Смерть на Ниле
[часть 1] [ часть 2] [ часть 3]
Вчера закончил слушать почти 50-ти часовой курс лекций по древнему Египту доктора исторических наук А.Б.Зубова, некогда профессора кафедры философии в МГИМО, а ныне иностранного агента. Это моё первое сколь-нибудь глубокое погружение в египетскую религию, поэтому считаю важным зафиксировать ключевые её моменты, а так же собственные измышления, возникшие за время знакомства с курсом (ссылка на сам курс в конце статьи, я датирую его 2017-2018 гг., на основании метаданных mp3 файлов).
Прежде всего стоит отметить, что значительное место в лекциях отведено археологическим свидетельствам и прежде всего памятникам письменного характера - тексты пирамид, тексты саркофагов и пр. Трактовка представленных текстов выглядит достаточно убедительной, однако доверие к точности самих переводов (оценить которую я не могу) было слегка подорвано после приведённых в лекциях этимологии двух славянских слов, проверить которую не составляет труда.
[Что бы не быть голословным приведу оба примера:]
1) "Дело в том, что русское слово «покой», имеющее на первый взгляд мало общего со словом «довольство», этимологически восходит к чему-то весьма близкому. Через латинское requies, quietis, (покой, успокоение, отдохновение), оно восходит к авестийскому слову «шьята» - «обрадованный», то есть, довольный" [Зубов 2018: 007]. Сама идея заимствований в латинский язык (начало формирования не ранее VI в. до н.э., см. карту на wiki) каких-либо авестийских слов (вымер ок. VII до н.э. и территориально значительно удалён от Италии) вызывает недоумение. Но обратимся в Фасмеру, на которого вероятнее всего опирается автор. У последнего находим, что ст.сл. почити родственно (а ни как не восходит) лат. и авест. Т.е. все три слова восходят к общему и.е. корню, не приведённый Фасмером. Рискну предположить, что смысловой основой этого корня могло быть понятие "праздности".
2) "русское слово «творить», через балтские языки восходит к словам «хватать» и «ловить» - то есть нечто уже было, а мы его поймали, мы его взяли, мы его использовали" [Зубов 2018: 006]. Снова заглянем к Фасмеру. И снова видим, что речь идёт не о заимствовании, а только о родственности ст.сл: твори́ть и лтш. tver̂t (="хватать, держать"). Общего прасл. корня Фасмер не приводит. Покопав немного глубже, я обнаружил, что собственно прасл. *tvoriti < и.е. *tu̯ěr-/*tu̯or- (=хватать, охватывать), но в качестве смысловой основы приведённого корня, при дальнейшем словообразовании славянские языки (прежде всего русский) опирались на идею "сгущения, уплотнения, схватывания, отвердения", что и породило довольно широкий спектр производных слов: творог (тварог) < прасл. *tvarogъ; твердь, твёрдый < прасл. *tvьrd- (есть примеры и в балт.). Параллельно с этим, идея движения, т.е. те самые "ловить" и "хватать" через переходы → "схватываться, оплотняться" → "створаживаться, скисать" находит отражение в балт. и некоторых других не славянских языках, а так же, единичный случай, в вост.сл (укр. диал): лови́тиса, одно из значений которого - "густеть, скисать" (о молоке) [Журавлева 2005: 553-554]. Впрочем последний пример имеет мало общего с исходной семантикой "ловить".
Прежде чем перейти к содержательной части, отмечу, что я глубоко убеждён в том, что ни одна из религий, ни на каком этапе своего развития не существовала в статичном, не меняющемся виде. Во времена, когда представления о мироустройстве, ещё не выделились в самостоятельную научную дисциплину (зачатки философии), именно религия аккумулировала в себе знания о мире, эстетические и этические представления и даже определяла некоторые социальные связи. Любые изменения в обществе приводили и к изменениям в верованиях и чем древнее общество, тем значительней могло быть влияние. По этой причине считаю целесообразным рассматривать египетскую религию в динамике её развития. Разумеется при таком подходе придётся принять значительное количество допущений, но без них связать разрозненные факты в целое невозможно.
