Вопросы заразные и вечные. Репортаж из времени почемучек, массовых аллергий и уличного стяжательства
На асфальте, блестевшем после августовского ливня возле магазина “Монетка”, Даня нашел рубль.
Прибыль эта возбудила в нём весьма сильные эмоции и ощущение лёгкой наживы - на улице теперь он постоянно смотрит себе под ноги, пытаясь найти что-то ещё, так как бабушка, посмотрев на его законную гордость («Баба Нина, что я могу купить на все эти деньги?») вежливо пожала плечами, мол, ничего, Данечка, ты на этот рубль не купишь.
- А вот если добавить к нему еще хотя бы горсть медных монеток, можно купить, что душе угодно.
Конечно, Даня загорелся. Смотрит на землю и сам с собой рассуждает, что правильнее всего искать деньги («А вдруг, мы найдём не только рубль, но и какую-нибудь драгоценность!») в людных местах.
Я говорю ему об археологии на остановках маршруток и троллейбусов, он - почему-то про больницы, где люди находятся не временно, подобно остановкам общественного транспорта, но долго. Целыми днями.
- С другой стороны, там, где много ходят также много и смотрят вокруг тысячи глаз, мы же не одни такие умные… Дима, ты тоже смотришь мне деньги?
- Конечно, Даня, смотрю, куда ж деваться.
И тут, совершенно логично и по закону жанра, нам попадает на глаза старушка-нищенка, просящая подаяние, монотонной мантрой повторяя одно и то же.
- Подайте ради бога!
Даня заинтересовался, так как не понял ни одного слова.
Пришлось объяснять, что она просит («подайте»), заклиная, ну, или же, поддерживая свою просьбу высшим авторитетом («ради бога»), то есть, по просьбе, а то и по приказу того самого мессии, который будет в некотором будущем устраивать Страшный Суд.
- Так, всё-таки, я так и не понял, кто такой этот бог?
- Никто точно не знает, Даня, но, скорее всего, это самый главный судья.
- Кто такой судья?
- Тот, кто судит. Тот, кто оценивает хорошо ты поступил или плохо, а потом решает, что с тобой делать.
У Дани теперь тот самый «возраст почемучки», постоянно наслаивающий вопрос на вопрос. Они у него размножаются почкованием, отделяясь друг от друга, то по цепочке причин и следствий, а то веером.
Баба, а что ты делаешь? А зачем ты выкапываешь чеснок? Почему ты выкапываешь чеснок именно сегодня, сейчас?
Деда, а это что? А это зачем и почему?
Есть, видимо, ощущение, идущие откуда-то изнутри, что осведомлённость влияет на силу и его вписанность в жизнь. Точно знание делает его присутствие в жизни более плотным, заметным - словно бы замечая новое явление, он автоматически делается для него видным.
Когда Даня объяснял мне почему я уже взрослый, а он ещё нет, то, среди самых разных причин (у тебя, Дима, есть деньги, ты можешь гулять один, ты работаешь на компьютере), он назвал и «ты всё знаешь».
Мы шли по улице Лесной и Даня, философствуя, не замечал, что противоречит сам себе.
Ведь обычно он говорит о себе, как о взрослом человеке, что так легко делать на фоне Мики, которого Даня величает то «макарончиком», то «лялечкой», и я понимаю, что это у него игра такая - «в взрослого».
Но длится она ровно до того момента, пока не надоест или захочется дать слабину, простительную ребенку - ну, например, когда ему нужно как следует побояться перед сном, чтобы мама пришла и пожалела.
Даня еще не подозревает, что чаще всего знание не усиливает, но, напротив, ослабляет человека в бытовом смысле, отягчает его избыточной рефлексией и ненужными мыслями.
Меньше знаешь - крепче спишь, так как, к примеру, «болезнь», «измена» или, тем более, «смерть» - псевдонимы информационные травмы.
Существуя среди чудес и хаотичных догадок, Даня витает как в безвоздушном космосе, где возможны любые встречи, а новые понятия, узнаваемые им каждый день материализуются, начиная выступать из воздуха. Глиной, липнут к его подошвам.
