Старые герои юных лет. Песня про пауков, гости из Казахстана на фоне облаков и обретение секретика
Про секретик, заныканный прошлым летом, Даня уже и не помнил, хотя ещё на зимних каникулах сам порывался его откопать, пришлось напомнить ему о кладе, чтобы отвлечь от мультиков.
Он мгновенно оживился, тут же побежал за совком.
Проблема в том, что точного места мы так и не нашли - за год земля у стены сравнялась.
Пришлось поднимать фотографии прошлого лета, чтобы по рисунку камней на стене, найти схрон.
Но для этого должна была пройти ещё пара дней, полных суеты и вживания в совместный график: за год режим наших каникулярных развлечений обнуляется, приходится начинать с начала.
Это удобно для сравнений (зарубка на дверном косяке показывает, что с декабрьской пометки Даня вытянулся больше, чем за весь 2018-ой, а Мика вступил в режим постоянной осмысленной болтовни, на язык которой он перекладывает всё, что видит, слышит или думает), но не для повседневной жизни: у каждого она своя.
Это значит, что совместные каникулы у бабы с дедой вынуждают нас, как это теперь принято говорить, «выходить из зоны комфорта».
Счастье ждёт нас на проторённых дорогах, а каждое лето - вызов совместного существования: дети становятся старше и всё автономнее.
Вот даже Мика, постоянно артикулирующий свои потребности.
Прошлым летом, если что-то складывалось против его воли, он только кричал нечленораздельно и плакал, а теперь кричит как раньше, но ещё и требует своё сразу на трёх языках, мешая слова, так, что отказать невозможно.
Главным лексическим достижением Мики в 18-м были «бибиканоны» (автомобильные колёса) да «мококо» (молоко), которое он пьёт без конца, а теперь лепечет, то ангельски, то по-пиночетовски с утра и до вечера, с перерывом, разве что, на послеобеденный сон.
Характер у Мики прямой и твёрдый, несмотря на гибкость всей его врождённой иронии: дистанция с окружающим миром у него невелика, и это не от того, что человеку только три года, но потому что характер такой - серьёзный и основательный.
Ко всему Мика подходит крайне серьёзно и мелочей для него нет.
Как самый младший он почему-то должен отвоёвывать место под солнцем с особым напором, много есть и ещё больше действовать - хотя все его особенно любят, холят и лелеют, уступают ему всё своё свободное время, силы и игрушки, вот даже Даня, вокруг которого Мика постоянно кружится.
Они совсем разные, ни о каком подражании старшему брату речи идти не может, просто Даня всегда так увлекательно играет или прыгает на батуте во дворе, лазит по снарядам на детской площадке или же превращает трансформеров в новые, неизвестные науке, конфигурации, вот Мике и хочется того же самого.
Он же не железный, в конце концов!
Вот он и кричит миру с вызовом: «Моё!»
Даня, между прочим, тоже не железный.
Со всех сторон ему советуют уступать Мике игрушки и делиться с ним всем по-братски.
И Даня, разумеется, делится, если не забывает, так как он тоже ведь человек страстный и темпераментный, легко впадающий в раж: возраст такой, когда «процессы возбуждения» преобладают над «процессами торможения», а ещё вот эта рассеянность людей, рождённых в XXI веке, которые почти всегда находятся как бы немного в своей тарелке и оттуда выглядывают.
Причём не полностью, а только вот форточку приоткрыв.
Сначала думаешь, что это такая у них стратегическая хитрость, но уже через пару дней становится понятным про иные принципы внутреннего устройства людей XXI века, избирательно слышащих и с трудом собирающих внимание.
В этом смысле, как не странно, Мика - человек ХХ века.
Мика прям и открыт, потому что могуч и серьёзен: мужик сказал, и мужик сделал.
Со слезой, и, порой, с криками, но достиг же нужного себе результата, а каким способом пока неважно - главное победа, а не участие.
