Надежда и вера

[tijd]

Сегодняшняя историческая экскурсия - март 1988. Время неудач и реваншей, надежды и веры.

12 марта 1988 журнал «Огонёк» публикует (в сокращении) статью Карла Сагана «Наш общий враг». Статья наивная и оптимистичная. Саган пговорит о надежде на будущее и пытается взывать к здравому смыслу советских читателей.

Цитирую по оригиналу:

If no one else, alien or human, can extricate us from this deadly embrace, then there is only one remaining alternative: However painful it may be, we will just have to do it ourselves. A good start is to examine the historical facts as they might be viewed by the other side -- or by posterity, if any. Imagine first a Soviet observer considering some of the events of American history: The United States, founded on principles of freedom and liberty, was the last major nation to end chattel slavery; many of its founding fathers -- George Washington and Thomas Jefferson among them -- were slave owners; and racism was legally protected for a century after the slaves were freed. The United States has systematically violated more than 300 treaties it signed guaranteeing some of the rights of the original inhabitants of the country. In 1899, two years before becoming President, Theodore Roosevelt, in a widely admired speech, advocated "righteous war" as the sole means of achieving "national greatness." The United States invaded the Soviet Union in 1918 in an unsuccessful attempt to undo the Bolshevik Revolution. The United States invented nuclear weapons and was the first and only nation to explode them against civilian populations -- killing hundreds of thousands of men, women, and children in the process. The United States had operational plans for the nuclear annihilation of the Soviet Union before there even was a Soviet nuclear weapon, and it has been the chief innovator in the continuing nuclear arms race. The many recent contradictions between theory and practice in the United States include the present [Reagan] Administration, in high moral dudgeon, warning its allies not to sell arms to terrorist Iran while secretly doing just that; conducting worldwide covert wars in the name of democracy while opposing effective economic sanctions against a South African regime in which the vast majority of citizens have no political rights at all; being outraged at Iranian mining of the Persian Gulf as a violation of international law, while it has itself mined Nicaraguan harbors and subsequently fled from the jurisdiction of the World Court; vilifying Libya for killing children and in retaliation killing children; and denouncing the treatment of minorities in the Soviet Union, while America has more young black men in jail than in college. This is not just a matter of mean-spirited Soviet propaganda. Even people congenially disposed toward the United States may feel grave reservations about its real intentions, especially when Americans are reluctant to acknowledge the uncomfortable facts of their history.
Now imagine a Western observer considering some of the events in Soviet history. Marshal Tukhachevsky's marching orders on July 2, 1920, were, "On our bayonets we will bring peace and happiness to toiling humanity. Forward to the West!" Shortly after V.I. Lenin, in conversation with French delegates, remarked: "Yes, Soviet troops are in Warsaw. Soon Germany will be ours. We will reconquer Hungary. The Balkans will rise against capitalism. Italy will tremble. Bourgeois Europe is cracking at all its seams in this storm." Then contemplate the millions of Soviet citizens killed by Stalin's deliberate policy in the years between 1929 and World War II -- in forced collectivization, mass deportation of peasants, the resulting famine of 1932-33, and the great purges (in which almost the entire Communist Party hierarchy over the age of 35 was arrested and executed, and during which a new constitution that allegedly safeguarded the rights of Soviet citizens was proudly proclaimed). Then consider Stalin's decapitation of the Red Army, the secret protocol to his nonaggression pact with Hitler, and his refusal to believe in a Nazi invasion of the USSR even after it had begun -- and how many millions more were killed in consequence. Think of Soviet restrictions on civil liberties, freedom of expression, and the right to emigrate, and continuing endemic anti-Semitism and religious persecution. If, then, shortly after your nation is established, your highest military and civilian leaders boast about their intentions of invading neighboring states; if your absolute leader for almost half your history is someone who methodically killed millions of his own people; if, even now, your coins display your national symbol emblazoned over the whole world -- you can understand that citizens of other nations, even those with peaceful or credulous dispositions, may be skeptical of your present good intentions, however sincere and genuine they might be. This is not merely a matter of mean-spirited American propaganda. The problem is compounded if you pretend such things never happened. <...>
A central lesson of science is that to understand complex issues (or even simple ones), we must try to free our minds of dogma and to guarantee the freedom to publish, to contradict, and to experiment. Arguments from authority are unacceptable. We are all fallible, even leaders. But however clear it is that criticism is necessary for progress, governments tend to resist. The ultimate example is Hitler's Germany. Here is an excerpt from a speech by the Nazi Party leader Rudolf Hess on June 30, 1934: "One man remains beyond all criticism, and that is the Führer. This is because everyone senses and knows: He is always right, and he will always be right. The National Socialism of all of us in anchored in uncritical loyalty, in a surrender to the Führer."
The convenience of such a doctrine for national leaders is further clarified by Hitler's remark: "What good fortune for those in power that people do not think!" Widespread intellectual and moral docility may be convenient for leaders in the short term, but it is suicidal for nations in the long term. One of the criteria for national leadership should therefore be a talent for understanding, encouraging, and making constructive use of vigorous criticism.
So when those who once were silenced and humiliated by state terror now are able to speak out -- fledging civil libertarians flexing their wings -- of course they find it exhilarating, and so does any lover of freedom who witnesses it. Glasnost and perestroika exhibit to the rest of the world the human scope of the Soviet society that past policies have masked. They provide error-correcting mechanisms at all levels of Soviet society. They are essential for economic well-being. They permit real improvements in international cooperation and a major reversal of the nuclear arms race. Glasnost and perestroika are thus good for the Soviet Union and good for the United States. <...>
Although we must cooperate to an unprecedented degree, I am not arguing against healthy competition. But let us compete in finding ways to reverse the nuclear arms race and to make massive reductions in conventional forces; in eliminating government corruption; in making most of the world agriculturally self-sufficient. Let us vie in art and science, in music and literature, in technological innovation. Let us have a honesty race. Let us compete in relieving suffering and ignorance and disease; in respecting national independence worldwide; in formulating and implementing an ethic for responsible stewardship of the planet.
Let us learn from one another. Capitalism and socialism have been mutually borrowing methods and doctrine in largely unacknowledged plagiarisms for a century. Neither the US nor the Soviet Union has a monopoly on truth and virtue. I wold like to see us compete in cooperativeness. In the 1970s, apart from treaties constraining the nuclear arms race, we had some notable successes in working together -- the elimination of smallpox worldwide, efforts to prevent South African nuclear weapons development, the Apollo-Soyuz joint manned spaceflight. We can do much better. Let us begin with a few joint projects of great scope and vision -- in relief of starvation, especially in nations such as Ethiopia, which are victimized by superpower rivalry; in identifying and defusing long-term environmental catastrophes that are products of our technology; in fusion physics to provide a safe energy source for the future; in joint exploration of Mars, culminating in the first landing of human beings -- Soviets and Americans -- on another planet.
Perhaps we will destroy ourselves. Perhaps the common enemy within us will be too strong for us to recognize and overcome. Perhaps the world will be reduced to medieval conditions or far worse.
But I have hope. Lately there are signs of change -- tentative but in the right direction and, by previous standards of national behavior, swift. Is it possible that we -- we Americans, we Soviets, we humans -- are at last coming to our senses and beginning to work together on behalf of the species and the planet?
Nothing is promised. History has placed this burden on our shoulders. It is up to us to build a future worthy of our children and grandchildren.
http://alexpetrov.com/memes/hum/cmn_enemy.html



