Про очередную поездку в общее прошлое и про восьмерых за одним столом под одной крышей
Сегодня уложить Мику мне не удалось. Второй раз уже не получается утуркать его на послеобеденной прогулке, когда его ничто не берёт - ни песни, ни проезжающие машины, ни подъёмный кран, бесперебойно работающий на стройке, ни даже трактор, занимающийся канализацией у школы для дураков, куда мы заехали в поисках тишины и покоя.
Вообще-то я считаюсь главным в семье специалистом по укачиванию младенца и технологиями наведения сонливости, вроде бы, овладел в совершенстве.
Но бывает и на старуху проруха - с одной стороны, сильный ветер, с другой - яркое солнце, уличные шумы и общее настроение Мики, вместо сна занявшегося в коляске разбором машины скорой помощи, которую Даня соорудил из деталей конструктора Лего.
Даня готов был собирать машинки и дальше, однако, его ждала математика.
Ну, как ждала - располагаясь за занятиями, Даня замолкает (уже хорошо - в доме становится тише), начиная заниматься любыми своими делами - каждый, кто готовился к экзаменам знает этот прикол, когда внезапно становится интересным буквально всё, кроме предмета, который завтра сдавать..
Сегодня, например, Даня пытался писать цифры ногами, а ещё готовил подарок Надежде Петровне, в которой мы собираемся в школьную библиотеку.
Причём, собираемся в гости к ней так основательно (петрушку с укропом, кабачки, разросшиеся до размеров аэростатов, а так же яблоки, которых в этом году так много, что непонятно, что с ними делать - варенье, сок, нарезку для зимнего компота, я просто раскладываю падалицу по комнатам для аромата и тогда начинает казаться, что комнаты плывут куда-то, вместе с запахом), что Даня, отвлекшись от занятий, задаёт вопрос.
- А Надежда Петровна, вообще, зарабатывает?
В школе много не заработаешь, поэтому Петровна участвует и в работе избирательного участка, штаб которого расположен как раз в кабинете её школьной библиотеке.
Теперь у неё масса дежурств и совещаний, поэтому много времени уделить нам она не сможет - просто мы передадим ей кабачки и яблочки, а она одарит нас пирожными, которые сестра Татьяна напекла для всего нашего святого семейства.
Ну, и важно же съездить на Северок нашего детства, вновь прогуляться с Данелем по местам школьной славы, посетить Петровну, которая прошлым летом открыла ящик денежной Пандоры, подарив Дане сотенную купюру.
Страсть к деньгам, таким образом, у него началась, можно сказать, в родительской школе.
Важно так же вернуть в наше повествование не последнего персонажа, так как в правильной истории никто никуда не девается, а Софа, главная Данина подруга, регулярно возникающая в рассказах о поселковом лете, в этом году долго отдыхала на море, потом появилась, стремительная как стрела (Даня, правда, успел попрыгать с ней на батуте и показать ей свои плавательные трусики), чтобы основную часть общения с Даней и Микой перенести в дом отдыха на озере Еланчик, куда вся его семья отбыла на неделю после воссоединения в первой августовской декаде.
Тигран прилетел вместе с Полиной, которой, ради такого случая, дали отсрочку от израильской армии, вместе с теплом - и уже через пару дней всё святое семейство, в компании с подружками и друзьями отбыло под сень соснового леса.
Так что всё общение Софии с Даней и Микой этим летом прошло мимо моих глаз и никто не знает чем была вызвана ссора между друзьями, а также некоторое охлаждение в дружбе мальчика и девочки, которой, казалось, нет сноса.
Однако, однажды вечером Данеля сказал маме, что обиделся на Софу и теперь не будет дружить с ней целый год - ну, то есть, видимо, как раз до следующего сезона.
Из особенно осведомлённых источников нам стало известно, что коса нашла на камень, когда София заплетала косы кукле, а Дане не понравился узор, слово за слово, у кого-то вспыхнули эмоции и сжались кулачки.
В общем, после этого Данель пошёл заниматься поделками из фетра и катанием на пони (первоначально, разумеется, он боялся лошадки, но преодолел себя, освоил технику вождения и даже получил удовольствие) без Софочки, которая стала демонстративно гулять с Микой.
На видео, присланном Леной, видно, как она бежит по тополиной аллее, вслед за младшим братом Дани, пытаясь рассказать ему стихотворение «Дом, который построил Джек».
С погодой жителям Еланчика повезло особенно и некоторые даже смогли искупаться в уральском озере.
Август выдался роскошный - теплый, но не жаркий, бархатный и сахаристый, как помидоры того особого сорта, который маменька высадила на нашем участке в этом году.
Они начали поспевать как раз к приезду Полины и Тиграна, заменив им отошедшую вишню и смородину.
Малина же ещё есть!
Между прочим, когда Петровна выдала Дане новые сто рублей, он хотел купить у бабушек банку спелой малины - возвращаясь с Северка, мы вышли из маршрутки на Доватора, а там ещё сохранились остатки рыночка.
Власть гоняет его с места на место, вместе с вырубкой деревьев, однако, в отличие от растений, частнособственническую инициативу так просто не выкорчевать - бабушки продолжают самостийно выстраиваться с урожайными результатами от угла с секс-шопом до самого офиса «Ростелекома».