Неведение не освобождает от ответственности, но оставляет нам ощущение свободы. Даже если мыслим мы не самостоятельно, а по аналогии и "силой примера".
Даня подал нищей бабушке рублик, потому что накануне видел, как я сделал тоже самое на выходе из торгового центра "Кольцо".
Но сегодня я никому ничего не давал, и это Даню удивило.
- Она ведь настоящая и болезненная - с клюкой и видно, что бедная
- Да, Даня, но сегодня у меня не было для неё денег. У моего телефона сгорел шнур и мы идём с тобой покупать новый.
- Но ты же можешь взять деньги у деда Вовы.
- Ну, мне уже неловко брать у него деньги, так как мы с тобой уже решили, что я - взрослый, и поэтому я должен зарабатывать их сам, правильно?
- Правильно, но этой уличной бабушке нечего есть.
- Иногда тебе важнее всего сказать «но», Данечка. Есть ведь разные ситуации. Сегодня моя ситуация важнее бабушкиной, ведь если мы с тобой не купим сейчас шнур, я не смогу работать и не смогу зарабатывать, понимаешь?
После этого Даня подошёл к старушке и, потупив глаза, положил ей рублик в кружку. Та, в ответ, запричитала и начала его нахваливать «за ради Христа», что породило очередную цепочку вопросов, из которых, уже не помню как, мы вырулили на проблему аллергии.
Я рассказал, что мёд для меня - яд, потому что вопросам про яды в тот день не было конца и края.
- А на траву аллергия бывает?
- А на воду аллергия бывает?
- А на дневной свет?
- Даня, мы же однажды с тобой выяснили, что вампиры не переносят дневной свет и чеснок. Вполне могу предположить, что это у них какая-то редкая форма аллергии, вызванной особыми экологическими условиями.
У одной моей знакомой есть аллергия на клубнику-землянику, поэтому она совершенно равнодушна к ягодам и их запаху, который так нравится остальным. Кажется, Даня не верит, что кому-то может не нравиться земляника-виктория.
- А тебе нравится запах мёда?
- Нет, Даня.
- Но почему тогда ты вчера намазывал мне плюшки мёдом, если он тебе так не нравится?
- Потому что ты меня попросил об этом.
- Но ты бы мог отказаться.
- Не мог, но в следующий раз откажусь - теперь-то ты знаешь о моей непереносимости.
Кстати, про дневной свет. Рассказал ему про болезнь жены канцлера ФРГ Гельмута Коля, наложившей на себя руки из-за сильнейшей аллергии на солнечные лучи. При том, что бедная женщина явно не была вампиром.
- А кто такой Гельмут Коль?
- А кто такой политик?
- Что такое канцлер?
- А из-за чего, в конце концов, возникает аллергия?
- Считается, что из-за экологического неблагополучия, в городах, где много грязи и пыли, а воздух кажется видимым. Ты сейчас видишь наш воздух?
- Вижу.
- Вот мимо проехала маршрутка. За ней чёрный след тянется, видишь?
- Конечно.
- Вот поэтому в городах аллергией страдают больше, чем в деревне, а грипп распространяется быстрее в городах, где есть метро.
Про метро Даня уже знает - весной я присылал ему массу видеороликов из московской подземки, и он отметил, что дома у них такого (поезда под землёй - круто же) он не видел. А вот про грипп и ОРЗ ещё не в курсе.
Пришлось объяснять, как зараза передаётся от человека к человеку. Мама давно рассказала ему про немытые руки и пользу от мыла - после улицы нужно же обязательно как следует вымыть ладошки и, сняв кроссовки, первым делом Даня, уже не задумываясь почему, шлёпает в ванную комнату.
Если, разумеется, не забудет, что тоже случается часто - забывчивость важное средство борьбы с лишними знаниями и обременительными обязанностями.
Но тут, в нашем августовском разговоре, внезапно выяснились другие дополнительные заразные возможности - которые относятся уже совсем не к бактериям, но и ещё и к эмоциям.
