Помитинговали
Когда читаешь вот такое:
«права и свободы педерастов шендеровичи обязательно впишут в текст акта о капитуляции Кремля перед неизбежностью, а вот русский народ упомянуть забудут - к гадалке не ходи. <…> Давайте кратко резюмируем - при любом исходе событий, русский народ останется без пряников»
- то думаешь: в каком именно смысле «русские без пряников»? Кто конкретно окажется без них, согласно мысли автора? Чего Шендерович может лишить реальных русских, живущих в одной большой стране? Священного русского права делать что? Голосовать с умом, владеть собственностью и защищать свои интересы? Нет, не лишит он этого никого, кто сам себя этого не лишит. Шендеровича бояться - вечно дома под замком как в тюрьме сидеть.
Но те, кого он достояния, Богом данного, не лишит - с определенной точки зрения и не русские совсем. Не являясь ни в какой мере почитателем Шендеровича, замечу, что последняя фраза doppel-herz - это афористично выраженное самоопределение «русского народа» как «страдающей сущности» (подробнее о таковой см. в тексте о том, что делает людей правыми или левыми). Русские - это те, кто всегда не при делах. Ну какой «русский» Путин, Потанин или Дерипаска? Они не русские, они «ненастоящие». Настоящие русские должны быть ни с чем. Таков их отличительный признак.
Ну, вот они и ни с чем. Помитинговали. Разошлись. Тихо и спокойно, как убеждал «их» вести себя Холмогоров (словно бы записавшийся в сообщество «эволюционного марша»). Националисты, ходившие караулить, как бы Шендерович не украл у них победу, «шендеровичи», ходившие, чтобы не отдать страну «нацистам»: все были на редкость успешны в этот день.
Но этот день уже закончился. И штук десять записей о впечатлениях, которые перепостил тот же Холмогоров, откладывают, но не отменяют ответа на вопрос: «дальше-то что?» - ответа, которого ждут от него сторонники. Мысль же состояла в том, что «не надо обострений», надо мирно давить и мирно добиваться своего. Ну, хорошо, обострений избежали, а как теперь давить-то будем: вот тема, повисающая в воздухе дамокловым мечом над репутацией вождей. А ответить нечего, разве что только процитировать «шендеровичей» же: «Маневрировать Путину некуда, он будет маневрировать вправо, к Рогозину», ну, то есть, он сам умный и придёт к «нам» с распростертыми объятьями. Правда, пока либералы прогнозируют дрейф Путина вправо, среди националистов принято с той же степенью уверенности рассуждать о неразрывном внутреннем единстве «путинских» и деятелей «либеральной» ориентации. Чем сильнее мы будем, тем быстрее режим раскроет карты, откровеннее обозначит свой альянс с другой стороной, максимально объединившись с ней против нас, бормочут себе под нос и те, и эти. Каждая сторона не против именно на какую-нибудь другую и возложить ответственность за потерю времени на пустопорожнее столпотворение в субботу.
Холмогоров накануне неоднократно предупредил путинских силовиков, что именно жесткое подавление намечающейся акции может привести к радикализации протеста и, собственно, революции:
«Революция - это то, что реально начнется после успешного "подавления революции". Революция это то, что бывает, когда у гражданина срезают кошелек, он идет жаловаться в участок, застает вора делящимся содержимым кошелька с околоточным, поднимает возмущенный крик, а околоточный со словами "Ах ты, ливолюционер!" бьет его в морду до крови.»
Оставляя в стороне обсуждение справедливости этой интересной гипотезы, попробуем мыслить дальше по аналогии, и заметим, что если силовое давление побуждает перестраиваться и профессионально организовываться протестное движение, то, вероятно, и давление «масс» приводит к реорганизации не желающей уступать власти на более эффективных началах.
Но, не знаю, как в отношении роста жесткости столкновения, а в отношении его смягчения гипотеза верна без сомнений: если сила у власти и оппозиции - разная (не по величине, а по природе), то слабость одна на двоих. Власть и оппозиция совместно приветствуют население страны громким паровым гудком и одновременно улетают в трубу. «Как бы ни хотелось оппозиции считать себя лучше власти, они уравновешивают друг друга» общей немощью. Распад власти и распад оппозиции - обычно, две стороны медали, и редко, когда одна из них блестит заметно ярче другой. Эту медаль «За спасение Отчизны» по итогам декабрьского противостояния смело могут в изобилии вешать себе на грудь как «путинские», так и иные.