13 марта 1988 биофизик Валерий Сойфер с семьей лишен советского гражданства и выслан из СССР в США, где вскоре станет профессором и заведующим лабораторией молекулярной генетики в Университете Джорджа Мейсона.

До отъезда Сойферу удалось опубликовать в журнале "Огонек" статью об истории преследования генетики в СССР руками Сталина и Лысенко. Многие читатели впервые открывают для себя эту темную страницу истории.

За день до наступления 1988 года меня срочно пригласили в редакцию “Огонька”, где уже несколько месяцев лежала моя статья о Лысенко и Сталине. История с запрещением генетики в СССР была и остается одним из самых возмутительных проявлений политического диктата в сфере науки. Этот запрет повлек за собой отставание СССР на многих направлениях научных исследований - и не только в биологии, но и в медицине, сельском хозяйстве, ветеринарии и других областях. Статья была насыщена фактами и содержала ранее неизвестное письмо Лысенко Сталину, и когда я прочел эту статью друзьям, они в один голос заявили, что никто и никогда в Советском Союзе не решится ее опубликовать.
И вот неожиданно мне объяснили по телефону, что статья идет в ближайший номер. Я приехал в редакцию утром, а вышел из нее поздней ночью. При мне был набран в типографии текст, его прочитали еще раз редакторы, затем в течение пяти часов две дамы, знавшие, казалось, всё на свете и державшие в своих шкафах советские энциклопедии, справочники, решения съездов партии, проверили все до единой даты, цифры, имена и фамилии, встречавшиеся в статье. Иногда они звонили кому-то, и минут через двадцать из недр огромного здания издательства “Правда”, в котором располагается редакция “Огонька”, им приносили старые подшивки газет, давно изъятые из подавляющего большинства библиотек страны.
В тех случаях, когда я приводил факты, нигде не опубликованные, они требовали подтверждений, и я прямо из редакции много раз звонил старым московским генетикам, а также в Ленинград, Киев и другие города, связывая по телефону редакторов с оставшимися в живых людьми, которые подтверждали тот или иной факт и обещали прислать позже письменные подтверждения.
Я ушел из редакции за полночь, увидел на углу противоположного здания телефон-автомат и эзоповым языком объяснил жене, что всё в порядке. Я боялся, что подслушивавшие все наши разговоры гебешники могут что-то такое сделать и приостановить публикацию. Я всё еще не верил, что утром в киоски города поступит самый популярный в стране журнал с моей статьей, что впервые после почти десятилетнего перерыва на страницах советского издания появится мое имя, а на следующей неделе в этом же журнале будет напечатано продолжение статьи.
Хотя перед уходом я подписал последнюю корректуру, но меня интересовало: какие же купюры сделает цензура, если только она еще существует?
Первая часть статьи вышла без купюр. А вот во второй цензура показала свои когти. Через неделю я снова был вызван в редакцию, чтобы проверить все данные, приводимые в этой части статьи, и подписать корректуру. В самую последнюю минуту, когда секретарь Коротича уже подписала пропуск на выход из здания “Правды”, охраняемого милиционерами, и я направился по коридору к лифту, - я услышал разговор двух редакторов, двигавшихся по направлению к тому же лифту на полшага впереди меня. Одна из них задала другой вопрос: “А Сойферу об этом сказали?”. Они не знали меня в лицо и не думали, что автор может их услышать. Но я тут же догнал их, представился и спросил: “А о чем мне должны были сказать?”. Растерявшись, они сообщили, что цензура сняла из окончательного варианта все ссылки на газету “Правда”. Там, где я писал об информационных сообщениях и статьях в “Правде” и приводил соответствующие даты, номера выпусков и страницы, появились слова: “как сообщали газеты”, “в то утро в прессе все могли прочитать…”, “в письме, опубликованном в печати…” и т. д. Оказывается, горбачевские и яковлевские призывы к правде, к полной правде, к честному изложению истории не касались цензора, спрятанного в одном из бесчисленных кабинетов небоскреба издательства “Правда”. Для него ничего не изменилось, призывы к правде остались риторикой для дураков, а ошибки, допущенные газетой “Правда”, просто не существовали.
