Под хруст французских булок
Статья Ф.Купчинского «Тоже герои" в историко-революционном сборнике "Былое". 1908 г.Том 7 о карательной экспедиции генералов Меллер-Закомельского и Ренненкампфа.
(Продолжение. Начало см. здесь )
Капитанъ разсказываетъ дальше. - А когда приходилось пороть и не хватало нагаекъ, то жарили шомполами! великолѣпно! мясо клочьями летѣло! И это еще не всѣ шедевры изъ разсказовъ капитана. Воть еще: - А то пришлось намъ пострѣлять на Илапской (на Сибир ской); хорошо пострѣляли: 32 - на мѣстѣ, 62 - ранено, но „хорошо ранено!" Къ утру врядъ ли остались живы 15 человѣкъ!... „... Ужасъ охватываетъ меня, - говорить г. Усовъ, - слушая эти разговоры о бойнѣ людей, какъ о чемъ-то простомъ, обыкновенномъ. II изъ двухъ генераловъ я предпочиталъ Ренненкампфа, мечтая о томъ, что съ Мысовой получится депеша, что Чита „взята" и что помощи Меллеръ-Закомельскаго не требуется, хотя одинъ изъ офицеровъ сказалъ, что въ случаѣ, если генералы съѣдутся, то Ренненкампфъ подчинится Мел-леръ-Закомельскому, такъ какъ этотъ старше..." Какой же генералъ былъ лучше? Г. Усовъ убѣжденъ, что „лучше" былъ Ренненкампфъ, ко- торый однажды даже па словахъ заявнлъ, что онъ противъ вѣшанія, хотя и за порку. РениенкампФъ такъ, папримѣръ, выразился про это: - Да, на забайкальской дорогѣ дѣло обстоитъ много лучше, чѣмъ па сибирской, гдѣ намъ пришлось пострѣлять, но въ этомъ служащіе сами виноваты; хотя я и имѣю полномочія вѣшать, но, слава Богу, до снхъ поръ никого не повѣсилъ; что касается телеграфистовъ, то, конечно, вѣшать ихъ не будемъ, а посѣчь надо; они испугались и многіе дѣйствовали подъ вліяніемъ террора снизу; мы имъ пропишемъ терроръ сверху! „
...А въ ночь съ 18 на 19 около 1 часу ночи въ контору пришло пять человѣкъ кондукторовъ, растерзанныхъ, въ крови; у одного голова была разбита ручкой револьвера..." [Spoiler (click to open)]
Какъ и за что пороли - вотъ картинка: - Какъ вы думаете, -- опросили подполковника Ковалинскаго, - за четверть водки, сколько всыпать нагаекъ? - Ну, что же, за четверть - четыре, - отвѣтилъ Ковалинскій. - Әй, - закричалъ подп. Заботкинъ, - тому ленду, у котораго я отобралъ 11 четвертей водки - всыпать 44 нагайки. Всыпали. Какъ обращались съ арестованными, можно судить хотя бы по слѣдующему приказу офицера солдатамъ, приведшимъ въ вагонъ жену доктора Радіонова и фельдшерицу Паргалевскую. - Въ случаѣ, если они будутъ разговаривать, - бей прикладомъ безъ предупрежденія... Этотъ же поручикъ приказывалъ конвойнымъ: - Смотри же, помни, если народъ будетъ собираться у поѣзда - стрѣлять безъ предупрежденія! „Съ поѣздомъ, съ которымъ взяли меня, - разсказываетъ г. Усовъ, - привезли и инженера Рюмина (нач участка Сиб. ж.-д.), котораго Меллеръ-Закомельскій возилъ съ собою, а офи- церы нѣсколько разъ его любезно предупреждали, что онъ скрро будетъ разстрѣлянъ. Также привезли и телеграфистовъ ст. „Мысовая", одному изъ нихъ этимъ была спасена жизнь, потому что въ числѣ другихъ онъ былъ вызванъ къ разстрѣлу". Долженъ былъ быть разстрѣлянъ и самъ Усовъ; онъ пишетъ о томъ, что ему угрожали всюду. Его обвиняли въ сношеніяхъ съ революціонерами, арестовали и заключили въ тюрьму. Онъ пишетъ объ этомъ: „Спокойно относился я къ угрозамъ убить меня, ходилъ всюду, ѣздилъ по линіи. И даже въ тюрьмѣ, когда я узналъ, что по приговору суда генерала Ренненкампфа повѣсили моего добраго сослуживца, инженера Медвѣдникова, то я приготовился къ смерти, сдѣлалъ всѣ распоряженія и заявилъ, что буду просить, чтобы меня разстрѣляли, а не вѣшали." Авторъ открываетъ одну за другой картины жестокостей, ничѣмъ не оправдываемыхъ, которыя лягутъ несмываемымъ позоромъ на лицъ, допускавшихъ эти жестокости.