Постоянное требование: «Моё!» - это ведь тоже не столько характер, сколько период развития, ещё только-только наращивающего самоосознание.
Да и то, кажется, он уже проходить начинает.
Обвешанные машинками, на спортплощадке мы встретили гостей из Казахстана: молодого отца, выгуливающего полуторагодовалого первенца, пока жена красится.
Даня меня громким шепотом спросил мальчик это или девочка, потому что юный гость из соседского государства, с которым у Чердачинской области, общая граница, был брит на лысо и настолько широкоскул и узкоглаз, что мог оказаться кем угодно.
- Да, это Русик, Руслан, сын мой первый, мы с Казахстана, в гости к вам приехали, - развеял Данины сомнения молодой отец, махнув в сторону посёлка, потому что Мика неожиданно проявил инициативу - подошёл к незнакомому Русику и протянул ему красную машинку.
Если бы Русик знал, сколько слёз пролито из-за этого броневичка, имеющего привычку теряться, он бы оценил жест Мики по достоинству, но Руслан не знал насколько машинка дорога его новому другу - он был в нашем посёлке впервые, сам не местный, гость, да и вообще, полуторогодовалый младенец в памперсах, поэтому отвернулся и пошёл, равнодушный, в сторону отца.
Тогда Мика забежал чуть вперед и вновь встал перед Русланом как конь перед травой.
Протянул ему красную машину, точно хотел отдать её навсегда (а, может быть, и хотел), молча, но от всей души.
Я даже успел заволноваться, но Рус вновь не принял подарка - проявил твёрдость и, посмотрев Мике прямо в глаза, пристально и сурово, молча запросился к папе на руки.
Папе стало неудобно.
Вместо того, чтобы оторвать сына от земли, он сам опустился на траву, сел и протянул ноги вперёд, обеспечивая Русику ощущение полной защищённости.
Это не остановило Мику, который начал предлагать броневичок снова и снова.
Мика нависал над незнакомым малышом точно человек-гора и, кажется, ему нравилось, что в этой компании он не самый маленький.
Но вот нравилось ли это отцу Руслана?
По лицу его понять невозможно и в этом она были так похожи, отец и сын.
Кажется, нравилось: всё-таки, дополнительное развлечение.
При этом, совершенно безопасное. Невиннейшее.
- Смотри, какой щедрый и добрый мальчик, - обратился он к сыну, продолжавшему хранить коварное молчание. - Делится ведь с тобой. У нас в Казахстане совсем другие обычаи, - продолжал дипломатическую разрядку гость, обращаясь уже непосредственно к Мике, - у нас не принято на улице играть с чужими людьми и, тем более, брать у них игрушки, понимаешь, брат?
Мне хотелось сказать ему, что мы тоже тут не совсем свои, на птичьих правах, на каникулах и, вообще-то, Мика тоже приехал из совсем уже другой страны, с такой иной культурой, в сравнении с которой Казахстан - чердачинская провинция, но не стал усугублять ситуацию.
Я стал смотреть в сторону - за Данелем, который внедрился в толпу играющих в баскетбол взрослых дядек и тётек, которые приехали с Русиком из Казахстана.
Хотя, скорее всего, люди, к которым Руслан приехал в гости, тоже были здесь.
Обычно на площадке возле вспомогательной школы мы гуляем в одиночестве - здесь просторно и относительно чисто, есть спортивные снаряды, на которых Даня применяет умения, закреплённые им в секции паркура, прыгает да подтягивается, а ещё отсюда открывается панорамный вид на поселковый стадион и новостройки, над которыми плывут фарфоровые облака.
Недалече как вчера, после дождя, мы приходили сюда проявлять ловкость на брусьях, хотя Даня просился на площадку в квартал Глухарей, где его ждали новые подружки - какой год не устаю поражаться умению Дани находить новых друзей: дистанции, опасений или предубеждённости у него нет вообще.