И первым таким допущением будет утверждение о том, что в доисторическую эпоху, египтяне, как и многие другие народы, считали, что всякий умерший человек отправляется в иной мир. Этот мир виделся им отражением земного, но в силу особенностей человеческого мышления, представал в несколько идеализированном виде. Дневное солнце, достигая запада спускалось в этот мир продолжая светить и там. Сюжет о еженочном путешествии солярной ладьи по потустороннему миру, где Ра сталкивается со злыми богами, предводительствуемых змеем Апопом фиксируется в период Нового царства [Зубов 2018: 017], но вероятнее всего имеет более древнюю основу (вернусь к нему позже). Представления эти складывались по всей видимости уже в земледельческую эпоху (само место так и называли - тростниковые поля Иалу). Так в погребениях IV тыс. до н.э. (этап расселения людей в долине Нила) ниже локтя умершего обнаруживаются три глиняные палочки, точно предназначение которых неизвестно, но высказываются предположения [Зубов 2018: 029], что это могли выполнять функции, аналогичные тем, что в значительно более позднее время (II-I тыс. до н.э.) выполняли фигурки-ушебти, т.е. служить на том свете в качестве помощников по обработке полей тростников. Отмечу, что например европейская традиций представлений о т.н. островах блаженных, перекликающееся с египетской в части идеализации условий жизни на том свете и даже месте его расположения (запад) не включала в себя требований о необходимости выполнения там каких-либо работ. Остров блаженных - это вечно цветущий и плодоносящий яблочный сад, что указывает на то, что европейский парадиз, в отличие от египетского сложился в доземледельческое время (впрочем исторически, земледелие распространяется в Египте раньше, чем в Европе, поэтому хронологически, представления о загробном мире как удалённом на западе месте, могли зародиться в обоих областях синхронно). Что же касается ушебти, то в арабских сказках, джинны нередко поселяются в мётлах, т.е. фактически в палках. Кроме того, джинны делятся по видам: одни управляют огнём, другие водой. Вполне возможно, палочки, не имевшие антропоморфной формы могли пониматься именно как духи-спутники или проводники умершего, помогающие преодолеть какие-то преграды на пути и лишь позднее переосмыслись как слуги.
В процессе развития этических представлений древних египтян, формируется концепция должного и недолжного социального поведения, а так же идея посмертного наказания за нарушение этих требований. Вероятно этот момент можно считать отправной точкой формирования египетской социо-культурной общности (население древнего Египта это конгломерат нескольких этносов) и важной вехой в развитии религии.
Главной египетской особенностью посмертного перехода в мир иной, обнаруживаемой уже в Древнем царстве является то обстоятельство, что вход туда возможен только для тех кто этого достоин. Недостойный же оказывался лишённым места обитания - идеи ада в Египте не было. Фактически его ждала окончательная смерть - небытие, забвение и именно этот факт, а не посмертные муки, стимулировал египтянина жить в соответствии с обычаями и нормами, зафиксированными в религии.
Каким же именно образом определялось кому дозволено пройти в лучший мир, а кому просто исчезнуть? Полагаю, что главным критерием определения возможности перехода было соответствие умершего своему Ка (kꜢ, 𓂓). Объяснить что такое ка, лучше всего на простом примере: архитектор, задумывая постройку здания подготавливает проектную документацию - чертежи, расчёты, словом - план строительства. А для инвесторов, он, для наглядности, изготавливает макет будущего сооружения. Инвесторы нанимают подрядчика, рассчитывая по результатам их работы получить здание, в точности соответствующее макету. Само строительство естественно выполняется не по макету, а по чертежам, т.ч. результат может в итоге и не совпасть с тем, что видели инвесторы на презентации. Да, в жизни, причиной несовпадения может быть сам архитектор - несколько приукрасил макет или заложил в проект то, что в принципе не реализуемо, но если мы представим, что в качестве архитектора выступает бог, а строителем - человек, то претензии к результату можно будет предъявлять только к последнему. Так вот, ка - это макет. И речь не о каком-то абстрактном человеке. Ка - личностен, это некий образ конкретного человека, формируемый ещё до его рождения и отражающий то, что бог задумал в нём увидеть. Сам же человек на протяжении жизни является своего рода строителем себя самого. Если он будет во всём скрупулёзно следовать плану, то к концу жизни полностью совпадёт со своим макетом-ка.
Так вот, исторически, видимо именно соответствие умершего своему ка и было тем единственным критерием, который давал тебе пропуск в вечную жизнь. Зубов приводит свидетельство Диодора Сицилийского (ок. 90 - 30 гг. до н.э.) о том, что после смерти царя народ мог выразить свое одобрение или неодобрение тому образу жизни, который он вёл и что народное негодование могло привести к лишению умершего погребения [Зубов 2018: 037]. Вероятно здесь наблюдаются некоторые пережитки идеи несоответствия своему ка. Решение о праведности царя принимает народ, а не боги, но сам суд в некотором смысле соответствует тому, с которым должен был столкнуться умерший времён Древнего царства ("по письменным источникам мы можем сказать, что суд существовал наверняка при IV династии, то есть в середине III тысячелетия" [Зубов 2018: 028]). По своей форме этот суд был не столько разбирательством - человек просто сличался со своим ка, никаких других доказательств не требовалось, т.о. суд заключался в применении наказания к тому, кто заведомо виновен. Позднее однако появилось другое понимания суда, именно как способа определения кем ты являешься - праведником или грешником. Постепенно вторая форма суда вытесняет первую и "уже в Новом Царстве все идут на суд" [Зубов 2018: 028]. Как видим условие перехода усложняются, теперь недостаточно только соответствовать ка, нужно что бы и твоё поведение соответствовало установленным в обществе нормам, т.е. быть безгрешным.
