«Часы беспечности я тратил золотые...» Из воспоминаний современников о поэте

[pochta_polevaya]

Стихотворение «Воспоминания в Царском Селе», написанное по совету А.И. Галича, было прочитано Пушкиным на публичном экзамене в Лицее 8 января 1815 г. Об этом чтении поэт вспоминал впоследствии в послании к Жуковскому 1817 г. и в VIII главе «Онегина», а также - в своих записках.
О нем же рассказывает и Пущин:  «Державин державным своим благословением увенчал юного поэта. Мы все, друзья-товарищи его, гордились этим торжеством. Пушкин тогда читал свои
„Воспоминания в Ц. С.“ В этих великолепных стихах затронуто все живое для русского сердца. Читал Пушкин с необыкновенным оживлением. Слушая знакомые стихи, мороз по коже пробегал у меня. Когда же патриарх наших певцов, в восторге, со слезами на глазах, бросился целовать поэта и осенил кудрявую его голову, - мы все под каким-то неведомым влиянием, благоговейно молчали. Хотели сами обнять и певца, - его уж не было, он убежал!»

«Вильгельм, прочти свои стихи, чтоб мне заснуть скорее!» («одноклассники»)

В стихотворении «Пирующие студенты», представляющем подражание «Певцу в Беседе славянороссов» Батюшкова[1], воспевается одна из тех товарищеских пирушек, которые, по замечанию Гаевского[2], существовали более в воображении поэта, нежели в действительности. Здесь поэт обращается к тем из своих товарищей, с которыми он был особенно дружен, а «президентом» этого тесного кружка избирает профессора Главного Педагогического института Галича[3], который временно, с мая 1814 по июнь 1815-го, преподавал в Лицее русскую и латинскую словесность и к своим ученикам относился, как к студентам, по-товарищески.
Что касается лицеистов-товарищей Пушкина, упомянутых в этом стихотворении, то выражение «спартанцы» во второй строфе напоминает Владимира Дмитриевича Вольховского [4], которого звали «спартанцем», а также «Суворочкой», за его добровольно налагаемые на себя лишения и трудолюбие, доставившее ему при выпуске из Лицея первое место. В 3-й строфе названы Дельвиг и Илличевский. Барон Антон Антонович Дельвиг (1798-1831) еще в Лицее начал писать и печатать стихи, а по окончании лицейского курса, поступив на службу и продолжая заниматься литературой, издал 8 книг альманаха «Северные цветы» (1825-1832); с 1830 г. начал издавать «Литературную газету», которая продолжалась и после его смерти. Он на всю жизнь остался одним из самых близких друзей Пушкина.
Алексей Демьянович Илличевский (1798-1837), сын томского губернатора, в особенности славился своими эпиграммами и карикатурами, доставившими ему прозвание «остряка», и одно время считался даже соперником Пушкина в стихотворстве. С Пушкиным он был очень близок, и в лицейской тетради стихотворений поэта многие пьесы[5] переписаны мелким, красивым почерком Илличевского.  «Сиятельный повеса» в 4-й строфе - граф Сильвестр Францевич Брольо (Broglio), сын французского эмигранта. Пущин[6] рассказывает в своих записках, что Брольо по выходе из Лицея уехал во Францию, а впоследствии принял участие в войне за независимость Греции, где и был убит в 1829 г. В 5-й строфе поэт обращается к одному из самых близких своих друзей, Пущину. Иван Иванович Пущин (1798-1858), автор интереснейших записок о Пушкине, после Лицея поступил в Гвардию, но затем оставил военную службу и определился судьей в уголовный департамент Московского Надворного суда, с намерением возвысить и облагородить этот род службы, которому в то время не посвящал себя почти никто из порядочных людей. Впоследствии, за участие в деле 14 декабря 1825 г., он был сослан на каторгу, а по возвращении из Сибири жил в городе Бронницы, где и скончался. В 6-й строфе поэт обращается к Михаилу Лукьяновичу Яковлеву (1798-1868), который, написал несколько басен, но издатель их не напечатал; этим, вероятно, и объясняется упоминание Пушкина о плохих баснях своего товарища. Отличаясь веселым характером, доставившим ему в Лицее прозвище «Паяц», Яковлев хорошо рисовал, пел и сочинял романсы на слова Пушкина и Дельвига. Впоследствии он был хранителем преданий лицейской старины и хозяином годовых собраний бывших лицеистов, называвших его своим «старостой». «Казак» из 7-й строфы - старший по возрасту из всех товарищей Пушкина, сын первого директора Лицея, Иван Васильевич Малиновский (1795-1873). Строфа 8-я относится к Николаю Александровичу Корсакову[7], отличавшемуся своими музыкальными способностями: он был хорошим певцом и играл на гитаре. По выходе из Лицея Корсаков причислен был к русскому посольству в Италии и умер во Флоренции в 1820 г.