В ту минуту я не заметил еще одного факта произвола цензора. Вечером того дня, когда вышла вторая часть статьи, у меня дома собрались друзья - ученые и писатели (в их числе Ю.А. Карабчиевский). И вдруг один из гостей, Максим Франк-Каменецкий, закричал своим пронзительным голосом: “Боже мой! А где Сахаров? Они изъяли фамилию Сахарова!”. Я схватил журнал и увидел, что во фразе “Только благодаря принципиальной позиции академиков В А. Энгельгардта, И.Е. Тамма и А.Д. Сахарова Нуждин (подручный Лыненко, рвавшийся в академики. - B.C.) не прошел в академики…” - имя А.Д. Сахарова было заменено безликим словосочетанием - “и другие”. Кровь прилила мне к лицу. Я бросился звонить Андрею Дмитриевичу, чтобы сказать об этом произволе. Затем я заявил по телефону протест В. А. Коротичу, но уже по тону его понял, что он тут ни при чем. На следующее утро я принес в редакцию письменный протест против произвола цензора, мне обещали “при первой возможности” его опубликовать, но возможность эта так и не появилась. Меня начали усиленно выпихивать из СССР.
https://magazines.gorky.media/continent/1999/102/kompashka-ili-kak-menya-vyzhivali-iz-sssr.html

Безупречная репутация Сойфера поможет ему в 1990ые годы принять участие в Соросовской программе помощи российским ученым и учителям.



13 марта 1988 теннисистка Штеффи Граф из ФРГ прерывает череду из 30 побед и проигрывает финал турнира во Флориде итальянке Габриэле Сабитини, у которой до этого выигрывала 11 раз подряд.

Это не сломит «непобедимую Штеффи» - в этом году она выиграет все турниры Большого шлема и Олимпийские игры в придачу. Теннисисты ГДР не выступают в международных соревнованиях, но восточные немцы втайне гордятся великолепными победами Граф. Они ещё не знают, что до падения Берлинской стены и исполнения мечты об объединении Германии остались считанные месяцы.

Click to view

В ГДР свои спортивные герои - фигуристка Катарине Витт под неусыпным надзором Штази шесть раз подряд побеждает на чемнионате Европы. В 1988, вырвав победу на зимней Олимпиаде у американки Деби Томас, она переходит в профессионалы, чтобы выступать в Америке в шоу "Dancing on Ice".

By the time she scooped her second Olympic gold in Calgary in 1988, she was being celebrated as a pan-German icon, single-handedly breaking down the psychological wall between East and West Germans. In the real world, the Wall was still firmly in place. Looking back, Katarina Witt admitted that her battle for gold against US skater Debi Thomas was about far more than sports:
"It was a class war, undeniably," she once said. "For the Americans as much as for us. It was a face-off between two opposing political systems."
By this time, Witt was spending increasing amounts of time abroad. Unlike her fellow GDR citizens, she enjoyed unrestricted freedom to travel, and was happy to take the opportunities that came her way.
After her triumphant win in Calgary in 1988, she gave up competitive figure skating to make her showbiz debut appearing in the US Holiday on Ice show between November 1988 and March 1989 -- a move that caused a sensation back home in the GDR. <...>
n 1992, she took legal action against a number of papers which had alleged that she worked for the GDR's secret police.
In subsequent years, she also tried, in vain, to prevent publication of her Stasi file, which revealed that she had cooperated fully with East Germany's feared secret police.
But although she was categorized as a "favored" citizen in the GDR, her every move was monitored. From 1973 on, she too was extensively spied and informed upon.
Her 181-page Stasi file was as shocking to her as it was to her public.
"I wish I had never found out some of it," she wrote in her autobiography. "I was neither an informer nor a rebel. I wasn't a victim either -- I was merely an object."
https://www.dw.com/en/katarina-witt-socialisms-most-beautiful-face/a-3817281



13 марта 1988 газета «Советская Россия» публикует длинную статью Нины Андреевой, преподавателя химии из Ленинграда, под заголовком «Не могу поступиться принципами».

