Ликбез: ТЕНИ ИСЧЕЗАЮТ В... (1)
Под конец года минувшего было мне счастье. В журнале дорогого gelavasadze , неисчерпаемом источнике моего вдохновения, наткнулся я на дивную мысль, высказанную одним из украинских френдов владельца блога: "А если москали полезут, пусть знают, что мы их встретим не хуже, чем в 1918 и 1919 годах". Будучи твердо убежден в абсурдности даже минимального допущения возможности конфликта между двумя братскими республиками, я, тем не менее, не мог не поинтересоваться, сознает ли уважаемый автор тезиса, некто yanek_ua , насколько качественную пургу несет? В ответ на что мгновенно последовала рекомендация учить историю усерднее и не по "Краткому курсу ВКП (б)". Ну что ж. Поехали...
Театр теней
Отречение Государя вынудило власть на местах крутиться. Везде. И в Киеве тоже. Уже 17 марта, собравшись в городской думе, киевские партийцы создали из самих себя Исполнительный Комитет. Никаких национальных лозунгов; единственная организация с этно-привкусом, «Товариство Украiнських Поступовцiв» (ТПУ), вела себя тихо и прилично. Однако очень скоро из общероссийских партий выделился «национальный актив», тоже желающий рулить. А поскольку солидные люди их и на порог Исполкома не пускали, возникло нечто под названием Центральная Рада. Очень, надо сказать, умеренное и осторожное: в первом «обращении к украинскому народу» даже о скромной автономии, не то что о «самостийности», не было и речи. Сам идеолог «Украины-Руси» Грушевский, срочно примчавшийся из Москвы, изъяснялся сплошь неясными словесами. При этом, что забавно, 600 членов ЦР, именуя себя аж «представителями Украинского Народа», по сути никого не представляли. «Никаких выборов нигде не было, - вспоминал позже член ЦР В.М. Левитский. - Депутаты из армии заседали на основании удостоверений, что такой-то командируется в Киев для получения в интендантском складе партии сапог; для отдачи в починку пулеметов; для денежных расчетов; для лечения; и т.п. Депутаты “тыла” имели частные письма на имя Грушевского, приблизительно такого содержания: “посылаем, известного нам”». Такой вот уровень легитимности. По сути, ЦР выражала волю неких «национально-сознательных украинцев», но сколько их было, неведомо. Более того, из анализа прошедших чуть позже выборов в органы местного самоуправления, проделанного видным историком-эмигрантом Д. Дорошенко, однозначно следует: «национально сознательных» избиратели полностью прокатили, и «Только там, где украинцы выступали в блоке с русскими социалистами, они получали более значительную часть мандатов». Для любителей цифр: в думы городов еще не «Украины» общероссийские партии провели 870 депутатов, автономисты всех оттенков 128, сепаратисты - ни одного. Это был щелчок. Однако «национально сознательные» , живя в своем мире, не унывали.
Вполне возможно, экзальтированный, в большинстве молодой-зеленый и в абсолютном большинстве не слишком грамотный «национальный актив» и проиграл бы в пух и прах серьезным управленцам из Исполкома, но нашлись наставники. Именно в это время в Киеве чертиком из бутылки вынырнула масса галичан. Даром, что австрийские подданные, они умножались в числе ежедневно - кто проникая через полуразрушенный фронт, кто возвращаясь из лагерей для военнопленных (именно так впервые объявились в малороссийской политике австрийский полковник Мельник и капитан Коновалец). Эти хлопцы, имевшие достаточное образование и считавшие себя носителями «национального духа», подмяв местных невежд, растолковали им, что прежде всего необходима «украинизация», а все прочее приложится. Тот факт, что местные пришельцев крайне не любили и их новациями брезговали (в первую гимназию с украинским языком обучения записалось 107 человек из миллионного населения Киева и даже «фавелы» типа Куреневки, заселенные вчерашними селянами, бойкотировали начальные школы с «малороссийским языком обучения») в счет не шел. Зато именно с их подачи ЦР заявила о формировании «национального украинского войска». Благо, после событий в Петрограде с фронтов хлынули неисчислимые массы дезертиров, мотивировавших свое бегство «желанием служить в родной армии». С «идейной» точки зрения сия биомасса равнялась нулю, зато у неё были винтовки, некоторые боевые навыки и готовность на все, лишь бы опять не оказаться в до чертиков надоевших окопах. В итоге, когда 30 апреля тысячи дезертиров на митинге объявили себя «национальной армией», потребовав постановки на «все виды довольствия», ЦР, откровенно шантажируя Исполком, выдавила из него это самое довольствие, после чего «национальная армия» возлюбила Раду, что называется, страшным любом. Боеспособнее, правда, от этого не став ни на йоту. «Реальной пользы от этой “украинизаций”, - печально пишет тот же эмигрант Дорошенко, - было немного: солдаты разбегались, не доехавши до фронта, а у себя в казармах ничего не делали. Только митинговали, а, в действительности, не хотели даже пальцем шевельнуть, чтобы помочь Украине». Но фронты Центральную Раду, опять-таки, волновали менее всего. Куда актуальнее для «активистов» было хоть как-то утвердить себя. В связи с чем главой Военного Комитета Рады оказался не генерал царской армии Кондратович, сумевший привести орду дезертиров в хоть какой-то порядок, а никогда в армии не служивший театральный критик и публицист Симон Петлюра. Что до прочего, то, пока Исполком занимался элементарной социалкой и прочими скучными глупостями, Рада активно суетилась в народе, обещая всем, все и сразу. Благо состояла почти на 100% из болтунов-социалистов. В июне был созван «Всеукраинский Крестьянский Съезд» (вернее, не всеукраинский, а только эсеровский, но кого это интересовало?), решивший отменять частную собственность на землю и делить ее как можно скорее, после чего на селе начались поджоги, а у Рады появилась хоть какая-то поддержка, кроме толпы дезертиров. Однако, учитывая горький опыт, вопросов о «национальном пробуждении» и отделении от России благоразумно не касались, а когда особо тупые на эту тему все же заикались, старшие товарищи их одергивали. «Украинцы не имеют намерение отрывать Украину от России, - заявлял Грушевский. - Если бы они имели такое намерение, выступили бы искренно и открыто с таким лозунгом. Ведь теперь за это они ничем бы не рисковали». И тем не менее, аккуратненькие шаги делались: 23 июня был оглашен «Первый Универсал Центральной Рады», где указывалось, что «Украина не отделяется от всей России и не разрывает с Державой Российской, но (…) украинцы отныне сами будут создавать свою жизнь», а пару дней спустя возникло и правительство - Генеральный Секретариат.