Каждый раз он бросается на площадку как в море - с головой: подбегает к играющим возле горки подросткам и предлагает им всего себя, с чистым и большим сердцем, лукавыми глазами и отсутствующим передним зубом, выпавшим ещё в Шереметьево.
Демонстративно не замечая разницу в возрасте, в культуре и вот этих иронических, косых взглядов, которыми местные, порой, обмениваются на его восторженный счёт.
А, может быть, никакой демонстрации нет, просто Даня думает, что перед игрой все равны, потому что этот момент на летней площадке объединяет всех в единую стихию, когда от каждого зависит будет им интересно вместе или нет.
- Что за девочки? - Спросила его мама Лена, когда усталые, но довольные, мы вернулись домой и сели за полдник. - Новые или из прошлого года?
- Конечно, новые! - Удивился Данель: разве может быть иначе? За год ведь столько всего изменилось, теперь он приехал в Чердачинск с его длинными, бесконечными какими-то днями начала июля, когда каждый день несёт массу открытий и чехарду развлечений, предсказать которые он не за что не возьмётся, просто будет наслаждаться ими, шаг за шагом, до тех пор, пока мама Лена не позовёт заниматься математикой.
Но даже ежедневные уроки для Дани похожи на приключение, порой, правда, опасное, если счёт не идёт.
Я возил Мику в коляске по кварталу Глухарей, а Даня уже вовсю колбасился с светленькой девочкой, катаясь с горки и куртуазно раскачивая её качели, совсем как многоопытный и изощрённый богатырь Алёша Попович, как известно, имевший репутацию дамского угодника.
Пять минут назад Даня влетел на площадку и вот они с этой светленькой девочкой уже не разлей вода.
Беляночка взлетает на качелях вверх, всё выше и выше, а Даня рад стараться и поддаёт жару. Ещё, и ещё, и ещё.
Но тут приходит тёмненькая девочка, в два раза крупнее светленькой (знающие люди мне потом объяснили, что они - сёстры, и я поверил), и вот они уже играют втроём, причём Даня оказывает предпочтение более взрослой подружке.
Белобрысая девочка продолжает качаться и, краем уха, вместе со всем двором Глухарей, где слышать могут не все, я слышу как она, видимо, пытаясь привлечь внимание Алёши Поповича, кричит небу, по которому летят фарфоровые облака, так как чувства её распирают до самого донца.
- Послушайте мою песню!
И она действительно начинает петь, точнее, проговаривать слова речитативом, на манер завзятого репера, подвывая в конце каждой строки.
Пришлось остановить коляску, достать айфон и записать слова, чтобы не забылись.
- По всей планете ходят пауки,
Пауки-пауки, захватили землю,
Я им не доверяю, потому что у них нет стыда,
Я им не доверяю, потому что у них нет стыда,
Их совесть - талая вода, а кровь людская - не водица,
Но паучихе всё равно - она съест своих детей, вылупившихся из яиц
И нарожает снова, потому что пауки захватили землю,
Теперь они повсюду, навсегда,
Теперь они повсюду, навсегда…
То, что некоторые сточки повторяются - не припев, просто светловолосый акын явно импровизировала, но мысль не всегда поспевала за процессом. Даню это, впрочем, вполне устраивало.
При том, что пела девочка без какого бы то ни было мотива.
Ну, да, как самая что ни на есть завзятая реперша.
По крайней мере, смотрел он на неё с восторгом.
А потом окончательно переключился на её великовозрастную сестру.
Беляночка осталась качаться и петь в одиночестве и было в этом зрелище (девочка на качелях, кричащая в небо, что пауки, захватившие землю, пожирают друг друга) что-то душераздирающее.
Поэтому на следующий день мы пошли на другую площадку - к вспомогательной школе, откуда особенно интересно наблюдать за переменной облачностью, мало ли что сюрреалистической девочке привидится на этот раз.