Я как-то не сообразил, что малина лучше жевательной резинки и конфет и мы прошли мимо всех доморощенных соблазнов, так как мама попросила нас на обратном пути купить дрожжевого теста.
Именно дрожжевого, а не сдобного, уточнила она, напутствуя нас перед дорогой к Петровне, так как стало очевидным, что больше математики в Даню сегодня уже не влезет.
Закончив ковыряться с учебниками и тетрадками, он подошёл ко мне, тихий как августовский полдень, и предложил сделку - мол, он мне выдаст пару монеток, зажатых в ладошке, а я помогу ему посчитать уравнение.
Я с негодованием отказался - видимо, меня не устроила цена и тогда мы поехали на Северок, навестить Петровну и пополнить Данины стратегические запасы.
Ехали через вес город и шпионили за пассажирами, рассуждая о всяческих превратностях судьбы и прочих экзистенциальных сложностях - как и положено в хадже по местам нашего общего детства, куда можно вернуться лишь по касательной.
Только на кратковременную экскурсию.
Раньше возле подъезда, в котором мы жили 16 счастливых лет, между прочим, с Яной, мамой Софы и прочими достойными людьми, сыгравшими важную роль в нашей жизни, стояли лавочки и низкорослые заборчики, из-за чего палисад цвел обихоженными цветами.
Каждый год я замечаю убыль материи, словно бы от пятиэтажного дома отрываются какие-то незаметные, но существенные куски его жизни.
Сначала исчезли лавки, затем забор, кусты белоягодника и прочие растения, привычные с детства.
Каждый год возле нашего дома исчезают деревья - их спиливают один за другим, видимо, за ненадобностью, а дверь в подъезд окончательно перестала закрываться и стоит с разверстым зевом, словно бы иллюстрируя притчу об убыли и порче, пробравшихся внутрь.
Словно бы дом по улице Куйбышева, 29 всеми силами показывает бывшим жильцам, как ему без нас неправильно и худо.
Мол, жили бы как раньше, и я бы продолжал оставаться огурчиком.
Вы бы смотрели за мной, как раньше, разводили цветы в палисаднике и рвали черёмуху, а я бы, согласно договору, давал бы вам кров, тепло и уют.
А ещё ощущение стоячего времени и безбрежного счастья, возможного только в бессознательные эпохи, когда воздух похож на осенний бальзам.
Даня всё время хотел просочиться в квартиру, из которой мы с его мамой ходили в школу и в детский сад, ездили в пионерские лагеря и командировки, но разве было непонятно, что нас тут не ждут?
- Как ты себе это представляешь, Даня? Там живут люди, которые даже не подозревают о нашем существовании, точно также, как мы не знаем, кто здесь теперь обитает. Там ведь может оказаться вообще кто угодно.
- Мы постучимся и скажем, что ты раньше жили здесь все вместе.
Мысленно Даня достроил своё существование к нашему советскому парадизу, хотя Лена, когда смотрела на эти окна, даже не подозревала, что уедет в Америку, где и встретит будущего мужа.
Детей у неё в планах тогда тоже не было.
Даже Полины, которая давно уже работает в магазине утром и вечером патрулирует город в полиции, став практически автономной единицей, а через пару месяцев и вовсе пойдёт служить в армию.
Она мне рассказала, что будет служить в пяти минутах от своего дома - в какой-то больнице ей выделят кабинет, чтобы она раздавала зарплату таким же солдатикам, что и она.
- Что-то вроде бухгалтера, что ли?
- Ну, видимо, да. Сначала у меня будут трёхнедельные сборы в пустыне, а потом вот эта работа в больнице, но каждый день с восьми утра до пяти вечера. Потом я, конечно, буду возвращаться домой и снимать форму, а спать в своей кроватке, но, Дима, это же два года…
Когда мы с Полей пошли в магазин, я начал рассказывать ей про свою армию, про уставные и неуставные отношения, про дедовщину и уставщину, а, главное, про необъятные просторы нашей любимой родины, забрасывающие новобранцев в такие дали, о которых они и не слышали.
Из-за чего, разумеется, возрастало значение землячеств и всяческой прочей сродственности - не только по географическому, но и по национальному и даже религиозному признакам.
Я выбирал в магазине плоские персики, а Полина пошла брать пакеты с кефиром, разумеется, принесла не сегодняшние, а устаревшие, так как брала верхние упаковки, а не рылась в поддоне, куда свежак укладывают на самое дно.
Пришлось объяснить, что в России многое делается не для удобства людей, а вопреки ему - так, чтобы угодить государству или отчётности.
Свободного рынка нет, поэтому покупателями у нас не дорожат - всё равно ведь вернутся в этот «Магнит у дома», потому что деваться же некуда!
Времени мало, поэтому сравнительная культурология должна быть простой и наглядной - чтобы Пося поняла и вписалась, пока не облапошили.
- Видишь, какие у всех напряжённые, нервные лица у людей, постоянно ждущих подвоха. Разводки сыплются отовсюду, поэтому расслабляться будешь дома. В армии.
Пося смеётся и понимает, а Даня смотрит на меня недоверчиво, когда я объясняю ему, что если мы расскажем, что жили в этой квартире то нам попросту не поверят.
- Паспорта даже не спросят. Тем более, что и прописки старой у нас теперь в паспорте нет.