Контора пишет
Следует отметить: если ранее Центральная Рада никого не представляла, то теперь она никого не представляла вдвойне. «Правительство» было чисто социалистическим, никого «классово чуждого» туда не пустили, мотивируя тем, что «все и так за нас», а право на подобные утверждения обосновывая торжественными шествиями по городу « гайдамаков», готовых бить кого угодно, лишь бы на фронт не посылали. В крайних случаях, привозили из сел мужичков. Подобные шоу помогали заодно и слегка давить на Временное Правительство, напоминая идиоту Керенскому, что ежели он не будет идти навстречу братьям во социализме, власть могут перехватить реакционеры, контрреволюционеры и враги демократии. Керенский верил и уступал, а затем и капитулировал, заявив о согласии на «автономию Украины», на что - до созыва Учредительного Собрания - не имел никакого права. Так что, «Второй Универсал» был обращен уже не к «Народу Украинскому», а к «Гражданам Земли Украинской». Правда, авторы вновь напомнили, что «Мы, Центральная Рада, которая всегда стояла за то, чтобы не отделять Украину от России, чтобы (…) совместно идти к развитию и благоденствию всей России, (…) с удовлетворением принимаем призыв Правительства к единству». В такой обстановке всем «реакционерам» и даже «умеренным» не оставалось ничего иного, как молча признать себя побежденными и стать декорацией при Раде. Хотя распускать Исполком Рада отнюдь не стремилась, сознавая, что кому-то и работать надо, а также опасаясь вмешательства войск киевского гарнизона, способных в случае чего обнулить «украинскую армию» в течение двух-трех часов. Но, бурно ликуя, «национально сознательный актив» упустил из виду крайне неприятную деталь. На фоне его болтовни все более выигрышно в глазах масс выглядели большевики, не только четче обозначившие цели («Долой войну!», «Грабь награбленное!»), но и куда более практичные. А главное, не делящие население на «коренных» и прочих. В какой-то момент обаяние большевиков настолько усилилось, что к ним начали уходить и наиболее активные деятели из партий, входивших в ЦР, а после «Корниловского мятежа», в Киеве, как и в Питере появились отлично вооруженные той же ЦР «боевые дружины» РСДРП(б). «И, перед глазами Генерального Секретариата, - пишет Дорошенко, - в самой столице появилась третья вооруженная сила - кроме украинских и российских войск», а противопоставить ей было нечего, поскольку «В армии всякая дисциплина пала окончательно. Она превратилась в миллионную массу вооруженных и озлобленных людей, которые не чувствовали над собой никакой власти». Попытка ЦР создать хоть что-то свое в стиле большевиков прогнозируемо провалилась: «Вольное Казачество», образованное по её инициативе, в считанные дни превратилось в толпу ряженых, щеголявших «национально сознательными» жупанами, шапками со шлыком и кривыми саблями, обращаться с которым категорически не умели.
