О причинах победы большевиков ( по Боркусу)
Прочитал книжку эмигрантского историка Мельгунова «Как большевики захватили власть». Книжка представляет собой сопоставление многих источников, оттого довольно нудно написана и не для всех, посему попробую дать небольшое резюме. Если сжать его максимально коротко, то сработала формула «глупость, трусость и обман».
Начну с основного практически полезного вывода - в подобных заварушках решает активное, но ничтожное по численности меньшинство граждан. К примеру, на стороне большевиков Зимний дворец штурмовало 2-3 тысячи солдат (в основном матросов и латышей), а обороняло его несколько сотен юнкеров. «Казачий корпус Краснова», которого так боялись «восставшие» состоял из 700 казаков. При том, что в Петрограде и окрестностях находились сотни тысяч солдат, абсолютное большинство из них заняло позицию «нейтралитета».
Более того, «сознательные» большевистские солдаты были более мотивированы пограбить Зимний дворец и его винные погреба, что приводило в ужас вождей уже на следующий день «переворота». Эти же «сознательные» спокойно пропустили через все заставы автомобиль с Керенским, просто не желая встревать в разборки. Если последить за действиями «восставших», то поражает как у них все валилось из рук - части не выходили из казарм, артиллеристы затягивали выполнение приказов об обстрелах или просто стреляли не туда - просто потому, что никто воевать не хотел.
В Москве ситуация была не сильно лучше: 5-7 тысяч «сознательных» солдат и «рабочих» против пары тысяч «контрреволюционеров». Никто воевать не хотел. Разагитированные солдаты разбегались при первых же выстрелах или возвращались в казармы с полдороги. Артиллерию, которая и решила вопрос сражения, снаряжали несколько дней - желающих стрелять не было. Центр города и Кремль большевикам пришлось временно отдать «противнику», который в итоге проиграл только потому, что у него закончились боеприпасы, склады которых были на периферии города.
Перевес в силах большевиков в этой мутной и ненадежной для них ситуации обеспечили следующие причины:
1. Недооценка большевиков противниками. В победу большевиков никто, кроме Ленина и Троцкого не верил. Даже ЦК партии большевиков. Все в школе слышали о «предательстве Каменева и Зиновьева», но по факту они озвучили в своей знаменитой публикации то, что там думали все - что к восстанию не готовы, не время, «нас раздавят». Ленин, фанатично и иррационально верующий в свой успех, буквально психическим насилием сломил сопротивление своих «сторонников», поставив вопрос «или ЦК меня поддерживает, или я выхожу из ЦК». Что же говорить о тех, кто был вне партии -- все верили, что они вообще не смогут собрать сколько-нибудь значительные силы и «рационально» полагали, что Временное правительство их легко задавит, как задавило до того в июле. В этом всех убеждал и сам Керенский, говорящий, что «сил достаточно, а если увидим, что не хватает, то подтянем с фронта».
Дошли до того, что большевиков боялись не как политическую силу, а как провокаторов, которые дадут повод «контрреволюционным силам» разогнать демократию.
2. Панический страх прихода «контрреволюции». Это была совершеннейшая навязчивая идея, овладевшая умами социалистических партий, которые в тот момент определяли политическую обстановку. Все социалисты (социалисты-революционеры, меньшевики) воспринимали большевиков как членов своей социалистической мафии, с несколько иной, утопичной программой, но все равно как соратников по борьбе. И вот этому социалистическому фронту якобы противостояла «контрреволюция» -- страх ее возник еще в феврале, но стал абсолютно доминирующим после «корниловского мятежа».
Именно этот страх привел к тому, что Керенский отказался от опоры на «цензовые элементы» и вынужден был опираться на социалистов, в том числе большевиков. Он опасался и казаков, и юнкеров - по иронии судьбы именно тех, кто его и защищал до конца. А у вождей Совета он был и вовсе патологическим.
3. Все, кроме большевиков, боялись и не хотели гражданской войны, не понимая, что большевики ее уже начали. Суть «восстания» еще не дошла до умов. Первые бои и убитые в Москве потрясли даже некоторых большевиков типа Луначарского и Бухарина, который получил тогда от Ленина кличку «плачущий большевик».
Мантру о недопустимости того, чтобы «рабочие стреляли друг в друга» социалистические товарищи повторяли многократно, наиболее отчаянные противники большевиков говорили о «мирном протесте», другие о «нейтралитете», более сговорчивые - о «мирном разрешении кризиса» в форме создания коалиционного социалистического правительства. Все призывали солдат не выходить из казарм, чтобы «не допустить кровопролития».
