Перечитывая "Клима Самгина", том первый (1)
Обозначая многотомный роман «повестью», Горький имеет ввиду ее хроникальность, то есть целенаправленную, одностороннюю устремленность в будущее.
Повесть как узкоколейка, сфокусированная на крупных планах, как план-конспект, способный на потенциальное расширение, дописывание и уточнение.
Ну, а пока Горький накидывает как бы предварительный вариант, еще только способный трансформироваться в полноценный роман с кружком расходящихся тропок.
***
Читая «Клима Самгина» ни на секунду не забываешь, что читаешь книгу именно Максима Горького, ибо образ автора довлеет над написанным.
Это как с актерами, которые в разных ролях недоперевоплощаются в персонажей, но несут самих себя: де, это я, играющий Гамлета или же Офелию.
Однако, текст «Клима Самгина» необычен для нашего восприятия Горького, пафосного революционера и советского функционера, из-за чего, во-первых, впечатление от чтения идет на пользу книге, будто бы прыгающей выше самой себя (соцреализм Горького - это высокий модернизм, собирающий сливки модерна и как бы итожащий, обобщающий его достижения); во-вторых, не дает чтению стать наивным и окончательно соединиться с чтением, все время примешивая к процессу социокультурное остранение: де, да, это я читаю Горького, но не как Горького, а как послесловие «Серебряного века», поскольку «история пустой души» мало чего объясняет в советском настоящем, в котором писатель не оставляет этот избыточный и многодельный труд.
«Всегда очень важно быть немного недооцененным…» (Олег Кулик)
Высокий модернизм как способность забраться под кожу для описания подспудных психологических процессов, лишь иногда выныривающих на поверхность. Когда «исторические процессы» и их влияние на личность - только одна из составляющих, причем, не самая важная.
Гораздо существеннее, к примеру, потребность Самгина выглядеть оригинальным и глубоким человеком - нужда, задающая расхождение между личностью и личиной с момента рождения, когда отец подбирает младенцу редкое, запоминающееся имя.
Соотношение между «историей» и «человеком» в этой повести, между прочим, напоминает прустовские расклады, который наращивает «присутствие истории» в своей эпопеи от тома к тому, когда «Обретенное время» оказывается невозможным без вмешательства в психологию Первой мировой войны.
***
Правда, в отличие от Пруста, Горький описывает будни класса, к которому в детстве не принадлежал.
Интеллигенты - чужие и даже чуждые ему люди, близость с которыми достигнута ценой громадных усилий - вот отчего описания эти делаются со стороны, дополнительно помогая хладнокровию и отчужденьям.
Пруст описывает то, что знает изнутри, из-за чего даже критически аранжированные пассажи и персонажи его не лишены теплоты, предзакатного тепла, тогда как Горький едва ли не пестует в себе плохо скрываемую желчность, маскируемую под критичность.
Самгин - его автопортрет (которому только и вольно разрастаться до бесконечности, постоянно расширяя подробности описаний), возможный при ином биографическом раскладе.
Интересно было бы сравнить (наверняка ведь есть такие исследования) описания детства в «Климе Самгине» и биографических текстах, вроде «Моих университетах».
«А был ли мальчик?» и следует воспринимать как взгляд и ракурс, взятые в сослагательном наклонении, оттого и очевидно искусственные, намеренно схематичные, когда во всеобщем широкоформатном жизненном потоке выделяется то, что соответствует базовым концептам, организующим повествование.
Для этого и нужны тщательно подобранные метафоры, данности и состыковки подтекста (ситуативно сюжетного) и контекста (историко-культурного), расцвечивающие костяк, выпирающий без стилистических и интонационных отвлечений.
Мальчик, конечно, был (пусть кинут в Горького камень те, кто думает, что это была девочка), но совсем другой.
Тонкие и точные наблюдения над детьми, исполненные на пике силы и опыта, говорят о том, что писатель не заимствует их со стороны, но вытягивает из себя.
Не сочиняет, но вспоминает. Реконструирует, накладывая (прикладывая) к иному раскладу.
Проецирует фундаментальные движения души к нуждам конкретной наррации, обращаясь к базовым настройкам: на самой-то глубине конкретики почти не бывает, из-за чего использовать воспоминания можно и в совершенно иных ситуациях переноса.
