II. Семеро против Фив
Именно тогда я первый раз встретился с Артемидой. Поразмыслив о том, сколько бед ее гнев навлек на нашу семью, город и всю Этолию, я, пока все остальные были заняты погребальными и траурными заботами, собрал всё оружие, которое касалось Вепря - копье Ификла, стрелы Аталанты и Амфиарая, рогатину Мелеагра - и тайно, ночью, сжег на алтаре Артемиды в роще за стенами Калидона, вместе с козленком, теленком и ягном (взрослых зверей и стянуть было трудно, да и не по силам двенадцатилетнему подростку в одиночку валить быка). И, честно говоря, испугался, когда в чаду и дыму увидел девицу с луком, стрелами и охотничьим ножом у пояса, да еще с собаками, один вид которых заставлял спросить: «А как же ужасен тогда Кербер?». Да, она была красива - светловолосая, стройная, с профилем четким, как на монете; от нее просто веяло опасностью и каким-то дерзким вызовом.
Но, как с тех пор стало для меня обычаем, язык мой сработал быстрее ума, и я довольно нахально поинтересовался, стоит ли прыгнуть самому в огонь, чтобы на Калидон не напал очередной кабан? Собаки Артемиды аж опешили и прекратили гавкать, а сама богиня чувствительно дала мне по лбу черенком лука и предупредила, что если я и далее хочу пользоваться ее расположением, то лучше тренировать руку, а не язык.
Ответ мне понравился, и я уже довольно вежливо спросил, чем такой мальчишка, как я, успел заслужить ее расположение? Дева-охотница заявила, что прекрасно знает, чей удар разбил хребет Вепря, и такой меткий стрелок просто обязан получить ее покровительство. Лучше бы, конечно, я пользовался луком, хотя с другой стороны, стоит признать, конкуренция в избранном мною виде оружия была куда ниже.
Я снова набрался дерзости и спросил, зачем она устроила эту всю бойню, погубив семью Алфеи, ее саму, двух дочерей, Мелеагра и его жену? Артемида, вопреки моим опасениям, даже не рассердилась, а терпеливо объяснила мне, подростку, что времена, когда она была едва ли не самой почитаемой богиней, давно прошли - а ведь когда-то каждый мужчина, и уж тем более каждая женщина, просили у нее успеха в охоте и защиты от дикого зверя, болезни, или какой иной напасти, которыми грозила окружающая природа. Тогда ей и приносили в жертву царей, девственниц и всяких прочих седьмых детей. Но когда Деметра одарила смертных плодами, Дионис подарил лозу, а Пан научил пасти стада, охота из средства поддержания жизни превратилась в развлечение - даже лучники предпочитают теперь почитать ее брата-близнеца, Аполлона, этого манерного франта и пижона. В общем, превращение из грозной «богини всего» в покровительницу девственниц, перворожениц и нескольких сот на всю Грецию охотниц (есть, конечно, еще и амазонки, да в них многие вообще не верят) привело к тому, что роль Артемиды на Олимпе сильно усохла и подсократилась. Посему и приходится для поддержания репутации устраивать кровавые представления - натравливать собак на дурня, подглядывающего за ней из кустов во время купания, или напускать вепря на земли царя, отказавшегося выполнять обычай, который «культурные» греки уже и забыли давным-давно.
Под конец своей проникновенной речи Артемида снова пошутила: Зевс покровительствует Гераклу, Афина - Тесею, Аполлон - Асклепию и Орфею, а ей достался какой-то мальчик-этолиец. Я ответил, что не могу обещать стать Гераклом или Тесеем, гарантирую лишь постоянные жертвоприношения. Артемида буркнула что-то вроде «на безрыбье», а потом исчезла, предупредив, что если будет нужда - можно ее позвать, но не стоит этим так уж увлекаться, повод должен быть серьезным. Вот так я и заручился покровительством божества, только что истребившего добрую часть моей семьи. В общем, я понял на всю оставшуюся жизнь, что небольшая жертва небольшому богу может принести пользу куда большую, нежели гекатомбы тем, кого большинство живущих осаждает просьбами с утра до вечера. И очень быстро помощь Артемиды мне понадобилась.
Я еще ничего не рассказывал о второй жене Ойнея, Перибее. А появилась она при дворе при весьма щекотливых обстоятельствах. Ойней как-то ходил в поход к своим союзникам в Элиду, и захватил там город Олену. Среди добычи была и молодая смазливая Перибея, дочь побежденного царя, которая смогла так повертеть задницей, что Ойней не просто спутался с ней, но и сделал второй женой. И даже ухом не повел, когда она родила ему сына... через семь месяцев после того, как попала в плен. Мой отец Агрий, а также младший из братьев, дядя Мелан, не стеснялись громко говорить о том, что досталась Перибея их брату не девушкой. Других пленников допросили с пристрастием (мой братец Ликопей умел развязывать языки людям особенно ловко, не столько даже силой, сколько путая их и подлавливая на вранье), и они назвали два имени - то ли царевну соблазнил какой-то Гиппострат (кроме имени, узнать о нем так ничего и не удалось), либо бог Арес. Последнее было особо обидно: я уже говорил о том, что Мелеагра тоже считали сыном бога войны, и получалось, что Арес позабавился с обоими женами Ойнея - как-то слишком даже для нашей Греции, где боги любили попортить царскую кровь.
Ойней тогда сильно разозлился и приказал всем молчать, а пленников из Олены продал куда-то подальше. Рожденного же Перибеей сына Тидея объявил своим. И вырос Тидей хоть и сильным, ловким и бесстрашным бойцом, но человеком надменным, заносчивым и наглым. Всё бы ничего, да после смерти Мелеагра и Алфеи Перибея стала царицей, а ее сын - наследником. Что очень сильно не понравилось моему отцу, брату и младшему дяде. Агрий, Ликопей и Мелан были серьезно настроены на то, чтобы отстранить Тидея от наследования престола. Масла в огонь подлила Перибея, утверждавшая, что ей был оракул (чей и откуда - она никогда никому не говорила), будто Мелан убьет Тидея. Хуже всего то, что ей поверил Тидей, и стал даже на двор выходить не иначе, как вооруженный до зубов и в компании нескольких телохранителей.