Усложнение способа определения достаточности оснований для перехода в иной мир приводит в задержке умершего в некотором переходном мире. Этот мир - Дуат, первоначально мыслился как промежуточная область, в которой умершие находились в ожидании суда (уже как разбирательства, иначе Дуат теряет свой смысл) и возможно даже не имел названия, но постепенно он становится чем-то вроде чистилища: у умершего, но еще не похороненного появляется последний шанс исправиться. Разумеется способы такого исправления довольно наивны, но всё же на них следует остановиться подробнее.
Первое что мы обнаруживаем, это появление ритуала мумификации. Его суть не только, а возможно и не столько в сохранении физической оболочки, сколько в очищении последней от какой-либо порчи (по христианским представлениям, отсутствие следов разложения тела - признак святости, следовательно тление - результат греха; вероятно египтяне мыслили схожим образом, но так же допускали возможность очищения от грехов, через очищение плоти). Для этого тело умершего в течении 70 дней вымачивали в натриевом растворе [Зубов 2018: 024], данная практика окончательно формируется в перид III-IV династии (ок. 2727 - 2506 гг. до н.э.). Ещё одним нововведением были, размещаемые на стенах гробниц, стенках саркофагов письменные послания, своего рода характеристики умершему, а в ряде случаев - подсказки как ему действовать: "Ибо я шествую чистым срединой Млечного Пути, я один из тех, кому Владыка Всяческих обещал Свое могущество на тот день, когда будут соединены две земли пред лицом Владыки Сущего" [Книга Мертвых: 176 по Зубов 2018: 031]. Как видим, идея простого сопоставления с ка в какой-то момент потеряла убедительность. Возможно это было связано с самими требованиями, которые менялись от поколения к поколению. Если предположить, что в доисторическую эпоху ка любого мужчины - был образ умелого охотника, что предопределяло его занятия и, возможно, даже лишало старости, то соответствие или несоответствие ка на момент смерти - вещь очевидная для всех соплеменников (в европейских описаниях западных островов мы не встречаем упоминания детей или младенцев, люди там вечно молоды, но не моложе определённого возраста; с позиции предлагаемого взгляда на доисторическое ка, дети попросту не успевали ещё стать тем, кем им предназначено быть). Усложнение социальных отношений закономерно привело к появлению новых профессий, что дало повод к персонификации ка, а постепенное наращивание религиозно-этических требований к моральному облику человека сделали восприятие чужого ка размытым для наблюдателей, и это лишило объективности сам механизм сличения.
На тот свет мог отправиться фактически каждый. И это заставило несколько скорректировать идею перехода.
Анализ неолитических погребений, а так же некоторых обрядовых традиций племён с традиционным укладом жизни, заставляет думать, что человек располагающий минимальными представлениями о мироустройстве видит смерть не как необратимый конец существования, а как этап перехода к какому-то новому жизненному циклу. Уже в упомянутом выше погребении IV тыс. тело лежало в позе эмбриона, что говорит о том, что его обладатель должен был родиться вновь. Многочисленные вариации обрядов инициации имеют в своей основе идею о том, что прежний человек умирает, а на его место приходит новый. Пережитки этих идей можно наблюдать, например в славянском свадебном обряде, на сходство которого с похоронным обрядом исследователи давно обратили внимание. Эта же идея лежит в основе таинства крещения: человек отрекается от дьявола (сам термин подчёркивает наличие тесной связи с лукавым, т.о. это не просто клятва - обязательство чего-то не делать в будущем, это символический разрыв с вполне конкретным прошлым, где подобная связь имела место быть), окунается в воду с головой (символ внутриутробных вод матери), после чего получает новое имя. Аналогичный мотив лежит в традиции пострига, совершаемого по случаю смерти близкого, по применяемый так же в обряде посвящения в монахи, в уже упомянутом выше славянском свадебном обряде (расплетание, состригание, продажа косы), используемый при обращении в рабство (переосмысленный в последствии как: длинные волосы - символ свободы).
