно к себе в камыши. Раз как-то долго я писал ночью: слышу вдруг, собака моя вскочила в комнату да прямо под кровать забилась. Сразу тут понял, кто это к нам в гости пожаловал. Сижу, как будто к скамейке прирос, а на дворе слышу его шаги: около самого окна прошел и остановился, даже кошма закачалась. Чувствую, что меня отделяет от него только кусок этой кошмы, и, верите ли, все на свете сделалось безразличным; апатия какая-то напала. Ну, а как он отошел от окна, так потом меня целый час лихорадка била… Ведь я на войне был, а такого страха никогда не испытывал… Но хуже всего - это поездки по отряду. Все камышами приходится ездить. С обеих сторон камыши, а что в них, не видно. Жутко на душе, как едешь. И случаев много бывало. Выскочит из камышей, схватит всегда заднего, и поминай потом как звали… Однако, что же это моего джигита нет, долго он замешкался. Послал я его стороною высмотреть… Хотя что и говорить, им колодцев не миновать никаким образом: здесь прямо как мыши в мышеловку попадутся… Главное, помните, Николай Иванович, что на этих азиатов нужно хорошим натиском действовать… Два-три залпа, а затем в шашки, и все тогда отлично.
Луна, между тем, поднявшись над горизонтом, ярко осветила окрестности. Серебристый ее свет мягко освещал развалины мечетей, придавая им вид чего-то фантастичного. Среди развалин, скрываясь в тени стен, сновали шайки шакалов, робко высматривая себе добычу… В темноте их глаза светили фосфорическим блеском. Испуганные совы с пронзительными криками кружились около построек и вместе с визгом летучих мышей наводили тоску… Люди, утомленные дневным зноем, раскинулись на земле, и большинство из них, не думая ни о каких гадах, беспечно спали, укрывшись бурками.
- Ваше-высо-родие, конный какой-то бежит, - вдруг выросла перед командиром фигура старшего вахмистра.
Ротмистр моментально вскочил на ноги.
- Где конный? С какой стороны? Наш или текин? - задал он ряд вопросов вахмистру…
- Так точно, ваше-сродие, предположительно, что текин, а только вроде как бы из наших джигитов… Ходко бежит. Далеко видать, верст за семь, а то и десять до него будет.
Все люди видимо заволновались. Послышался гул сдержанного говора.
- Тише вы, черти, чего расшумелись, - вполголоса, крайне недовольный шумом, крикнул Одичавший.
- Вероятно, какую-нибудь новость везет… Досадно, если ничего не выйдет из нашего сидения, - обратился он к поручику, всматривавшемуся в даль… На освещенной ярким светом месяца песчаной степи видна была каждая самая незначительная складка местности. Вдали вырисовывались темные массивы горного хребта… Невдалеке виднелся силуэт всадника. Громадная тень его занимала огромное пространство, да и самый всадник казался вдвое больше обыкновенного…
- Ишь ты, вот, кажись, рукой подать, - произнес молодой солдатик, пристально всматриваясь к всаднику, - а Юнуска сказывает, близко, десяток верст будет… Чудно.
После часового ожидания всадник, наконец, приблизился на такое расстояние, что в нем ясно можно было признать джигита из числа состоящих на службе в отряде.
- Ахмет едет, бояр, - определил один из джигитов.
Через несколько минут перед ротмистром остановился высокий плечистый текинец с кривою шашкою текинского образца за поясом и винтовкою Бердана за плечами. Высокая мохнатая папаха покрывала его голову, и лишь оружие да зеленые жгуты на плечах указывали, что он состоит на службе в пограничной страже. Приложив руку к папахе, он почтительно стоял перед ротмистром, ожидая вопроса.
- Что привез, Ахмет? - задал Одичавший вопрос джигиту.
- Бумагу притащил, бояр, - ответил тот, шаря у себя за пазухой и вынимая конверт.
- Николай Иванович, идите скорее сюда, новость какая-то, - торопливо разрывая конверт и разрывая письма, крикнул Одичавший. - Пишет Скорятин. Кажется, что придется изменить наш план, - пробормотал он, пробегая глазами письмо. - Так и есть. «Партия, которую вы ждете на колодцах, свернула на Казган-Кала, направляйтесь ей наперерез… Иду по их следам в одном от них переходе. Если можно, то прихватите фуража на мою долю…» Вот так штука… Значит, чуть-чуть мы не сыграли вничью… Вахмистр… Сейчас двинемся, напоить у колодцев лошадей, налить во все посудины воду, да в большие турсуки, что на верблюдах, налить также свежей воды… Ведь это последняя вода в этом направлении, дальше уже колодцев не встретим…
- Покажи-ка, сколько ячменя у нас осталось, - добавил ротмистр, направляясь к группе нижних чинов, которые вьючили двух верблюдов. - Достаточно, кажется, дня на три, - остановился он на минуту, соображая наличное количество ячменя и лошадей. - Ведь придется верст двести сделать по этим пескам, так надо ухо держать востро… Лучше сразу уменьшить дачу фуража и воды .. Вернее дело будет, когда запас есть.