С облаками в этом июле творится что-то неописуемое - они постоянно меняют конфигурацию, поспешая по небесным делам своим мимо нашего посёлка, наплывают громадными, точёными мраморами и нет им ни конца, ни края.
Любую мизансцену эти облака превращают в идиллию с хорошим уклоном, исподволь, кажется, влияя на настроение людей и даже перенастраивая на мирный лад детей, живущих в совершенно автономном мире.
Рядом с нами, бок о бок, но всегда наособицу.
На площадке сегодня толпились гости из Казахстана и кидали мяч.
Невдалеке, от открытых автомобилей гремела музыка Цоя.
Так мы познакомились с Русиком и его папой - Даня тут же отравился к баскетболистам и ему даже пару раз дали кинуть мяч, подбадривая криками, мол, покажи класс, а мы продолжили светские беседы с папой Руслана: он выгуливает своего ребенка, я - своего, вот и общая тема.
Тем более, что папу Русика теперь точно прорвало, нашёл заинтересованных собеседников.
- Вот, не знаем, как Русика от памперсов отучить. Ни в какую на горшок не соглашается садиться, как мы не пытались. Выгибается дугой и кричит благим матом. Вашему младшему сколько?
- Около трёх и мы эту стадию уже прошли, ничего страшного.
- А как к горшку приучили?
На это мне сказать было нечего, поэтому я пожал плечами и сказал, почему-то, что посадили на горшок и он сел. Вот, мол, какой сознательный у нас ребёнок. Никакого великорусского шовинизма, просто разница в возрасте. Это именно она раскрывает в Мике широту души, позволяя делиться игрушками с первым встречным.
- А наш-то, наш Русик делиться ещё ни с кем не умеет, всё «моё», да «моё». Такой трудный!
И это тоже показалось мне знакомым.
Вообще, чем больше папа описывал своего Русика, тем сильнее я узнавал в нём прошлогодние, позапрошлогодние стадии развития Мики.
Всё как по написанному доктором Споком.
Тут, правда, пришла мама Русика с наклеенными ресницами, выгнутыми как у Мальвины (а длинные ногти её оказались покрашенными в насыщенный синий и вся она была будто бы в блёстках, даже на тапочках), папа, не кивнув нам с Микой, побежал кидать мяч к ребятам, очень уж ему хотелось размяться.
Засиделся он с нами. Наобщался.
Но, как только вышла возможность оборвать светскую беседу, он её оставил без малейшего сожаления.
Я его понимаю - сам бы побежал, да только Мику, который вновь начал навязывать красный броневичок малышу, оставить не с кем.
Пришлось звать Даню, тот уходить не хотел, очень уж с взрослыми заигрался и тогда я напомнил ему про секретик.
- О, точно! Пошли скорее!
Баскетбол был мгновенно забыт.
Домой Даня не шёл, но бежал.
Быстрей фарфоровых облаков.
Войдя во двор, тут же бросился к ящику с инструментами, достал совок и лопатку, даже сверки с фотографией не понадобилась.
- Да, я помню где, помню, я уже раскапывал там, смотрел, всё на месте!
И, точно фокусник, он почти мгновенно извлёк из сырого дёрна пластиковую банку с прошлогодними сокровищами.
Помните список?
Рисунок айфона, который Даня сделал с моей трубки;
Игрушечный самолётик;
Бумажное сердечко с улыбающейся мордочкой;
Розовое соцветие герани;
Линзу от очков.
Ластик
Всё это сгнило, кроме, разве что линзы от очков, которую Даня отбросил, не глядя. Его интересовали только самолётик, который у него тут же отобрал Мика («Моё!») и ластик.
Но с ластиком что-то произошло, он стал рыхлым и каким-то поеденным, точно им всю зиму питались пауки и паучихи.
Вот и рисунок айфона, о котором Даня мечтает на день рождение («Шестой, как у Поли») покрылся плесенью и выцвел так, что рисунка практически не видно.
