Алексей Сальников. "Петровы в гриппе и вокруг него"
Я наконец прочитала про Петровых в гриппе.
Подступалась я долго. Первую главу настолько неприятно и тягомотно читать, что я её бросала пару раз, но потом всё-таки возвращалась, и в конце концов сжав зубы, решив, что книжку добью, я прорвалась через эту главу почти по диагонали.
А потом мне стало интересно, и я уже читала дальше с нетерпением.
Если б автор не пытался создать постмодернистское произведение, а писал бы честную реалистическую прозу, у него, может быть, получилось бы неплохо. Отдельные главы отлично написаны - убедительно, местами нежно. Детские воспоминания о доме, о ёлке, злобная кондукторша, напомнившая Петрову его собственную крикливую качавшую права мамашу. Да и поездка на ёлку с сыном - это всё у Сальникова получилось. И особенно хорошо вышла глава, где вдвоём Петровы боятся за своего больного ребёнка - очень точное описание страха на подкорковом уровне. Ужас, мелькающий в мозгу в картинках, о которых разве что потом, когда всё обошлось, можно кому-нибудь рассказать. Когда дав ребёнку жаропонижающую таблетку, они уходят в другую комнату, бешено надеясь, что когда вернутся, температура уже спадёт, или когда отправившись за сигаретами, Петров ходит по улицам, загадывая, что вернётся и узнает, что всё хорошо, - собственно - это первобытные заклятья, всем, я думаю, знакомые - чёрного-белого не говорите, на щели между плитами не наступайте, или ещё бормотать «только бы, только бы», отводя беду. Или когда ночью наконец температура у ребёнка спадает, и Петрову, тронувшему холодную ногу, на секунду кажется, что ребёнок холодный, потому что умер. Нет, всерьёз он, конечно, и на секунду не верит, что ребёнок мёртв, но калейдоскоп картинок успевает промелькнуть, вызванный из глубин нутряным ужасом и знанием, что никогда не бывает так, как себе представляешь, и значит, отводить беду надо, воображая самое страшное.
Всё это у Сальникова получилось абсолютно убедительно. Я бы даже сказала, что эти главы - это натурализм, но очень живой.
Ещё про то, как Петров у бабушки картошку копает - какой это кайф - копать её - тоже я читала с удовольствием.
На этом то хорошее, что я могу сказать про «Петровых» кончается и начинается противное. Сальников унасекомливает своих героев. Он лишает их имён, оставляя только фамилию, а имена лишь отстранённо промелькивают - чуть ли не по одному разу. Он убеждает читателя, что Петровы бессмысленно живут жизнь, лишённую содержания, лишённую любви. И только, стряхнув морок, понимаешь, что неправда это, что это автор, это его лишённый любви взгляд. Что жизнь Петровых не чудовищная, не бессмысленная, что на самом деле, они любят друг друга, что Петров для радости рисует комиксы, которые его сын бесконечно читает и рассматривает, что Петрова читает книжки, задавая безмолвные вопросы.
И ещё Сальников, уж не знаю зачем, втягивает за уши в жизнь героев бессмысленный бред - овеществляя вполне существующие в каждом человеке потёмки ненависти и как бы материализуя их в убийства. Видимо, читатель должен задуматься, в самом ли деле убийство произошло.
Совершенно неоправданная полумистика, неубедительные попытки закруглить сюжет, всех со всеми связав, затянув ниточки.
И наконец последняя глава, в которой предельно эпигонски (кажется, сто раз читано) рассказывается история провинциальной девочки, ещё при советской власти приехавшей учиться в почти столичный город Свердловск. Собственно, историю-то Сальников не рассказывает, он даёт зачин и обрывает повествование, - не только вставную главу, но и весь рассказ о Петровых. Читатель пожимает плечами и думает, если у него файл, взятый с «Флибусты»: «а может, тот, кто на «Флибусту» «Петровых» засунул, просто ошибся и случайно забыл отсканировать кусочек книги?
В сухом остатке - книжку хорошей я назвать никак не могу, и при этом мне кажется, что Сальников вполне мог бы писать неплохую прозу.