Даня не знает, что такое прописка.
Ему непонятно, как можно сомневаться людям с такими честными и открытыми лицами, как у него и у меня.
Посмотрят подозрительно, а то и вовсе не откроют дверь, поскольку в России сейчас идёт эра недоверия и мы давным-давно привыкли не замечать всеобщей разобщённости, доверяя только собственным силам и возможностям своей семьи.
Но подъезд открыт и мы заходим, стоим у нашей двери и я показываю куда мы прятали ключи для передачи, а про себя думаю, что там же я прятал от мамочки сигареты.
Было дело.
Дане мало впечатлений и он тянет меня на четвёртый этаж, где когда-то жила Янка, мама Софии (из-за чего я понимаю, что девочка прощена - долго сердиться Данель не умеет) и прочие достойные люди из нашего далёкого, но общего прошлого.
Потому что раз Дане удалось подверстать себя в советское существование на Куйбышева нашей семьи, то вот точно также к школьнице Янке он легко подвёрстывает её младшую дочку Софию.
Мы стоим с ним на лестничной клетке последнего этажа и смотрим в окно на округу - а там дорога, после которой начинается одноэтажный посёлок, упирающийся в зону отчуждения и лес, который отгораживает от зоны отчуждения железная дорога.
Этот ландшафт я описывал в романе "Красная точка" именно с этого самого места - окна пятого этажа...
Именно по этим рельсам поезда катят в Москву и в Сибирь, а сейчас никаких составов не видно, так как лето в самом разгаре, все заросло буйной зеленью, которой, как кажется, мир в отдалении заканчивается намного раньше линии горизонта, за которой пыхтит ЧМЗ с неэкологичным металлургическим производством, ну, и прочая техногенная дрянь.
В школе пусто, Петровна ждёт нас и почти сразу торжественно вручает Дане сто рублей, из-за чего малыш на глазах начинает таять.
- Дима, ты бы знал, как долго я ждал этой минуты.
После чего Даня начал складывать из купюры самолётик, попутно отрабатывая номера программы, с третьего раза становящейся обязательной.
Сначала он выпил чаю с заварными пирожными, небрежно демонстрируя в светской беседе уровень своего интеллекта.
Затем, разумеется, вспомнил об израильском житие-бытие и скейте, полученном в подарок просто так, потому что у мамы Лены было хорошее настроение.
Она зашла на второй этаж «Семейного Магнита» за тапочками, а спустилась уже со скейтом: мы с Микой ждали её внизу, так как к коляске местные лестницы пока не приучены.
Я катал Мику взад и вперёд, мимо пивных магазинов (насчитал пять штук подряд - их у нас «на посёлке» даже больше, чем аптек) и первым увидел Даню, который лучился от счастья и бежал вперёд мамы, чтобы скорее поставить скейт на асфальт.
В июле он говорил мне, что мечтает получить на день рождения скейт и айфон «как у Поси», но родился Данель в октябре, а пока ещё лето.
- Мечты осуществляются, Данеля? Осталось только айфон получить?
- Кокос. Я же теперь о кокосе мечтаю!
Потому что Тигран привёз родителям новые телефонные трубки, а свою старую, баба Нина внуку отдала.
Так что есть теперь у Дани телефон, которым он потайные фотографии делать может - сегодня полдня за всеми нами охотился, по дому и по огороду рассекая.
Охотился за всеми, щелкал из-за угла.
После отдыха на Еланчике и ссоры с Софой шпиономания Данина заметно подросла: вокруг рабочего места, я теперь постоянно натыкаюсь на батарейки, обмотанные скотчем.
Даня говорил мне, что это «шпионотеатры», помогающие ему собирать информацию.
Зная, что самые важные игрушки Даня любит припрятывать и маскировать, предсказываю, что ещё долго мы будем находить по всему дому его закладки.
Поразительно, конечно, но Лена вспоминает, что нычки Даня делает практически с рождения - вот как только научился ползать…
Поговорив с Петровной об Израиле, Даня увидел бюст Пушкина, вот и вцепился в него обеими руками.
Пришлось попросить его быть особенно осторожным, ведь Пушкин - наше все и без него здесь совсем и никак.
- Нельзя нам без Пушкина - твёрдо сказала Надежда Петровна и добавила, казалось бы, без всякой связи. - Хватит с нас Путина.
А, может быть, это не Петровны слова, но мои собственные, честно говоря, уже не помню. Точно, что это не Данеля сказал, который, вообще-то, о существовании Путина не подозревает.
Надеюсь, что и не узнает никогда.
Даня, конечно, этой фразы не понял, но от Пушкина отцепился. Видимо, для проформы, спросив про баки поэта, что это, мол, такое, непонятное, чудное.
Я ответил, что баки, но он не знал этого слова, тогда я сказал, что баки - это практически пейсы.
Но Даня ведь не знал и что такое пейсы и пришлось ему напомнить про датишных.
Вот только тогда его осенило - насколько ж он оторвался из своей родины и врос в Урал!
Хотя иногда мне кажется, Данеля злоупотребляет «разницей культур» и понимает больше, чем показывает.
С другой стороны, психолог Петрановская объясняет, что в таком возрасте дети ещё не пытаются нами манипулировать.
Или же это получается у них настолько очевидным, что за версту чувствуешь хитрость.