Ну, а соцветие герани и вовсе рассыпалось в прах.
Особой радости от обретенных сокровищ мы с мальчиками не получили.
Просто закрыли ещё один гештальт и всё.
Он мгновенно оживился, тут же побежал за совком.
Проблема в том, что точного места мы так и не нашли - за год земля у стены сравнялась.
Пришлось поднимать фотографии прошлого лета, чтобы по рисунку камней на стене, найти схрон.
Но для этого должна была пройти ещё пара дней, полных суеты и вживания в совместный график: за год режим наших каникулярных развлечений обнуляется, приходится начинать с начала.
Это удобно для сравнений (зарубка на дверном косяке показывает, что с декабрьской пометки Даня вытянулся больше, чем за весь 2018-ой, а Мика вступил в режим постоянной осмысленной болтовни, на язык которой он перекладывает всё, что видит, слышит или думает), но не для повседневной жизни: у каждого она своя.
Это значит, что совместные каникулы у бабы с дедой вынуждают нас, как это теперь принято говорить, «выходить из зоны комфорта».
Счастье ждёт нас на проторённых дорогах, а каждое лето - вызов совместного существования: дети становятся старше и всё автономнее.
Вот даже Мика, постоянно артикулирующий свои потребности.
Прошлым летом, если что-то складывалось против его воли, он только кричал нечленораздельно и плакал, а теперь кричит как раньше, но ещё и требует своё сразу на трёх языках, мешая слова, так, что отказать невозможно.
Главным лексическим достижением Мики в 18-м были «бибиканоны» (автомобильные колёса) да «мококо» (молоко), которое он пьёт без конца, а теперь лепечет, то ангельски, то по-пиночетовски с утра и до вечера, с перерывом, разве что, на послеобеденный сон.
Характер у Мики прямой и твёрдый, несмотря на гибкость всей его врождённой иронии: дистанция с окружающим миром у него невелика, и это не от того, что человеку только три года, но потому что характер такой - серьёзный и основательный.
Ко всему Мика подходит крайне серьёзно и мелочей для него нет.
Как самый младший он почему-то должен отвоёвывать место под солнцем с особым напором, много есть и ещё больше действовать - хотя все его особенно любят, холят и лелеют, уступают ему всё своё свободное время, силы и игрушки, вот даже Даня, вокруг которого Мика постоянно кружится.
Они совсем разные, ни о каком подражании старшему брату речи идти не может, просто Даня всегда так увлекательно играет или прыгает на батуте во дворе, лазит по снарядам на детской площадке или же превращает трансформеров в новые, неизвестные науке, конфигурации, вот Мике и хочется того же самого.
Он же не железный, в конце концов!
Вот он и кричит миру с вызовом: «Моё!»
Даня, между прочим, тоже не железный.
Со всех сторон ему советуют уступать Мике игрушки и делиться с ним всем по-братски.
И Даня, разумеется, делится, если не забывает, так как он тоже ведь человек страстный и темпераментный, легко впадающий в раж: возраст такой, когда «процессы возбуждения» преобладают над «процессами торможения», а ещё вот эта рассеянность людей, рождённых в XXI веке, которые почти всегда находятся как бы немного в своей тарелке и оттуда выглядывают.
Причём не полностью, а только вот форточку приоткрыв.
Сначала думаешь, что это такая у них стратегическая хитрость, но уже через пару дней становится понятным про иные принципы внутреннего устройства людей XXI века, избирательно слышащих и с трудом собирающих внимание.
В этом смысле, как не странно, Мика - человек ХХ века.
Мика прям и открыт, потому что могуч и серьёзен: мужик сказал, и мужик сделал.
Со слезой, и, порой, с криками, но достиг же нужного себе результата, а каким способом пока неважно - главное победа, а не участие.
Постоянное требование: «Моё!» - это ведь тоже не столько характер, сколько период развития, ещё только-только наращивающего самоосознание.
Да и то, кажется, он уже проходить начинает.