Своей агитацией (а иногда и бездействием как в Москве) они деморализовали тех, кто мог бы дать вооруженный отпор большевикам, а иногда и прямо блокировали их -- в частности тут отличился профсоюз железнодорожников «Викжель», отказавшийся перевозить с фронта части, верные Временному правительству.
4. Практически все противоборствующие силы не хотели поддерживать надоевшее Временное правительство и Керенского. Но проблема состояла в том, что кроме ВП ни одна из сил не могла опереться на традиционность власти, иначе говоря все были самозванцами, не отличаясь в этом плане от большевиков.
Они уповали на Учредительное собрание, которое «все расставит по местам». Конечно, в условиях когда большевики уже действовали силой, разогнав не только Временное правительство, но и «Предпарламент», объявив единственной легитимной властью Советы и «социалистическую демократию», это было полной глупостью, но факторы страха перед «контрреволюцией», «социалистической солидарности» и страха гражданской войны делали свое дело.
5. Все полагали, что режим большевиков рухнет сам собой ввиду своей утопичности. Как это должно случиться вначале вообще не понимал никто. «Не может такая власть существовать». В основном боялись того, что «большевики опозорят идею социализма в России, и что же потом скажут о нас потомки?».
Затем товарищи попытались эту веру рационализировать формулой «цензовые элементы (чиновники) большевистской власти не подчинятся и будут ее саботировать, а потому большевики управлять не смогут, и всему народу станет понятно, кто они такие». Чиновники действительно не подчинились, начали забастовку, но тут случился сюрприз - большевикам на развал в стране и страдания людей было наплевать, они мыслили масштабом мировой революции.
6. Ну и вишенкой на торте -- впервые была опробована большевиками знаменитая «коварная двухходовка», которую они используют и поныне. Пообещали что-то «Викжелю», а через неделю «ситуация изменилась», а через месяц и вообще этот «Викжель» разогнали. Пообещали отпустить юнкеров, если те разоружаться, а потом уже безоружных отправили в Бутырку, а потом и расстреляли. Пообещали всем провести «Учредительное собрание», а потом «караул устал». То, что «братья по борьбе с царизмом» вдруг могут объявить коллег «приспешниками Каледина» было ново и неожиданно, хотя опыт французской революции мог бы им подсказать.
Начну с основного практически полезного вывода - в подобных заварушках решает активное, но ничтожное по численности меньшинство граждан. К примеру, на стороне большевиков Зимний дворец штурмовало 2-3 тысячи солдат (в основном матросов и латышей), а обороняло его несколько сотен юнкеров. «Казачий корпус Краснова», которого так боялись «восставшие» состоял из 700 казаков. При том, что в Петрограде и окрестностях находились сотни тысяч солдат, абсолютное большинство из них заняло позицию «нейтралитета».
Более того, «сознательные» большевистские солдаты были более мотивированы пограбить Зимний дворец и его винные погреба, что приводило в ужас вождей уже на следующий день «переворота». Эти же «сознательные» спокойно пропустили через все заставы автомобиль с Керенским, просто не желая встревать в разборки. Если последить за действиями «восставших», то поражает как у них все валилось из рук - части не выходили из казарм, артиллеристы затягивали выполнение приказов об обстрелах или просто стреляли не туда - просто потому, что никто воевать не хотел.
В Москве ситуация была не сильно лучше: 5-7 тысяч «сознательных» солдат и «рабочих» против пары тысяч «контрреволюционеров». Никто воевать не хотел. Разагитированные солдаты разбегались при первых же выстрелах или возвращались в казармы с полдороги. Артиллерию, которая и решила вопрос сражения, снаряжали несколько дней - желающих стрелять не было. Центр города и Кремль большевикам пришлось временно отдать «противнику», который в итоге проиграл только потому, что у него закончились боеприпасы, склады которых были на периферии города.
Перевес в силах большевиков в этой мутной и ненадежной для них ситуации обеспечили следующие причины:
1. Недооценка большевиков противниками. В победу большевиков никто, кроме Ленина и Троцкого не верил. Даже ЦК партии большевиков. Все в школе слышали о «предательстве Каменева и Зиновьева», но по факту они озвучили в своей знаменитой публикации то, что там думали все - что к восстанию не готовы, не время, «нас раздавят». Ленин, фанатично и иррационально верующий в свой успех, буквально психическим насилием сломил сопротивление своих «сторонников», поставив вопрос «или ЦК меня поддерживает, или я выхожу из ЦК». Что же говорить о тех, кто был вне партии -- все верили, что они вообще не смогут собрать сколько-нибудь значительные силы и «рационально» полагали, что Временное правительство их легко задавит, как задавило до того в июле. В этом всех убеждал и сам Керенский, говорящий, что «сил достаточно, а если увидим, что не хватает, то подтянем с фронта».
