В течение последнего года в музейном мире России происходит настоящая смена поколений. Четыре недавно назначенных директора четырех ключевых музеев рассказывают, о чем они думают в своих новых креслах
Этим летом новый директор Третьяковской галереи Ирина Лебедева отмечала год со дня своего назначения. Год назад она сменила музейного «красного директора» Валентина Родионова, хозяйственника с партийным прошлым. Это он достраивал здание Третьяковки на Крымском валу и реконструировал старое - в Лаврушинском переулке. В последние годы Родионов, по слухам, большей частью разрезал ленточки на вернисажах и выпивал в кабинете. О его грядущей отставке говорили уже лет пять, но уволить Родионова удалось только новому министру культуры Александру Авдееву.
Карьерного дипломата Авдеева много критикуют за пассивность. В других подведомственных ему сферах он часто совершал кадровые ошибки. Но именно при нем, не связанном личными отношениями с музейным сообществом, за год произошло то, что так и не решился осуществить Михаил Швыдкой и не был уполномочен его предшественник - Александр Соколов. При Авдееве обновилась верхушка четырех ключевых российских музеев: Третьяковки, Исторического, Политехнического и Музея архитектуры им. Щусева.
Новых эффективных менеджеров или искали в своих рядах - как Лебедеву, которая возглавляла Третьяковскую галерею на Крымском валу, или уводили из других музеев - как научного руководителя музеев Кремля Алексея Левыкина, второго представителя династии музейных директоров после Михаила Пиотровского в Эрмитаже. 51-летний Левыкин возглавил Исторический музей. Его предшественник, 72-летний Александр Шкурко, перешел на специально придуманный для него пост президента ГИМа. Пожилой президент и молодой директор сидят в соседних кабинетах и пользуются общей приемной.
Директора Политехнического музея Анатолий Чубайс, с прошлого года курирующий его по линии «Роснано», нашел в своих рядах - Борис Салтыков был министром науки и технической политики при Ельцине. В отличие от Шкурко предшественник Салтыкова - директор Политехнического Гурген Григорян теперь рядовой научный сотрудник. Ирину Коробьину посоветовали назначить директором МУАРа сами архитекторы - она создала единственный в стране центр современной архитектуры, который привозил в Россию западных звезд. Коробьина сменила скоропостижно скончавшегося от рака Давида Саркисяна. В наследство ей достался артистически захламленный кабинет Саркисяна, который в этом году Музей архитектуры представил на венецианской архитектурной биеннале как тотальную инсталляцию.
У новых топ-менеджеров общие проблемы и разные возможности. Всем не хватает денег и площадей. Все признают, что современный музей - это не только храм искусства, но и рестораны, сувенирные магазины, кинозалы. Ни у кого из них пока нет внятно сформулированной концепции, как жить дальше, как оправдать возложенные надежды. Но если директор Третьяковской галереи только мечтает выкроить свободную минуточку, чтобы поразмышлять на этот счет, то на формирование новой идеологии Политехнического музея объявлен конкурс и приглашены дорогие западные специалисты, а уже в феврале на столе у Салтыкова будет лежать увесистый том с описанием новой стратегии. У кого-то бренд, у кого-то связи - где связи, там деньги, - а кому-то, как Ирине Коробьиной, досталась полная разруха. В каком-то смысле ей даже проще - можно начинать с нуля.
Главное в музее - это выставки. Осень 2010 года - первый выставочный сезон, от которого ждут наглядных результатов деятельности новой плеяды директоров: громких экспозиций и эффектных жестов. Но их не будет. Как это ни парадоксально, выставки - это последнее, до чего у новых кризисных топ-менеджеров дойдут руки. В этом они единодушны. Слишком много других проблем. Мы зашли в главные музеи Москвы со служебного входа. Когда же станут видны результаты, какие задачи решают сегодня новые директора? Об этом журналу «Русский Newsweek» они рассказали сами.
ТРЕТЬЯКОВКА. ИРИНА ЛЕБЕДЕВА
- Какие проблемы Третьяковской галереи вам решать труднее всего?