- Осмотреть седловку и выводить лошадей,-крикнул скоро ротмистр, направляясь к своей лошади, которую держал джигит…
Поручик торопливо осматривал седловку, отдавая вполголоса приказания. Один за другим из за стен старинных построек стали появляться нижние чины и джигиты, ведя в поводу лошадей и направляясь к небольшой площадке около колодца. Отдохнувшие кони играли, стараясь вырваться из рук, но сейчас же, успокоенные видом выстроившихся сотоварищей, степенно подходили к фронту и занимали свои места. Дав людям нужные указания, Одичавший выслал вперед разъезды, и через полчаса его небольшая команда уже шла на рысях, поднимая густые облака пыли, долго стоявшие в воздухе. Сзади отряда, колыхаясь из стороны в сторону, бежали два навьюченные верблюда, подгоняемые сидевшими на них солдатами.
Необозримое, безбрежное море песку, казалось, не имело конца… Песчаные барханы, как будто морские волны, поднималось впереди, затрудняя движение… Лошади шли бодро. Восток понемногу стал уже алеть, и пурпуровые лучи восходящего солнца позолотили горные вершины… В воздухе чувствовалась дневная теплота. Сообразуясь с временем и кое-какими приметами, можно было предсказать, что отряд сделал около пятидесяти верст.
- Не пора ли привал сделать, Николай Иванович, как вы думаете? - обратился ротмистр к задумавшемуся Ветрову. - Хотя в то же время, правду сказать, я все поджидаю вестей от наших разъездов… Вот перейдем те холмы, что перед нами, там и станем…
Пройдя в несколько минут небольшое расстояние до гряды холмов, Одичавший пришпорил лошадь и галопом выехал на возвышенность. Та же уныло желтая равнина расстилалась перед его глазами, и лишь несколько темных точек виднелись на горизонте.
- Только наших видно, - вполголоса досадливо проворчал ротмистр, узнавая свои разъезды, и затем, повернувшись назад на седле, крикнул громко: - Командуйте слезать, поручик.
Лошади весело заржали, предвкушая отдых. Говор людей, неизбежная перебранка и через несколько минут пустыня ожила, дав временный приют нескольким десяткам живых существ. Лошадям промочили рты и протерли ноздри водою. Люди расположились вповалку, и скоро громкий храп на все лады показал, что все они уже спят крепким сном с теми же самыми сновидениями, которые они видят на своих постелях. Офицеры, протрясясь основательно на седлах, скоро также последовали общему примеру, и если бы не бодрствующий часовой, то бивак казался бы совершенно мертвым. Среди дня был сварен обед из уменьшенной до минимума порции риса; лошади также получили свою дачу ячменя и воды, и снова под палящими солнечными лучами бивак заснул до наступления ночи; но лишь только темнота покрыла землю, как отряд на полных рысях двинулся на север по направлению хивинских владений. Трое суток шел ротмистр, не встречая нигде никаких признаков следов каравана, и лишь на четвертый день к вечеру передовой разъезд дал знать, что впереди виднеется какой-то большой караван, бистро двигающийся по направлению Хивы. Люди и кони отряда уже притомились порядочно, фураж и вода были уже на исходе, вследствие чего дневные порции воды были уменьшены до полутора стаканов на человека и шести стаканов на каждую лошадь. Провиант весь вышел, и людям уже второй день варили кашу из ячменя, взятого для лошадей. Отпечаток сильного утомления виден был в движениях коней, а люди выглядывали совершенно больными. Жары стояли сильные, что вместе с недостатком воды крайне изнурительно действовало на всех, особенно если принять во внимание, что отряд в четыре дня прошел около трехсот верст. Появление каравана на горизонте разом всех подбодрило… Выслав вперед для усиления первого разъезда людей под командою поручика Ветрова, ротмистр двинулся на рысях за ними следом, но пройдя верст пятнадцать, принужден был становиться, так как наступила ночь и идти по сильно пересеченной местности было очень затруднительно, тем более, что силы неприятеля еще не были определены и, кроме того, Одичавший не имел еще точных сведений о том, где находится отряд Скорятина. Ночь прошла совершенно спокойно, и лишь на рассвете нарочный джигит привез сообщение, что Ислимский отряд находится тут же, верстах в десяти, и что ротмистр Скорятин предлагает с восходом солнца сделать нападение на караван соединенными силами.