Раздвоение
Петроградский Октябрь изменил конфигурацию. Штаб Киевского военного округа, к чести своей, занявший куда более жесткую позицию по отношению к перевороту, дал местным большевикам бой и, при полном нейтралитете ЦР, проиграл, после чего не желавшие сдаться ушли на Дон. Не стало и Исполкома, что жителей столицы, в отличие от политиков думавших о начале отопительного сезона, очень огорчило. Зато Рада, в ходе событий выжидавшая, кто кого, тотчас выпустила «Третий Универсал», объявив себя единственной властью в «Украинской Народной Республике», однко тут же благоразумно подчеркнула, что будет действовать «не отделяясь от Российской Республики и сберегая ее единство». Сверх того, премьер Винниченко, еще и пояснил, что «Все слухи и разговоры об отделении от России - или контрреволюционная провокация, или обычная обывательская неосведомленность (…) Украина имеет быть в составе Российской Федеративной Республики, как равноправное государственное тело». Это было разумно, поскольку влияние большевиков росло. Землю крестьяне делили очень охотно, а вот «борьбой за национальное освобождение» не интересовались. Власти в губерниях фактически не было, народ громил усадьбы, растаскивал оборудование с сахарных и винокуренных заводов, большевики активно формировали отряды Красной Гвардии, открыто заявляя, что не считают Центральную Раду легитимной, поскольку она никем не избрана. В этом они, как ни крути, были правы. Начался цирк. Рада кого-то разоружала, кого-то арестовывала, кого-то высылала, потом извинялась, оправдывалась, угрожала и снова извинялась, большевики гнули свою линию и, в конце концов, заявив, что «попытки разоружить Красную Гвардию недопустимы», приняли решение «в конфликте Центральной Рады с Советом Народных Комиссаров взять сторону Совета Народных Комиссаров». То есть, хотя и самозваного, но все еще действующего и законного Временного Правительства (СНК) во главе с Ульяновым-Лениным. Каковое 17 декабря прислало в Киев ультиматум, требуя «включиться в борьбу с контрреволюцией»; в противном случае, указывалось, «Совет Народных Комиссаров будет считать Центральную Раду в состоянии открытой войны против советской власти в России и на Украине”. Ответ ЦР был уклончив и, вместе с тем, предельно нахален. Винниченко призвал «украинские войска, действующие на фронтах» не выполнять приказов Ставки, а Петлюра вдобавок еще и послал приказ украинскому комиссару северного фронта «использовать все возможности, которые даются вашим географическим положением по отношению к Петрограду, откуда надвигается на Украину великая опасность». То есть, фактически велел атаковать Петроград. Что говорит о полете фантазии бывшего театрального критика, но не о наличии ума, поскольку реальных адресатов у директивы не было, а casus belli, напротив, появился.
Петрограду, однако, в войне не было нужды: в тот же день, 17 декабря, в Киеве открывался Съезд советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов Украины, где большевики вместе с союзниками, имея большинство, вполне могли решить вопрос о власти в рабочем порядке. Рада, спохватившись, что в смысле легитимности уступает любому правительству, которое назначит Съезд, решила действовать, пригнав на съезд больше тысячи никем не уполномоченных «делегатов», непонятно с какой радости потребовавших право участия с решающим голосом. Дошло до драки. На следующий день, когда от самозванцев потребовали очистить президиум, драка повторилась, и «законные» уехали в Харьков, где как раз в это время происходил Съезд Советов Донецко-Криворожской области, и, объединившись с «законными», заседавшими там, объявили себя Всеукраинским Съездом Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов. А затем сформировали и Всеукраинский Центральный Исполнительный Комитет, взявший на себя всю полноту власти.
В мире, в мире навсегда
Таким образом с конца декабря 1917 г. на Украине появилось два правительства - никем не избранная, но уже привыкшая считать себя властью ЦР и хоть кем-то избранный СНК, оба левые до жути и оба утверждающие, что «народ с ними». Правда, в Киеве еще требовали «украинизировать усё» и пугали оппонентов «четырьмя миллионами штыков», на что Харьков внимания не обращал, вместо перепалки постепенно наращивая влияние в регионах. К концу декабря советская власть установилась в Чернигове и Полтаве, в начале января - на Херсонщине и вообще везде. Мирно и спокойно. Разве что в Екатеринославе пошумели, да и то не не «национально сознательные» , а те, кого позже назовут «белогвардейцами», в связи с чем в Екатеринослав (единственный случай!) пришли на подмогу отряды из соседних губерний России. К середине января под контролем Рады оставался только Киев и еще пара пустяков. Что отнюдь не помешало ЦР издать «Четвертый Универсал» - о том, что «Отныне Украинская Народная Республика становится самостоятельной, ни от кого независимой, вольной, суверенной Державой Украинского Народа». Забавно, что, характеризуя обстановку, «Универсал» информировал публику о том, что «Петроградское Правительство Народных Комиссаров, чтобы вернуть под свою власть свободную Украинскую Республику объявило войну Украине и насылает на наши земли свои войска - красногвардейцев-большевиков, которые грабят хлеб наших крестьян». Что называется, картина маслом: во всем виноваты «засланцы из России», а не население, обнулявшее власть Рады на местах исключительно своими силами; про Харьковское Правительство, уже контролирующее почти всю страну, - вообще ни слова. Зато к «Универсалу» прилагалась нота ко всем державам мира с предложением немедленно прекратить войну и горькими жалобами на Петроград, уже ведущий мирные переговоры без спроса у Рады.