      Наконец, в последней строфе упомянут Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797-1846), уже в то время печатавший в разных журналах свои стихотворения, большей частью плохие, и за это подвергавшийся постоянным насмешкам товарищей, особенно - Пушкина и Илличевского, которые не давали ему покоя своими эпиграммами. Любопытный рассказ о первом чтении «Пирующих студентов» находим в записках Пущина. Поэт, говорит Пущин, «был в лазарете и пригласил нам прослушать эту пьесу. После вечернего чая мы пошли к нему гурьбой, с гувернером Чириковым. Началось чтение… Внимание общее, тишина глубокая по временам только прерывается восклицаниями. Кюхельбекер просил не мешать: он был весь тут, в полном упоении. Доходит дело до последней строфы. Мы слышим:
    Писатель! За свои грехи
     Ты с виду всех трезвее:
     Вильгельм, прочти свои стихи,
     Чтоб мне заснуть скорее!
   При этом возгласе публика забывает поэта, стихи его, бросается на бедного метромана, который, растаявши под влиянием поэзии Пушкина, приходит в совершенное одурение от неожиданной эпиграммы и нашего дикого натиска. Добрая душа был этот Кюхельбекер! Опомнившись, просит он Пушкина еще раз прочесть, потому что и тогда уже плохо слышал одним ухом, испорченным золотухой».
    Кюхельбекер по выходе из Лицея служил в министерстве иностранных дел, затем - на Кавказе, при Ермолове, где сблизился с Грибоедовым; в 1823-1825 гг., вместе с князем В.В. Одоевским, издал 4 книги журнала «Мнемозина». За участие в заговоре декабристов был заключен сначала в Шлиссельбургскую, потом - в Кексгольмскую крепость; затем выслан в Сибирь, где и умер.

Гоголь-моголь по-пушкински


Стихотворение «Воспоминание» («К И.И. Пущину») относится к происшествию, действительно случившемуся в Лицее в сентябре 1814 г., о котором Пущин в своих записках рассказывает следующее: «Мы, то есть я, Малиновский и Пушкин, затеяли выпить гоголь-моголю. Я достал бутылку рому, добыли яиц, натолкли сахару - и началась работа у кипящего самовара. Разумеется, кроме нас, были и другие участники в этой пирушке, но они остались за кулисами по делу, а в сущности, один из них, именно - Тырков[8], в котором чересчур подействовал ром, был причиной, по которой дежурный гувернер заметил какое-то необыкновенное оживление, шумливость, болтовню; сказал инспектору, тот после ужина всмотрелся в молодую свою команду - и увидел что-то взвинченное. Тут же начались расспросы, розыски. Мы трое явились и объявили, что это - наше дело и что мы одни виноваты.
Исправлявший тогда должность директора профессор Гауэншильд [9] донес министру. Граф Разумовский приехал[10] из Петербурга, вызвал нас из класса и сделал нам формальный строгий выговор.



Этим не кончилось - дело поступило на решение конференции. Конференция постановила следующее: 1) две недели стоять на коленях во время утренней и вечерней молитвы; 2) сместить нас на последние места за столом, где мы сидели по поведению, и 3) занести фамилии наши, с прописанием виновности и приговора, в черную книгу, которая должна была иметь влияние при выпуске. Первый пункт приговора был выполнен буквально. Второй смягчался по усмотрению начальства: нас, по истечении некоторого времени, постепенно подвигали опять вверх. При этом Пушкин сказал: „Блажен муж, иже сидит к каше ближе“. На этом конце раздавалось кушанье дежурным гувернером. Третий пункт, самый важный, остался без всяких последствий. Когда, при рассуждениях конференции о выпуске, представлена была директору Энгельгардту[11] черная эта книга, где мы только и были записаны, он ужаснулся и стал доказывать своим сочленам, что мудрено допустить, чтобы давнишняя шалость, за которую тогда же было взыскано, могла бы еще иметь влияние и на всю будущность молодых людей после выпуска! Bсе тотчас согласились с его мнением, и дело было сдано в архив.
    Вообще, это пустое событие (которым, разумеется, нельзя похвастать) наделало много шуму и огорчило наших родных, благодаря премудрому распоряжению начальства. Все могло кончиться домашним порядком, если бы Гауэншильд и инспектор Фролов [12] не вздумали формальным образом донести министру».