Идея смерти как перерождения была нечужда и египтянам. Мы знаем о существовании такой категории как аху (ед.ч. - ах) - "сияющие" (Ꜥḫ, 𓅜). Но по сути ах не является какой-либо составной частью человека, выходящей из него после смерти подобно душе. Ах это скорее название определённого состояния самой души. Живой человек в египетском понимании состоял не из двух привычных нам частей: душа (трансцендентное начало) и тело (имманентное начало), а из нескольких: иуф (плоть, if, 𓄹), ба (эмоций, чувства, bꜢ, 𓅽, 𓅡), сехем (воля, целеустремлённость, мотивированность, sxm, 𓌂; в позднюю эпоху почти синоним ба [Зубов 2018: 023], и в этом смысле ба+сехем действительно близки к понятию душу), иб (помыслы, предустановки, 𓄣𓏤; например сегодня мы можем сказать, что поступками человека руководит зависть, ненависть, жадность или наоборот сочувствие, любовь, альтруизм), кед (сознание, та часть разума которая принимает решение и которая видимо и мыслилась как человеческая суть; именно кед предстаёт перед судом после смерти [Зубов 2018: 023]). Сюда же можно добавить рен (имя, Rn, 𓂋𓈖), шуит (тень) и наверное что-то ещё. После смерти, человека распадается на свои составляющие. Если по результатам посмертного суда ему (кед) даётся право вечной жизни, то, возможно, новая форма существования человека в посмертном мире, это соединение нескольких его составляющих в целое, а не переход туда чего-то одного (в одном из вариантов погребального обряда практиковалось расчленение тела, с последующим соединением частей в целое, но с нарушением анатомической правильности [Зубов 2018: 029], возможно символически это отражало описанную мной идею). Именно по этой причине египтологам не удаётся однозначно сопоставить с душой ни ба, ни иб, ни сехем. Как уже было сказано выше, на начальных стадиях религиозных представлений посмертное существование представляло собой проекцию земного, поэтому теоретически, в качестве тела для умершего египтяне могли использовать ка. С другой стороны, аху не случайно переводится как "сияющие", их именуют "звёздами негибнущими" [Зубов 2018: 017], а в этом прочтении наличие физического тела или теряет свою значимость или же подразумевает его каким-то иным, нечеловеческим по природе. Возможно здесь имеет место синкретизм различных религиозных представлений, всё-таки Древний Египет это многонациональное государство, к тому же имевшее тесные связи с Месопотамией. В последней, например, небесные тела, включая и звёзды, были образами богов. А в представлении египтян, человек вполне мог стать подобным богу, поэтому то, что звёзды выступали как зрительный образ аху нет ничего удивительного и о синкретизме мне приходится говорить только потому, что это представление вступает в противоречие с идеей мира мёртвых как удалённой области на западе. Поскольку идея буквального отождествления умершего со звездой (т.е. место их постоянного обитания - небо) видится весьма простой, а значит вполне логичной для доисторического человека, возможно будет правильным думать, что она зародилась параллельно идеи западного мира мёртвых и попросту не была полностью вытеснена последней, сохраняясь в народных верованиях какого-то этнического слоя египтян, а позже включённая в общую систему воззрений.
Прежде чем перейти к следующему этапу - осирическому мифу, скажу несколько слов о практике погребения у египтян. Она разнородная. Наиболее архаичные неолитические формы предполагали засыпание могилы землёй, при этом сам покойных ложился на левый бок, головой на юг, лицом на запад [Зубов 2018: 026, 029]. Эмбриональная поза может свидетельствовать о идеи перерождения, направление взгляда - на место новой жизни. Другой формой можно считать захоронения в камерах каркасного типа, имитирующие дом (герзейская культура, ок. 3600-3200 до н.э.) [Зубов 2018: 029]. Вероятно здесь имеет место развитие представлений о том, что мир мёртвых, зеркальное отражение мира живых. Любопытно, что в процессе перехода от первого типа ко второму, места захоронений постепенно удаляются от мест обитания живых, идея зеркальности того света этому (мёртвые в этой жизни как бы спят, а в той жизни - спят живые; все постройки, орудия труда и пр. общие для того и другого мира, т.к. по своей природе они не умирают), сменяется идеей проецирования объектов этого мира на тот свет. В этом случае соседство с мёртвыми может быть небезопасным, поэтому для них предпочитают делать отдельные дома. Естественно это приводит к мысли о том, что чем шикарнее гробница на этом свете, тем лучше условия жизни на том, поэтому археологи изучающие Египет додинастического периода (IV тыс. до.н.э.) приходят к парадоксальному заключению, что города мёртвых появились здесь раньше, чем города живых [Зубов 2018: 010]. Ещё одна практика, применявшаяся к лицам высокого социального статуса до конца IV династии (ок. 2200 гг. до н.э.) - снятие мягких тканей, и складывание костей в целое, но с нарушением анатомии скелета. Выше уже отмечал, что это могло быть связано с пониманием человека как совокупности нескольких самостоятельных сущностей, разделяемых в момент смерти и соединяемых в момент перерождения, но по другим принципам, а потому не один-к-одному. Вероятно обряд имел исключительно символическое значение, а потому не получил широкого распространения. Параллельно расчленению используется практика тугого пеленания умершего и практика мумификации [Зубов 2018: 029], которая чаще всего понимается как попытка сохранения останков. По моему мнению логика здесь состояла не в каком-то возможном возвращении умершего в своё тело (эту мысль ранние христиане истолковывали буквально, теоретически, её могли разделять и египтяне [Зубов 2018: 032, 033], однако мне она кажется совершенно бредовой), а в обеспечении связи умершего с местом своего погребения. Гробница, как сказано выше, проецировалась на тот свет, но, это был пустой, никому не принадлежащий дом (напомню, что усыпальницы сооружались ещё при жизни человека), с внесением же в неё тела умершего, оно само так же проецировался в место своего нового обитания. Уничтожение тела или выбрасывание его в пустыне (подобная практика применялась к преступникам) лишало покойника места обитания. Видимо этой же логикой руководствовались те, кто в I переходный период выбрасывал и сжигал останки царей (тут будет нелишним упомянуть, что все крупные пирамиды построены во времена Древнего царства, начиная с III династии, т.ч. царей было чего лишать).