Стремясь угнаться за Петроградским СНК, подло перехватившим роскошную идею, «национально сознательные», даром что уже выражали мнение только киевлян, да и то далеко не всех, срочно направили делегацию в Брест-Литовск, где в это время уже вели переговоры о мире от имени всей России посланцы Петрограда. Киевляне прибыли на место 6 января, всего на 5 дней опередив такую же делегацию, но из Харькова. Коллизия возникла презабавная, немцам пришлось решщать, с кем, собственно, говорить? Харьков просил только о мире, Киеву, кроме мира, нужна была еще и помощь. В связи с чем, именно из Киева можно было выдавливать большие уступки, в первую очередь, по поводу поставок продовольствия, без которого Германия, а особенно Австро-Венгрия уже задыхались. К тому же мир именно с «национально сознательными» формально отрывал новообразованную Украину от России, чем реализовались бы старые планы австрийского Генштаба (тем паче, что в распоряжении немцев имелся созданный еще в самом начале войны «Союзом Визволення Украiни», рассчитанный как раз на этот случай). И наконец, из «союзника» легче бы было выкачивать продовольствие, чем из России, даже если её «автономную» составную часть оккупировать. Короче говоря, у Центральной рады на руках были все козыри, с её стороны требовалось только брать под козырек и стоять смирно. Немцы, отлично это понимая, были с «национально сознательными» вежливы, но строги. Отказавшись от переговоров с харьковчанами, они 12 января согласились решать вопрос делегацией Рады «отдельно», настоятельно посоветовав «украинским геноссен» провозгласить самостийность (после чего, собственно, и был спешно провозглашен « 4-й Универсал»). Спешили все. Правда, «национально сознательные» пытались хитрить даже в такой обстановке, цыганя у немцев побольше никогда не принадлежавших им территорий - Одессу, Херсон, Николаев, Юзовку, даже Крым, и многое другое. Немцы, пожав плечами, согласились, и рано утром 9 февраля мир был подписан. После чего, поскольку теперь речь зашла о союзе, а это был уже второй вопрос, немцы показали, что в плане мозгов Берлин все-таки не Жмеринка. Они заявили, что ценой союза считают то самое «многое другое», и «национально сознательные» огорченно вернули не свое обратно. После чего генерал Гофман, немного помедлив для порядка, вызвал к себе главу делегации и вручил ему уже готовый текст «Обращения украинского народа к немецкому народу с просьбой о вооруженной помощи» без права вносить изменения. Который и был послушно подписан.
Скатертью, скатертью…
Тем временем Центральная Рада агонизировала. Легко взяв власть на местах, харьковчане целились на Киев. В основном, обходились сами, хотя были и «подкрепления» из РСФСР (около 8 тысяч красногвардейцев, хотя битый ими генерал Удовиченко утверждал, что в «армии москалей, двинувшихся завоевывать Украину», до 40 тысяч штыков). Как тут же выяснилось, никаких «4 миллионов украинского войска», о которых год вещала ЦР, нет и в помине; фактически удалось мобилизовать тысячи три, все прочие либо разбежались, либо объявили «нейтралитет». Уже 27 января «красные» были под станцией Круты, в 100 км от Киева, где смяли и отбросили небольшой отряд мальчишек-идеалистов, брошенных на произвол судьбы «национально сознательными» командирами, сперва пившими горилку в вагоне, а потом смотавшимися в столицу. Позже эти самые «командиры», Тимченко и Богаевский, будут по требованию родителей отданы под суд, но суд так никогда и не состоится, а «герои Крут», умножившись в числе до 300 (ради сравнения с легендарными спартанцами) и, вопреки истине, объявленные «погибшими поголовно» станут темой «национально сознательного» мифа. А все остальные части пришлось спешно отзывать с фронта в Киев на подавление мятежа большевиков - при полном безразличии к происходящему десятков тысяч солдат официального «Украинского Войска» , горожан и даже наступающую Красную Гвардию: драка на улицах города большевиков уже не интересовала, они и так стояли в пригородах, «червонные казаки» Примакова без боя захватили батареи, и 5 февраля при первых же выстрелах большая часть министров, как вспоминает П. Христюк, тоже министр, «исчезли неизвестно куда, не подавая о себе никакой вести», после чего оставшиеся «лидеры» в ночь с 8 на 9 февраля спешно покинули город в направлении Житомира, уводя с собой «для личной охраны» все верные части, общим количеством около 2000 штыков. Уходили так шустро, что большинство членов ЦР и даже секретари министров, проснувшись утром, с ужасом узнали, что власть сгинула, а город уже в руках большевиков, которые немедленно начали устранять «неблагонадежных». В первую очередь, гибли русские офицеры, легко опознаваемые по выправке (около 5000 человек), а также глупая молодежь, носившая модные оселедцы. Осторожные «национально сознательные» почти не пострадали; «большинство украинских деятелей, - отмечает Д. Дорошенко, - которые остались в Киеве, смогли перепрятаться, перейдя на русскую речь в общении».
Впрочем, и после того как Харьковский СНК, немедленно переехавший не брега Днепра, обуздал репрессии и наладил жизнь (все бывшие клерки Центральной Рады с восторгом остались на службе), в городе было тревожно. Ползли слухи об интервенции немцев, а власти, знавшие больше, чувствовали себя не очень уверенно. Хотя и увереннее, чем Центральная Рада, в это время находившаяся на «заячьем» положении: в Житомир ее просто не пустили «во избежание неприятностей для города», оставалось ехать на Сарны, поскольку все прочее уже было под большевиками. По пути три десятка «полков» в объеме от 5 до 23 штыков были слиты «Отдельный Запорожский Корпус», куда вошло все, кроме «гайдамаков» Петлюры, который, как великий полководец, подчиняться не хотел никому. Всего набралось до 3000 штыков, включая штабных и нестроевых, чего вполне хватало на то, чтобы с боями пробиваться через полустанки навстречу немцам, которых боялись меньше, «братьев-харьковчан». Вот тут-то, где-то около Сарн погорельцы, наконец, узнали, что мир заключен и спасение приближается. И, говорят, дружно заплакали.