Вотъ еще одна изъ картинокъ этихъ усмиреній: „Поѣздъ Меллеръ-Закомельскаго стоить на ст. „Мысовая". Никого еще не разстрѣляли, но только и городъ, и стаіщія - въ паникѣ. Обыски, аресты. Все попряталось, притаилось. Никто не можетъ дать себѣ отчета. За что все это? Что такое сдѣлалъ городъ и станція, что потребовалось послать карательный поѣздъ, и въ то время, когда жизнь вошла въ колею, люди мирно собираются въ собранія, танцуютъ, играютъ въ карты, пыотъ, т. е. продѣлываютъ все то, что не возбранялось по штату россійсютъ городамъ до манифеста? У меня въ конторѣ идетъ обычная вечерняя работа, на станцію прибыль пассажирскій поѣадъ. Вбѣгаетъ въ контору одинъ иэъ агентовъ, взволнованный, и разсказываетъ, что сейчасъ на станціи съ пассажнрскаго поѣзда стащили машиниста, ѣхавшаго пассажиронъ на K-E ж.-д., и тутъ же, на глазахъ всей публики, отодрали нагйками. Передавъ ѳто, агентъ, - убѣжденный монаржистъ, съ отчаяніемъ говорить - Боже мой, Боже мой, что они дълають? Они своими дѣйствіями спообствуютъ революціи!
Трудно въ краткой статьѣ передать всѣ подробности возмутительныхъ расправь, безчисленныхъ случаевъ насилія, издѣвательствъ надъ беззащитными служащими забайкальской жел. дороги. Вѣроятно пройдеть еще очень много времени, пока судъ исторіи прольеть безпристраспшй свѣтъ на дѣйствія әтихъ позореыхъ „побѣдителей" Забайкалья. Мало того, что людей разстрѣливали массами и поодиночкѣ, офицеры позволяли себѣ глумиться и надъ тѣми, которымъ па странному капризу щадили жизнь. Такъ, напримѣръ, начальника станціи Боярскъи, И. В. Эемскова, заставили присутствовать при казни шести человѣкъ въ качествѣ почетнаго зрителя. Интересныя впечатлѣнія самого Земскова, изложениыя въ письмѣ, нѣкогда опубликованномъ въ „Сибирскомъ Обозрѣніи, но, какъ мнѣ передаютъ, йе видѣвшемъ свѣта, благодаря конфискаціи. То, что, къ сожалѣнію, не могло быть прочитано прежде-теперь подъ защитой „давности получаеть оглашеніе и, конечно, послужить предметомъ возмущенія, не меншаго, чѣмъ въ тѣ времена.
Въ письмѣ описывается вопіющее глумлеяіе надъ Земсковымъ, подробности разстрѣла при немъ нѣсколько человѣкъ, въ томъ числѣ двухъ телеграфистовъ Ермолаева и Клюпінкова, невиновность которыхъ выяснилась черезъ мѣсяцъ. Также при немъ были разстрѣляны еще: старшій телеграфистъ ст. „Чита, токарь депо „Слюдянка Бѣлый и двое неизвѣстныхъ въ солдатскихъ шинеляхъ.
Какъ много не писалось о дѣяніяхъ экспедицій Меллеръ- Закомельскаго и Ренненкампфа, но оказывается, что матеріалъ далеко не исчерпапъ. Все выплывающія новыя нодробности, ж дѣйствительно наполняютъ душу негодованіемъ противъ без- смысленпыхъ и жестокихъ расправь. »
Письмо просто, но ужасно, потому что дышѳтъ правдой въ этой простотѣ своей. Не приводя письма, довольно длиннаго, я думаю, что и нажеслѣдующія выдержки совершенно достаточны для выводовъ очень конкретныхъ.
„... Я, какъ бывшій „почетный зритель" прн казни шести человѣкъ, не могу удержаться, чтобы не передать вамъ о по-слѣдиихъ минутахъ казненныхъ и о тѣхъ ужасныхъ минутахъ, которыя пришлось пережить мнѣ: во-пѳрвыхъ, видя эту бойню, а, вовторыхъ, когда сказали, что нужно убить и седьмого, а этимъ седьмымъ былъ я, мое состояніе въ эти минуты можетъ понять только тотъ, кто самъ былъ въ положеши приго-вореннаго къ смертной казни, а затѣмъ казнь была отмѣнена".
Продолжение следует...