Когда ребята всем семейством вернулись из дома отдыха на Еланчике, до нас вдруг дошло, что таким составом мы никогда ещё не собирались.
Последний раз Полина была в России три года назад - о чём вообще говорить, если она Василису видела лишь на фотографии и её суровой судьбе ничего не знала.
А Тигран и вовсе не приезжал на АМЗ целых пять лет.
То есть, ещё до рождения Мики, так кардинально изменившего всю нашу жизнь.
Живём тут теперь восьмером и это практически Чехов (второй год подпиливаем с Леной вишнёвые деревья, сильно разросшиеся в северной части участка, видимо, чтобы сходство с чеховской драматургией выходило особенно ярким): у всех свои подтексты и намерения, темпераменты и желания, в конце концов, разное самочувствие, меняющееся день ото дня, вслед за перепадами ночных и дневных температур.
Кто в лес, кто по дрова, если уж быть коротким и афористичным.
Сегодня Мике - три года, так в первый раз за долгое время главный обеденный стол раздвигать пришлось.
Дом нас всех объединяет, вот что важно - большой и сильный дом, способный вместить такую ораву народа, где никто никому не мешает (очень на это надеюсь) и все как-то так умудряются расфасовываться, что места хватает всем.
С нынешним Домом у нас отношения непростые, несмотря на то, что, вроде, обжили его за 16 лет под самую завязку, но вот полюбили ли как родовое гнездо, претендующее на фундаментальный символ?
Не даёт ответа, но в такие вот, к сожалению, крайне редкие периоды совместного существования, Дом собирает нас в кучу и полностью отрабатывает свои проектные характеристики.
Напившись библиотечного чаю, Даня захотел в туалет и вновь, как в прошлом году, испугался уборной при спортзале, удивлялся на её разруху, просил стоять рядом и не закрывать дверь, после не нашёл ручку смыва, в общем, вёл себя аристократически и крайне воспитанно.
Только руки он вымыл в библиотеке трижды.
Вообще-то, обычно к раковине его не дозовёшься, особенно после уличных игр, а здесь, без какого бы то ни было напоминания, сам попросил мыла когда мы только зашли, затем как сесть пить чай, ну, и, разумеется, после туалета.
Петровна нашла, что Данель подрос и выглядит прекрасно, что развивается ярче сверстников, артистичен и остроумен, в общем, рассталась с деньгами без малейшего сожаления, а словно бы инвестировав сотню в его будущее.
А я ведь знаю, что Даня не кривлялся и не делал ничего специально.
Ну, почти.
Про ужасы коммунальной уборной он точно не помнил - прошёл целый, безразмерный, год его детской жизни и он заново слушал как и куда его мама Лена ходила в детский садик и как игралась с Яной.
Он даже не помнил в какой стороне школа и как она выглядит.
По крайней мере, если бы я попросил его отыскать дорогу к Петровне на избирательный участок, мы блуждали бы до заката.
Я вёл его в школу и рассказывал, что вот тут был молочный магазин, вот тут фабрика-кухня, а вот на этом поле мы бегали кросс.
Только Даня не знает, что такое «кросс» и зачем нужны фабрики-кухни.
Он вообще многое пока не понимает.
Только, в отличие от сестры, для которой Израиль - норма жизни, а Россия - странное отклонение от нормы, Данель не понимает многое и в одной стране и в другой, они ему обе непонятны и в этом для него между нашими странами нет никакой разницы. Даже завидно.
Мне вообще показалось, что в этом году, с одной стороны, Даня подрос, но, с другой, словно бы стал инфантильнее и ещё сильнее ушёл в непредсказуемость своего детства, из которого все мы, видимо, выглядим мультяшными персонажами.
Возможно, на фоне целеустремлённого Мики, который появляется в любой мизансцене для того, чтобы отвоевать внутри неё своё законное место.
Мультики, подобно любой реальности второго сорта, можно не воспринимать всерьёз: взмахнёшь ресницами и все исчезнут.
Например, я, скорее всего, напоминаю Дане неуклюжего динозавра, а Северок - плацдарм для компьютерной игры с фантастическим антуражем: тропинка, по которой Лена ходила в детский садик и которая из-за симметричных плит напоминала мне иллюстрации Матисса к «Улиссу» заросла так, что стала непроходимой.
Хотя для меня это шок - то, что многие наши традиционные маршруты местные люди более не используют, а Даня ничего иного тут не видел, для него нынешняя реальность Северка - единственно возможная данность, лишённая последствий точечной застройки.
У детского сада, в который Лена ходила целых пять лет, мы свернули к остановке «Красный Урал» и я уж не вспомню, о чём зашёл разговор, но я начал объяснять Дане, что когда мы тут жили, этого дома не было.
- Вот как меня, потому что я появился позже?
Этой фразой Даня показал, что не всё мультики, что мельтешит непривычными реалиями, и что он тонкий и внимательный мальчик.
Я кинулся объяснять, что не могу привыкнуть к этим домам, которые возникли уже после нас и всё никак не вписываются в моё индивидуальное расписание: глаз словно спотыкается об эти вечные новинки, в которых сменилось, впрочем, не одно поколение жильцов.
- Ну, так если ты всё никак не можешь к нему привыкнуть, давай пройдём сквозь него, как будто бы этот дом не существует.