***
Впрочем, еще более близкий аналог «Клима Самгина - «Человек без свойств» Роберта Музиля.
Причем не столько из-за формальных свойств (монументальный, но так и не законченный), сколько «по причине плавного въезда» в «проблематику ХХ века», из фона постепенно превращающегося в зудящую первопричину всего того, что происходит на сцене.
***
Детство Клима и детей, его окружающих, необходимо Горькому как фон для запечатленного времени (и наоборот - граница веков нужна ему для фона для персонажных фигурок, сквозь которых, подобно радиации, проходят влияния исторических событий), поэтому, рассказывая о тех или иных событиях взросления, он не говорит о возрасте героев, хотя и привязывает их к конкретным историческим ситуациям, они тут важнее, а не этапы созревания. Возраст Клима фиксируется лишь в начале второй главы, то есть около сотой странице и здесь ему уже 17 лет.
Детство изображается в повести калейдоскопом или же обзором, где одно событие крепится к другому по принципу +1+1+1+1+и так до бесконечности (сцена + сцена + сцена + сцена), так как это взросление и эволюция понимания вообще, а не применительно к конкретным людям. Детство важно как этап, с смыслом, вынесенным вовне, в продолжение, которого не случится, раз уж текст так и остался незаконченным.
***
Сцена с гибелью Бориса и Вари в полынье обрывает первую главу, как бы, таким образом, «венчая эпоху» отрочества гносеологическим сомнением.
- А был ли мальчик? как раз и говорит, что никакого Клима Самгина не было. Существовал перенос писательского сокровенного, потраченный на лепку alter ego.
***
Важнее возрастной конкретики возможность запустить сшибку подтекстов, невидимых на поверхности (родители изменяют друг другу), и данностей, которые дети будто бы наблюдают со стороны.
Горькому важно постоянно подчеркивать, что он намного осведомленнее своего читателя, сдавая карты весьма постепенно. Собственно, обустраивание читательской осведомленности и оказывается главным нарративным механизмом.
Именно это столкновение горячего и холодного, то ли расшатывающее текст изнутри, то ли, напротив, скрепляющее его невидимыми ремнями во что-то единое и неделимое Горький делает явно по чеховской лицензии с толпой интересантов у большого обеденного стола.
Только мезонин заменен в «Климе Самгине» на флигель, бесперебойно обеспечивающий повествование квартиросъемщиками и, значит, второстепенными персонажами - вся семья Варавки активно участвует в действии: у отца Варавки - роман с матерью Клима, одна из дочерей Варавки гибнет в полынье, другая постоянно играет с мальчиками.
***
Вопиющая деклассированность Горького дополнительно помогает в заваривании густого чеховского бэкграунда, разворачивающего разговор в сторону существа человеческой природы - к 1925-му году он - прижизненный классик, наследник Толстого и мировая знаменитость, по определению выражающая общие (общечеловеческие, эпохальные) тенденции и закономерности, а не бытоописание конкретных классов или социальных групп.
Именно этот замах на всеобъемлющий опус потенциального Нобелевского лауреата делает Самгина двусмысленным (читаем одно, понимаем другое) и непоправимо холодным. На «фоне века» люди автоматически превращаются в лягушек, расчлененных для более глубинного наблюдения без толики сочувствия, подменяемого здесь пониманием.
Нобелевский формат, впрочем, нужен претензии автора, а не сути замысла, модернизмом (читай: повышенным субъективизмом, демонстративно персональной оптике) противоречащей глобальному масштабу, постоянно поверяемому «духом истории» и претендующем на историософскую объективность.
В этом противоречии авторских намерений и заключен важнейший конфликт, помогающий «Климу Самгину» развиваться.
Перечитывая "Клима Самгина" (1): том первый, первая глава - https://paslen.livejournal.com/2549155.html
Перечитывая "Клима Самгина", том первый, вторая глава (2): https://paslen.livejournal.com/2552248.html
Перечитывая "Клима Самгина" (3): том первый-второй: https://paslen.livejournal.com/2553537.html
Перечитывая "Клима Самгина" (4): том второй: https://paslen.livejournal.com/2555004.html
Перечитывая "Клима Самгина" (5): том третий, глава третья: https://paslen.livejournal.com/2556164.html
Перечитывая "Клима Самгина" (6): том третий, часть четвертая: https://paslen.livejournal.com/2559710.html
Повесть как узкоколейка, сфокусированная на крупных планах, как план-конспект, способный на потенциальное расширение, дописывание и уточнение.