Статья призывает остановиться в опасной критике прошлого и настоящего. Если исключить апологетику Сталина (включая фейковую цитату из Черчиля) и другие специфические приметы, фразы из статьи подойдут и сегодня для жителей разных стран, которых пугают перемены.

В наши дни студенты после периода общественной апатии и интеллектуального иждивенчества постепенно начинают заряжаться энергией революционных перемен. <...>
Особенно много споров среди студентов возникает о прошлом страны.
Конечно, нам, преподавателям, приходится отвечать на самые острые вопросы, что требует, помимо честности, еще и знаний, убежденности, культурного кругозора, серьезных размышлений, взвешенных оценок. <...>
Конечно, очень радует, что даже "технари" живо интересуются теоретическими обществоведческими проблемами. Но слишком уж много появилось такого, чего я не могу принять, с чем не могу согласиться. Словотолчение о "терроризме", "политическом раболепии народа", "бескрылом социальном прозябании", "нашем духовном рабстве", "всеобщем страхе", "засилии хамов у власти"... <...>
Как же это сочетается с их же желанием "бурно и страстно" обсуждать проблемы нашей давней и недавней истории? Выходит, свое мнение позволительно иметь только им? <...>
Но здравый смысл решительно протестует против одноцветной окраски противоречивых событий, начавшей ныне преобладать в некоторых органах печати. <...>
Они внушают нам, что в прошлом страны реальны лишь одни ошибки и преступления, замалчивая при этом величайшие достижения прошлого и настоящего. Претендуя на полноту исторической правды, они подменяют социально-политический критерий развития общества схоластикой этических категорий. <...>
Другая особенность воззрений "леволибералов" - явная или замаскированная космополитическая тенденция, некий безнациональный "интернационализм". <...>
Случается, что верх в их руководстве берут экстремистские, настроенные на провокации элементы. В последнее время наметилась политизация этих самодеятельных организаций...

Про "отказников" вроде Сойфера у Андреевой тоже находится пара слов:

Тревожит меня и вот что: с воинствующим космополитизмом связана ныне практика "отказничества" от социализма. К сожалению, мы спохватились лишь тогда, когда его неофиты своими бесчинствами мозолят глаза перед Смольным или под стенами Кремля. Более того, нас как-то исподволь приучают видеть в названном явлении некую почти безобидную смену "местожительства", а не классовую и национальную измену лиц, большинство которых на наши же общенародные средства окончили вузы и аспирантуры. Вообще некоторые склонны смотреть на "отказничество" как на некое проявление "демократии" и "прав человека", талантам которого помешал расцвести "застойный социализм". Ну а если и там, в "свободном мире", не оценят кипучую предприимчивость и. "гениальность" и торг совестью не представит интереса для спецслужб, можно возвратиться назад...
http://www.revolucia.ru/nmppr.htm

Статью публикуют с поощрения Егора Лигачева, второго человека в стране. Ее перепечатывают многие местные газеты, а коммунистические руководители рангом поменьше принимают в виде сигнала об откате от политики гласности и перестройки.



13 марта 1988 сенатор Гари Харт, бывший фаворит президентской гонки, сходит с дистанции, не в силах преодолеть падение популярности после скандала о возможной внебрачной связи.

The 51-year-old, two-term senator from Colorado recalled that he had rejoined the campaign in December with the words: “Let the people decide.”
“I got a fair hearing and the people have decided and now I should not go forward,” he said Friday.
A few supporters dabbed at tears and hugged each other, but Hart’s withdrawal had long been expected. He had not won a single convention delegate, and he won no more than 5% of the vote in any of the Super Tuesday contests last week.
Hart bantered with the press during a question-and-answer session after his prepared statement. But he also spoke seriously of his future.
“I want to continue to provide what help I can to all the candidates in the race, particularly in the area of ideas and issues,” he said to supporters and reporters who jammed a south Denver restaurant to hear his remarks.
Hart noted that Democrats have won only a single presidential election since 1964, and he told the party’s remaining candidates: “Those who cling to the past mask their lack of direction with caution and platitudes. We can only be prepared to govern if we challenge the future with bold new ideas.”
https://www.latimes.com/archives/la-xpm-1988-03-13-mn-1553-story.html

Машина Ли Этуотера и его соратников по избранию Буша продолжает набирать обороты.



