Часть II -
здесь.
13. Апелляции к святоотеческой и богословской литературе
После приведенного здесь доказательства причастности Спасителя первородному греху и опровержения различных - от добросовестных до откровенно бессовестных - возражений против него представляется возможным пресечение любых попыток искажения православного учения о спасении.
Поэтому можно теперь перейти к парированию возражений против причастности Спасителя первородному греху, на первый взгляд кажущихся весьма серьезными, но при внимательном рассмотрении оказывающихся совершенно несостоятельными.
Одним из таких возражений является ссылка на слова Льва Великого:
«Взята была от Матери Господа природа, а не грех. Создан был образ раба без рабского состояния, ибо новый человек таким образом был примешан к ветхому (Еф 2:15; 4: 22), чтобы принять истинную сущность человеческого рода, но исключить первородный грех» (Слово II на Рождество Христово, III).
Суть самого простого ответа на это возражение такова: неясно, что понимает Лев Великий под первородным грехом, поскольку не дает определения этому понятию, и, следовательно, его слова не могут быть квалифицированы как отрицание причастности Спасителя первородному греху в том смысле, в каком понимают его Восточные Патриархи. Иначе следовало бы признать наличие существеннейшего расхождения между сотериологическими принципами Восточных Патриархов и Льва Великого.
Другой довод состоит в том, что утверждение Львом Великим непричастности Спасителя первородному греху противоречило бы не только указанию Восточных Патриархов на тождественность понятий «первородный грех» и «следствия падения», но и приведенному выше утверждению самого Льва Великого о восприятии Христом состояния согрешившей природы, собственно и обусловленного грехопадением прародителей.
Но не станем ограничиваться формально-логическими опровержениями несостоятельности возражения против причастности Спасителя первородному греху, основывающегося на приведенной цитате.
Внимательное прочтение слов Льва Великого делает очевидным противопоставление им человеческой природы Матери - греху и образа раба - рабскому состоянию.
Столь же очевидны параллель между человеческой природой Матери и образом раба и параллель между невосприятием греха и рабского состояния.
Иными словами Лев Великий утверждает: образ раба был создан тем, что взята была человеческая природа, а причиной того, что этот образ был без рабского состояния, было невосприятие греха.
Действительно, восприятие Христом поврежденного первородным грехом естества Его Матери создает образ раба, а рабское состояние невозможно при абсолютной личной безгрешности Спасителя, совершенном неприятии Им греха, являющегося единственной причиной рабского состояния.
И, наконец, попробуем разобраться в том, что действительно имеет в виду Лев Великий, употребляя выражение «исключить первородный грех». Для этого рассмотрим это выражение в общем контексте высказывания святителя:
«Ведь в том, возлюбленные, что Христос избрал рождаться от Девы, разве не очевиден высший замысел о том, чтобы - о чудо! - диавол не знал о рожденном Спасении человеческого рода, и так как было скрыто духовное зачатие, которое он считал таким же, как и в остальных случаях, то и не верил, что Христос рожден иначе, чем другие. Ведь чья природа сходна со всеми остальными, тот, полагал он, имеет и одинаковое со всеми начало, и поэтому не заметил Свободного от оков греха и не распознал Чуждого немощи смертного человека. Ибо Истинный и Милосердный Бог (Пс 85: 15), располагая для восстановления человеческого рода несказанно многим, избрал лучший путь осуществления, то есть для разрушения диавольского дела применил не силу могущества, а замысел справедливости. Ведь гордыня древнего врага не без основания присвоила себе власть над всеми людьми и заслуженным владычеством угнетала тех, кого добровольно совратила от заповеди Бога к покорности своей воле. И не потерял бы, конечно, [диавол] первоначальной власти над человеческим родом, если бы не был побежден тем, чем некогда поработил людей. Это произошло тогда, когда без мужского семени зачат был Христос от Девы, которую оплодотворило не человеческое соитие, но Дух Святой. И хотя во всех матерях зачатие не происходит без скверны греха, однако Она получила искупление от Того, от Кого произошло зачатие. Поскольку же не произошло смешения отцовского семени, то и не примешалось начало греха. Не познала неприкосновенная девственность вожделения, укротила природу. Взята была от Матери Господа природа, а не грех. Создан был образ раба без рабского состояния, ибо новый человек таким образом был примешан к ветхому (Еф 2: 15; 4: 22), чтобы принять истинную сущность человеческого рода, но исключить первородный грех».