2023 © Павел В. Новиков
Вчера закончил слушать почти 50-ти часовой курс лекций по древнему Египту доктора исторических наук А.Б.Зубова, некогда профессора кафедры философии в МГИМО, а ныне иностранного агента. Это моё первое сколь-нибудь глубокое погружение в египетскую религию, поэтому считаю важным зафиксировать ключевые её моменты, а так же собственные измышления, возникшие за время знакомства с курсом (ссылка на сам курс в конце статьи, я датирую его 2017-2018 гг., на основании метаданных mp3 файлов).
Прежде всего стоит отметить, что значительное место в лекциях отведено археологическим свидетельствам и прежде всего памятникам письменного характера - тексты пирамид, тексты саркофагов и пр. Трактовка представленных текстов выглядит достаточно убедительной, однако доверие к точности самих переводов (оценить которую я не могу) было слегка подорвано после приведённых в лекциях этимологии двух славянских слов, проверить которую не составляет труда.
[Что бы не быть голословным приведу оба примера:]
1) "Дело в том, что русское слово «покой», имеющее на первый взгляд мало общего со словом «довольство», этимологически восходит к чему-то весьма близкому. Через латинское requies, quietis, (покой, успокоение, отдохновение), оно восходит к авестийскому слову «шьята» - «обрадованный», то есть, довольный" [Зубов 2018: 007]. Сама идея заимствований в латинский язык (начало формирования не ранее VI в. до н.э., см. карту на wiki) каких-либо авестийских слов (вымер ок. VII до н.э. и территориально значительно удалён от Италии) вызывает недоумение. Но обратимся в Фасмеру, на которого вероятнее всего опирается автор. У последнего находим, что ст.сл. почити родственно (а ни как не восходит) лат. и авест. Т.е. все три слова восходят к общему и.е. корню, не приведённый Фасмером. Рискну предположить, что смысловой основой этого корня могло быть понятие "праздности".
2) "русское слово «творить», через балтские языки восходит к словам «хватать» и «ловить» - то есть нечто уже было, а мы его поймали, мы его взяли, мы его использовали" [Зубов 2018: 006]. Снова заглянем к Фасмеру. И снова видим, что речь идёт не о заимствовании, а только о родственности ст.сл: твори́ть и лтш. tver̂t (="хватать, держать"). Общего прасл. корня Фасмер не приводит. Покопав немного глубже, я обнаружил, что собственно прасл. *tvoriti < и.е. *tu̯ěr-/*tu̯or- (=хватать, охватывать), но в качестве смысловой основы приведённого корня, при дальнейшем словообразовании славянские языки (прежде всего русский) опирались на идею "сгущения, уплотнения, схватывания, отвердения", что и породило довольно широкий спектр производных слов: творог (тварог) < прасл. *tvarogъ; твердь, твёрдый < прасл. *tvьrd- (есть примеры и в балт.). Параллельно с этим, идея движения, т.е. те самые "ловить" и "хватать" через переходы → "схватываться, оплотняться" → "створаживаться, скисать" находит отражение в балт. и некоторых других не славянских языках, а так же, единичный случай, в вост.сл (укр. диал): лови́тиса, одно из значений которого - "густеть, скисать" (о молоке) [Журавлева 2005: 553-554]. Впрочем последний пример имеет мало общего с исходной семантикой "ловить".
Прежде чем перейти к содержательной части, отмечу, что я глубоко убеждён в том, что ни одна из религий, ни на каком этапе своего развития не существовала в статичном, не меняющемся виде. Во времена, когда представления о мироустройстве, ещё не выделились в самостоятельную научную дисциплину (зачатки философии), именно религия аккумулировала в себе знания о мире, эстетические и этические представления и даже определяла некоторые социальные связи. Любые изменения в обществе приводили и к изменениям в верованиях и чем древнее общество, тем значительней могло быть влияние. По этой причине считаю целесообразным рассматривать египетскую религию в динамике её развития. Разумеется при таком подходе придётся принять значительное количество допущений, но без них связать разрозненные факты в целое невозможно.