Ну, а пока Горький накидывает как бы предварительный вариант, еще только способный трансформироваться в полноценный роман с кружком расходящихся тропок.
***
Читая «Клима Самгина» ни на секунду не забываешь, что читаешь книгу именно Максима Горького, ибо образ автора довлеет над написанным.
Это как с актерами, которые в разных ролях недоперевоплощаются в персонажей, но несут самих себя: де, это я, играющий Гамлета или же Офелию.
Однако, текст «Клима Самгина» необычен для нашего восприятия Горького, пафосного революционера и советского функционера, из-за чего, во-первых, впечатление от чтения идет на пользу книге, будто бы прыгающей выше самой себя (соцреализм Горького - это высокий модернизм, собирающий сливки модерна и как бы итожащий, обобщающий его достижения); во-вторых, не дает чтению стать наивным и окончательно соединиться с чтением, все время примешивая к процессу социокультурное остранение: де, да, это я читаю Горького, но не как Горького, а как послесловие «Серебряного века», поскольку «история пустой души» мало чего объясняет в советском настоящем, в котором писатель не оставляет этот избыточный и многодельный труд.
«Всегда очень важно быть немного недооцененным…» (Олег Кулик)
Высокий модернизм как способность забраться под кожу для описания подспудных психологических процессов, лишь иногда выныривающих на поверхность. Когда «исторические процессы» и их влияние на личность - только одна из составляющих, причем, не самая важная.
Гораздо существеннее, к примеру, потребность Самгина выглядеть оригинальным и глубоким человеком - нужда, задающая расхождение между личностью и личиной с момента рождения, когда отец подбирает младенцу редкое, запоминающееся имя.
Соотношение между «историей» и «человеком» в этой повести, между прочим, напоминает прустовские расклады, который наращивает «присутствие истории» в своей эпопеи от тома к тому, когда «Обретенное время» оказывается невозможным без вмешательства в психологию Первой мировой войны.
***
Правда, в отличие от Пруста, Горький описывает будни класса, к которому в детстве не принадлежал.
Интеллигенты - чужие и даже чуждые ему люди, близость с которыми достигнута ценой громадных усилий - вот отчего описания эти делаются со стороны, дополнительно помогая хладнокровию и отчужденьям.
Пруст описывает то, что знает изнутри, из-за чего даже критически аранжированные пассажи и персонажи его не лишены теплоты, предзакатного тепла, тогда как Горький едва ли не пестует в себе плохо скрываемую желчность, маскируемую под критичность.
Самгин - его автопортрет (которому только и вольно разрастаться до бесконечности, постоянно расширяя подробности описаний), возможный при ином биографическом раскладе.
Интересно было бы сравнить (наверняка ведь есть такие исследования) описания детства в «Климе Самгине» и биографических текстах, вроде «Моих университетах».
«А был ли мальчик?» и следует воспринимать как взгляд и ракурс, взятые в сослагательном наклонении, оттого и очевидно искусственные, намеренно схематичные, когда во всеобщем широкоформатном жизненном потоке выделяется то, что соответствует базовым концептам, организующим повествование.
Для этого и нужны тщательно подобранные метафоры, данности и состыковки подтекста (ситуативно сюжетного) и контекста (историко-культурного), расцвечивающие костяк, выпирающий без стилистических и интонационных отвлечений.
Мальчик, конечно, был (пусть кинут в Горького камень те, кто думает, что это была девочка), но совсем другой.
Тонкие и точные наблюдения над детьми, исполненные на пике силы и опыта, говорят о том, что писатель не заимствует их со стороны, но вытягивает из себя.
Не сочиняет, но вспоминает. Реконструирует, накладывая (прикладывая) к иному раскладу.
Проецирует фундаментальные движения души к нуждам конкретной наррации, обращаясь к базовым настройкам: на самой-то глубине конкретики почти не бывает, из-за чего использовать воспоминания можно и в совершенно иных ситуациях переноса.
***
Впрочем, еще более близкий аналог «Клима Самгина - «Человек без свойств» Роберта Музиля.