Лев Великий обращает здесь внимание на то, что «гордыня древнего врага … присвоила себе власть над всеми людьми», говорит о «разрушении (Христом) диавольского дела», которое есть не что иное, как искушение человека, имеющее желаемый дьяволом результат лишь при согласии искушаемого с внушаемыми ему недолжными помыслами.
Он пишет о том, что дьявол «не заметил Свободного от оков греха и не распознал Чуждого немощи смертного человека»: Человека смертного (т.е. несущего на Себе следствия грехопадения), но чуждого немощи (т.е. безусловно способного противостоять любым дьявольским искушениям).
И заключает свои рассуждения утверждением: «новый человек таким образом был примешан к ветхому …, чтобы принять истинную сущность человеческого рода, но исключить первородный грех».
Указав на гордость как первопричину подчинения человека дьявольским внушениям, приведшую к поражению человеческого естества первородным грехом, святитель связывает разрушение Христом диавольского дела с неприятием Им гордости (как корня греха). Изъясняя образ «примешивания» нового человека к ветхому, подчеркивает (словами «принять истинную сущность человеческого рода») восприятие Спасителем естества не первозданного Адама, но человеческого рода, поврежденного первородным грехом. И логически завершает свою мысль акцентом на возможность разрушения диавольского дела лишь путем исключения того, что обеспечивает успех этого дела - гордости, которую и называет - по справедливости - как причину грехопадения - первородным грехом.
Восточные Патриархи, присвоив наименование первородного греха следствиям грехопадения прародителей, привнесли в это понятие иной смысл, Именно в этом, ином, смысле воспринимается понятие «первородный грех» со времени появления «Послания Патриархов Восточно-Кафолической Церкви о православной вере» 1723 г., и именно в этом смысле употребляли его авторы XIX-XX столетий, в чьих работах обнаружены или прямые отрицания причастности Спасителя первородному греху, или же слова, могущие быть истолкованными неискушенным читателем как отрицание этого непреложного факта.
Так митрополит Московский и Коломенский Макарий (Булгаков), вкладывая в понятие «первородный грех» тот же, что и Восточные Патриархи, общий смысл, хотя и в несколько других выражениях, пишет в «Православно-догматическом богословии»:
«подъ именемъ прародительскаго греха въ самихъ прародителяхъ разумеется и грехъ ихъ, и вместе то греховное состоянiе ихъ природы, въ которое вошли они чрезъ этотъ грехъ; а въ насъ, ихъ потомкахъ, разумеется собственно одно греховное состоянiе нашей природы, съ которымъ и въ которомъ мы раждаемся. <…>
Под следствiями же первороднаго греха Церковь разумеетъ те самыя следствiя, какiя произвелъ грехъ прародителей непосредственно въ нихъ, и которыя переходятъ отъ нихъ и на насъ, каковы: помраченiе разума, низвращенiе воли и удобопреклонность ея ко злу, болезни телесныя, смерть и прочiя» (Том 1, §91, 2).
Вместе с тем он утверждает:
«Слово Божiе учитъ, во первыхъ, что Господь непричастенъ греху первородному» (Том 2, §136, 1).
И далее, ни словом не упоминая о Слове Божием, приводит святоотеческие изречения, показывающие непричастность Спасителя греху личному и Его рождение от Девы, предочищенной Духом. Других аргументов в пользу своего утверждения Макарий не приводит.
Отдавая дань трудолюбию митрополита Макария, собравшего и систематизировавшего огромный фактический материал, раскрывающий и утверждающий православную догматику, и его скрупулезности в подборе этого материала, следует отметить, что вряд ли кто-либо из православных может усомниться как в личной безгрешности Христа, так и в Его чудесном рождении от Девы, предочищенной Святым Духом.