Театр теней
Отречение Государя вынудило власть на местах крутиться. Везде. И в Киеве тоже. Уже 17 марта, собравшись в городской думе, киевские партийцы создали из самих себя Исполнительный Комитет. Никаких национальных лозунгов; единственная организация с этно-привкусом, «Товариство Украiнських Поступовцiв» (ТПУ), вела себя тихо и прилично. Однако очень скоро из общероссийских партий выделился «национальный актив», тоже желающий рулить. А поскольку солидные люди их и на порог Исполкома не пускали, возникло нечто под названием Центральная Рада. Очень, надо сказать, умеренное и осторожное: в первом «обращении к украинскому народу» даже о скромной автономии, не то что о «самостийности», не было и речи. Сам идеолог «Украины-Руси» Грушевский, срочно примчавшийся из Москвы, изъяснялся сплошь неясными словесами. При этом, что забавно, 600 членов ЦР, именуя себя аж «представителями Украинского Народа», по сути никого не представляли. «Никаких выборов нигде не было, - вспоминал позже член ЦР В.М. Левитский. - Депутаты из армии заседали на основании удостоверений, что такой-то командируется в Киев для получения в интендантском складе партии сапог; для отдачи в починку пулеметов; для денежных расчетов; для лечения; и т.п. Депутаты “тыла” имели частные письма на имя Грушевского, приблизительно такого содержания: “посылаем, известного нам”». Такой вот уровень легитимности. По сути, ЦР выражала волю неких «национально-сознательных украинцев», но сколько их было, неведомо. Более того, из анализа прошедших чуть позже выборов в органы местного самоуправления, проделанного видным историком-эмигрантом Д. Дорошенко, однозначно следует: «национально сознательных» избиратели полностью прокатили, и «Только там, где украинцы выступали в блоке с русскими социалистами, они получали более значительную часть мандатов». Для любителей цифр: в думы городов еще не «Украины» общероссийские партии провели 870 депутатов, автономисты всех оттенков 128, сепаратисты - ни одного. Это был щелчок. Однако «национально сознательные» , живя в своем мире, не унывали.
Вполне возможно, экзальтированный, в большинстве молодой-зеленый и в абсолютном большинстве не слишком грамотный «национальный актив» и проиграл бы в пух и прах серьезным управленцам из Исполкома, но нашлись наставники. Именно в это время в Киеве чертиком из бутылки вынырнула масса галичан. Даром, что австрийские подданные, они умножались в числе ежедневно - кто проникая через полуразрушенный фронт, кто возвращаясь из лагерей для военнопленных (именно так впервые объявились в малороссийской политике австрийский полковник Мельник и капитан Коновалец). Эти хлопцы, имевшие достаточное образование и считавшие себя носителями «национального духа», подмяв местных невежд, растолковали им, что прежде всего необходима «украинизация», а все прочее приложится. Тот факт, что местные пришельцев крайне не любили и их новациями брезговали (в первую гимназию с украинским языком обучения записалось 107 человек из миллионного населения Киева и даже «фавелы» типа Куреневки, заселенные вчерашними селянами, бойкотировали начальные школы с «малороссийским языком обучения») в счет не шел. Зато именно с их подачи ЦР заявила о формировании «национального украинского войска». Благо, после событий в Петрограде с фронтов хлынули неисчислимые массы дезертиров, мотивировавших свое бегство «желанием служить в родной армии». С «идейной» точки зрения сия биомасса равнялась нулю, зато у неё были винтовки, некоторые боевые навыки и готовность на все, лишь бы опять не оказаться в до чертиков надоевших окопах. В итоге, когда 30 апреля тысячи дезертиров на митинге объявили себя «национальной армией», потребовав постановки на «все виды довольствия», ЦР, откровенно шантажируя Исполком, выдавила из него это самое довольствие, после чего «национальная армия» возлюбила Раду, что называется, страшным любом. Боеспособнее, правда, от этого не став ни на йоту. «Реальной пользы от этой “украинизаций”, - печально пишет тот же эмигрант Дорошенко, - было немного: солдаты разбегались, не доехавши до фронта, а у себя в казармах ничего не делали. Только митинговали, а, в действительности, не хотели даже пальцем шевельнуть, чтобы помочь Украине». Но фронты Центральную Раду, опять-таки, волновали менее всего. Куда актуальнее для «активистов» было хоть как-то утвердить себя. В связи с чем главой Военного Комитета Рады оказался не генерал царской армии Кондратович, сумевший привести орду дезертиров в хоть какой-то порядок, а никогда в армии не служивший театральный критик и публицист Симон Петлюра. Что до прочего, то, пока Исполком занимался элементарной социалкой и прочими скучными глупостями, Рада активно суетилась в народе, обещая всем, все и сразу. Благо состояла почти на 100% из болтунов-социалистов. В июне был созван «Всеукраинский Крестьянский Съезд» (вернее, не всеукраинский, а только эсеровский, но кого это интересовало?), решивший отменять частную собственность на землю и делить ее как можно скорее, после чего на селе начались поджоги, а у Рады появилась хоть какая-то поддержка, кроме толпы дезертиров. Однако, учитывая горький опыт, вопросов о «национальном пробуждении» и отделении от России благоразумно не касались, а когда особо тупые на эту тему все же заикались, старшие товарищи их одергивали. «Украинцы не имеют намерение отрывать Украину от России, - заявлял Грушевский. - Если бы они имели такое намерение, выступили бы искренно и открыто с таким лозунгом. Ведь теперь за это они ничем бы не рисковали». И тем не менее, аккуратненькие шаги делались: 23 июня был оглашен «Первый Универсал Центральной Рады», где указывалось, что «Украина не отделяется от всей России и не разрывает с Державой Российской, но (…) украинцы отныне сами будут создавать свою жизнь», а пару дней спустя возникло и правительство - Генеральный Секретариат.