Обвешанные машинками, на спортплощадке мы встретили гостей из Казахстана: молодого отца, выгуливающего полуторагодовалого первенца, пока жена красится.
Даня меня громким шепотом спросил мальчик это или девочка, потому что юный гость из соседского государства, с которым у Чердачинской области, общая граница, был брит на лысо и настолько широкоскул и узкоглаз, что мог оказаться кем угодно.
- Да, это Русик, Руслан, сын мой первый, мы с Казахстана, в гости к вам приехали, - развеял Данины сомнения молодой отец, махнув в сторону посёлка, потому что Мика неожиданно проявил инициативу - подошёл к незнакомому Русику и протянул ему красную машинку.
Если бы Русик знал, сколько слёз пролито из-за этого броневичка, имеющего привычку теряться, он бы оценил жест Мики по достоинству, но Руслан не знал насколько машинка дорога его новому другу - он был в нашем посёлке впервые, сам не местный, гость, да и вообще, полуторогодовалый младенец в памперсах, поэтому отвернулся и пошёл, равнодушный, в сторону отца.
Тогда Мика забежал чуть вперед и вновь встал перед Русланом как конь перед травой.
Протянул ему красную машину, точно хотел отдать её навсегда (а, может быть, и хотел), молча, но от всей души.
Я даже успел заволноваться, но Рус вновь не принял подарка - проявил твёрдость и, посмотрев Мике прямо в глаза, пристально и сурово, молча запросился к папе на руки.
Папе стало неудобно.
Вместо того, чтобы оторвать сына от земли, он сам опустился на траву, сел и протянул ноги вперёд, обеспечивая Русику ощущение полной защищённости.
Это не остановило Мику, который начал предлагать броневичок снова и снова.
Мика нависал над незнакомым малышом точно человек-гора и, кажется, ему нравилось, что в этой компании он не самый маленький.
Но вот нравилось ли это отцу Руслана?
По лицу его понять невозможно и в этом она были так похожи, отец и сын.
Кажется, нравилось: всё-таки, дополнительное развлечение.
При этом, совершенно безопасное. Невиннейшее.
- Смотри, какой щедрый и добрый мальчик, - обратился он к сыну, продолжавшему хранить коварное молчание. - Делится ведь с тобой. У нас в Казахстане совсем другие обычаи, - продолжал дипломатическую разрядку гость, обращаясь уже непосредственно к Мике, - у нас не принято на улице играть с чужими людьми и, тем более, брать у них игрушки, понимаешь, брат?
Мне хотелось сказать ему, что мы тоже тут не совсем свои, на птичьих правах, на каникулах и, вообще-то, Мика тоже приехал из совсем уже другой страны, с такой иной культурой, в сравнении с которой Казахстан - чердачинская провинция, но не стал усугублять ситуацию.
Я стал смотреть в сторону - за Данелем, который внедрился в толпу играющих в баскетбол взрослых дядек и тётек, которые приехали с Русиком из Казахстана.
Хотя, скорее всего, люди, к которым Руслан приехал в гости, тоже были здесь.
Обычно на площадке возле вспомогательной школы мы гуляем в одиночестве - здесь просторно и относительно чисто, есть спортивные снаряды, на которых Даня применяет умения, закреплённые им в секции паркура, прыгает да подтягивается, а ещё отсюда открывается панорамный вид на поселковый стадион и новостройки, над которыми плывут фарфоровые облака.
Недалече как вчера, после дождя, мы приходили сюда проявлять ловкость на брусьях, хотя Даня просился на площадку в квартал Глухарей, где его ждали новые подружки - какой год не устаю поражаться умению Дани находить новых друзей: дистанции, опасений или предубеждённости у него нет вообще.
Каждый раз он бросается на площадку как в море - с головой: подбегает к играющим возле горки подросткам и предлагает им всего себя, с чистым и большим сердцем, лукавыми глазами и отсутствующим передним зубом, выпавшим ещё в Шереметьево.