16 марта 1988 режим Садама Хуссейна в рамках ирано-иракской войны совершает газовую атаку, применяя химическое оружие против гражданского населения города Халабджа в иракском Курдистане. В 2010 Верховный суд Ирака признает это действием актом геноцида.

В 2003 атака на Халабджу будет использоваться для обоснования войны с Ираком. В радиообращении Джордж Буш говорил:

"Fifteen years ago, Saddam Hussein's regime ordered a chemical weapons attack on a village in Iraq called Halabja. With that single order, the regime killed thousands of Iraq's Kurdish citizens. Whole families died while trying to flee clouds of nerve and mustard agents descending from the sky. Many who managed to survive still suffer from cancer, blindness, respiratory diseases, miscarriages, and severe birth defects among their children.
The chemical attack on Halabja -- just one of 40 targeted at Iraq's own people -- provided a glimpse of the crimes Saddam Hussein is willing to commit, and the kind of threat he now presents to the entire world. He is among history's cruelest dictators, and he is arming himself with the world's most terrible weapons."
https://georgewbush-whitehouse.archives.gov/news/releases/2003/03/text/20030315.html

Непосредственно после атаки, однако, администрация Рейгана не спешила обвинять Хусейна, поскольку главным врагом тогда считался Иран.

While images of the massacre shocked, albeit briefly, a Western public jaded by reports of slaughter in the eight-year Iran-Iraq war, the Administration moved quickly to protect its ally Saddam Hussein. Within a week of the attack, US diplomats began publicizing the canard that the Halabjans had died from Iranian chemical weapons, thereafter eliciting a Security Council resolution with no specific condemnation of Iraq that urged both sides to refrain from use of chemical weapons. This gambit was employed throughout the war, and Hiltermann, the Middle East deputy program director at the International Crisis Group, is particularly effective in exposing the utter falsity of the claim. Thus encouraged by the international silence, Saddam was free to expand his program of extermination against large swatches of the Kurdish population in Iraq.
https://www.thenation.com/article/archive/inconvenient-truth/



17 марта 1988 подполковнику Оливеру Норту и его сообщникам предъявлены обвинения по делу Иран-Контра. Последний год президентства Рейгана увязает в скандале.

Lieut. Col. Oliver L. North, Rear Adm. John M. Poindexter and two other key participants in the Iran-contra affair were indicted today on charges of conspiracy to defraud the United States by illegally providing the Nicaraguan rebels with profits from the sale of American weapons to Iran.
The indictment was the most sweeping criminal action against former White House officials since the Watergate scandals, and presented to President Reagan the politically delicate issue of whether he should pardon his former aides before his term ends next January.
The long-awaited indictment, following a 14-month grand jury investigation, named Colonel North, who was a member of the National Security Council staff, and Admiral Poindexter, President Reagan's former national security adviser. It also named two middlemen in the arms transfer - Richard V. Secord, a retired Air Force major general, and Albert A. Hakim, an Iranian-American businessman. 'Exploiting for Own Purposes'
All four were accused in the 23-count indictment of stealing money belonging to the Government - proceeds from the arms sales to Iran in 1985 and 1986 - and transfering a portion of the money to rebel groups, known as the contras, battling the Sandinista Government of Nicaragua.
They also were accused of wire fraud - using telephones or other wire communications to further their scheme.
The four have repeatedly denied wrongdoing, arguing their actions in the Iran-contra affair were motivated strictly by patriotism.
https://www.nytimes.com/1988/03/17/world/north-poindexter-and-2-others-indicted-on-iran-contra-fraud-and-theft-charges.html

Норт будет осужден на тюремный срок, но сможет добиться отмены наказания и в 2018-2019 займет пост главы NRA.



22 марта 1988 Конгресс преодолевает вето Рейгана, чтобы принять закон о запрете дискриминации на основе половой принадлежности (Civil Rights Restoration Act).

On this day in 1988, the House, following the Senate’s lead, overrode President Ronald Reagan’s veto of the Civil Rights Restoration Act of 1987. The legislation was grounded in Title IX of the Civil Rights Act of 1964, which banned discrimination based on gender.
The Senate voted 73-24 on the override while the House vote was 292-133. It was the first veto of a civil rights act since President Andrew Johnson vetoed the Civil Rights Act of 1866, an action that the post-Civil War Congress also reversed.
Beefed up on June 23, 1972, by the so-called Education Amendments, it read, “No person in the United States shall, on the basis of sex, be excluded from participation in, be denied the benefits of, or be subjected to discrimination under any education program or activity receiving federal financial assistance ... ”
In a 1985 sexual bias case, Grove City v. Bell, the U.S. Supreme Court ruled that federal anti-discrimination laws apply solely to federally funded programs. After the court issued this restrictive ruling, the Democratic-controlled Congress broadened the scope of the Education Amendments of 1972, the Rehabilitation Act of 1973, the Age Discrimination Act of 1975 and the Civil Rights Act of 1964.
In his veto message, the president said Congress “has sent me a bill that would vastly and unjustifiably expand the power of the federal government over the decisions and affairs of private organizations, such as churches and synagogues, farms, businesses, and state and local governments,” adding, '”In the process, it would place at risk such cherished values as religious liberty.”
Reagan agreed with the prevailing view on Capitol Hill that the court ruling went too far in limiting the reach of civil rights laws. But he argued that the bill Congress passed to correct that also went too far.
Earlier, in responding to the Reagan’s veto threat, House Speaker Jim Wright (D-Texas) had told the president that such a move would be “ill-advised.” After Reagan nevertheless issued his veto on March 16, Wright said the president “may want to turn the clock back on civil rights, but the American people do not.”
https://www.politico.com/story/2018/03/22/congress-overrides-reagan-civil-rights-veto-march-22-1988-470686