Контора пишет
Следует отметить: если ранее Центральная Рада никого не представляла, то теперь она никого не представляла вдвойне. «Правительство» было чисто социалистическим, никого «классово чуждого» туда не пустили, мотивируя тем, что «все и так за нас», а право на подобные утверждения обосновывая торжественными шествиями по городу « гайдамаков», готовых бить кого угодно, лишь бы на фронт не посылали. В крайних случаях, привозили из сел мужичков. Подобные шоу помогали заодно и слегка давить на Временное Правительство, напоминая идиоту Керенскому, что ежели он не будет идти навстречу братьям во социализме, власть могут перехватить реакционеры, контрреволюционеры и враги демократии. Керенский верил и уступал, а затем и капитулировал, заявив о согласии на «автономию Украины», на что - до созыва Учредительного Собрания - не имел никакого права. Так что, «Второй Универсал» был обращен уже не к «Народу Украинскому», а к «Гражданам Земли Украинской». Правда, авторы вновь напомнили, что «Мы, Центральная Рада, которая всегда стояла за то, чтобы не отделять Украину от России, чтобы (…) совместно идти к развитию и благоденствию всей России, (…) с удовлетворением принимаем призыв Правительства к единству». В такой обстановке всем «реакционерам» и даже «умеренным» не оставалось ничего иного, как молча признать себя побежденными и стать декорацией при Раде. Хотя распускать Исполком Рада отнюдь не стремилась, сознавая, что кому-то и работать надо, а также опасаясь вмешательства войск киевского гарнизона, способных в случае чего обнулить «украинскую армию» в течение двух-трех часов. Но, бурно ликуя, «национально сознательный актив» упустил из виду крайне неприятную деталь. На фоне его болтовни все более выигрышно в глазах масс выглядели большевики, не только четче обозначившие цели («Долой войну!», «Грабь награбленное!»), но и куда более практичные. А главное, не делящие население на «коренных» и прочих. В какой-то момент обаяние большевиков настолько усилилось, что к ним начали уходить и наиболее активные деятели из партий, входивших в ЦР, а после «Корниловского мятежа», в Киеве, как и в Питере появились отлично вооруженные той же ЦР «боевые дружины» РСДРП(б). «И, перед глазами Генерального Секретариата, - пишет Дорошенко, - в самой столице появилась третья вооруженная сила - кроме украинских и российских войск», а противопоставить ей было нечего, поскольку «В армии всякая дисциплина пала окончательно. Она превратилась в миллионную массу вооруженных и озлобленных людей, которые не чувствовали над собой никакой власти». Попытка ЦР создать хоть что-то свое в стиле большевиков прогнозируемо провалилась: «Вольное Казачество», образованное по её инициативе, в считанные дни превратилось в толпу ряженых, щеголявших «национально сознательными» жупанами, шапками со шлыком и кривыми саблями, обращаться с которым категорически не умели.