И первым таким допущением будет утверждение о том, что в доисторическую эпоху, египтяне, как и многие другие народы, считали, что всякий умерший человек отправляется в иной мир. Этот мир виделся им отражением земного, но в силу особенностей человеческого мышления, представал в несколько идеализированном виде. Дневное солнце, достигая запада спускалось в этот мир продолжая светить и там. Сюжет о еженочном путешествии солярной ладьи по потустороннему миру, где Ра сталкивается со злыми богами, предводительствуемых змеем Апопом фиксируется в период Нового царства [Зубов 2018: 017], но вероятнее всего имеет более древнюю основу (вернусь к нему позже). Представления эти складывались по всей видимости уже в земледельческую эпоху (само место так и называли - тростниковые поля Иалу). Так в погребениях IV тыс. до н.э. (этап расселения людей в долине Нила) ниже локтя умершего обнаруживаются три глиняные палочки, точно предназначение которых неизвестно, но высказываются предположения [Зубов 2018: 029], что это могли выполнять функции, аналогичные тем, что в значительно более позднее время (II-I тыс. до н.э.) выполняли фигурки-ушебти, т.е. служить на том свете в качестве помощников по обработке полей тростников. Отмечу, что например европейская традиций представлений о т.н. островах блаженных, перекликающееся с египетской в части идеализации условий жизни на том свете и даже месте его расположения (запад) не включала в себя требований о необходимости выполнения там каких-либо работ. Остров блаженных - это вечно цветущий и плодоносящий яблочный сад, что указывает на то, что европейский парадиз, в отличие от египетского сложился в доземледельческое время (впрочем исторически, земледелие распространяется в Египте раньше, чем в Европе, поэтому хронологически, представления о загробном мире как удалённом на западе месте, могли зародиться в обоих областях синхронно). Что же касается ушебти, то в арабских сказках, джинны нередко поселяются в мётлах, т.е. фактически в палках. Кроме того, джинны делятся по видам: одни управляют огнём, другие водой. Вполне возможно, палочки, не имевшие антропоморфной формы могли пониматься именно как духи-спутники или проводники умершего, помогающие преодолеть какие-то преграды на пути и лишь позднее переосмыслись как слуги.
В процессе развития этических представлений древних египтян, формируется концепция должного и недолжного социального поведения, а так же идея посмертного наказания за нарушение этих требований. Вероятно этот момент можно считать отправной точкой формирования египетской социо-культурной общности (население древнего Египта это конгломерат нескольких этносов) и важной вехой в развитии религии.
Главной египетской особенностью посмертного перехода в мир иной, обнаруживаемой уже в Древнем царстве является то обстоятельство, что вход туда возможен только для тех кто этого достоин. Недостойный же оказывался лишённым места обитания - идеи ада в Египте не было. Фактически его ждала окончательная смерть - небытие, забвение и именно этот факт, а не посмертные муки, стимулировал египтянина жить в соответствии с обычаями и нормами, зафиксированными в религии.
Каким же именно образом определялось кому дозволено пройти в лучший мир, а кому просто исчезнуть? Полагаю, что главным критерием определения возможности перехода было соответствие умершего своему Ка (kꜢ, 𓂓). Объяснить что такое ка, лучше всего на простом примере: архитектор, задумывая постройку здания подготавливает проектную документацию - чертежи, расчёты, словом - план строительства. А для инвесторов, он, для наглядности, изготавливает макет будущего сооружения. Инвесторы нанимают подрядчика, рассчитывая по результатам их работы получить здание, в точности соответствующее макету. Само строительство естественно выполняется не по макету, а по чертежам, т.ч. результат может в итоге и не совпасть с тем, что видели инвесторы на презентации. Да, в жизни, причиной несовпадения может быть сам архитектор - несколько приукрасил макет или заложил в проект то, что в принципе не реализуемо, но если мы представим, что в качестве архитектора выступает бог, а строителем - человек, то претензии к результату можно будет предъявлять только к последнему. Так вот, ка - это макет. И речь не о каком-то абстрактном человеке. Ка - личностен, это некий образ конкретного человека, формируемый ещё до его рождения и отражающий то, что бог задумал в нём увидеть. Сам же человек на протяжении жизни является своего рода строителем себя самого. Если он будет во всём скрупулёзно следовать плану, то к концу жизни полностью совпадёт со своим макетом-ка.
Так вот, исторически, видимо именно соответствие умершего своему ка и было тем единственным критерием, который давал тебе пропуск в вечную жизнь. Зубов приводит свидетельство Диодора Сицилийского (ок. 90 - 30 гг. до н.э.) о том, что после смерти царя народ мог выразить свое одобрение или неодобрение тому образу жизни, который он вёл и что народное негодование могло привести к лишению умершего погребения [Зубов 2018: 037]. Вероятно здесь наблюдаются некоторые пережитки идеи несоответствия своему ка. Решение о праведности царя принимает народ, а не боги, но сам суд в некотором смысле соответствует тому, с которым должен был столкнуться умерший времён Древнего царства ("по письменным источникам мы можем сказать, что суд существовал наверняка при IV династии, то есть в середине III тысячелетия" [Зубов 2018: 028]). По своей форме этот суд был не столько разбирательством - человек просто сличался со своим ка, никаких других доказательств не требовалось, т.о. суд заключался в применении наказания к тому, кто заведомо виновен. Позднее однако появилось другое понимания суда, именно как способа определения кем ты являешься - праведником или грешником. Постепенно вторая форма суда вытесняет первую и "уже в Новом Царстве все идут на суд" [Зубов 2018: 028]. Как видим условие перехода усложняются, теперь недостаточно только соответствовать ка, нужно что бы и твоё поведение соответствовало установленным в обществе нормам, т.е. быть безгрешным.