Позже спикера Джима Райта свалят интриги Ньюта Гингрича, что позволит Гингричу как пробраться на его место, так и положить начала эре бескомпромиссного антагонизма между двумя партиями.

For Gingrich, Wright did after all prove to be a useful keystone to a much bigger structure. Bringing him down not only launched Gingrich into the Republican leadership, but it also helped to open the way to the Republican takeover of the House. It also launched imitation, first by Gingrich himself. He was soon calling Tom Foley, Wright’s successor and a truly gentle man, “a thug.” It created a world where members of different parties barely speak to each other in Congress, and where political discourse has deteriorated to shouting. And on that point, let Jim Wright have the final word.
Wright’s last speech in the House came on May 31, 1989, when he was granted an hour as a point of personal privilege. It was a farewell address, and nearly all members attended. And politics today would be better if those who practiced it paid attention to his words: “When vilification becomes an accepted form of political debate, when negative campaigning becomes a full-time occupation, when members of each party become self-appointed vigilantes carrying out personal vendettas against members of the other party, in God’s name that is not what this institution is about. … All of us, in both political parties, must resolve to bring this mindless cannibalism to an end.”
https://www.politico.com/magazine/story/2015/05/the-house-of-jim-wright-117718



24 марта 1988 в Белграде, который только что посетил Горбачев, открывается первый Макдональдс на социалистическом пространстве. Через месяц Макдональдс подпишет соглашение об открытии своих заведений в Москве. Для первых посетителей знакомство с "фаст фудом" сравнится с религиозным опытом.

Communism suffered its first Big Mac attack today as McDonald’s opened a restaurant in Yugoslavia, and police were called in to keep customers who lined up for hours from getting too unruly under the golden arches.
“I just wanted to taste genuine American hamburgers,” said Milica Nikolic, a high school student who waited for three hours to taste her first Big Mac.
People curiously examined the renovated restaurant’s plush interior and the back-lit signs depicting the hamburgers, french fries, milk shakes and other fare more familiar in the West. It also featured amber-colored tables and floors, pastel-colored upholstery, modern art paintings and discreet illumination.
The fast-food outlet, located on a downtown square, had drawn crowds in recent days, and they began gathering long before it opened today.
Police kept watch on the lines of customers snaking around the block, and they regulated the number who came inside to avoid overcrowding.
https://www.latimes.com/archives/la-xpm-1988-03-24-mn-510-story.html

В 1990ых бомбардировки НАТО в Югославии положат конец недолго просуществовавшей гипотезе Томаса Фридмана о том, что страны с Макдональдсом не могут воевать друг с другом (вариант теории демократического мира). В пост-советском мире связь между экономической системой и политическим устройством оказывается более сложной.



25 марта 1988 после двух дней напряжённых многочасовых заседаний Политбюро ЦК КПСС Горбачёву удаётся погасить мини-путч, вызванный письмом Нины Андреевой, и добиться поддержки продолжения курса на перестройку. Александр Яковлев готовит редакционную статью в «Правде», где назовут письмо Андреевой «манифестом антиперестроичных сил» и тем самым пошлют правильный сигнал на места.

Из книги Горбачева “Наедине с собой”:

