Огород зимой: декабрьские, январские и февральские снимки нашего приусадебного участка
Книга Арагона о Матиссе, "Анри Матисс, роман", начинается с этой волшебной фразы, навязчиво преследовавшей меня все старшие классы моей средней школы: "В прошлое открывается дверь..."
Текст Арагона о Матиссе открывал для меня совершенно новые горизонты, причем несмотря на некоторую разреженность, обязательную при переводе с французского, даже и очень хорошего (Л. Зониной), типа: "А что так можно было?"
Тем более, что Левкина для меня тогда еще не существовало, Пруста, в основном, тоже, ну, а прошлое, в основном, выглядело частью настоящего.
Если преодолеть водянистость или же, напротив, расслабиться и войти в её прохладные толщи, что я и сделал заново пару лет назад, "Анри Матисс, роман" оказывается важным полигоном работы с реальным хронотопом, ре-конструированным во что-то совершенно автономное.
Собственно, для чего и нужны музыка и проза - для измерения (замерения) и изучения течения времени.
Вся музыка про время, вся проза про время тоже - про его истончение и продвижение к финалу, когда видишь сколько там ещё страниц осталось до конца.
Так как опусы и являются формой организации единства, способного выступить особой (то есть, индивидуальной) единицей времени.
Схожую по смыслу мысль, я выцепил в "Распалась связь времен" Алейды Ассман, посвященной "темпоральным режимам эпохи модерна", где она пишет (и эти абзацы я тоже цитировал какое-то бесчисленное количество раз - в том числе на последних страницах своего итальянского травелога), где говорилось об условном характере современных длительностей, совпадающих с нашими бытовыми делами.
То есть, время непрерывно длится пока мы находимся внутри делания какого-то конкретного дела, которое, подобно резине, способно растягиваться в одну единицу, автоматически становящуюся прошлым, как только мы заканчиваем есть или смотреть телевизор (курить или писать).
Но пока мы курим или пишем у этого момента реальности существует темпоральное единство, обладающее какими-то отдельными и, видимо, расширенными правами.
Я к тому, что в начале апреля, когда подходит время разбирать фотографии предыдущего периода, мне захотелось сделать заступ в зимние месяца, которые оказываются теперь окончанием большой предыдущей эпохи.
Эпохи до эпидемии, разумеется.
Хотя внешне ничего, вроде не изменилось, разве что снег сошёл, однако, кошка же чует уже чьё мясо съела.
Белизна зимнего сада воспринимается теперь стерильной чистотой.
Тем более, что это именно снегопады, как самые заметные акторы зимней природной активности, вызывают обычно приступы фотографического энтузиазмуса.
Снегопады улучшают качество чёрно-белой картинки, скрывают мусор и грязь, вдохновляют, подобно сливочному пломбиру...
...а такого добра этой южноуральской зимой было практически с перебором.
Если учесть, конечно, что снега с перебором почти никогда не бывает, несмотря на схождение снежных лавин вниз - и прямо на ступеньки, которые приходится чистить, иначе из дома не выйти.
Вот как природа, видимо, старалась нам свои сокровища отдать предсказать нам наступление карантина и каких-то ещё не до конца сформулированных времён.
Сижу сейчас и смотрю за окно на быстро перемещающиеся облака - только что на Южном Урале прошел первый полноценный ливень - после того, конечно, как снег сошёл.
Пасмурно.
Но облака антропоморфны - иногда я вижу внутри них подобия лиц, тогда как на снимках сегодняшней подборки эти лица организуют сугробы.
Детство кончится когда-то, ведь оно не на всегда, станут взрослыми ребята, разлетятся кто куда.
Завтра решил вывесить огородные чучела снимки марта, хоть с ним ведь, как я вчера уже написал, почти всегда непонятно из-за сбоя календаря.
Написал сейчас про то, что я вчера написал, хотя пост был от третьего апреля, то есть, теперь уже пять лет назад - вот что значит к нынешнему хронотопу ещё не приладился, не притерпелся.
Это всё про то же самое, что и всегда: как мы меняемся вместе с временами.
Ну, или это времена меняются вместо нас.
Пора задуматься о статусе самоизменений, так как старость уже не за горами, а у нас в этом тонком плане ещё конь не валялся.
В прошлое открывается дверь.
Какой контраст, однако - и белые-белые снимки (снимаешь ведь, в основном, ночью, ради эффектов искажений, чтобы авторизовать производство) словно бы подтверждают эту разницу между тем, как было и, разумеется тем, что стало.
Словечко "разумеется" я воткнул в предыдущую фразу, чтобы развести два автономных курсива между собой.
Да, я люблю курсивы.
Ими я обозначаю "чужие слова", следы иновлияний, а также канцеляриты, фразеологические сращения, штампы и вкрапления иных дискурсов и времён, когда текст внутри себя выпадает из текущего момента.
Так как в этом дневнике тексты пишутся экспромтом и в один присест.
Один присест - это присел и написал.
Не правил, не переписывал, дал виденье того, как излилось, так как, вообще-то, это дневник, а не что-то там совершенно иное.
А теперь, значит, когда весна и снег сошёл, обнажилась не только разница, но и граница.
В этом году она заметна как никогда.
Как никогда.
Мне бы этой записью и хотелось зафиксировать этот момент.
Зафиксировал.
Дождь прокапал и прошёл, солнце в целом свете.
Какой хмурый выдался ветер, промозглый, главное не заболеть, очень уж быстро бегут антропоморфные облака, зимой таких не было, из-за чего на сердце тяжесть.
А, может быть, тяжесть на сердце из-за количества съеденного чеснока?
Время, когда ты знаешь, что есть главное.
Главное - не заболеть.