Демонстративно не замечая разницу в возрасте, в культуре и вот этих иронических, косых взглядов, которыми местные, порой, обмениваются на его восторженный счёт.
А, может быть, никакой демонстрации нет, просто Даня думает, что перед игрой все равны, потому что этот момент на летней площадке объединяет всех в единую стихию, когда от каждого зависит будет им интересно вместе или нет.
- Что за девочки? - Спросила его мама Лена, когда усталые, но довольные, мы вернулись домой и сели за полдник. - Новые или из прошлого года?
- Конечно, новые! - Удивился Данель: разве может быть иначе? За год ведь столько всего изменилось, теперь он приехал в Чердачинск с его длинными, бесконечными какими-то днями начала июля, когда каждый день несёт массу открытий и чехарду развлечений, предсказать которые он не за что не возьмётся, просто будет наслаждаться ими, шаг за шагом, до тех пор, пока мама Лена не позовёт заниматься математикой.
Но даже ежедневные уроки для Дани похожи на приключение, порой, правда, опасное, если счёт не идёт.
Я возил Мику в коляске по кварталу Глухарей, а Даня уже вовсю колбасился с светленькой девочкой, катаясь с горки и куртуазно раскачивая её качели, совсем как многоопытный и изощрённый богатырь Алёша Попович, как известно, имевший репутацию дамского угодника.
Пять минут назад Даня влетел на площадку и вот они с этой светленькой девочкой уже не разлей вода.
Беляночка взлетает на качелях вверх, всё выше и выше, а Даня рад стараться и поддаёт жару. Ещё, и ещё, и ещё.
Но тут приходит тёмненькая девочка, в два раза крупнее светленькой (знающие люди мне потом объяснили, что они - сёстры, и я поверил), и вот они уже играют втроём, причём Даня оказывает предпочтение более взрослой подружке.
Белобрысая девочка продолжает качаться и, краем уха, вместе со всем двором Глухарей, где слышать могут не все, я слышу как она, видимо, пытаясь привлечь внимание Алёши Поповича, кричит небу, по которому летят фарфоровые облака, так как чувства её распирают до самого донца.
- Послушайте мою песню!
И она действительно начинает петь, точнее, проговаривать слова речитативом, на манер завзятого репера, подвывая в конце каждой строки.
Пришлось остановить коляску, достать айфон и записать слова, чтобы не забылись.
- По всей планете ходят пауки,
Пауки-пауки, захватили землю,
Я им не доверяю, потому что у них нет стыда,
Я им не доверяю, потому что у них нет стыда,
Их совесть - талая вода, а кровь людская - не водица,
Но паучихе всё равно - она съест своих детей, вылупившихся из яиц
И нарожает снова, потому что пауки захватили землю,
Теперь они повсюду, навсегда,
Теперь они повсюду, навсегда…
То, что некоторые сточки повторяются - не припев, просто светловолосый акын явно импровизировала, но мысль не всегда поспевала за процессом. Даню это, впрочем, вполне устраивало.
При том, что пела девочка без какого бы то ни было мотива.
Ну, да, как самая что ни на есть завзятая реперша.
По крайней мере, смотрел он на неё с восторгом.
А потом окончательно переключился на её великовозрастную сестру.
Беляночка осталась качаться и петь в одиночестве и было в этом зрелище (девочка на качелях, кричащая в небо, что пауки, захватившие землю, пожирают друг друга) что-то душераздирающее.
Поэтому на следующий день мы пошли на другую площадку - к вспомогательной школе, откуда особенно интересно наблюдать за переменной облачностью, мало ли что сюрреалистической девочке привидится на этот раз.
С облаками в этом июле творится что-то неописуемое - они постоянно меняют конфигурацию, поспешая по небесным делам своим мимо нашего посёлка, наплывают громадными, точёными мраморами и нет им ни конца, ни края.