Реакция секретарей обкомов и даже некоторых членов Политбюро меня обескуражила. При первом же разговоре о статье с коллегами я с удивлением услышал, что некоторые в Политбюро одобряют статью. Вот как описал Черняев со слов А.Н.Яковлева происходившее 23 марта в Кремле в комнате президиума во время перерыва на съезде колхозников, где присутствовало руководство страны. (И я подтверждаю, что было именно так, как записал мой помощник.)
«Воротников: Опять этого Сойфера* в «Огоньке» вытащили, этого прохвоста. Что с этой печатью делать?.. Но надо что-то делать...
Горбачев: А что? Они же напечатали потом ученых, которые возразили первой публикации... Ну и что ты хочешь? Одни - так, другие - по-другому. Это же ученые. Их среда. И пусть... Что ты нервничаешь? Мы не можем, как бывало...
Лигачев: Печать стала и по зубам давать этим... Вот в «Советской России» была статья. Очень хорошая статья. Наша партийная линия.
Воротников: Да! Настоящая, правильная статья. Так и надо. А то совсем распустились...
Громыко: Да. Думаю, что это хорошая статья. Ставит все на место.
Соломенцев что-то начал в этом духе. И Чебриков уже было открыл рот...
Горбачев: Я ее мельком проглядел перед отъездом в Югославию.
Его перебивают... мол, очень стоящая статья. Обратите внимание...
Горбачев: Да, я прочитал ее потом, вернувшись...
Опять наперебой хвалят статью.
Горбачев: А у меня вот другое мнение...
Воротников: Ну и ну!
Горбачев: Что «ну и ну»?!
Неловкое молчание, смотрят друг на друга.
Горбачев: Ну раз так, давайте на Политбюро поговорим. Я вижу, дело куда-то не туда заходит. Расколом пахнет. Что «ну и ну»? Статья против перестройки, против февральского пленума. Я никогда не возражал, если кто-то высказывает свои взгляды. Какие угодно - в печати, письма, статьи. Но до меня дошло, что эту статью сделали директивой. Ее в парторганизациях уже обсуждают как установочную. Запретили печатать возражения этой статье... Это уже другое дело.
А на февральском пленуме я не «свой» доклад делал. Мы его все обсуждали и утвердили. Это доклад Политбюро, и его пленум утвердил. А теперь, оказывается, другая линия... Я не держусь за свое кресло. Но пока я здесь, пока я в этом кресле, я буду отстаивать идеи перестройки... Нет! Так не пойдет. Обсудим на Политбюро.
https://www.mk.ru/social/2012/10/18/763117-antiperestroechnyiy-manifest.html

Нина Андреева между тем стала жертвой, как теперь говорят, “cancel culture”.

“Мне запретили общаться со студентами в институте. Я вынуждена была оформить отпуск без сохранения содержания. Числилась, но не ходила на работу. Так было с сентября 1988 года. Так и не возвратилась потом. Два года мы с мужем сидели без работы. Из партии они меня не выгнали, но были серьезные беседы в так называемом Большом доме1, огромный серый дом, и я сказала людям из КГБ (там был очень серьезный представитель): «Вы разве не видите, что Горбачев ведет линию на уничтожение социализма». Они мне ничего не сказали, не арестовали и отвезли домой на своей черной машине.“
https://newtimes.ru/articles/detail/4573/



25 марта 1988 Андрей Сахаров пишет развернутую статью "Необходимость перестройки" для сборника "Иного не дано" под редакцией Юрия Афанасьева.

"Прежде всего я хочу подчеркнуть, что убежден в абсолютной исторической необходимости перестройки. Это как на войне. Победа необходима. Но неизбежны большие трудности и препятствия экономического, психологического, организационного характера. Народ проходил на протяжении десятилетий развращающую "антишколу", приучавшую многих не работать, а только создавать видимость работы, приучавшую к лицемерию, лжи, эгоизму и приспособленчеству (говоря "народ", я имею в виду и интеллигенцию). Сохранились ли в нем достаточные внутренние нравственные силы? Если этих сил мало, то наш путь будет медленным, противоречивым, с отступлениями и падениями. Но я верю, что в народе всегда, в особенности в молодежи, под наносной оболочкой горит живой огонь. Он должен дать о себе знать. Это зависит от всех нас. Нужна нравственная и материальная мотивация перестройки, заинтересованность каждого в ее успехе! И еще - чувство большой общей цели, такое по заказу и уговорам не получается, но без этого все повиснет в воздухе. Народ должен поверить, что ему говорят правду, - а для этого нужно одно - говорить только правду и всю правду и всегда подтверждать слова делами. <...>
О чем же я думаю, что жду от перестройки?
Прежде всего - о гласности. Именно гласность должна создать в стране новый нравственный климат! Общепризнанно, что в этой сфере мы шагнули дальше всего. Все меньше запретных тем, мы начинаем видеть свое общество таким, какое оно было в прошлом и есть в настоящем. Люди должны знать правду и должны иметь возможность беспрепятственно выражать свои мысли. Развращающая ложь, умолчание и лицемерие должны уйти навсегда и бесповоротно из нашей жизни. Только внутренне свободный человек может быть инициативным, как это необходимо обществу.
Другая, не менее важная основа нравственного здоровья общества - социальная справедливость."
https://public.wikireading.ru/38617

В терминах сегодняшнего дня, Сахарова с его обеспокоенностью социальной справедливостью и борьбой за права крымских татар могли бы обозвать "Social Justice Warrior".

Click to view

25 марта 1988 в газете «Московский Комсомолец» появляется статья «Начальник Камчатки» - первая центральная публикация о Викторе Цое и группе «Кино».