- Я так не умею, честно говоря. Груз прошлого мешает, знаешь ли.
- А ты, Дима, не будь как Димозавр, и тогда всё у тебя получится.
Вообще-то я считаюсь главным в семье специалистом по укачиванию младенца и технологиями наведения сонливости, вроде бы, овладел в совершенстве.
Но бывает и на старуху проруха - с одной стороны, сильный ветер, с другой - яркое солнце, уличные шумы и общее настроение Мики, вместо сна занявшегося в коляске разбором машины скорой помощи, которую Даня соорудил из деталей конструктора Лего.
Даня готов был собирать машинки и дальше, однако, его ждала математика.
Ну, как ждала - располагаясь за занятиями, Даня замолкает (уже хорошо - в доме становится тише), начиная заниматься любыми своими делами - каждый, кто готовился к экзаменам знает этот прикол, когда внезапно становится интересным буквально всё, кроме предмета, который завтра сдавать..
Сегодня, например, Даня пытался писать цифры ногами, а ещё готовил подарок Надежде Петровне, в которой мы собираемся в школьную библиотеку.
Причём, собираемся в гости к ней так основательно (петрушку с укропом, кабачки, разросшиеся до размеров аэростатов, а так же яблоки, которых в этом году так много, что непонятно, что с ними делать - варенье, сок, нарезку для зимнего компота, я просто раскладываю падалицу по комнатам для аромата и тогда начинает казаться, что комнаты плывут куда-то, вместе с запахом), что Даня, отвлекшись от занятий, задаёт вопрос.
- А Надежда Петровна, вообще, зарабатывает?
В школе много не заработаешь, поэтому Петровна участвует и в работе избирательного участка, штаб которого расположен как раз в кабинете её школьной библиотеке.
Теперь у неё масса дежурств и совещаний, поэтому много времени уделить нам она не сможет - просто мы передадим ей кабачки и яблочки, а она одарит нас пирожными, которые сестра Татьяна напекла для всего нашего святого семейства.
Ну, и важно же съездить на Северок нашего детства, вновь прогуляться с Данелем по местам школьной славы, посетить Петровну, которая прошлым летом открыла ящик денежной Пандоры, подарив Дане сотенную купюру.
Страсть к деньгам, таким образом, у него началась, можно сказать, в родительской школе.
Важно так же вернуть в наше повествование не последнего персонажа, так как в правильной истории никто никуда не девается, а Софа, главная Данина подруга, регулярно возникающая в рассказах о поселковом лете, в этом году долго отдыхала на море, потом появилась, стремительная как стрела (Даня, правда, успел попрыгать с ней на батуте и показать ей свои плавательные трусики), чтобы основную часть общения с Даней и Микой перенести в дом отдыха на озере Еланчик, куда вся его семья отбыла на неделю после воссоединения в первой августовской декаде.
Тигран прилетел вместе с Полиной, которой, ради такого случая, дали отсрочку от израильской армии, вместе с теплом - и уже через пару дней всё святое семейство, в компании с подружками и друзьями отбыло под сень соснового леса.
Так что всё общение Софии с Даней и Микой этим летом прошло мимо моих глаз и никто не знает чем была вызвана ссора между друзьями, а также некоторое охлаждение в дружбе мальчика и девочки, которой, казалось, нет сноса.
Однако, однажды вечером Данеля сказал маме, что обиделся на Софу и теперь не будет дружить с ней целый год - ну, то есть, видимо, как раз до следующего сезона.
Из особенно осведомлённых источников нам стало известно, что коса нашла на камень, когда София заплетала косы кукле, а Дане не понравился узор, слово за слово, у кого-то вспыхнули эмоции и сжались кулачки.
В общем, после этого Данель пошёл заниматься поделками из фетра и катанием на пони (первоначально, разумеется, он боялся лошадки, но преодолел себя, освоил технику вождения и даже получил удовольствие) без Софочки, которая стала демонстративно гулять с Микой.
На видео, присланном Леной, видно, как она бежит по тополиной аллее, вслед за младшим братом Дани, пытаясь рассказать ему стихотворение «Дом, который построил Джек».
С погодой жителям Еланчика повезло особенно и некоторые даже смогли искупаться в уральском озере.
Август выдался роскошный - теплый, но не жаркий, бархатный и сахаристый, как помидоры того особого сорта, который маменька высадила на нашем участке в этом году.
Они начали поспевать как раз к приезду Полины и Тиграна, заменив им отошедшую вишню и смородину.
Малина же ещё есть!
Между прочим, когда Петровна выдала Дане новые сто рублей, он хотел купить у бабушек банку спелой малины - возвращаясь с Северка, мы вышли из маршрутки на Доватора, а там ещё сохранились остатки рыночка.
Власть гоняет его с места на место, вместе с вырубкой деревьев, однако, в отличие от растений, частнособственническую инициативу так просто не выкорчевать - бабушки продолжают самостийно выстраиваться с урожайными результатами от угла с секс-шопом до самого офиса «Ростелекома».
Я как-то не сообразил, что малина лучше жевательной резинки и конфет и мы прошли мимо всех доморощенных соблазнов, так как мама попросила нас на обратном пути купить дрожжевого теста.