Потому что, если хорошо задуматься, то страх тоже бывает заразным. Как и смех. А ещё крик, вот крик особенно. Точнее, громкий голос - когда человек разговаривает громче своих родных и товарищей, а потом, впадая в раж и теряя голову (например, после того, как напрыгается на батуте или же набегается на стадионе с футбольным мячом), начинает кричать, то градус разговора мгновенно повышается. чуть ли не автоматически, так как все вынуждены кричать ему в ответ, так же громко.
Допустим, ты боишься грозы, а человек, который находится рядом с тобой, знает про громоотвод и ничего не боится. Тогда постепенно и тебе передаётся его настрой, как правильная зараза. Как положительные и полезные бактерии. А ещё посмотри, как люди любят смеяться хором, как ты думаешь, Даня, почему?
- Мы с Полей очень любим смеяться хором. Знаешь, когда я её увижу?
- Когда вернёшься домой!
- Через одиннадцать дней.
Давно уже считает дни до отъезда. Не первый раз говорит цифры вслух. Скучает.
Мы благополучно купили шнур и возвращались с Площади Революции домой - шли как раз мимо Арбитражного суда с его закругляющимся конструктивистским фасадом - там, впереди, если по правую руку нам должна встретиться уродливая металлическая скульптура на постаменте: один из самых неумных и жадных (порознь эти черты перенести ещё можно, но когда они вместе - то смесь их гремучая и совершенно непереносима) чердачинских мэров понавтыкал в центре города, на его перекрёстках и красных углах чудовищные объекты, претендующие на статус современного искусства. Заполнил пустоты прекрасным.
Если по правую руку нас ждала антропоморфная фигурка, склеенная из металлических обрезков, то по левую, на пригорке, воткнули стилизованного верблюда (тотемное животное нашего города), вырастающего из цветочного горшка.
На проспекте Ленина ставили оставили остов машины, словно бы разобранный вандалами на запчасти, использовав его под клумбу. Возле телефонного узла, раздающего нам интернет, теперь стоит громадный железный слон, сложенный из треугольников и несущий в хоботе кадку с растениями. А возле заправки на перекрестке Свердловского и Курчатова пасётся теперь колченогий олень, взобравшийся на каменный распадок…
Все это не выдерживает никакой критики, безвкусно и вообще никак не вписано в окружающие масштабы, но, видимо, дёшево в производстве. На Украине и в Италии на таких перекрёстках ставят мадонн и подвешивают лампадки. В Чердачинске я насчитал около дюжины объектов бессмысленного применения чужой дури, причём все они "тяготеют" к центру, хотя были бы гораздо уместнее в ещё более однотипных и неприкаянных окраинных микрорайонах.
Одиннадцать, так одиннадцать. Мы тоже умеем скучать. Тоже семейное.
- Сейчас, Даня, за этим странным домом будет статуя железного инопланетянина, видел?
- Нет. Но неужели настоящего?
- Не знаю, вот увидим и поймем, настоящий он или игрушечный.
- Если он игрушечный, то я его себе куплю.
- Но как же ты его себе купишь, если ты уже отдал свою монетку старушке.
- Тоже верно. Но я ведь ее спас!
- Конечно, ты ее спас и теперь ей будет вечером, что поесть перед телевизором, однако, монетки у тебя больше нету!
- Нету! Мне кажется, что эта бабушка - обычная коллекционерка. Но у меня, наверное, просто аллергия на деньги.
Эх, Даня, если бы у одного тебя. И это тоже у нас, вероятно, семейное. Родственное, однако.
- Дима, ну, какой же это инопланетянин! Это же робот!
- Трансформер, думаешь? Ржавый он весь какой-то. На табличке написано, что его имя - Вернер. Почти Вертер, прикинь, Даня!
- Ну, это потому что с ним сейчас трансмутация происходит.
- Что-что, прости, происходит?
- Трансмутация.
- Смотри-ка, какие ты слова у нас взрослые знаешь. Даже я не знаю, что это такое, Даня.
- Оно совсем не взрослое, оно же из мультика.
- Но что же оно означает?
- Изменение формы. Так я понял, Дима, я понял: вопросы - это тоже штука очень и очень заразная! Вот и ты теперь весь покрылся вопросами, как пупырышками, будто замёрз.