Лишь только наступило утро, как отряды двинулись вперед и стали видны друг другу, но караван, очевидно, еще раньше заметил преследователей и ночью, спешно снявшись с бивака, ушел в пустыню дальше, оставив в лощине следы своего пребывания в виде различных отбросов. Собравшись все вместе и на совете обсудив план будущих действий, все офицеры возвратились к своим частям и пошли на рысях вслед за караваном. Целые сутки прошли в передвижении переменными аллюрами, во время которых отряды, сделав около девяносто верст, наконец нагнали неприятеля, подойдя на расстояние трех верст к каравану.
Теперь уже совершенно явственно виден был его состав. Больше двухсот навьюченных верблюдов длинными рядами быстро двигались, направляясь к хивинским пределам. Вооруженный конвой в сто с лишком всадников окружал караван со всех сторон, оберегая его от случайного нападения. Ярко на солнце блестело оружие контрабандистов и издали доносилось громыхание колокольцев, навешенных на верблюдов. Заметив приближение конного отряда, часть конвоя отделилась и заняла гребень небольшой возвышенности. Ротмистр, решив сбить их немедленно с занятой ими позиции, рассыпал цепь, которая под командою поручика Ветрова двинулась на гребень. Всеми людьми уже овладело особое нервное настроение. На гребне все казалось вымершим, но лишь только цепь подошла сажень на триста, как несколько залпов прогремели с неприятельской стороны, разом нарушив тишину пустыни. Пули с жалобным воем пронеслись над головами, не причинив никому вреда. Цепь открыла огонь, и скоро несколько неосторожно высунувшихся из-за гребня контрабандистов выбыли из строя. Перестрелка продолжалась около часа, а затем неприятель под прикрытием ночной темноты отступил за следующий гребень… Вся ночь прошла в ожидании отряда… Высланные наблюдательные разъезды среди ночи донесли, что караван снимается с бивака, и одновременно с этим вахмистр доложил, что фуража и воды остается всего на два дня. Нужно было действовать решительно. Лишь только заря позолотила окрестности, отряд уже был на конях и быстро двинулся по следам уходящего каравана. На месте вчерашнего боя валялось несколько мертвых тел. Часть людей под командою поручика была послана наперерез. Через час караван снова был в виду. Все в нем показывало, что туркмены держатся наготове. Заметив приближение ненавистных врагов, караван свернул и остановился, заняв лощину, а его конвой расположился по гребням и с дальней еще дистанции, не ожидая наступления пограничников, открыл частую и беспорядочную стрельбу из винтовок. Перебегая через открытые места и прячась за песчаными барханами, смело двинулась цепь, наступая на неприятеля. Контрабандисты осыпали ее градом пуль, но, к счастью, они приносили мало вреда. Взвизгивая над головами цепи, уносились пули далеко в степь и зарывались в землю. Цепь подходила все ближе и ближе. Уже можно было рассмотреть лица туркменов, начинался последний акт боя. По сигналу, поданному Одичавшим, цепь стремительно с криком «ура» кинулась на неприятеля, не выдержавшего удара и разом показавшего тыл. Конные взводы с места в карьер понеслись в атаку и врубились с двух сторон в беспорядочно отступавшую толпу контрабандистов, продолжавших отстреливаться. Испуганные верблюды столпились в одну кучу, испуская жалобные крики. Пыль непроницаемым облаком окутала место стычки. Вокруг виднелись черными точками убегавшие туркмены. Сам Ходжа давно уже лежал на земле с простреленной головой. Широко раскинув руки, он как будто всматривался в небесный свод, поднимавшийся над ним…
Через полчаса ряд мертвых тел виднелся среди песчаных барханов, а в лощине около разведенных костров собрались победители. Лошади, получив хорошую дачу фуража, весело пофыркивая, пережевывали золотистый ячмень. Сбоку под охраною часовых разместилась группа пленных, флегматически посматривавших на своих недавних врагов. Кысмет - судьба, такова воля Аллаха, - было написано на лице каждого из них…
Одичавший вместе с остальными офицерами осматривал задержанный караван, приводя в известность все найденное… У костров уже слышался веселый говор людей, делившихся впечатлениями. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Солнце снова жгло нестерпимо, яркими лучами освещая место стычки. Ветер, поднимая песок, как будто стремился замести следы происшествия. Последний акт драмы в пустыне кончился. Степные орлы с веселым клекотанием парили в воздухе, почуя добычу…
Другие рассказы из сборника:
Очерки и рассказы из пограничной жизни
• Беглый
• По присяге
Очерки и рассказы из среднеазиатской пограничной жизни
• Ожидают. Прорвались. Задержали
• На Каспийском море
• На верховьях Амударьи
Другие произведения Д. Н. Логофета:
https://rus-turk.livejournal.com/621640.html