Именно дрожжевого, а не сдобного, уточнила она, напутствуя нас перед дорогой к Петровне, так как стало очевидным, что больше математики в Даню сегодня уже не влезет.
Закончив ковыряться с учебниками и тетрадками, он подошёл ко мне, тихий как августовский полдень, и предложил сделку - мол, он мне выдаст пару монеток, зажатых в ладошке, а я помогу ему посчитать уравнение.
Я с негодованием отказался - видимо, меня не устроила цена и тогда мы поехали на Северок, навестить Петровну и пополнить Данины стратегические запасы.
Ехали через вес город и шпионили за пассажирами, рассуждая о всяческих превратностях судьбы и прочих экзистенциальных сложностях - как и положено в хадже по местам нашего общего детства, куда можно вернуться лишь по касательной.
Только на кратковременную экскурсию.
Раньше возле подъезда, в котором мы жили 16 счастливых лет, между прочим, с Яной, мамой Софы и прочими достойными людьми, сыгравшими важную роль в нашей жизни, стояли лавочки и низкорослые заборчики, из-за чего палисад цвел обихоженными цветами.
Каждый год я замечаю убыль материи, словно бы от пятиэтажного дома отрываются какие-то незаметные, но существенные куски его жизни.
Сначала исчезли лавки, затем забор, кусты белоягодника и прочие растения, привычные с детства.
Каждый год возле нашего дома исчезают деревья - их спиливают один за другим, видимо, за ненадобностью, а дверь в подъезд окончательно перестала закрываться и стоит с разверстым зевом, словно бы иллюстрируя притчу об убыли и порче, пробравшихся внутрь.
Словно бы дом по улице Куйбышева, 29 всеми силами показывает бывшим жильцам, как ему без нас неправильно и худо.
Мол, жили бы как раньше, и я бы продолжал оставаться огурчиком.
Вы бы смотрели за мной, как раньше, разводили цветы в палисаднике и рвали черёмуху, а я бы, согласно договору, давал бы вам кров, тепло и уют.
А ещё ощущение стоячего времени и безбрежного счастья, возможного только в бессознательные эпохи, когда воздух похож на осенний бальзам.
Даня всё время хотел просочиться в квартиру, из которой мы с его мамой ходили в школу и в детский сад, ездили в пионерские лагеря и командировки, но разве было непонятно, что нас тут не ждут?
- Как ты себе это представляешь, Даня? Там живут люди, которые даже не подозревают о нашем существовании, точно также, как мы не знаем, кто здесь теперь обитает. Там ведь может оказаться вообще кто угодно.
- Мы постучимся и скажем, что ты раньше жили здесь все вместе.
Мысленно Даня достроил своё существование к нашему советскому парадизу, хотя Лена, когда смотрела на эти окна, даже не подозревала, что уедет в Америку, где и встретит будущего мужа.
Детей у неё в планах тогда тоже не было.
Даже Полины, которая давно уже работает в магазине утром и вечером патрулирует город в полиции, став практически автономной единицей, а через пару месяцев и вовсе пойдёт служить в армию.
Она мне рассказала, что будет служить в пяти минутах от своего дома - в какой-то больнице ей выделят кабинет, чтобы она раздавала зарплату таким же солдатикам, что и она.
- Что-то вроде бухгалтера, что ли?
- Ну, видимо, да. Сначала у меня будут трёхнедельные сборы в пустыне, а потом вот эта работа в больнице, но каждый день с восьми утра до пяти вечера. Потом я, конечно, буду возвращаться домой и снимать форму, а спать в своей кроватке, но, Дима, это же два года…
Когда мы с Полей пошли в магазин, я начал рассказывать ей про свою армию, про уставные и неуставные отношения, про дедовщину и уставщину, а, главное, про необъятные просторы нашей любимой родины, забрасывающие новобранцев в такие дали, о которых они и не слышали.
Из-за чего, разумеется, возрастало значение землячеств и всяческой прочей сродственности - не только по географическому, но и по национальному и даже религиозному признакам.
Я выбирал в магазине плоские персики, а Полина пошла брать пакеты с кефиром, разумеется, принесла не сегодняшние, а устаревшие, так как брала верхние упаковки, а не рылась в поддоне, куда свежак укладывают на самое дно.
Пришлось объяснить, что в России многое делается не для удобства людей, а вопреки ему - так, чтобы угодить государству или отчётности.
Свободного рынка нет, поэтому покупателями у нас не дорожат - всё равно ведь вернутся в этот «Магнит у дома», потому что деваться же некуда!
Времени мало, поэтому сравнительная культурология должна быть простой и наглядной - чтобы Пося поняла и вписалась, пока не облапошили.
- Видишь, какие у всех напряжённые, нервные лица у людей, постоянно ждущих подвоха. Разводки сыплются отовсюду, поэтому расслабляться будешь дома. В армии.
Пося смеётся и понимает, а Даня смотрит на меня недоверчиво, когда я объясняю ему, что если мы расскажем, что жили в этой квартире то нам попросту не поверят.
- Паспорта даже не спросят. Тем более, что и прописки старой у нас теперь в паспорте нет.
Даня не знает, что такое прописка.
Ему непонятно, как можно сомневаться людям с такими честными и открытыми лицами, как у него и у меня.