- Так осень, вроде как, уже почти на носу. Посмотри-ка на мой нос, Даня, видишь её теперь?
Прибыль эта возбудила в нём весьма сильные эмоции и ощущение лёгкой наживы - на улице теперь он постоянно смотрит себе под ноги, пытаясь найти что-то ещё, так как бабушка, посмотрев на его законную гордость («Баба Нина, что я могу купить на все эти деньги?») вежливо пожала плечами, мол, ничего, Данечка, ты на этот рубль не купишь.
- А вот если добавить к нему еще хотя бы горсть медных монеток, можно купить, что душе угодно.
Конечно, Даня загорелся. Смотрит на землю и сам с собой рассуждает, что правильнее всего искать деньги («А вдруг, мы найдём не только рубль, но и какую-нибудь драгоценность!») в людных местах.
Я говорю ему об археологии на остановках маршруток и троллейбусов, он - почему-то про больницы, где люди находятся не временно, подобно остановкам общественного транспорта, но долго. Целыми днями.
- С другой стороны, там, где много ходят также много и смотрят вокруг тысячи глаз, мы же не одни такие умные… Дима, ты тоже смотришь мне деньги?
- Конечно, Даня, смотрю, куда ж деваться.
И тут, совершенно логично и по закону жанра, нам попадает на глаза старушка-нищенка, просящая подаяние, монотонной мантрой повторяя одно и то же.
- Подайте ради бога!
Даня заинтересовался, так как не понял ни одного слова.
Пришлось объяснять, что она просит («подайте»), заклиная, ну, или же, поддерживая свою просьбу высшим авторитетом («ради бога»), то есть, по просьбе, а то и по приказу того самого мессии, который будет в некотором будущем устраивать Страшный Суд.
- Так, всё-таки, я так и не понял, кто такой этот бог?
- Никто точно не знает, Даня, но, скорее всего, это самый главный судья.
- Кто такой судья?
- Тот, кто судит. Тот, кто оценивает хорошо ты поступил или плохо, а потом решает, что с тобой делать.
У Дани теперь тот самый «возраст почемучки», постоянно наслаивающий вопрос на вопрос. Они у него размножаются почкованием, отделяясь друг от друга, то по цепочке причин и следствий, а то веером.
Баба, а что ты делаешь? А зачем ты выкапываешь чеснок? Почему ты выкапываешь чеснок именно сегодня, сейчас?
Деда, а это что? А это зачем и почему?
Есть, видимо, ощущение, идущие откуда-то изнутри, что осведомлённость влияет на силу и его вписанность в жизнь. Точно знание делает его присутствие в жизни более плотным, заметным - словно бы замечая новое явление, он автоматически делается для него видным.
Когда Даня объяснял мне почему я уже взрослый, а он ещё нет, то, среди самых разных причин (у тебя, Дима, есть деньги, ты можешь гулять один, ты работаешь на компьютере), он назвал и «ты всё знаешь».
Мы шли по улице Лесной и Даня, философствуя, не замечал, что противоречит сам себе.
Ведь обычно он говорит о себе, как о взрослом человеке, что так легко делать на фоне Мики, которого Даня величает то «макарончиком», то «лялечкой», и я понимаю, что это у него игра такая - «в взрослого».
Но длится она ровно до того момента, пока не надоест или захочется дать слабину, простительную ребенку - ну, например, когда ему нужно как следует побояться перед сном, чтобы мама пришла и пожалела.
Даня еще не подозревает, что чаще всего знание не усиливает, но, напротив, ослабляет человека в бытовом смысле, отягчает его избыточной рефлексией и ненужными мыслями.
Меньше знаешь - крепче спишь, так как, к примеру, «болезнь», «измена» или, тем более, «смерть» - псевдонимы информационные травмы.
Существуя среди чудес и хаотичных догадок, Даня витает как в безвоздушном космосе, где возможны любые встречи, а новые понятия, узнаваемые им каждый день материализуются, начиная выступать из воздуха. Глиной, липнут к его подошвам.
Неведение не освобождает от ответственности, но оставляет нам ощущение свободы. Даже если мыслим мы не самостоятельно, а по аналогии и "силой примера".