Усложнение способа определения достаточности оснований для перехода в иной мир приводит в задержке умершего в некотором переходном мире. Этот мир - Дуат, первоначально мыслился как промежуточная область, в которой умершие находились в ожидании суда (уже как разбирательства, иначе Дуат теряет свой смысл) и возможно даже не имел названия, но постепенно он становится чем-то вроде чистилища: у умершего, но еще не похороненного появляется последний шанс исправиться. Разумеется способы такого исправления довольно наивны, но всё же на них следует остановиться подробнее.
Первое что мы обнаруживаем, это появление ритуала мумификации. Его суть не только, а возможно и не столько в сохранении физической оболочки, сколько в очищении последней от какой-либо порчи (по христианским представлениям, отсутствие следов разложения тела - признак святости, следовательно тление - результат греха; вероятно египтяне мыслили схожим образом, но так же допускали возможность очищения от грехов, через очищение плоти). Для этого тело умершего в течении 70 дней вымачивали в натриевом растворе [Зубов 2018: 024], данная практика окончательно формируется в перид III-IV династии (ок. 2727 - 2506 гг. до н.э.). Ещё одним нововведением были, размещаемые на стенах гробниц, стенках саркофагов письменные послания, своего рода характеристики умершему, а в ряде случаев - подсказки как ему действовать: "Ибо я шествую чистым срединой Млечного Пути, я один из тех, кому Владыка Всяческих обещал Свое могущество на тот день, когда будут соединены две земли пред лицом Владыки Сущего" [Книга Мертвых: 176 по Зубов 2018: 031]. Как видим, идея простого сопоставления с ка в какой-то момент потеряла убедительность. Возможно это было связано с самими требованиями, которые менялись от поколения к поколению. Если предположить, что в доисторическую эпоху ка любого мужчины - был образ умелого охотника, что предопределяло его занятия и, возможно, даже лишало старости, то соответствие или несоответствие ка на момент смерти - вещь очевидная для всех соплеменников (в европейских описаниях западных островов мы не встречаем упоминания детей или младенцев, люди там вечно молоды, но не моложе определённого возраста; с позиции предлагаемого взгляда на доисторическое ка, дети попросту не успевали ещё стать тем, кем им предназначено быть). Усложнение социальных отношений закономерно привело к появлению новых профессий, что дало повод к персонификации ка, а постепенное наращивание религиозно-этических требований к моральному облику человека сделали восприятие чужого ка размытым для наблюдателей, и это лишило объективности сам механизм сличения.
На тот свет мог отправиться фактически каждый. И это заставило несколько скорректировать идею перехода.
Анализ неолитических погребений, а так же некоторых обрядовых традиций племён с традиционным укладом жизни, заставляет думать, что человек располагающий минимальными представлениями о мироустройстве видит смерть не как необратимый конец существования, а как этап перехода к какому-то новому жизненному циклу. Уже в упомянутом выше погребении IV тыс. тело лежало в позе эмбриона, что говорит о том, что его обладатель должен был родиться вновь. Многочисленные вариации обрядов инициации имеют в своей основе идею о том, что прежний человек умирает, а на его место приходит новый. Пережитки этих идей можно наблюдать, например в славянском свадебном обряде, на сходство которого с похоронным обрядом исследователи давно обратили внимание. Эта же идея лежит в основе таинства крещения: человек отрекается от дьявола (сам термин подчёркивает наличие тесной связи с лукавым, т.о. это не просто клятва - обязательство чего-то не делать в будущем, это символический разрыв с вполне конкретным прошлым, где подобная связь имела место быть), окунается в воду с головой (символ внутриутробных вод матери), после чего получает новое имя. Аналогичный мотив лежит в традиции пострига, совершаемого по случаю смерти близкого, по применяемый так же в обряде посвящения в монахи, в уже упомянутом выше славянском свадебном обряде (расплетание, состригание, продажа косы), используемый при обращении в рабство (переосмысленный в последствии как: длинные волосы - символ свободы).