Причем не столько из-за формальных свойств (монументальный, но так и не законченный), сколько «по причине плавного въезда» в «проблематику ХХ века», из фона постепенно превращающегося в зудящую первопричину всего того, что происходит на сцене.
***
Детство Клима и детей, его окружающих, необходимо Горькому как фон для запечатленного времени (и наоборот - граница веков нужна ему для фона для персонажных фигурок, сквозь которых, подобно радиации, проходят влияния исторических событий), поэтому, рассказывая о тех или иных событиях взросления, он не говорит о возрасте героев, хотя и привязывает их к конкретным историческим ситуациям, они тут важнее, а не этапы созревания. Возраст Клима фиксируется лишь в начале второй главы, то есть около сотой странице и здесь ему уже 17 лет.
Детство изображается в повести калейдоскопом или же обзором, где одно событие крепится к другому по принципу +1+1+1+1+и так до бесконечности (сцена + сцена + сцена + сцена), так как это взросление и эволюция понимания вообще, а не применительно к конкретным людям. Детство важно как этап, с смыслом, вынесенным вовне, в продолжение, которого не случится, раз уж текст так и остался незаконченным.
***
Сцена с гибелью Бориса и Вари в полынье обрывает первую главу, как бы, таким образом, «венчая эпоху» отрочества гносеологическим сомнением.
- А был ли мальчик? как раз и говорит, что никакого Клима Самгина не было. Существовал перенос писательского сокровенного, потраченный на лепку alter ego.
***
Важнее возрастной конкретики возможность запустить сшибку подтекстов, невидимых на поверхности (родители изменяют друг другу), и данностей, которые дети будто бы наблюдают со стороны.
Горькому важно постоянно подчеркивать, что он намного осведомленнее своего читателя, сдавая карты весьма постепенно. Собственно, обустраивание читательской осведомленности и оказывается главным нарративным механизмом.
Именно это столкновение горячего и холодного, то ли расшатывающее текст изнутри, то ли, напротив, скрепляющее его невидимыми ремнями во что-то единое и неделимое Горький делает явно по чеховской лицензии с толпой интересантов у большого обеденного стола.
Только мезонин заменен в «Климе Самгине» на флигель, бесперебойно обеспечивающий повествование квартиросъемщиками и, значит, второстепенными персонажами - вся семья Варавки активно участвует в действии: у отца Варавки - роман с матерью Клима, одна из дочерей Варавки гибнет в полынье, другая постоянно играет с мальчиками.
***
Вопиющая деклассированность Горького дополнительно помогает в заваривании густого чеховского бэкграунда, разворачивающего разговор в сторону существа человеческой природы - к 1925-му году он - прижизненный классик, наследник Толстого и мировая знаменитость, по определению выражающая общие (общечеловеческие, эпохальные) тенденции и закономерности, а не бытоописание конкретных классов или социальных групп.
Именно этот замах на всеобъемлющий опус потенциального Нобелевского лауреата делает Самгина двусмысленным (читаем одно, понимаем другое) и непоправимо холодным. На «фоне века» люди автоматически превращаются в лягушек, расчлененных для более глубинного наблюдения без толики сочувствия, подменяемого здесь пониманием.
Нобелевский формат, впрочем, нужен претензии автора, а не сути замысла, модернизмом (читай: повышенным субъективизмом, демонстративно персональной оптике) противоречащей глобальному масштабу, постоянно поверяемому «духом истории» и претендующем на историософскую объективность.
В этом противоречии авторских намерений и заключен важнейший конфликт, помогающий «Климу Самгину» развиваться.
Перечитывая "Клима Самгина" (1): том первый, первая глава - https://paslen.livejournal.com/2549155.html
Перечитывая "Клима Самгина", том первый, вторая глава (2): https://paslen.livejournal.com/2552248.html
Перечитывая "Клима Самгина" (3): том первый-второй: https://paslen.livejournal.com/2553537.html
Перечитывая "Клима Самгина" (4): том второй: https://paslen.livejournal.com/2555004.html
Перечитывая "Клима Самгина" (5): том третий, глава третья: https://paslen.livejournal.com/2556164.html
Перечитывая "Клима Самгина" (6): том третий, часть четвертая: https://paslen.livejournal.com/2559710.html