В таком богатом памятниками городе, как Ленинград, есть, ко всему прочему, и неформальные, так сказать, достопримечательности. Среди них особое место занимает котельная, известная завсегдатаям ЛРК (Ленинградского городского рок-клуба) и внушительному числу городских подростков под романтическим названием «Камчатка». Из этой жаркой угольной колыбели вышло немало популярных в городе личностей. В том числе создатель группы «Кино» Виктор Цой. <...>
Главное достоинство новых песен «Кино» - сдвиг авторской позиции с непререкаемого «я» на нервное «мы»:
Мы хотели пить, не было воды.
Мы хотели света, не было звезды,
Мы выходили под дождь и пили воду из луж,
Мы хотели песен, не было слов,
Мы хотели спать, не было снов,
Мы носили траур, оркестр играл туш.
https://biography.wikireading.ru/93458



26 марта 1988 Дональд Трамп завершает сделку и платит рекордную сумму (около миллиарда долларов в сегодняшних деньгах) за покупку Plaza Hotel в Нью-Йорке. Это станет одной из безумных трат, которые приведут к стремительному банкротству его бизнеса. Но пока что можно потешить тщеславие.

The man who now says he would be a good president because of his ability to make good deals made bad deals; 1988 was the year in which the candidate whose pitch is success sowed the seeds of many of his signature failures.
“Deals are my art form,” Trump had written in his book. “I aim very high, and then I just keep pushing and pushing and pushing to get what I’m after.” He claimed he believed in “spending what you have to” but also “not spending more than you should,” never letting “personal preferences affect my business judgment.”
That spring, though, he purchased the Plaza Hotel because he openly coveted the Manhattan landmark, so much so that he paid more for it than anybody anywhere ever had spent on a hotel-$407.5 million-a hotel that wasn’t turning enough profit to service the debt to which Trump committed. <...>
Trump was talking to a man named Tom Barrack. Barrack was working for Texas oil heir Bob Bass, who recently had purchased along with a Japanese partner the Westin hotel chain-including the Plaza. Which he wanted to get rid of. It had a regal reputation, but it was old, with an annual net cash flow of a relatively meager $20 million. Bass valued the Plaza at $350 million. “Anything over $350 million is too high,” a hotel analyst told the Wall Street Journal. From Trump, Bass wanted $450 million. Trump scoffed at the big ask, but he and Barrack quickly agreed to split the difference-$400 million. An attorney for Trump who was in his office told him not to agree to that price, according to a detailed, definitive report on the Plaza deal that ran that year in the New York Times. Trump, though, spun around in his chair and looked out his window. He could see the green copper roof of the Plaza. He had lusted after the hotel since he moved in the mid-'70s to Manhattan from Queens. It was perhaps singularly evocative of old money, and would be a way for Trump to assuage his new-money, outer-borough insecurities.
“How can I live without it?” he said.
“You should own it,” Barrack said.
He swiveled back around and said yes.
The Plaza was perhaps singularly evocative of old money, and would be a way for Trump to assuage his new-money, outer-borough insecurities.
“How can I live without it?” he said.
Two weeks later, in the middle of March, Barrack was back, saying Bass wanted more-$410 million now-and Trump asked his attorney to leave his office and agreed to a final figure of $407.5 million. Trump spun the deal publicly, concealing his last-minute concession from reporters to whom he claimed the sale price was $390 million. He wanted, he said, to “upgrade everything” to make the Plaza “the most luxurious hotel in the world.”
He funded the purchase and the refurbishment with a $425 million mortgage from a group of banks led by Citicorp-and rashly personally guaranteed $125 million of it.
“Donald’s purchase of the Plaza was greeted with howls of ridicule in the Manhattan real estate industry,” Harry Hurt III would write in his 1993 biography of Trump, Lost Tycoon.
“The only way the Plaza could possibly make the interest payments on its bank debt out of cash flow,” according to Hurt, “was by filling up all 814 rooms, 365 nights per year at a going rate of $500 a room.” This was at a time when rooms at the Plaza started at $195 a night.
Trump must have known because he paid for full-page ads in the New York Times and New York magazine to explain what he had done. “Why I Bought the Plaza,” read the title.
“I haven’t purchased a building, I have purchased a masterpiece-the Mona Lisa,” he wrote. “For the first time in my life, I have knowingly made a deal which was not economic-so I can never justify the price no matter how successful the Plaza becomes.” He pitched it as practically a public service. “What I have done … is to give to New York City the opportunity to have a hotel which transcends all others!”
Another motivation: He wanted to shift his wife from her role running one of his casinos in Atlantic City to a similar post in charge of the Plaza-he said he would pay Ivana “$1 a year, plus all the dresses she can buy”-partly so he could more easily put up in rooms in his casino hotels his mistress of several months, a blond, buxom, B-movie actress and model, the Georgia-born, 24-year-old Marla Maples.
https://www.politico.com/magazine/story/2016/03/1988-the-year-donald-lost-his-mind-213721

Упомянутый Том Баррак всплывет во время избирательной кампании 2016, послужит связным между арабскими наследными принцами и Трампом, будет заведовать церемонией инаугурации и попадет в конце концов под расследование, исход которого пока что неизвестен.



28 марта 1988 в московском Доме Кино проходит премьера фильма "Маленькая Вера". Фильм о трудной жизни простых людей и конфликте поколений включает первую в советском кино откровенную сцену полового акта.

Вместе со смелостью заглядывать в темные страницы истории к советским людям приходит смелость смотреть на стороны жизни, до того времени скрываемые от внимания.

Click to view