Даня подал нищей бабушке рублик, потому что накануне видел, как я сделал тоже самое на выходе из торгового центра "Кольцо".
Но сегодня я никому ничего не давал, и это Даню удивило.
- Она ведь настоящая и болезненная - с клюкой и видно, что бедная
- Да, Даня, но сегодня у меня не было для неё денег. У моего телефона сгорел шнур и мы идём с тобой покупать новый.
- Но ты же можешь взять деньги у деда Вовы.
- Ну, мне уже неловко брать у него деньги, так как мы с тобой уже решили, что я - взрослый, и поэтому я должен зарабатывать их сам, правильно?
- Правильно, но этой уличной бабушке нечего есть.
- Иногда тебе важнее всего сказать «но», Данечка. Есть ведь разные ситуации. Сегодня моя ситуация важнее бабушкиной, ведь если мы с тобой не купим сейчас шнур, я не смогу работать и не смогу зарабатывать, понимаешь?
После этого Даня подошёл к старушке и, потупив глаза, положил ей рублик в кружку. Та, в ответ, запричитала и начала его нахваливать «за ради Христа», что породило очередную цепочку вопросов, из которых, уже не помню как, мы вырулили на проблему аллергии.
Я рассказал, что мёд для меня - яд, потому что вопросам про яды в тот день не было конца и края.
- А на траву аллергия бывает?
- А на воду аллергия бывает?
- А на дневной свет?
- Даня, мы же однажды с тобой выяснили, что вампиры не переносят дневной свет и чеснок. Вполне могу предположить, что это у них какая-то редкая форма аллергии, вызванной особыми экологическими условиями.
У одной моей знакомой есть аллергия на клубнику-землянику, поэтому она совершенно равнодушна к ягодам и их запаху, который так нравится остальным. Кажется, Даня не верит, что кому-то может не нравиться земляника-виктория.
- А тебе нравится запах мёда?
- Нет, Даня.
- Но почему тогда ты вчера намазывал мне плюшки мёдом, если он тебе так не нравится?
- Потому что ты меня попросил об этом.
- Но ты бы мог отказаться.
- Не мог, но в следующий раз откажусь - теперь-то ты знаешь о моей непереносимости.
Кстати, про дневной свет. Рассказал ему про болезнь жены канцлера ФРГ Гельмута Коля, наложившей на себя руки из-за сильнейшей аллергии на солнечные лучи. При том, что бедная женщина явно не была вампиром.
- А кто такой Гельмут Коль?
- А кто такой политик?
- Что такое канцлер?
- А из-за чего, в конце концов, возникает аллергия?
- Считается, что из-за экологического неблагополучия, в городах, где много грязи и пыли, а воздух кажется видимым. Ты сейчас видишь наш воздух?
- Вижу.
- Вот мимо проехала маршрутка. За ней чёрный след тянется, видишь?
- Конечно.
- Вот поэтому в городах аллергией страдают больше, чем в деревне, а грипп распространяется быстрее в городах, где есть метро.
Про метро Даня уже знает - весной я присылал ему массу видеороликов из московской подземки, и он отметил, что дома у них такого (поезда под землёй - круто же) он не видел. А вот про грипп и ОРЗ ещё не в курсе.
Пришлось объяснять, как зараза передаётся от человека к человеку. Мама давно рассказала ему про немытые руки и пользу от мыла - после улицы нужно же обязательно как следует вымыть ладошки и, сняв кроссовки, первым делом Даня, уже не задумываясь почему, шлёпает в ванную комнату.
Если, разумеется, не забудет, что тоже случается часто - забывчивость важное средство борьбы с лишними знаниями и обременительными обязанностями.
Но тут, в нашем августовском разговоре, внезапно выяснились другие дополнительные заразные возможности - которые относятся уже совсем не к бактериям, но и ещё и к эмоциям.
Потому что, если хорошо задуматься, то страх тоже бывает заразным. Как и смех. А ещё крик, вот крик особенно. Точнее, громкий голос - когда человек разговаривает громче своих родных и товарищей, а потом, впадая в раж и теряя голову (например, после того, как напрыгается на батуте или же набегается на стадионе с футбольным мячом), начинает кричать, то градус разговора мгновенно повышается. чуть ли не автоматически, так как все вынуждены кричать ему в ответ, так же громко.