«права и свободы педерастов шендеровичи обязательно впишут в текст акта о капитуляции Кремля перед неизбежностью, а вот русский народ упомянуть забудут - к гадалке не ходи. <…> Давайте кратко резюмируем - при любом исходе событий, русский народ останется без пряников»
- то думаешь: в каком именно смысле «русские без пряников»? Кто конкретно окажется без них, согласно мысли автора? Чего Шендерович может лишить реальных русских, живущих в одной большой стране? Священного русского права делать что? Голосовать с умом, владеть собственностью и защищать свои интересы? Нет, не лишит он этого никого, кто сам себя этого не лишит. Шендеровича бояться - вечно дома под замком как в тюрьме сидеть.
Но те, кого он достояния, Богом данного, не лишит - с определенной точки зрения и не русские совсем. Не являясь ни в какой мере почитателем Шендеровича, замечу, что последняя фраза doppel-herz - это афористично выраженное самоопределение «русского народа» как «страдающей сущности» (подробнее о таковой см. в тексте о том, что делает людей правыми или левыми). Русские - это те, кто всегда не при делах. Ну какой «русский» Путин, Потанин или Дерипаска? Они не русские, они «ненастоящие». Настоящие русские должны быть ни с чем. Таков их отличительный признак.
Ну, вот они и ни с чем. Помитинговали. Разошлись. Тихо и спокойно, как убеждал «их» вести себя Холмогоров (словно бы записавшийся в сообщество «эволюционного марша»). Националисты, ходившие караулить, как бы Шендерович не украл у них победу, «шендеровичи», ходившие, чтобы не отдать страну «нацистам»: все были на редкость успешны в этот день.
Но этот день уже закончился. И штук десять записей о впечатлениях, которые перепостил тот же Холмогоров, откладывают, но не отменяют ответа на вопрос: «дальше-то что?» - ответа, которого ждут от него сторонники. Мысль же состояла в том, что «не надо обострений», надо мирно давить и мирно добиваться своего. Ну, хорошо, обострений избежали, а как теперь давить-то будем: вот тема, повисающая в воздухе дамокловым мечом над репутацией вождей. А ответить нечего, разве что только процитировать «шендеровичей» же: «Маневрировать Путину некуда, он будет маневрировать вправо, к Рогозину», ну, то есть, он сам умный и придёт к «нам» с распростертыми объятьями. Правда, пока либералы прогнозируют дрейф Путина вправо, среди националистов принято с той же степенью уверенности рассуждать о неразрывном внутреннем единстве «путинских» и деятелей «либеральной» ориентации. Чем сильнее мы будем, тем быстрее режим раскроет карты, откровеннее обозначит свой альянс с другой стороной, максимально объединившись с ней против нас, бормочут себе под нос и те, и эти. Каждая сторона не против именно на какую-нибудь другую и возложить ответственность за потерю времени на пустопорожнее столпотворение в субботу.
Холмогоров накануне неоднократно предупредил путинских силовиков, что именно жесткое подавление намечающейся акции может привести к радикализации протеста и, собственно, революции:
«Революция - это то, что реально начнется после успешного "подавления революции". Революция это то, что бывает, когда у гражданина срезают кошелек, он идет жаловаться в участок, застает вора делящимся содержимым кошелька с околоточным, поднимает возмущенный крик, а околоточный со словами "Ах ты, ливолюционер!" бьет его в морду до крови.»
Оставляя в стороне обсуждение справедливости этой интересной гипотезы, попробуем мыслить дальше по аналогии, и заметим, что если силовое давление побуждает перестраиваться и профессионально организовываться протестное движение, то, вероятно, и давление «масс» приводит к реорганизации не желающей уступать власти на более эффективных началах.
Но, не знаю, как в отношении роста жесткости столкновения, а в отношении его смягчения гипотеза верна без сомнений: если сила у власти и оппозиции - разная (не по величине, а по природе), то слабость одна на двоих. Власть и оппозиция совместно приветствуют население страны громким паровым гудком и одновременно улетают в трубу. «Как бы ни хотелось оппозиции считать себя лучше власти, они уравновешивают друг друга» общей немощью. Распад власти и распад оппозиции - обычно, две стороны медали, и редко, когда одна из них блестит заметно ярче другой. Эту медаль «За спасение Отчизны» по итогам декабрьского противостояния смело могут в изобилии вешать себе на грудь как «путинские», так и иные.