Смерть Александра Блока.
С 1913 года до «Двенадцати» Блок почти не писал.
Вспоминает Корней Чуковский, сопровождавший поэта по дороге в Москву в начале мая 1921 года: «Передо мной сидел не Блок, а какой-то другой человек, совсем другой, даже отдалённо не похожий на Блока. Жёсткий, обглоданный, с пустыми глазами, как будто паутиной покрытый. Даже волосы, даже уши стали другими».
17 мая 1921 года у Блока начался жар.
Блоку становилось то лучше, то хуже. Как-то сел у печки - Любовь Дмитриевна стала уговаривать лечь. В ответ он со слезами стал хватать и бить всё подряд: вазу, которую подарила жена, зеркало…
Из воспоминаний жены: «Вообще у него в начале болезни была страшная потребность бить и ломать: несколько стульев, посуду, в раз утром, опять-таки, он ходил по квартире в раздражении, потом вошёл из передней в свою комнату, закрыл за собой дверь, и сейчас же раздались удары, и что-то шумно посыпалось. Я вошла, боясь, что себе принесёт какой-нибудь вред; но он уже кончал разбивать кочергой стоявшего на шкапу Аполлона. Это битьё его успокоило, и на моё восклицание удивления, не очень одобрительное, он спокойно отвечал: «А я хотел посмотреть, на сколько кусков распадётся эта грязная рожа».
В дни, когда ему было полегче, Блок стал разбирать архивы, уничтожать часть своих блокнотов, записей. В другие дни его изводили бессонницы и кошмары.
Поэт Георгий Иванов вспоминал: «Он непрерывно бредил. Бредил об одном и том же: все ли экземпляры «Двенадцати» уничтожены? Не остался ли где-нибудь хоть один? - «Люба, поищи хорошенько, и сожги, всё сожги».
По свидетельству Корнея Чуковского: «К началу августа Блок уже почти всё время был в забытьи, ночью бредил и кричал страшным криком, которого всю жизнь не забыть».
То же самое вспоминает литератор Евгения Книпович: «К началу августа он уже почти всё время был в забытьи, ночью бредил и кричал страшным криком, которого во всю жизнь не забуду. Ему впрыскивали морфий, но это мало помогало...»
«Отпадение от Бога, отринутость - вот единственная разгадка, вот тайна смерти Блока, её истинная причина. Всякому человеку ведомо, всякий хотя бы однажды пережил эту тягчайшую неприкаянность, тоску и отчаяние, какой-то стыд, отвращение к себе, чувство вины, неодолимое, возможно и неясное, беспричинное, но сильное, полную потерянность, ощущение конца…» (Нея [христианское имя - Анна] Зоркая. «Кино. Театр. Литература. Опыт системного анализа». М. Аграф, 2010. С. 388.)
Умер Блок 7 августа 1921 года. Похороны его, 10 августа, собрали тысячи горожан.
Поэту, не имевшему покоя при жизни, и после смерти не суждено было упокоиться. К 20-й годовщине его смерти по инициативе Союза советских писателей прах решили перенести на Литераторские мостки Волкова кладбища. Как печально острили в то время: «Блока решили присоединить к профсоюзу литературных деятелей». Планам помешала война, но их реализовали в 1944 году, даже не дождавшись окончания войны. Как вспоминал известный филолог Дмитрий Максимов, ему позвонили, и сказали, что, если он поспешит, может успеть к перезахоронению. Дмитрий Евгеньевич пришёл уже к разрытой могиле. Ему досталось нести череп Блока, остальным было или противно, или они боялись. На новые «похороны» на Литераторские мостки Максимов не поехал.
Печальный груз доставили на Волково кладбище на подводе. Утром 28 сентября прах предали земле. Никого из членов Союза писателей при этом не было. Через два года на могиле установили обелиск.