Но являются ли эти несомненные факты доказательствами неприятия Христом нашего греховного состояния, называемого самим Макарием - вслед за Восточными Патриархами - первородным (прародительским) грехом? Разве следует это неприятие из личной безгрешности Христа? Разве Его безгрешная земная жизнь могла оказать влияние на свойства естества, воспринятого Им ранее - еще при рождении? Отрицательный ответ на каждый из этих вопросов очевиден.
Но, может быть, предочищение Девы Духом воспрепятствовало восприятию Спасителем греховного состояния естества?
Ответ на этот вопрос содержится в «Слове на еретиков» Ефрема Сирина, отрывок из которого приведен Макарием:
«Христос родился от естества, подвергшегося нечистоте и имеющего нужду в очищении Божиим посещением. Как молния проницает все, так и Бог. И как молния озаряет сокровенное, так и Христос очищает и сокровенное естество. Он очистил и Деву, и потом родился, дабы показать, что, где Христос, там проявляется чистота во всей силе. Очистил Деву, предуготовав Духом Святым; и потом утроба, став чистою, зачинает Его. Очистил Деву при Ее непорочности; почему и, родившись, оставил Девою».
К сожалению, на этом месте Макарий обрывает цитату. А напрасно: буквально через несколько строк Ефрем Сирин раскрывает суть предочищения Девы Марии Святым Духом:
«Не говорю, что Мария стала бессмертною, но что, осияваемая благодатию, Она не возмущалась греховными пожеланиями».
Отсюда видно, что Дух Святой очистил Деву не от первородного греха - «Христос родился от естества, подвергшегося нечистоте» - но очистил от «греховных пожеланий», то есть лишь предварил зачатие запретом дьяволу на искушение Девы. А потому Спасителем был унаследован первородный грех, поразивший естество и Его Матери.
А вот высказывание Игнатия Брянчанинова:
«Божественное тело Богочеловека зачалось Божественно и родилось Божественно. Дева совершила рождение, будучи во время рождения преисполнена духовной, святейшей радости. Болезни не сопровождали этого рождения, подобно тому, как болезни не сопровождали взятия Евы из Адама. Они не могли иметь тут места, будучи одной из казней за первородный грех, а этот грех не имел тут места, потому что зачатие совершилось не только без участия мужеского семени, не только без всякого ощущения плотской сласти, но, в противоположность обычному зачатию, при наитии Святого Духа на Деву, при вселении Всесвятого Бога-Слова в утробу Девы» (Изложение учения Православной Церкви о Божией Матери).
Совершенно ясно, что высказанная здесь мысль вообще не затрагивает вопроса о причастности Спасителя первородному греху, поскольку речь здесь идет лишь о Его рождении Девой Марией. С этим и связано указание на непроявление одной из составляющих первородного греха - болезней рождения, которая никоим образом не может быть передана лицам мужского пола и Христу - в частности. К этому можно добавить, что Слово воплотилось не для того, чтобы причинить боль кому бы то ни было и, тем более, Своей Матери.
Епископ Сильвестр в «Опыте Православного Догматического Богословия» (Киев, 1897 г.) пытается обосновать непричастность Спасителя первородному греху словами «само собою понятно»:
«Впрочем не нужно при этом упускать из виду, что откровение, приписывая Иисусу Христу действительное и истинное человеческое естество, в то же время усвоивает последнему и такого рода особенности и преимущества, каких не имел и не может иметь ни один из людей. Так, оно во-первых усвояет Ему безмужнее Его зачатие от одной Девы Марии и Духа Святаго, что видно из сказанных в ответ на недоумение по сему предмету Пресвятой Девы слов Архангела Гавриила: Дух Святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя (Лук. 1, 35), а также из слов, сказанных во сне ангелом Иосифу: не убойся прияти Мариам жены твоея: рождшее бо ся в ней от Духа есть Свята (Матф. 1, 20). Вместе же с сим, что само собою понятно, оно усвояет Ему и изъятие Его от наследственной греховной порчи или прародительского греха, что выражено в дальнейших словах Архангела к Пресвятой Деве: темже и раждаемое свято, наречется Сын Божий (Лук. 1, 35), так как в этих словах заключена между прочим и та мысль, что Тот, Который имеет быть зачат и рожден от Пресвятой Девы, потому самому, что на нее найдет Дух Святый и сила Вышняго осенит ее, будет зачат и рожден, не в беззакониях и грехах (Пс. 50, 7), а свято или в совершенном изъятии от всего греховного и беззаконного» (Том 4, сс. 56-57).