Посмотрят подозрительно, а то и вовсе не откроют дверь, поскольку в России сейчас идёт эра недоверия и мы давным-давно привыкли не замечать всеобщей разобщённости, доверяя только собственным силам и возможностям своей семьи.
Но подъезд открыт и мы заходим, стоим у нашей двери и я показываю куда мы прятали ключи для передачи, а про себя думаю, что там же я прятал от мамочки сигареты.
Было дело.
Дане мало впечатлений и он тянет меня на четвёртый этаж, где когда-то жила Янка, мама Софии (из-за чего я понимаю, что девочка прощена - долго сердиться Данель не умеет) и прочие достойные люди из нашего далёкого, но общего прошлого.
Потому что раз Дане удалось подверстать себя в советское существование на Куйбышева нашей семьи, то вот точно также к школьнице Янке он легко подвёрстывает её младшую дочку Софию.
Мы стоим с ним на лестничной клетке последнего этажа и смотрим в окно на округу - а там дорога, после которой начинается одноэтажный посёлок, упирающийся в зону отчуждения и лес, который отгораживает от зоны отчуждения железная дорога.
Этот ландшафт я описывал в романе "Красная точка" именно с этого самого места - окна пятого этажа...
Именно по этим рельсам поезда катят в Москву и в Сибирь, а сейчас никаких составов не видно, так как лето в самом разгаре, все заросло буйной зеленью, которой, как кажется, мир в отдалении заканчивается намного раньше линии горизонта, за которой пыхтит ЧМЗ с неэкологичным металлургическим производством, ну, и прочая техногенная дрянь.
В школе пусто, Петровна ждёт нас и почти сразу торжественно вручает Дане сто рублей, из-за чего малыш на глазах начинает таять.
- Дима, ты бы знал, как долго я ждал этой минуты.
После чего Даня начал складывать из купюры самолётик, попутно отрабатывая номера программы, с третьего раза становящейся обязательной.
Сначала он выпил чаю с заварными пирожными, небрежно демонстрируя в светской беседе уровень своего интеллекта.
Затем, разумеется, вспомнил об израильском житие-бытие и скейте, полученном в подарок просто так, потому что у мамы Лены было хорошее настроение.
Она зашла на второй этаж «Семейного Магнита» за тапочками, а спустилась уже со скейтом: мы с Микой ждали её внизу, так как к коляске местные лестницы пока не приучены.
Я катал Мику взад и вперёд, мимо пивных магазинов (насчитал пять штук подряд - их у нас «на посёлке» даже больше, чем аптек) и первым увидел Даню, который лучился от счастья и бежал вперёд мамы, чтобы скорее поставить скейт на асфальт.
В июле он говорил мне, что мечтает получить на день рождения скейт и айфон «как у Поси», но родился Данель в октябре, а пока ещё лето.
- Мечты осуществляются, Данеля? Осталось только айфон получить?
- Кокос. Я же теперь о кокосе мечтаю!
Потому что Тигран привёз родителям новые телефонные трубки, а свою старую, баба Нина внуку отдала.
Так что есть теперь у Дани телефон, которым он потайные фотографии делать может - сегодня полдня за всеми нами охотился, по дому и по огороду рассекая.
Охотился за всеми, щелкал из-за угла.
После отдыха на Еланчике и ссоры с Софой шпиономания Данина заметно подросла: вокруг рабочего места, я теперь постоянно натыкаюсь на батарейки, обмотанные скотчем.
Даня говорил мне, что это «шпионотеатры», помогающие ему собирать информацию.
Зная, что самые важные игрушки Даня любит припрятывать и маскировать, предсказываю, что ещё долго мы будем находить по всему дому его закладки.
Поразительно, конечно, но Лена вспоминает, что нычки Даня делает практически с рождения - вот как только научился ползать…
Поговорив с Петровной об Израиле, Даня увидел бюст Пушкина, вот и вцепился в него обеими руками.
Пришлось попросить его быть особенно осторожным, ведь Пушкин - наше все и без него здесь совсем и никак.
- Нельзя нам без Пушкина - твёрдо сказала Надежда Петровна и добавила, казалось бы, без всякой связи. - Хватит с нас Путина.
А, может быть, это не Петровны слова, но мои собственные, честно говоря, уже не помню. Точно, что это не Данеля сказал, который, вообще-то, о существовании Путина не подозревает.
Надеюсь, что и не узнает никогда.
Даня, конечно, этой фразы не понял, но от Пушкина отцепился. Видимо, для проформы, спросив про баки поэта, что это, мол, такое, непонятное, чудное.
Я ответил, что баки, но он не знал этого слова, тогда я сказал, что баки - это практически пейсы.
Но Даня ведь не знал и что такое пейсы и пришлось ему напомнить про датишных.
Вот только тогда его осенило - насколько ж он оторвался из своей родины и врос в Урал!
Хотя иногда мне кажется, Данеля злоупотребляет «разницей культур» и понимает больше, чем показывает.
С другой стороны, психолог Петрановская объясняет, что в таком возрасте дети ещё не пытаются нами манипулировать.
Или же это получается у них настолько очевидным, что за версту чувствуешь хитрость.
Когда ребята всем семейством вернулись из дома отдыха на Еланчике, до нас вдруг дошло, что таким составом мы никогда ещё не собирались.