«Я нравлюсь юной красоте бесстыдным бешенством желаний…»

Стихотворение «Ф.Ф. Юрьеву» посвящено Федору Филипповичу Юрьеву (1796-1860), уланскому офицеру, бывший впоследствии управляющим заемным банком. Он принадлежал к кругу той «золотой молодежи», военной и штатской, к которой примкнул Пушкин тотчас по выходе из Лицея. Эти новые друзья поэта, по словам П.В. Анненкова, «были его руководителями на поприще расточительного беспутства, которое было не под силу и в материальном смысле ограниченным средствам поэта, часто не располагавшего, как сам сознается, и копейками для оплаты извозчика. Пушкин отдаривал своих руководителей сти
хами и посланиями, наравне с модными тогда прелестницами - Штейнгель, Ольгой Массон. Замечательно, что люди, так охотно убивавшие свою молодость, были не только веселые и остроумные люди, но и хорошо образованные, по-своему и очень даровитые: между ними встречались дельные личности, успевшие потом с остатками уцелевшей энергии выказать значительные способности… Защитники этих русских Лукуллов и Катилин[13] утверждали, что причину всех их излишеств должно искать в праздности, на которую обречены были их душевные и умственные силы; но если причина и существовала, то к ней примешалось уже столько других влечений, выдуманных потребностей, искусственных возбуждений и, наконец, простого баловства жизнью, что серьезно останавливаться на ней нет никакой возможности.
    Пушкин, увлекшись этой рассеянной жизнью, которую он впоследствии описал в „Онегине“, так сказать, упивался своей свободой и праздностью. Но, не смотря на эту леность, которую поэт оправдывал эпикурейским идеалом, талант его быстро развивался. Рассказывают, что Батюшков, прочитав послание к Юрьеву, судорожно сжал в руках листок бумаги, на котором она было написано, и проговорил: „О, как стал писать этот злодей!“.

„Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать…“

Стих
отворение „Разговор книгопродавца с поэтом“ впервые было напечатано в виде предисловия к отдельному изданию 1-й главы „Евгения Онегина“ в 1825 году. При первой публикации была сделана выноска: „Заметим для щекотливых любителей приличий, что Книгопродавец и Поэт - оба лица вымышленные. Похвалы первого - не что иное, как светская вежливость, притворство, необходимое в раз­говоре или в журнале“. Заключая в себе характеристику поэтического творчества, это стихотворение имеет ценное автобиографическое значение.  „Разговор с книгопродавцем, - писал Пушкину Плетнев 22 января 1825 года, - верх ума, вкуса и вдохновения. Я уж не говорю о стихах: меня убивает твоя логика. Ни один немецкий профессор не удержит в пудовой диссертации столько по­рядка, не поместит столько мыслей и не докажет так ясно своего предложения. Между тем, ка­кая свобода в ходе“.

[1] Также в этом стихотворении можно проследить влияние „Певца во стане русских воинов“ В.А. Жуковского.
[2] В.П. Гаевский (1826-1888) - русский ученый, литературовед. Автор ряда статей по литературе пушкинской эпохи.
[3] А.И. Галич (1783-1848) - сын священнослужителя, русский философ-шеленгианец, литературовед. Преподавал в Лицее латинский язык, автор ряда работ по истории философии, переводчик.
[4] В.Д. Вольховский (1798-1841) - лицеист, генерал-майор, капитан Гвардейского генерального штаба.
[5] То есть небольшие стихотворения.
[6] И.И. Пущин (1798-1859) - декабрист, учился вместе с Пушкиным в Царскосельском лицее.
[7] Н.А. Корсаков (1800-1820) - выпускник Царскосельского лицея, русский дипломат.
[8] А.Д. Тырков (1800-1843) - русский военный, прапорщик Северского Конно-егерского полка, выпускник Царскосельского лицея. После окончания Лицея в его квартире на Васильевском острове в Санкт-Петербурге лицеисты не раз отмечали «День Лицея».
[9] Ф.М. Гауэншильд (1780-1830) - профессор немецкого языка и словесности в Царскосельском лицее. С 1814 по 1816 год исполнял обязанности директора лицея. Перевел на немецкий язык „Историю Государства Российского“ Н.М. Карамзина.
[10] А.К. Разумовский (1748-1822) - граф, русский государственный деятель. В 1810 году был назначен министром народного просвещения. При его содействии был разработан устав Царскосельского лицея.
[11] Е.А. Энгельгардт (1755-1862) - русский государственный деятель, педагог. С 1816 по 1823 г. - директор Царскосельского лицея.
[12] С.С. Фролов - надзиратель по учебной и нравственной части Лицея.
[13] Лукулл - римский император, прославившийся своим богатством и праздной жизнью; Катилина - римский сенатор, один из активных участников заговора против Цицерона.
http://vsdn.ru/authorcolumn/326.htm