Что же можно на это сказать? Понятно - значит понятно.
В работе под названием «Православное Догматическое Богословие» (Джорданвилль, 1963 г.), почти точно копирующим название фундаментальнейшего труда митрополита Макария (Булгакова), непричастность Спасителя первородному греху утверждает протопресвитер Михаил Помазанский. Вот полный текст главы «Безгрешность Иисуса Христа» из этой работы:
«Пятый вселенский собор осудил лжеучение Феодора Мопсуетского, якобы Господь Иисус Христос не был изъят от внутренних искушений и борьбы страстей. Если слово Божие говорит, что Сын Божий пришел "в подобии плоти греховной" (Рим. 8:3), то выражает мысль, что эта плоть была истинной человеческой, но не греховной, а совершенно чистой от всякого греха прародительского, так и от произвольного. Господь в Своей земной жизни был свободен от всяких греховных пожеланий, от всякого внутреннего искушения. Ибо естество Человеческое в Нем не отдельно существует, но соединено ипостасно с Божеством» (с. 119).
Комментарии, полагаю, излишни и в этом случае.
14. Наклеивание ярлыков
Некоторые называют утверждение о причастности Спасителя первородному греху несторианством. Мотивировка этого мнения неизвестна. Однако можно предположить, что она кроется в неприятии утверждения об удобопреклонности Христа ко греху, мнимо перекликающегося с отрицанием несторианством того, что «Слово, сущее от Бога Отца, соединилось с плотью ипостасно и что посему Христос един с своею плотью, т.е. один и тот же есть Бог и вместе человек» (Кирилл Александрийский. Послание к Несторию об отлучении, анафематизм 2).
Изыскивающие в удобопреклонности Христа ко греху признаки Его человеческой ипостаси, отличной от ипостаси Слова, исходя (ввиду неразличения понятий) из ложного отождествления удобопреклонности ко греху со склонностью ко греху, по-видимому, рассуждают следующим образом: если некто приписывает Христу склонность ко греху, то ее - как априори не относящуюся ни к Богу, ни к Богочеловеку - приписывает человеку Христу, а значит предполагает Его отдельную человеческую ипостась, что есть несторианство.
Что ж? Какова исходная посылка, таков и вывод.
Поэтому люди, рассуждающие таким образом, и аргументируют свое мнение безгрешностью Христа, а несогласие с их мнением расценивают как отрицание Его безгрешности.
В действительности же отрицание удобопреклонности Христа ко греху равносильно отрицанию Его истинно человеческой воли, склоняющему к монофелитству, а отрицание Его причастности первородному греху вообще - отрицанию Его истинно человеческого естества, склоняющему к монофизитству.
Утверждение об удобопреклонности человеческого естества Христа ко греху так же принципиально неприемлемо в рамках монофелитства, как принципиально неприемлемо в рамках монофизитства утверждение о причастности Его человеческого естества первородному греху. И само это обстоятельство, хотя и косвенно, но свидетельствует в пользу отстаиваемой здесь позиции.
Исторически несторианство выросло именно из неразличения его сторонниками понятий «природа» и «ипостась», а монофизитство и монофелитство явились следствиями противостояния несторианству без отказа от этого его заблуждения.
Ныне тем же путем, путем неразличения теперь уже других понятий - «удобопреклонность ко греху» и «склонность ко греху», идут люди, приписывающие утверждению об удобопреклонности человеческого естества Спасителя несторианские корни. И идут они этим путем все в том же направлении - к монофелитству.
Окончание -
здесь.