Дошли до того, что большевиков боялись не как политическую силу, а как провокаторов, которые дадут повод «контрреволюционным силам» разогнать демократию.
2. Панический страх прихода «контрреволюции». Это была совершеннейшая навязчивая идея, овладевшая умами социалистических партий, которые в тот момент определяли политическую обстановку. Все социалисты (социалисты-революционеры, меньшевики) воспринимали большевиков как членов своей социалистической мафии, с несколько иной, утопичной программой, но все равно как соратников по борьбе. И вот этому социалистическому фронту якобы противостояла «контрреволюция» -- страх ее возник еще в феврале, но стал абсолютно доминирующим после «корниловского мятежа».
Именно этот страх привел к тому, что Керенский отказался от опоры на «цензовые элементы» и вынужден был опираться на социалистов, в том числе большевиков. Он опасался и казаков, и юнкеров - по иронии судьбы именно тех, кто его и защищал до конца. А у вождей Совета он был и вовсе патологическим.
3. Все, кроме большевиков, боялись и не хотели гражданской войны, не понимая, что большевики ее уже начали. Суть «восстания» еще не дошла до умов. Первые бои и убитые в Москве потрясли даже некоторых большевиков типа Луначарского и Бухарина, который получил тогда от Ленина кличку «плачущий большевик».
Мантру о недопустимости того, чтобы «рабочие стреляли друг в друга» социалистические товарищи повторяли многократно, наиболее отчаянные противники большевиков говорили о «мирном протесте», другие о «нейтралитете», более сговорчивые - о «мирном разрешении кризиса» в форме создания коалиционного социалистического правительства. Все призывали солдат не выходить из казарм, чтобы «не допустить кровопролития».
Своей агитацией (а иногда и бездействием как в Москве) они деморализовали тех, кто мог бы дать вооруженный отпор большевикам, а иногда и прямо блокировали их -- в частности тут отличился профсоюз железнодорожников «Викжель», отказавшийся перевозить с фронта части, верные Временному правительству.
4. Практически все противоборствующие силы не хотели поддерживать надоевшее Временное правительство и Керенского. Но проблема состояла в том, что кроме ВП ни одна из сил не могла опереться на традиционность власти, иначе говоря все были самозванцами, не отличаясь в этом плане от большевиков.
Они уповали на Учредительное собрание, которое «все расставит по местам». Конечно, в условиях когда большевики уже действовали силой, разогнав не только Временное правительство, но и «Предпарламент», объявив единственной легитимной властью Советы и «социалистическую демократию», это было полной глупостью, но факторы страха перед «контрреволюцией», «социалистической солидарности» и страха гражданской войны делали свое дело.
5. Все полагали, что режим большевиков рухнет сам собой ввиду своей утопичности. Как это должно случиться вначале вообще не понимал никто. «Не может такая власть существовать». В основном боялись того, что «большевики опозорят идею социализма в России, и что же потом скажут о нас потомки?».
Затем товарищи попытались эту веру рационализировать формулой «цензовые элементы (чиновники) большевистской власти не подчинятся и будут ее саботировать, а потому большевики управлять не смогут, и всему народу станет понятно, кто они такие». Чиновники действительно не подчинились, начали забастовку, но тут случился сюрприз - большевикам на развал в стране и страдания людей было наплевать, они мыслили масштабом мировой революции.
6. Ну и вишенкой на торте -- впервые была опробована большевиками знаменитая «коварная двухходовка», которую они используют и поныне. Пообещали что-то «Викжелю», а через неделю «ситуация изменилась», а через месяц и вообще этот «Викжель» разогнали. Пообещали отпустить юнкеров, если те разоружаться, а потом уже безоружных отправили в Бутырку, а потом и расстреляли. Пообещали всем провести «Учредительное собрание», а потом «караул устал». То, что «братья по борьбе с царизмом» вдруг могут объявить коллег «приспешниками Каледина» было ново и неожиданно, хотя опыт французской революции мог бы им подсказать.