Милая сентиментальная книжка без даже привкуса экшена или интриги. Просто картинки повседневной жизни молодой женщины-каллиграфа, которая после смерти своей наставницы возвращается в родной город и, так сказать, перенимает дела. Просто неторопливое странствие длиною в год, во время которого Амэмия Хатоко ("Голубка в Храме Дождя") моет полы в доме, перебирает товары в своем магазинчике писчебумажных принадлежностей, угощается разнообразными лакомствами (еды в книге вообще много, читать на голодный желудок противопоказано), гуляет по любимому городу Камакуре, а еще - пишет письма самым разным людям. Вернее, за самых разных людей. Потому что, хотя автор книги постоянно подчеркивает, что рукописные письма в Японии, как и повсюду в мире, - натура уходящая, переписка - формальная ли, дружеская ли - все же пока остается одним из важнейших аспектов японского этикета. Причем зачастую "как" написано - не менее важно, чем "что". Нечитаемым шрифтом, плохим почерком или некрасивой бумагой оскорбить можно ничуть не меньше, чем словами, и Хатоко, по старинке начавшая изучение каллиграфии с шести лет, это знает как никто другой. Ей все под силу - и ласковое письмо давней зазнобе, и резкая отповедь. Хатоко - одна из воинов Тени, юхицу, так в старой Японии называли профессиональных писцов. Что примечательно, чаще всего это были женщины. Их допускали даже во замки аристократов, в охраняемые внутренние покои, они становились свидетелями и поверенными чужих сердечных тайн, дипломатических интриг, военных союзов. Разумеется, свидетелями абсолютно безмолвными. А отслужившие свое письма полагалось сжигать на специальном алтаре фумидзука. Письма и их составляющие - полноправные герои этой книги, издательство даже приводит их оригинальное - японское - написание. Можно сравнить, как выглядят иероглифы в уведомлении о разводе или в ультравежливом письме уважаемому учителю. Для фанатов канцтоваров, способных часами перебирать на полках магазинов упоительно глянцевые или, напротив, матовые тетради, альбомы, ежедневники, млеющих от вида настоящих чернильных ручек с золотым пером и разнообразных кисточек для туши - из которых я первая - это, конечно, чрезвычайно приятное чтение. Не сказать, что повествование окрашено исключительно в розовые тона, - все-таки подкладкой ко всем сюжетным поворотам и встречам идут невеселые размышления Хатоко и о ее собственном одиночестве, и о сложных отношениях с покойной наставницей и переданным ею ремеслом, и о том, что дни этого самого ремесла очевидным образом сочтены... Но это такая... светлая печаль. Как увядающие гортензии в осеннем саду.