Допустим, ты боишься грозы, а человек, который находится рядом с тобой, знает про громоотвод и ничего не боится. Тогда постепенно и тебе передаётся его настрой, как правильная зараза. Как положительные и полезные бактерии. А ещё посмотри, как люди любят смеяться хором, как ты думаешь, Даня, почему?
- Мы с Полей очень любим смеяться хором. Знаешь, когда я её увижу?
- Когда вернёшься домой!
- Через одиннадцать дней.
Давно уже считает дни до отъезда. Не первый раз говорит цифры вслух. Скучает.
Мы благополучно купили шнур и возвращались с Площади Революции домой - шли как раз мимо Арбитражного суда с его закругляющимся конструктивистским фасадом - там, впереди, если по правую руку нам должна встретиться уродливая металлическая скульптура на постаменте: один из самых неумных и жадных (порознь эти черты перенести ещё можно, но когда они вместе - то смесь их гремучая и совершенно непереносима) чердачинских мэров понавтыкал в центре города, на его перекрёстках и красных углах чудовищные объекты, претендующие на статус современного искусства. Заполнил пустоты прекрасным.
Если по правую руку нас ждала антропоморфная фигурка, склеенная из металлических обрезков, то по левую, на пригорке, воткнули стилизованного верблюда (тотемное животное нашего города), вырастающего из цветочного горшка.
На проспекте Ленина ставили оставили остов машины, словно бы разобранный вандалами на запчасти, использовав его под клумбу. Возле телефонного узла, раздающего нам интернет, теперь стоит громадный железный слон, сложенный из треугольников и несущий в хоботе кадку с растениями. А возле заправки на перекрестке Свердловского и Курчатова пасётся теперь колченогий олень, взобравшийся на каменный распадок…
Все это не выдерживает никакой критики, безвкусно и вообще никак не вписано в окружающие масштабы, но, видимо, дёшево в производстве. На Украине и в Италии на таких перекрёстках ставят мадонн и подвешивают лампадки. В Чердачинске я насчитал около дюжины объектов бессмысленного применения чужой дури, причём все они "тяготеют" к центру, хотя были бы гораздо уместнее в ещё более однотипных и неприкаянных окраинных микрорайонах.
Одиннадцать, так одиннадцать. Мы тоже умеем скучать. Тоже семейное.
- Сейчас, Даня, за этим странным домом будет статуя железного инопланетянина, видел?
- Нет. Но неужели настоящего?
- Не знаю, вот увидим и поймем, настоящий он или игрушечный.
- Если он игрушечный, то я его себе куплю.
- Но как же ты его себе купишь, если ты уже отдал свою монетку старушке.
- Тоже верно. Но я ведь ее спас!
- Конечно, ты ее спас и теперь ей будет вечером, что поесть перед телевизором, однако, монетки у тебя больше нету!
- Нету! Мне кажется, что эта бабушка - обычная коллекционерка. Но у меня, наверное, просто аллергия на деньги.
Эх, Даня, если бы у одного тебя. И это тоже у нас, вероятно, семейное. Родственное, однако.
- Дима, ну, какой же это инопланетянин! Это же робот!
- Трансформер, думаешь? Ржавый он весь какой-то. На табличке написано, что его имя - Вернер. Почти Вертер, прикинь, Даня!
- Ну, это потому что с ним сейчас трансмутация происходит.
- Что-что, прости, происходит?
- Трансмутация.
- Смотри-ка, какие ты слова у нас взрослые знаешь. Даже я не знаю, что это такое, Даня.
- Оно совсем не взрослое, оно же из мультика.
- Но что же оно означает?
- Изменение формы. Так я понял, Дима, я понял: вопросы - это тоже штука очень и очень заразная! Вот и ты теперь весь покрылся вопросами, как пупырышками, будто замёрз.
- Так осень, вроде как, уже почти на носу. Посмотри-ка на мой нос, Даня, видишь её теперь?