Подступалась я долго. Первую главу настолько неприятно и тягомотно читать, что я её бросала пару раз, но потом всё-таки возвращалась, и в конце концов сжав зубы, решив, что книжку добью, я прорвалась через эту главу почти по диагонали.
А потом мне стало интересно, и я уже читала дальше с нетерпением.
Если б автор не пытался создать постмодернистское произведение, а писал бы честную реалистическую прозу, у него, может быть, получилось бы неплохо. Отдельные главы отлично написаны - убедительно, местами нежно. Детские воспоминания о доме, о ёлке, злобная кондукторша, напомнившая Петрову его собственную крикливую качавшую права мамашу. Да и поездка на ёлку с сыном - это всё у Сальникова получилось. И особенно хорошо вышла глава, где вдвоём Петровы боятся за своего больного ребёнка - очень точное описание страха на подкорковом уровне. Ужас, мелькающий в мозгу в картинках, о которых разве что потом, когда всё обошлось, можно кому-нибудь рассказать. Когда дав ребёнку жаропонижающую таблетку, они уходят в другую комнату, бешено надеясь, что когда вернутся, температура уже спадёт, или когда отправившись за сигаретами, Петров ходит по улицам, загадывая, что вернётся и узнает, что всё хорошо, - собственно - это первобытные заклятья, всем, я думаю, знакомые - чёрного-белого не говорите, на щели между плитами не наступайте, или ещё бормотать «только бы, только бы», отводя беду. Или когда ночью наконец температура у ребёнка спадает, и Петрову, тронувшему холодную ногу, на секунду кажется, что ребёнок холодный, потому что умер. Нет, всерьёз он, конечно, и на секунду не верит, что ребёнок мёртв, но калейдоскоп картинок успевает промелькнуть, вызванный из глубин нутряным ужасом и знанием, что никогда не бывает так, как себе представляешь, и значит, отводить беду надо, воображая самое страшное.
Всё это у Сальникова получилось абсолютно убедительно. Я бы даже сказала, что эти главы - это натурализм, но очень живой.
Ещё про то, как Петров у бабушки картошку копает - какой это кайф - копать её - тоже я читала с удовольствием.
На этом то хорошее, что я могу сказать про «Петровых» кончается и начинается противное. Сальников унасекомливает своих героев. Он лишает их имён, оставляя только фамилию, а имена лишь отстранённо промелькивают - чуть ли не по одному разу. Он убеждает читателя, что Петровы бессмысленно живут жизнь, лишённую содержания, лишённую любви. И только, стряхнув морок, понимаешь, что неправда это, что это автор, это его лишённый любви взгляд. Что жизнь Петровых не чудовищная, не бессмысленная, что на самом деле, они любят друг друга, что Петров для радости рисует комиксы, которые его сын бесконечно читает и рассматривает, что Петрова читает книжки, задавая безмолвные вопросы.
И ещё Сальников, уж не знаю зачем, втягивает за уши в жизнь героев бессмысленный бред - овеществляя вполне существующие в каждом человеке потёмки ненависти и как бы материализуя их в убийства. Видимо, читатель должен задуматься, в самом ли деле убийство произошло.
Совершенно неоправданная полумистика, неубедительные попытки закруглить сюжет, всех со всеми связав, затянув ниточки.
И наконец последняя глава, в которой предельно эпигонски (кажется, сто раз читано) рассказывается история провинциальной девочки, ещё при советской власти приехавшей учиться в почти столичный город Свердловск. Собственно, историю-то Сальников не рассказывает, он даёт зачин и обрывает повествование, - не только вставную главу, но и весь рассказ о Петровых. Читатель пожимает плечами и думает, если у него файл, взятый с «Флибусты»: «а может, тот, кто на «Флибусту» «Петровых» засунул, просто ошибся и случайно забыл отсканировать кусочек книги?
В сухом остатке - книжку хорошей я назвать никак не могу, и при этом мне кажется, что Сальников вполне мог бы писать неплохую прозу.