Последний раз Полина была в России три года назад - о чём вообще говорить, если она Василису видела лишь на фотографии и её суровой судьбе ничего не знала.
А Тигран и вовсе не приезжал на АМЗ целых пять лет.
То есть, ещё до рождения Мики, так кардинально изменившего всю нашу жизнь.
Живём тут теперь восьмером и это практически Чехов (второй год подпиливаем с Леной вишнёвые деревья, сильно разросшиеся в северной части участка, видимо, чтобы сходство с чеховской драматургией выходило особенно ярким): у всех свои подтексты и намерения, темпераменты и желания, в конце концов, разное самочувствие, меняющееся день ото дня, вслед за перепадами ночных и дневных температур.
Кто в лес, кто по дрова, если уж быть коротким и афористичным.
Сегодня Мике - три года, так в первый раз за долгое время главный обеденный стол раздвигать пришлось.
Дом нас всех объединяет, вот что важно - большой и сильный дом, способный вместить такую ораву народа, где никто никому не мешает (очень на это надеюсь) и все как-то так умудряются расфасовываться, что места хватает всем.
С нынешним Домом у нас отношения непростые, несмотря на то, что, вроде, обжили его за 16 лет под самую завязку, но вот полюбили ли как родовое гнездо, претендующее на фундаментальный символ?
Не даёт ответа, но в такие вот, к сожалению, крайне редкие периоды совместного существования, Дом собирает нас в кучу и полностью отрабатывает свои проектные характеристики.
Напившись библиотечного чаю, Даня захотел в туалет и вновь, как в прошлом году, испугался уборной при спортзале, удивлялся на её разруху, просил стоять рядом и не закрывать дверь, после не нашёл ручку смыва, в общем, вёл себя аристократически и крайне воспитанно.
Только руки он вымыл в библиотеке трижды.
Вообще-то, обычно к раковине его не дозовёшься, особенно после уличных игр, а здесь, без какого бы то ни было напоминания, сам попросил мыла когда мы только зашли, затем как сесть пить чай, ну, и, разумеется, после туалета.
Петровна нашла, что Данель подрос и выглядит прекрасно, что развивается ярче сверстников, артистичен и остроумен, в общем, рассталась с деньгами без малейшего сожаления, а словно бы инвестировав сотню в его будущее.
А я ведь знаю, что Даня не кривлялся и не делал ничего специально.
Ну, почти.
Про ужасы коммунальной уборной он точно не помнил - прошёл целый, безразмерный, год его детской жизни и он заново слушал как и куда его мама Лена ходила в детский садик и как игралась с Яной.
Он даже не помнил в какой стороне школа и как она выглядит.
По крайней мере, если бы я попросил его отыскать дорогу к Петровне на избирательный участок, мы блуждали бы до заката.
Я вёл его в школу и рассказывал, что вот тут был молочный магазин, вот тут фабрика-кухня, а вот на этом поле мы бегали кросс.
Только Даня не знает, что такое «кросс» и зачем нужны фабрики-кухни.
Он вообще многое пока не понимает.
Только, в отличие от сестры, для которой Израиль - норма жизни, а Россия - странное отклонение от нормы, Данель не понимает многое и в одной стране и в другой, они ему обе непонятны и в этом для него между нашими странами нет никакой разницы. Даже завидно.
Мне вообще показалось, что в этом году, с одной стороны, Даня подрос, но, с другой, словно бы стал инфантильнее и ещё сильнее ушёл в непредсказуемость своего детства, из которого все мы, видимо, выглядим мультяшными персонажами.
Возможно, на фоне целеустремлённого Мики, который появляется в любой мизансцене для того, чтобы отвоевать внутри неё своё законное место.
Мультики, подобно любой реальности второго сорта, можно не воспринимать всерьёз: взмахнёшь ресницами и все исчезнут.
Например, я, скорее всего, напоминаю Дане неуклюжего динозавра, а Северок - плацдарм для компьютерной игры с фантастическим антуражем: тропинка, по которой Лена ходила в детский садик и которая из-за симметричных плит напоминала мне иллюстрации Матисса к «Улиссу» заросла так, что стала непроходимой.
Хотя для меня это шок - то, что многие наши традиционные маршруты местные люди более не используют, а Даня ничего иного тут не видел, для него нынешняя реальность Северка - единственно возможная данность, лишённая последствий точечной застройки.
У детского сада, в который Лена ходила целых пять лет, мы свернули к остановке «Красный Урал» и я уж не вспомню, о чём зашёл разговор, но я начал объяснять Дане, что когда мы тут жили, этого дома не было.
- Вот как меня, потому что я появился позже?
Этой фразой Даня показал, что не всё мультики, что мельтешит непривычными реалиями, и что он тонкий и внимательный мальчик.
Я кинулся объяснять, что не могу привыкнуть к этим домам, которые возникли уже после нас и всё никак не вписываются в моё индивидуальное расписание: глаз словно спотыкается об эти вечные новинки, в которых сменилось, впрочем, не одно поколение жильцов.
- Ну, так если ты всё никак не можешь к нему привыкнуть, давай пройдём сквозь него, как будто бы этот дом не существует.
- Я так не умею, честно говоря. Груз прошлого мешает, знаешь ли.
- А ты, Дима, не будь как Димозавр, и тогда всё у тебя получится.