Раздвоение
Петроградский Октябрь изменил конфигурацию. Штаб Киевского военного округа, к чести своей, занявший куда более жесткую позицию по отношению к перевороту, дал местным большевикам бой и, при полном нейтралитете ЦР, проиграл, после чего не желавшие сдаться ушли на Дон. Не стало и Исполкома, что жителей столицы, в отличие от политиков думавших о начале отопительного сезона, очень огорчило. Зато Рада, в ходе событий выжидавшая, кто кого, тотчас выпустила «Третий Универсал», объявив себя единственной властью в «Украинской Народной Республике», однко тут же благоразумно подчеркнула, что будет действовать «не отделяясь от Российской Республики и сберегая ее единство». Сверх того, премьер Винниченко, еще и пояснил, что «Все слухи и разговоры об отделении от России - или контрреволюционная провокация, или обычная обывательская неосведомленность (…) Украина имеет быть в составе Российской Федеративной Республики, как равноправное государственное тело». Это было разумно, поскольку влияние большевиков росло. Землю крестьяне делили очень охотно, а вот «борьбой за национальное освобождение» не интересовались. Власти в губерниях фактически не было, народ громил усадьбы, растаскивал оборудование с сахарных и винокуренных заводов, большевики активно формировали отряды Красной Гвардии, открыто заявляя, что не считают Центральную Раду легитимной, поскольку она никем не избрана. В этом они, как ни крути, были правы. Начался цирк. Рада кого-то разоружала, кого-то арестовывала, кого-то высылала, потом извинялась, оправдывалась, угрожала и снова извинялась, большевики гнули свою линию и, в конце концов, заявив, что «попытки разоружить Красную Гвардию недопустимы», приняли решение «в конфликте Центральной Рады с Советом Народных Комиссаров взять сторону Совета Народных Комиссаров». То есть, хотя и самозваного, но все еще действующего и законного Временного Правительства (СНК) во главе с Ульяновым-Лениным. Каковое 17 декабря прислало в Киев ультиматум, требуя «включиться в борьбу с контрреволюцией»; в противном случае, указывалось, «Совет Народных Комиссаров будет считать Центральную Раду в состоянии открытой войны против советской власти в России и на Украине”. Ответ ЦР был уклончив и, вместе с тем, предельно нахален. Винниченко призвал «украинские войска, действующие на фронтах» не выполнять приказов Ставки, а Петлюра вдобавок еще и послал приказ украинскому комиссару северного фронта «использовать все возможности, которые даются вашим географическим положением по отношению к Петрограду, откуда надвигается на Украину великая опасность». То есть, фактически велел атаковать Петроград. Что говорит о полете фантазии бывшего театрального критика, но не о наличии ума, поскольку реальных адресатов у директивы не было, а casus belli, напротив, появился.
Петрограду, однако, в войне не было нужды: в тот же день, 17 декабря, в Киеве открывался Съезд советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов Украины, где большевики вместе с союзниками, имея большинство, вполне могли решить вопрос о власти в рабочем порядке. Рада, спохватившись, что в смысле легитимности уступает любому правительству, которое назначит Съезд, решила действовать, пригнав на съезд больше тысячи никем не уполномоченных «делегатов», непонятно с какой радости потребовавших право участия с решающим голосом. Дошло до драки. На следующий день, когда от самозванцев потребовали очистить президиум, драка повторилась, и «законные» уехали в Харьков, где как раз в это время происходил Съезд Советов Донецко-Криворожской области, и, объединившись с «законными», заседавшими там, объявили себя Всеукраинским Съездом Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов. А затем сформировали и Всеукраинский Центральный Исполнительный Комитет, взявший на себя всю полноту власти.
В мире, в мире навсегда
Таким образом с конца декабря 1917 г. на Украине появилось два правительства - никем не избранная, но уже привыкшая считать себя властью ЦР и хоть кем-то избранный СНК, оба левые до жути и оба утверждающие, что «народ с ними». Правда, в Киеве еще требовали «украинизировать усё» и пугали оппонентов «четырьмя миллионами штыков», на что Харьков внимания не обращал, вместо перепалки постепенно наращивая влияние в регионах. К концу декабря советская власть установилась в Чернигове и Полтаве, в начале января - на Херсонщине и вообще везде. Мирно и спокойно. Разве что в Екатеринославе пошумели, да и то не не «национально сознательные» , а те, кого позже назовут «белогвардейцами», в связи с чем в Екатеринослав (единственный случай!) пришли на подмогу отряды из соседних губерний России. К середине января под контролем Рады оставался только Киев и еще пара пустяков. Что отнюдь не помешало ЦР издать «Четвертый Универсал» - о том, что «Отныне Украинская Народная Республика становится самостоятельной, ни от кого независимой, вольной, суверенной Державой Украинского Народа». Забавно, что, характеризуя обстановку, «Универсал» информировал публику о том, что «Петроградское Правительство Народных Комиссаров, чтобы вернуть под свою власть свободную Украинскую Республику объявило войну Украине и насылает на наши земли свои войска - красногвардейцев-большевиков, которые грабят хлеб наших крестьян». Что называется, картина маслом: во всем виноваты «засланцы из России», а не население, обнулявшее власть Рады на местах исключительно своими силами; про Харьковское Правительство, уже контролирующее почти всю страну, - вообще ни слова. Зато к «Универсалу» прилагалась нота ко всем державам мира с предложением немедленно прекратить войну и горькими жалобами на Петроград, уже ведущий мирные переговоры без спроса у Рады.