Любую мизансцену эти облака превращают в идиллию с хорошим уклоном, исподволь, кажется, влияя на настроение людей и даже перенастраивая на мирный лад детей, живущих в совершенно автономном мире.
Рядом с нами, бок о бок, но всегда наособицу.
На площадке сегодня толпились гости из Казахстана и кидали мяч.
Невдалеке, от открытых автомобилей гремела музыка Цоя.
Так мы познакомились с Русиком и его папой - Даня тут же отравился к баскетболистам и ему даже пару раз дали кинуть мяч, подбадривая криками, мол, покажи класс, а мы продолжили светские беседы с папой Руслана: он выгуливает своего ребенка, я - своего, вот и общая тема.
Тем более, что папу Русика теперь точно прорвало, нашёл заинтересованных собеседников.
- Вот, не знаем, как Русика от памперсов отучить. Ни в какую на горшок не соглашается садиться, как мы не пытались. Выгибается дугой и кричит благим матом. Вашему младшему сколько?
- Около трёх и мы эту стадию уже прошли, ничего страшного.
- А как к горшку приучили?
На это мне сказать было нечего, поэтому я пожал плечами и сказал, почему-то, что посадили на горшок и он сел. Вот, мол, какой сознательный у нас ребёнок. Никакого великорусского шовинизма, просто разница в возрасте. Это именно она раскрывает в Мике широту души, позволяя делиться игрушками с первым встречным.
- А наш-то, наш Русик делиться ещё ни с кем не умеет, всё «моё», да «моё». Такой трудный!
И это тоже показалось мне знакомым.
Вообще, чем больше папа описывал своего Русика, тем сильнее я узнавал в нём прошлогодние, позапрошлогодние стадии развития Мики.
Всё как по написанному доктором Споком.
Тут, правда, пришла мама Русика с наклеенными ресницами, выгнутыми как у Мальвины (а длинные ногти её оказались покрашенными в насыщенный синий и вся она была будто бы в блёстках, даже на тапочках), папа, не кивнув нам с Микой, побежал кидать мяч к ребятам, очень уж ему хотелось размяться.
Засиделся он с нами. Наобщался.
Но, как только вышла возможность оборвать светскую беседу, он её оставил без малейшего сожаления.
Я его понимаю - сам бы побежал, да только Мику, который вновь начал навязывать красный броневичок малышу, оставить не с кем.
Пришлось звать Даню, тот уходить не хотел, очень уж с взрослыми заигрался и тогда я напомнил ему про секретик.
- О, точно! Пошли скорее!
Баскетбол был мгновенно забыт.
Домой Даня не шёл, но бежал.
Быстрей фарфоровых облаков.
Войдя во двор, тут же бросился к ящику с инструментами, достал совок и лопатку, даже сверки с фотографией не понадобилась.
- Да, я помню где, помню, я уже раскапывал там, смотрел, всё на месте!
И, точно фокусник, он почти мгновенно извлёк из сырого дёрна пластиковую банку с прошлогодними сокровищами.
Помните список?
Рисунок айфона, который Даня сделал с моей трубки;
Игрушечный самолётик;
Бумажное сердечко с улыбающейся мордочкой;
Розовое соцветие герани;
Линзу от очков.
Ластик
Всё это сгнило, кроме, разве что линзы от очков, которую Даня отбросил, не глядя. Его интересовали только самолётик, который у него тут же отобрал Мика («Моё!») и ластик.
Но с ластиком что-то произошло, он стал рыхлым и каким-то поеденным, точно им всю зиму питались пауки и паучихи.
Вот и рисунок айфона, о котором Даня мечтает на день рождение («Шестой, как у Поли») покрылся плесенью и выцвел так, что рисунка практически не видно.
Ну, а соцветие герани и вовсе рассыпалось в прах.
Особой радости от обретенных сокровищ мы с мальчиками не получили.
Просто закрыли ещё один гештальт и всё.