"Голоса воображаемого музея Андре Мальро", выставочный проект Ирины Антоновой в ГМИИ
Опыт этой выставки вышел несколько экстремальным, так как к пресс-показу в музее не успели развесить таблички и сделать полноценные экспликации. Замысел Ирины Антоновой - смешать разные эпохи и культуры в единый карамболяж, подобно тому, как на своей прорывной выставке в парижском Большом дворце поступил Жан-Юбер Мартен, вышел даже с лихвой, так как отсутствие на выставке линейного нарратива удвоилось отсутствием этикеток.
Приходилось рассчитывать лишь на себя - на свой глаз, на свои знания и опыт. Если в Белом зале вывесили массу картин и объектов из коллекции ГМИИ (тот же Рембрандт рядом с Рубенсом), то в колоннаде и периферийных залах особенно ничего на опознание авторства не работало. Включалась чуйка и разработанность рецепторов, та самая насмотренность, которой принято хвастаться, но которую сложно применять в действительности.
Ирина Антонова придумала свой проект, посвящённый Мальро, много лет назад, ещё будучи директором ГМИИ. В принципе, можно понять как и из чего он родился.
Во-первых, кто лучше директора знает свои фонды (в том числе и потайные, перемещённые) и то, как их можно использовать в культурной мозаике тысячелетий.
Во-вторых, Ирина Александровна - признанный культуртрегер, имеющий выдающиеся межмузейные связи, наработанные десятилетиями, что позволяет выдергивать из зарубежных собраний нужные экспонаты-акценты.
Другое дело, что выставка эта долго готовилась (по самым разным причинам) и досадно, что Мартен опередил Пушкинский, сделав самую громкую мировую выставку сезона, подарившую своё название новому-старому выставочному принципу (ну, или жанру) рифм и соответствий.
После взрывного успеха «Карамболяжа» такой миксовый принцип почти мгновенно стал общим местом и проект в ГМИИ не прозвучал так, как мог бы. Впрочем, Мартен был радикальнее и эффектнее (эффективнее) в своих параллелях - разница двух подходов (Антоновой и Мартена), таким образом, оказывается идеальной иллюстрацией про разницу двух культур, французской и русской.
Она (эта разница) так же весьма много говорит о состоянии музейного дела (мысли, экспозиционного дизайна, маркетинга и рекламы) в Москве и особенностях нынешней российской жизни, обречённой на провинциальность даже в вещах передовых и незаёмных.
Лесковский Левша очередной раз блоху подковал, в то время, как весь прочий мир уже на сверхзвуковых самолётах перемещается. В этом смысле, отсутствие имён и аннотаций возле экспонатов выглядело радикальным и уместным жестом.
Однако, думаю, что уже через пару часов все недостатки развески устранили и теперь посетители могут чинно путать впечатления от подписей с эмоциями от картин.