Стремясь угнаться за Петроградским СНК, подло перехватившим роскошную идею, «национально сознательные», даром что уже выражали мнение только киевлян, да и то далеко не всех, срочно направили делегацию в Брест-Литовск, где в это время уже вели переговоры о мире от имени всей России посланцы Петрограда. Киевляне прибыли на место 6 января, всего на 5 дней опередив такую же делегацию, но из Харькова. Коллизия возникла презабавная, немцам пришлось решщать, с кем, собственно, говорить? Харьков просил только о мире, Киеву, кроме мира, нужна была еще и помощь. В связи с чем, именно из Киева можно было выдавливать большие уступки, в первую очередь, по поводу поставок продовольствия, без которого Германия, а особенно Австро-Венгрия уже задыхались. К тому же мир именно с «национально сознательными» формально отрывал новообразованную Украину от России, чем реализовались бы старые планы австрийского Генштаба (тем паче, что в распоряжении немцев имелся созданный еще в самом начале войны «Союзом Визволення Украiни», рассчитанный как раз на этот случай). И наконец, из «союзника» легче бы было выкачивать продовольствие, чем из России, даже если её «автономную» составную часть оккупировать. Короче говоря, у Центральной рады на руках были все козыри, с её стороны требовалось только брать под козырек и стоять смирно. Немцы, отлично это понимая, были с «национально сознательными» вежливы, но строги. Отказавшись от переговоров с харьковчанами, они 12 января согласились решать вопрос делегацией Рады «отдельно», настоятельно посоветовав «украинским геноссен» провозгласить самостийность (после чего, собственно, и был спешно провозглашен « 4-й Универсал»). Спешили все. Правда, «национально сознательные» пытались хитрить даже в такой обстановке, цыганя у немцев побольше никогда не принадлежавших им территорий - Одессу, Херсон, Николаев, Юзовку, даже Крым, и многое другое. Немцы, пожав плечами, согласились, и рано утром 9 февраля мир был подписан. После чего, поскольку теперь речь зашла о союзе, а это был уже второй вопрос, немцы показали, что в плане мозгов Берлин все-таки не Жмеринка. Они заявили, что ценой союза считают то самое «многое другое», и «национально сознательные» огорченно вернули не свое обратно. После чего генерал Гофман, немного помедлив для порядка, вызвал к себе главу делегации и вручил ему уже готовый текст «Обращения украинского народа к немецкому народу с просьбой о вооруженной помощи» без права вносить изменения. Который и был послушно подписан.
Скатертью, скатертью…
Тем временем Центральная Рада агонизировала. Легко взяв власть на местах, харьковчане целились на Киев. В основном, обходились сами, хотя были и «подкрепления» из РСФСР (около 8 тысяч красногвардейцев, хотя битый ими генерал Удовиченко утверждал, что в «армии москалей, двинувшихся завоевывать Украину», до 40 тысяч штыков). Как тут же выяснилось, никаких «4 миллионов украинского войска», о которых год вещала ЦР, нет и в помине; фактически удалось мобилизовать тысячи три, все прочие либо разбежались, либо объявили «нейтралитет». Уже 27 января «красные» были под станцией Круты, в 100 км от Киева, где смяли и отбросили небольшой отряд мальчишек-идеалистов, брошенных на произвол судьбы «национально сознательными» командирами, сперва пившими горилку в вагоне, а потом смотавшимися в столицу. Позже эти самые «командиры», Тимченко и Богаевский, будут по требованию родителей отданы под суд, но суд так никогда и не состоится, а «герои Крут», умножившись в числе до 300 (ради сравнения с легендарными спартанцами) и, вопреки истине, объявленные «погибшими поголовно» станут темой «национально сознательного» мифа. А все остальные части пришлось спешно отзывать с фронта в Киев на подавление мятежа большевиков - при полном безразличии к происходящему десятков тысяч солдат официального «Украинского Войска» , горожан и даже наступающую Красную Гвардию: драка на улицах города большевиков уже не интересовала, они и так стояли в пригородах, «червонные казаки» Примакова без боя захватили батареи, и 5 февраля при первых же выстрелах большая часть министров, как вспоминает П. Христюк, тоже министр, «исчезли неизвестно куда, не подавая о себе никакой вести», после чего оставшиеся «лидеры» в ночь с 8 на 9 февраля спешно покинули город в направлении Житомира, уводя с собой «для личной охраны» все верные части, общим количеством около 2000 штыков. Уходили так шустро, что большинство членов ЦР и даже секретари министров, проснувшись утром, с ужасом узнали, что власть сгинула, а город уже в руках большевиков, которые немедленно начали устранять «неблагонадежных». В первую очередь, гибли русские офицеры, легко опознаваемые по выправке (около 5000 человек), а также глупая молодежь, носившая модные оселедцы. Осторожные «национально сознательные» почти не пострадали; «большинство украинских деятелей, - отмечает Д. Дорошенко, - которые остались в Киеве, смогли перепрятаться, перейдя на русскую речь в общении».
Впрочем, и после того как Харьковский СНК, немедленно переехавший не брега Днепра, обуздал репрессии и наладил жизнь (все бывшие клерки Центральной Рады с восторгом остались на службе), в городе было тревожно. Ползли слухи об интервенции немцев, а власти, знавшие больше, чувствовали себя не очень уверенно. Хотя и увереннее, чем Центральная Рада, в это время находившаяся на «заячьем» положении: в Житомир ее просто не пустили «во избежание неприятностей для города», оставалось ехать на Сарны, поскольку все прочее уже было под большевиками. По пути три десятка «полков» в объеме от 5 до 23 штыков были слиты «Отдельный Запорожский Корпус», куда вошло все, кроме «гайдамаков» Петлюры, который, как великий полководец, подчиняться не хотел никому. Всего набралось до 3000 штыков, включая штабных и нестроевых, чего вполне хватало на то, чтобы с боями пробиваться через полустанки навстречу немцам, которых боялись меньше, «братьев-харьковчан». Вот тут-то, где-то около Сарн погорельцы, наконец, узнали, что мир заключен и спасение приближается. И, говорят, дружно заплакали.