Идея смерти как перерождения была нечужда и египтянам. Мы знаем о существовании такой категории как аху (ед.ч. - ах) - "сияющие" (Ꜥḫ, 𓅜). Но по сути ах не является какой-либо составной частью человека, выходящей из него после смерти подобно душе. Ах это скорее название определённого состояния самой души. Живой человек в египетском понимании состоял не из двух привычных нам частей: душа (трансцендентное начало) и тело (имманентное начало), а из нескольких: иуф (плоть, if, 𓄹), ба (эмоций, чувства, bꜢ, 𓅽, 𓅡), сехем (воля, целеустремлённость, мотивированность, sxm, 𓌂; в позднюю эпоху почти синоним ба [Зубов 2018: 023], и в этом смысле ба+сехем действительно близки к понятию душу), иб (помыслы, предустановки, 𓄣𓏤; например сегодня мы можем сказать, что поступками человека руководит зависть, ненависть, жадность или наоборот сочувствие, любовь, альтруизм), кед (сознание, та часть разума которая принимает решение и которая видимо и мыслилась как человеческая суть; именно кед предстаёт перед судом после смерти [Зубов 2018: 023]). Сюда же можно добавить рен (имя, Rn, 𓂋𓈖), шуит (тень) и наверное что-то ещё. После смерти, человека распадается на свои составляющие. Если по результатам посмертного суда ему (кед) даётся право вечной жизни, то, возможно, новая форма существования человека в посмертном мире, это соединение нескольких его составляющих в целое, а не переход туда чего-то одного (в одном из вариантов погребального обряда практиковалось расчленение тела, с последующим соединением частей в целое, но с нарушением анатомической правильности [Зубов 2018: 029], возможно символически это отражало описанную мной идею). Именно по этой причине египтологам не удаётся однозначно сопоставить с душой ни ба, ни иб, ни сехем. Как уже было сказано выше, на начальных стадиях религиозных представлений посмертное существование представляло собой проекцию земного, поэтому теоретически, в качестве тела для умершего египтяне могли использовать ка. С другой стороны, аху не случайно переводится как "сияющие", их именуют "звёздами негибнущими" [Зубов 2018: 017], а в этом прочтении наличие физического тела или теряет свою значимость или же подразумевает его каким-то иным, нечеловеческим по природе. Возможно здесь имеет место синкретизм различных религиозных представлений, всё-таки Древний Египет это многонациональное государство, к тому же имевшее тесные связи с Месопотамией. В последней, например, небесные тела, включая и звёзды, были образами богов. А в представлении египтян, человек вполне мог стать подобным богу, поэтому то, что звёзды выступали как зрительный образ аху нет ничего удивительного и о синкретизме мне приходится говорить только потому, что это представление вступает в противоречие с идеей мира мёртвых как удалённой области на западе. Поскольку идея буквального отождествления умершего со звездой (т.е. место их постоянного обитания - небо) видится весьма простой, а значит вполне логичной для доисторического человека, возможно будет правильным думать, что она зародилась параллельно идеи западного мира мёртвых и попросту не была полностью вытеснена последней, сохраняясь в народных верованиях какого-то этнического слоя египтян, а позже включённая в общую систему воззрений.
Прежде чем перейти к следующему этапу - осирическому мифу, скажу несколько слов о практике погребения у египтян. Она разнородная. Наиболее архаичные неолитические формы предполагали засыпание могилы землёй, при этом сам покойных ложился на левый бок, головой на юг, лицом на запад [Зубов 2018: 026, 029]. Эмбриональная поза может свидетельствовать о идеи перерождения, направление взгляда - на место новой жизни. Другой формой можно считать захоронения в камерах каркасного типа, имитирующие дом (герзейская культура, ок. 3600-3200 до н.э.) [Зубов 2018: 029]. Вероятно здесь имеет место развитие представлений о том, что мир мёртвых, зеркальное отражение мира живых. Любопытно, что в процессе перехода от первого типа ко второму, места захоронений постепенно удаляются от мест обитания живых, идея зеркальности того света этому (мёртвые в этой жизни как бы спят, а в той жизни - спят живые; все постройки, орудия труда и пр. общие для того и другого мира, т.к. по своей природе они не умирают), сменяется идеей проецирования объектов этого мира на тот свет. В этом случае соседство с мёртвыми может быть небезопасным, поэтому для них предпочитают делать отдельные дома. Естественно это приводит к мысли о том, что чем шикарнее гробница на этом свете, тем лучше условия жизни на том, поэтому археологи изучающие Египет додинастического периода (IV тыс. до.н.э.) приходят к парадоксальному заключению, что города мёртвых появились здесь раньше, чем города живых [Зубов 2018: 010]. Ещё одна практика, применявшаяся к лицам высокого социального статуса до конца IV династии (ок. 2200 гг. до н.э.) - снятие мягких тканей, и складывание костей в целое, но с нарушением анатомии скелета. Выше уже отмечал, что это могло быть связано с пониманием человека как совокупности нескольких самостоятельных сущностей, разделяемых в момент смерти и соединяемых в момент перерождения, но по другим принципам, а потому не один-к-одному. Вероятно обряд имел исключительно символическое значение, а потому не получил широкого распространения. Параллельно расчленению используется практика тугого пеленания умершего и практика мумификации [Зубов 2018: 029], которая чаще всего понимается как попытка сохранения останков. По моему мнению логика здесь состояла не в каком-то возможном возвращении умершего в своё тело (эту мысль ранние христиане истолковывали буквально, теоретически, её могли разделять и египтяне [Зубов 2018: 032, 033], однако мне она кажется совершенно бредовой), а в обеспечении связи умершего с местом своего погребения. Гробница, как сказано выше, проецировалась на тот свет, но, это был пустой, никому не принадлежащий дом (напомню, что усыпальницы сооружались ещё при жизни человека), с внесением же в неё тела умершего, оно само так же проецировался в место своего нового обитания. Уничтожение тела или выбрасывание его в пустыне (подобная практика применялась к преступникам) лишало покойника места обитания. Видимо этой же логикой руководствовались те, кто в I переходный период выбрасывал и сжигал останки царей (тут будет нелишним упомянуть, что все крупные пирамиды построены во времена Древнего царства, начиная с III династии, т.ч. царей было чего лишать).
2023 © Павел В. Новиков