- Проблему старения. Когда я пришла в музей, в нем работала одна молодежь. А потом весь музей дружно прошел эти 25 лет, и оказалось, что молодежи у нас нет. Никакой. Средний возраст наших сотрудников 50-60 лет. Что говорить, многие компьютерами не владеют, а мы им пытаемся про сайты рассказать и про мультимедиапродукты. На меня все обижаются, но я считаю, что в таком возрасте люди не должны занимать руководящие посты, когда от их решения что-то зависит. Мы набираем молодежь, но внутри музея существует серьезный конфликт поколений. За этот год почти все замы у меня обновились. Им по 30-40 лет. Я для себя решила: работать со старшим поколением - это путь в никуда.
Другая наша проблема - это аукционы, которые мы, как бюджетная организация, должны устраивать, какая бы услуга нам ни была нужна. Например, мы хотим издать красивый каталог. По закону мы устраиваем аукцион, и его выигрывает компания, которая берет меньше всего денег. То есть красивого каталога у нас быть не может, только дешевый. Вот, помню, мы устраивали аукцион на транспортировку картин Шишкина. И что вы думаете? Выиграл «Плодовощтранс». Он запросил в два раза меньше денег, чем нужно. Они там, в «Плодовощтрансе», просто не знали, что Шишкина можно перевозить только с милицейским сопровождением.
- Как должен измениться музей с вашим приходом?
- Он должен меняться очень аккуратно. Главное - все сохранить. Например, мы столкнулись с тем, что у нас в фондах лежали произведения, которые, казалось, никому не нужны и никому не интересны. Ну, скажем, работы с изображением Сталина. Это же было запрещено, и казалось, что навсегда. А тут в каких-то концептуальных выставках этот материал вдруг стал очень востребован. Или авангард. Его же 55 лет не показывали! Современный музей должен стать местом коммуникации, а пока местом коммуникации становятся торговые центры. Торговые центры - это, конечно, замечательно, но музеи тоже должны стать местом встреч, может быть, несколько другого характера.
МУЗЕЙ АРХИТЕКТУРЫ. ИРИНА КОРОБЬИНА
- В каком состоянии вам достался музей?
- Мы оказались в патовой ситуации, когда филиал тогда еще ГНИМА им. Щусева из Донского монастыря был в одночасье эвакуирован в наше основное здание на Воздвиженке. Это огромные и прекрасные фонды, национальное достояние: фрески Калязинского монастыря, модель Большого Кремлевского дворца Василия Баженова, Шумаевский крест, купола церквей, надгробия, уникальная скульптура. Но куда это богатство девать и как создать условия для его хранения? У музея отобрали 6000 квадратных метров! Правительство Москвы, передавая монастырь церкви, обещало их компенсировать. Этого до сих пор не произошло. Экспонаты хранятся в ужасных условиях!
То же относится и к ряду экспонатов, требующих скорейшего реставрационного вмешательства, без которого они могут погибнуть. В первую очередь нужно спасать то, что находится у нас во дворе, на открытом воздухе. Металлические барельефы, уже прошедшие первичную обработку, стоят под дождем и снегом, и не факт, что переживут грядущую зиму. Львы из английского клуба, панно из гостиницы «Москва», уникальный гобелен, «родной брат» которого хранится в Лувре, и многое другое - все это образует целое собрание предметов, ожидающих скорой помощи. Промедление для них смерти подобно.
- Когда можно будет увидеть первые проекты, сделанные вашей командой?
- Видимая часть айсберга - активная подготовка культурной сенсации. Осенью мы планируем выставить в открытом хранении легендарную модель Большого Кремлевского дворца великого русского зодчего Василия Баженова. Это будет наша заявка на будущую постоянную экспозицию, которая возродится в музее после научной реставрации усадьбы Талызиных. Модель решили экспонировать в бальном зале, где, по преданию, танцевал Пушкин. Для этого пришлось расчистить от хозяйственного инвентаря и его, а заодно и другие захламленные, но прекрасные пространства главного усадебного дома.
ИСТОРИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ. АЛЕКСЕЙ ЛЕВЫКИН
- Предупреждал ли вас ваш отец о сложностях, с которыми вы можете столкнуться?
- Но я же не наследовал место у своего отца, который был директором до 92-го года. Действительно, отец у меня в течение длительного времени был директором Исторического музея, и я понимал, какая это задача и какая это проблема. Моему отцу выпал достаточно тяжелый период - он закрывал музей. Когда он был директором, начиналась реконструкция. Этот период совпал с самым тяжелым временем для нашей страны - 90-ми годами. Что-то удалось, а что-то нет, и эти задачи мы теперь будем решать. Не надо забывать, что до назначения в этот кабинет я с 1985 года прошел путь от экскурсовода в Музее Ленина до научного руководителя музеев Кремля.
- Что сегодня необходимо музею в первую очередь?
- Нам бы хорошо иметь около 40 000 метров, чтобы разместить там фондохранилище. Вот сейчас мы передаем церкви Новодевичий монастырь. Бездомными оказались наши реставраторы. Для размещения фондов и реставрационных мастерских нам предоставили бывший дворцовый комплекс в Измайлове. Точнее, это помещения бывшей офицерской богадельни первой половины ХIХ века. Все они требуют ремонта. Естественно, их никто не готовил под реставрационные мастерские. Там раньше сидел институт «Информэлектро». Сейчас мы только начинаем приводить их в порядок. Кроме того, нам необходимо модернизировать постоянную экспозицию. Это гигантские усилия и средства, и при этом хорошо бы не закрывать музей. Или вот в 2012 году нам необходимо построить во дворе здания городской Думы павильон к юбилею войны 1812 года. Это же совсем скоро!
ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ. БОРИС САЛТЫКОВ
- Как вы отреагировали на предложение стать директором музея?
- Есть известная фраза: «Надо, Федя, надо!» Первым меня уговаривал Анатолий Борисович Чубайс. Почему «Роснано» создало год назад фонд развития музея? Это не только финансовый кошелек музея - он помогает и кадрами, и менеджментом. Это ответ на письмо Медведева о том, что необходимо на базе старинного музея создать площадку нового типа.
Чубайс сказал, что нужна фигура с опытом работы в правительстве, с какими-то деловыми связями, с умением руководить большими коллективами.
Министерство науки тоже мне досталось в 1991 году в очень сложном состоянии. Я знаю и выставочную деятельность, потому что мое предыдущее место работы - Дом научно-делового сотрудничества. Он организовывал выставки наших научных технологий за рубежом, типа Женевского салона изобретений. Я сказал Анатолию Борисовичу: «Я уже старый для этого дела, ищите сорокалетнего!» На что он ответил: «Ну нет сорокалетних! Ты хотя бы возьмись за дело на два-три года, и мы вместе найдем сорокалетнего».
- И как вам помогут ваши связи в правительстве?
- Предыдущие попытки обновления заканчивались на смешной для такого проекта цифре - 200 млн рублей. Благодаря очень заинтересованному отношению первого вице-премьера Игоря Шувалова, удалось заложить в следующую трехлетку на реконструкцию и реорганизацию музея примерно 3 млрд рублей. Особой строкой в бюджете теперь идут три объекта: Большой театр, Мариинка и наш музей. И вы знаете, этих денег страшно мало, чтобы сделать полноценный музей из двух зданий, даже если одно из них мы построим за МКАДом.
Еще одно событие, которое состоялось совсем недавно - это заседание, на котором Шувалов заявил, что в случае с Политехническим правительство не будет проводить все эти круги согласований: Минфин, Минэкономики, Минкульт. Все решилось в один день: согласовали проект постановления правительства, Шувалов назначен главой попечительского совета музея, и ему поручено сформировать попечительский совет, куда должны войти главы частных и государственных компаний и корпораций, на деньги которых мы рассчитываем. Это нефтяники, металлурги, РЖД, «Роснано». В этой части Европы наш музей должен стать точкой номер один.
newsweekvia
avvas